Скупое сообщение советских газет снова прозвучало как гром среди ясного неба.
Когда машины, в которых ехали участники экспедиции, их родственники, приглашенные представители научных и общественных организаций, журналисты и кинооператоры, появились на загородном шоссе, ведущем в космопорт, они попали в сплошной поток автомобилей, стремившихся в одном направлении. А вдоль обочин дороги стояли толпы народа, ожидавшего проезда астронавтов.
Был морозный солнечный день. Термометр показывал 18 градусов ниже нуля.
Несмотря на холод, жители населенных пунктов, расположенных поблизости от космического вокзала, густой толпой собрались у въездных ворот. Большая площадка стоянки автомобилей у ракетодрома была заполнена до предела, а так как ежеминутно прибывали все новые и новые, то создался затор. Движение остановилось, и потребовалось немало хлопот, чтобы очистить проезд для самих участников экспедиции.
Во время вынужденной пятиминутной остановки толпа москвичей, узнав, что в машинах находятся космонавты, устроила им настоящую овацию.
Многие хорошо знали в лицо академика Яхонтова, портреты которого после возвращения с Венеры долгое время не сходили со страниц газет. Запомнили с тех пор и характерное лицо Владимира Одинцова. Не забыли москвичи и его жену, тогда еще просто Наташу. От шоферов потребовалось немалое искусство, чтобы пять темно-синих автомашин с космонавтами благополучно проследовали к воротам.
На большой вывеске горела золотая надпись: «КОСМОПОРТ МОСКВА».
Сейчас же за воротами бетонированное шоссе круто заворачивало вправо, к зданию вокзала межпланетных сообщений. Сквозь окна его широких, но невысоких, сплошь застекленных веранд, изогнутых полукругом, была видна просторная посадочная площадка, расположенная в нескольких километрах от здания вокзала. Средняя часть вокзала представляла собой большой трехэтажный куб, с балконов которого были видны взлет и посадка космических кораблей и межконтинентальных пассажирских ракет.
Еще дальше виднелось несколько причудливых сооружений ажурных металлических башен, предназначенных для монтажа, заправки и запуска ракет.
Возле этих башен по прочным стальным рельсам двигались высокие краны, способные поднять любой космический корабль, перенести его с места на место или установить на старте. Кое-где над бетоном поднимались ярко-красные колонки топливопроводов.
Рядом в строгом порядке стояли ракеты. Каждая покоилась на трех или четырех выдвинутых из корпуса стальных опорах, устремив прямо к небу свою коническую головку. Это были корабли, предназначенные для перевозки пассажиров и грузов из Москвы на внеземную станцию и обратно.
Слева на бетонных основаниях стояли многоместные реактивные корабли наземных линий.
На каменной террасе при входе в здание вокзала был выстроен почетный караул. Столица с почестями провожала смелых астронавтов. Оркестр грянул марш, под звуки которого участники экспедиции поднялись по широкой мраморной лестнице.
Поднимаясь, астронавты успели заметить стеклянную таблицу расписания движения космических кораблей, висевшую у входа. Там было оказано, что рейсы на внеземную станцию производятся четыре раза в сутки, с интервалом в шесть часов. Рядом висело расписание ежедневных наземных рейсов Москва—Владивосток, Москва—Дели, Москва—Мельбурн, Москва—Пекин, Москва—Нью-Йорк, Москва—Сан-Франциско и других.
Когда участники полета на Марс вошли в зал, их встретили аплодисменты множества людей, сумевших проникнуть в помещение вокзала.
Яхонтов подошел к микрофону и поднял руку. Все стихло.
