Лось, чисто выбритый и нервно веселый, поднял к ним лицо. Облака плавали в фиолетовом небе, неожиданно белые. От них повеяло земными могучими грядами, хребтами, монбланами облаков. Запахло сыростью и грибным дождем… Лось сладко зажмурился, тряхнул головой и поглядел на Ивана. Тот шагал впереди, длинноногий и подтянутый. Лось чуть с завистью сказал:
— Вы, Иван Николаевич, словно родились здесь, на Марсе Иван рассмеялся в ответ и оттолкнул ногой не в меру любопытного рыжего паука ростом с курицу. Паук опрометью кинулся в траву и затаился там, испуганно посверкивая глазами и обиженно чирикая. Глаза у него были большие, как у коровы, и задумчивые Он часто моргал, приспуская коричневые морщинистые веки. Этот его пристальный взгляд поначалу смущал Ивана. Но пауки на поверку оказались Травоядными, и Иван посмеивался над Лосем, который, встретившись с пауком взглядом, бледнел от омерзения и непроизвольно хватался за пистолет.
За неполных два дня они отмахали более ста пятидесяти верст. Несмотря на малую тяжесть и избыток кислорода, давала себя знать усталость. Лось шел, перемогая себя. Иван устал не меньше, но не показывал виду. Они гнали себя вперед и вперед. Конечно, можно было бы добраться до ближнего поселка и разжиться там если не летучим кораблем, то хотя бы летающими седлами, но они решили идти пешком. Иван уверен был, что Тускуб станет контролировать все воздушные средства транспорта, а мысль о наземном передвижении пришельцев ему и в голову не придет — у марсиан не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего дороги. Так что пусть Тускуб помучается неизвестностью, поразмыслит, куда девались и что теперь предпримут Сыны Неба.
Кустарник и редкие деревья, в беспорядке росшие там и сям, постепенно перешли в ухоженный парк. Иван понял, что до загородного дома Тускуба подать рукой Лось, у которого с этим парком связывались самые дорогие и горькие воспоминания, замкнулся; лицо его побледнело.
— Мстислав Сергеевич, давайте остановимся — пора, — негромко сказал Иван.
Они остановились и присели под одиноким корявым деревом с фиолетовым стволом и бурыми расплывшимися шишками вместо листьев.
Иван вынул из сумки маленькую, умещавшуюся на ладони радиостанцию. С тоненького прутика ее антенны сорвался и унесся в пески невидимый импульс. Там, в брошенном доме, ожила вторая такая радиостанция, подключенная к полуразобранному Иваном туманному зеркалу. Иван молча протянул рацию Лосю. Тот медленно произнес несколько фраз. В ответ что-то тонко прощебетали. Лось прикрыл рацию ладонью, повернулся к Ивану:
— Тускуб здесь, у себя. Сейчас техник соединит с ним…
Из аппарата послышался встревоженный металлический голос. Лось холодно заговорил:
— Тускуб, ты узнаешь меня? Я иду к тебе как гость. Если захочешь встретить, выходи из дома. Сейчас. Я близко.
Он резко выключил радиостанцию, вернул ее Ивану. Тот усмехнулся, представив себе Тускуба, озадаченно стоящего перед пустым экраном, изображение на котором так и не появилось, хотя из бархатной глубины только что доносился жутковатый низкий голос Сына Неба.
Лось поднялся и лихорадочно заторопился. Иван внимательно на него посмотрел, Лось с трудом выдавил в ответ улыбку. Иван быстро и убеждающе проговорил:
— Мстислав Сергеевич, только договорились — на рожон не лезть! Заметите что-нибудь подозрительное — бегите! Безо всякой там стыдливости. Они в нас не попадут, у них скорость реакции ниже нашей раза в три…
За себя Иван не очень-то боялся — был уверен в себе и потому решил, случись что, отвлечь внимание на себя, чтобы Лось успел уйти. Да и вообще должен сработать эффект внезапности, ведь не ждал же Тускуб, что они появятся здесь. А уж если сразу не пристрелят — потом не рискнут. По крайней мере, в первое время…
Навстречу вывернулась, подскочила под ноги дорожка, повела услужливо к дому. Гуще стали заросли — уже не заросли, а насаждения, в их буйстве угадывалась продуманность. Лось шел уверенно, не задерживаясь на поворотах. Иван держался плечо в плечо с ним, чтобы успеть — в случае чего. Оранжевый песок, устилавший дорожку, скрипел под ногами, как снег в морозный день.