— Ну что же, друзья, — сказал ученый, — через несколько минут мы вылетим на внеземную станцию, откуда начнется наша экспедиция. Там ждет большой космический корабль, готовый к полету на Марс. Перед нами поставлена задача начать исследование далекого холодного Марса. В наши дни космические полеты уже перестали быть чем-то из ряда вон выходящим, но все-таки эта экспедиция не совсем обычна. Немного больше года назад были приняты сигналы с Марса, понятые учеными как призыв о помощи. Мы не знаем, что там произошло, не знаем достоверно, чего именно хотят от нас марсиане, но Страна Советов, претворяющая в жизнь идеалы коммунизма, не может оставаться безучастной, если подают сигнал бедствия. Поэтому мы летим на Марс как посланцы великой страны, чтобы протянуть руку дружбы через просторы космоса. Давайте вдумаемся, товарищи, какой глубокий смысл имеет это событие! Могли ли наши предки вообразить себе день, когда жители Земли окажутся в состоянии помогать обитателям других миров, когда идеи международной солидарности трудящихся распространятся далеко за пределы нашей планеты? Теперь невозможное стало реальным. И нет сомнений — сама жизнь это показала с полной очевидностью, — только страна, построившая коммунизм, в состоянии задумать и осуществить подобное мероприятие! Нас вооружили первоклассной техникой, нам доверили серьезное, ответственное дело. Надо ли говорить, что мы не пожалеем ни сил, ни самой жизни, чтобы выполнить поручение партии и народа!
Аплодисменты и приветственные возгласы послужили ответом. Январский день в Москве кончается рано. К четырем часам начали сгущаться легкие, сиреневые сумерки. Солнце только что скрылось за черной полоской отдаленного леса. Нежные краски золотого заката разбежались по небу, а с востока уже подходила густая синева. Мороз дошел до 25 градусов.
Космонавты и все приглашенные вышли на холодные просторы привокзальной площади. Неизвестно какими путями, но сотни, если не тысячи, москвичей проникли за черту ограждения.
С высокой веранды была видна густая толпа людей, которых не испугал холод. Весело приплясывая на месте, чтобы согреться, затевая шутливую борьбу между собой, согревая дыханием застывшие пальцы, растирая носы и щеки, они терпеливо ждали. Юркие фоторепортеры и корреспонденты газет в теплых меховых куртках и шапках со спущенными наушниками сновали повсюду.
Едва путешественники показались у выхода, в толпе началось оживление. Участники экспедиции не торопясь спустились по ступеням и пошли к машинам. В наступившей тишине было слышно, как звонко хрустит снег. Вереница машин тронулась в сторону ракетной площадки.
Темный силуэт ажурной башни и застывшей в ней длинной металлической сигары резко обозначился на догорающем золоте заката. Неподалеку стояли еще два таких же корабля, готовых к отлету.
Для проводов на внеземную станцию было разрешено лететь двадцати четырем представителям общественных организаций, журналистам, кинооператорам и родственникам участников экспедиции.
Ракеты, курсирующие между космопортом и внеземной станцией, вмещали до десяти пассажиров. Лететь до искусственного спутника должны были три корабля с интервалами в четверть часа один после другого.
Шестеро космонавтов и четверо провожающих медленно подошли к трапу и стали подниматься. Яхонтов задержался на верхней площадке, пропустил остальных и, перед тем как войти, последний раз помахал рукой огням Москвы. Прожекторы заливали ярким светом ракету и прилегающее к ней поле.
Виктор Петрович вошел внутрь. Дверца захлопнулась.
Из репродукторов, установленных на крыше вокзала, раздался мелодичный, но сильный сигнал. Громкий голос диктора предупредил собравшихся, что до отлета осталось три минуты. Толпа дрогнула, но не рассеялась. Наоборот, людей стало как будто больше…
Тот же звук послышался снова, но уже не долгий, а короткий и отрывистый. Москвичи знали его значение — на третьей ноте приходил в действие двигатель ракеты. Все затихло. Едва сигнал оборвался, как яркий сноп огня вырвался из сопла ракеты. Она плавно снялась с места, скользнула по направляющим и с оглушительным ревом ушла в воздух. Длинный шлейф пламени вычертил на синем фоне вечернего неба широкую огненную дорогу в космос. Толпа все еще не расходилась. Внимание было перенесено на второй корабль. Через пятнадцать минут после его ухода, уже в полной темноте, взлетел к зениту третий космический снаряд.
Участники первой в мире экспедиции на Марс покинули Землю.
Глава VI
ПЕРВЫЙ ЭТАП
Времена, когда пассажиры первых космических кораблей испытывали множество неудобств, связанных с перегрузкой организма в период ускорения, остались позади. Уже были сданы в музей первые модели космических летательных аппаратов, снабженных громоздкими и неудобными жидкостными камерами амортизации, куда путешественник влезал в специальном скафандре, чтобы уберечь организм от чрезмерных перегрузок.