Дом открылся неожиданно. На крыльце, в окружении челяди, стоял Тускуб. Длинное холеное лицо его, как всегда, было бесстрастно.
11.
Иван проснулся рано. Он спал крепко, сны его были приятны. Проснувшись, сразу вспомнил, где находится, и потянулся, с удовольствием ощущая свое тело. Лося уже не было. На его кровати лежало откинутое покрывало. Иван сел, припоминая — не слышал ли что-нибудь сквозь сон? Нет, ночью все было спокойно, и в душе не было тревоги.
Он хорошенько размялся и прошел в ванну. Это он по привычке так назвал — ванна. Прозрачная до голубоватости вода заполняла облицованный белоснежным мрамором бассейн. Разбираться в подводящих трубах Иван не стал и выкупался прямо в ледяной — видимо, текущей с гор — воде. Кожа после растирания горела. В узкие окна сочился мягкий утренний свет. С той стороны, с улицы, к стеклам льнул молочный туман. Дом еще спал Лось все не шел, и Иван, после недолгого блуждания по коридорам, выбрался наружу.
Туман редел. Перепутанными волокнистыми прядями он отрывался от земли, открывая взгляду потемневший песок дорожек, траву* в росе. Туман был тонок. Вверху сквозь него просматривались темные вершины деревьев и небо. Небо уже посветлело — солнце давно взошло, просто сюда, в котловину меж гор, его лучи пока не дотянулись. Воздух был свеж, влажен и напоен запахами. Запахи были незнакомы, но казались приятными. Первые утренние звуки далеко неслись окрест, выдавая присутствие жилья и людей. Вот хлопнула дверь, послышались голоса. Негромкие и высокие, они могли принадлежать кому угодно, но Иван подумал, что это марсианки. В тумане зазвякало что-то пустое, металлическое — ни дать, ни взять, женщины с подойниками пошли доить коров, или как тут их называют…
Иван мягко спрыгнул с крыльца и пошел по тропинке. Тропинка, петляя, обогнула развалины стены циклопической каменной кладки. Иван вскользь подумал, что все, свидетельствующее о прошлом Марса, носит явный грубовато-мощный характер. Словно жили тут несколько веков назад титаны, развлекавшиеся игрой с природным камнем, резавшие и дробившие его, как хотели В сером, не дающем теней свете трава по краям тропинки казалась зеленой, совсем как на Земле Синеватый оттенок ее не бросался в глаза. Песок на тропинке отсырел и был плотен, как прикатанный. Идти было легко. Дорожка описала полукруг и упала вниз, к озеру. Иван спустился к самой воде, сел на камень. Влажный, он оказался неожиданно теплым, словно сохранил вчерашнее тепло. Вода была как стекло. Она слабо отсвечивала. В ней ничего не отражалось, потому что туман, приподнявшись, так и висел над ней. Местами по воде шли разбегающиеся круги — будто рыба тыкалась лениво носом в утреннее мерцающее зеркало. Круги эти вписывались в общую картину, придавали ей сонную мечтательную законченность.
Мглистые слои тумана не спеша перемещались, перепутывались и неприметно для глаза поднимались вверх. Справа открылась излучина берега. Плакучие деревья свесили листья. Отражения их в светлой воде были черны, как ночь. Каменная лестница широкими ступенями спускалась к озеру. Отсюда хорошо были видны гигантские статуи, сидящие по бокам ее Головы их скрывались пока в тумане, и разглядеть выражение каменных лиц было невозможно.
У Ивана захватило дух. Гулко застучало сердце, отдаваясь в ушах током крови. Вот сейчас неслышно спустится по замшелым ступеням, подойдет к воде тоненькая женская фигурка, облитая черным длинным платьем, в трогательном остром колпачке. Навалится худеньким плечиком на подножие статуи, поднимет голову — и распахнутся доверчиво огромные печальные ждущие глаза.