Теперь человек входил в кабину космической ракеты, как в самолет. В просторном, хорошо освещенном и теплом помещении с круглыми окнами он занимал свое место. Только кресла были не совсем обычными — гораздо глубже и мягче, чем в автомобилях или самолетах.
Бортпроводник аккуратно застегивал широкие эластичные пояса вокруг туловища пассажиров и на ногах, ниже колен. В отличие от самолетов каждое кресло не было прикреплено к полу, а висело на сложном подвижном шарнире, что позволяло человеку автоматически принимать самое удобное положение относительно корпуса ракеты. Ведь космический корабль взлетает вертикально, и его передняя коническая часть перед полетом находится над головами пассажиров. Затем он постепенно меняет положение. То, что раньше было верхом, становилось передней частью, а место пола занимала одна из боковых стенок. Система шарниров позволяла пассажирам безо всяких усилий приспособляться к изменению положения ракеты в пространстве
Для людей, живущих в конце XX века, полеты в межконтинентальных ракетах или в ракетах, курсирующих между Землей и искусственным спутником, стали такими же привычными, как рейсы на гигантских реактивных пассажирских самолетах в середине века.
Шестеро астронавтов без малейшего волнения вошли внутрь ракеты и заняли свои места. Кресла располагались одно над Другим, с каждой стороны по пять. Удобная лесенка, снабженная низенькими металлическими перильцами, позволяла взобраться наверх не только до последнего яруса, но и еще выше, в голову ракеты, где располагался экипаж.
Заняв места, участники экспедиции увидели за стеклами окон всю панораму космопорта, толпу провожающих, ажурные стартовые башни и стройные ряды ракет разного назначения, а еще дальше — подмосковные поля, перелески, узкую ленту шоссе.
На горизонте за синей вуалью тумана ощущалась блещущая огнями шумная и оживленная Москва. Когда прозвучал последний сигнал, астронавты вдруг почувствовали, как мягкая, но упорная и настойчивая сила неумолимо заставляет их глубже погрузиться в пневматическое кресло. Оно не стало жестким, а просто плотнее облегло их тела, как будто человека вдавили в мягкую и податливую, но плотную среду, вроде воска. По мере погружения плотность этой среды возрастала и достигла известного предела, после чего погружение прекратилось. Возникло своеобразное, трудно передаваемое словами ощущение в голове, особенно в ушах и глазах, но оно вовсе не было мучительным.
Стремительное движение ракеты непосредственно не ощущалось. Казалось. что Земля проваливается куда-то вниз, притом очень быстро, тогда как ракета висит неподвижно.
Широта обзора удивительным образом возрастала, как будто видимую часть земной поверхности растягивали во все стороны, подобно эластичной резиновой оболочке.
Только что на горизонте показалась Москва, горящая огнями и занимающая добрую половину поля зрения, и вот она уже видна вся, но лишь на четверти пространства, охватываемого взором. Если бы старт происходил днем, то стали бы видны далекие пригороды, леса и поля, но мгла ночи скрывала их от глаз путешественников. За огоньками громадного города, рассыпанными по темно-синей скатерти, чернела тьма. Через несколько минут Земля вообще скрылась из глаз. Зато вверху, по линии полета и по сторонам, горели звезды. Бесчисленное множество звезд. Раскрывалась Вселенная.
Это грандиозное зрелище целиком поглощает внимание человека, вылетающего за пределы атмосферы. В этом случае для слов не находится места, они кажутся пустыми и ненужными.
Космонавты молча глядели в окна. Примерно через полчаса они заметили, что ракета как бы наклонилась вперед и средняя лесенка уже не стоит вертикально, а приняла наклонное положение. Это означало, что корабль начал менять направление полета, все больше отклоняясь от вертикали.
Скорость его движения составляла теперь около 600 километров в минуту, или 36000 километров в час. Ускорение прекратилось, и чувство давления исчезло. Кресла как бы перестали существовать. Пассажиры перешли в состояние невесомости.
Траектория полета от Москвы до искусственного спутника, висящего над экватором на 80 градусе восточной долготы и в 35 900 километрах от земной поверхности, представляла собой кривую протяженностью около 50 000 километров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34