Иван чуть не вскрикнул, когда сквозь белесый полог тумана неясно просветилось вдруг темное пятно. Кто-то спускался вниз, неслышно ступая на шершавый камень, замирая на каждой ступени. Иван облегченно и разочарованно узнал Лось! Инженер остановился, провел рукой по влажному каменному колену сидящего Магацитла. Холодом, тоской, и болью потери повеяло на Ивана — и он беззвучно поднялся и быстро пошел вверх.
Нервы Лося, взвинченные нескончаемым ожиданием, были натянуты, как струна. Он уловил чуть слышный шорох и поднял глаза от тяжелого, словно ртутного, озера Кто-то уходил вверх по откосу, теряясь в туманной дымке. Контуры фигуры казались большими, это мог быть только Иван. Или просто утренняя атмосферная рефракция увеличивает размеры предметов — и он, Лось, спугнул марсианина, рано вставшего и на берегу озера думающего свою марсианскую думу…
Двое раболепствующих слуг привели под руки старого, похожего на маленькую сморщенную обезьянку, марсианина. Он долго молчал, сидя напротив Ивана. Иван недоумевал, потом ему стало смешно. Наконец старик резко вскинул голову и гортанным, совсем не старческим голосом выкрикнул что-то. Глаза его засверкали и, казалось, приблизились вплотную, Иван почувствовал нарастающие слабость и оцепенение. Инстинктивно он взбунтовался, но справиться с чужой парализующей волей оказалось не так-то легко. С трудом Иван превозмог себя. Заслонившие мир глаза отодвинулись, уменьшились до нормальных размеров. Они опять принадлежали ветхому существу в кресле напротив Иван не отвел взгляда: нет, нас так просто не возьмешь!
Вот когда он пожалел, что не занимался по-настоящему аутотренингом. Так, отбывал повинность на первых курсах университета. Физкультуре и то отдавал больше предпочтения…
Старичок-марсианин заговорил. Голосок его казался недовольным. Жестами он потребовал, чтобы Иван поплотнее сел в кресле, откинулся на спинку и расслабился: Иван и не заметил, что сидит, выпрямив спину и напрягшись.
Изрезанная морщинами темная физиономия старика была тем не менее симпатичной. Симпатичным показалось Ивану и то раздражение, с которым он ругался по-марсиански, сухонькими ручонками показывая, что надлежит делать «Гипноз? — подумал Иван — Ну и что? Что они могут сделать? Пристрелить или отравить можно и без этого. А чушь какую-нибудь внушить — это, пожалуй, кишка тонка…»
Он послушался и сел свободнее. Старик вытянул перед собой иссохшую коричневую руку. На мгновение Ивану показалось, что на ладони мерцает, крутится полупрозрачный призрачный шарик. «Галлюцинация», — сообразил Иван и тут же вспомнил, что такой же шарик видели и Лось с Гусевым в руке Аэлиты. Видимо, старик хочет учить его под гипнозом, когда восприимчивость мозга удесятеряется.
Старичок придвинулся ближе. На ладони его вновь засверкал, засветился туманный шарик, запульсировал в такт словам чужого языка… В оцепенении просидел Иван более двух часов. Затем медленно стал возвращаться в окружающее и услышал странные, но уже понятные слова:
— Ты устал, чужеземец. Иди, спи…
12.
С Тускубом у них наладилось «сосуществование», как выразился Иван. Словцо понравилось Лосю. И действительно, они пользовались свободой. Жили они все здесь же, в загородном доме, но ежедневно летали в город. Иван ожидал увидеть в Соацере развалины — в памяти жило воспоминание о взрывах в рабочих кварталах, о стрельбе и смертях. Но за несколько лет, что прошли с того времени, все успели убрать Иван с невольным уважением подумал об организаторских способностях марсиан.
Тускуб, по видимости, махнул на них рукой. Конечно, в это не верили ни Лось, ни Иван, который хоть и не видел своими глазами всего, что здесь происходило, но зато знал по книге кое-что из того, что не было известно Лосю. Тускуб избегал их, ссылаясь на занятость, и они не настаивали на встречах с ним. День они проводили в делах. Лось работал с учеными, посещал заводы и институты, и его блокноты с записями заполнялись черновым материалом. Иван, удовлетворив первое любопытство, занимался теперь в библиотеке. Он всерьез взялся за историю Тумы, пытаясь раскрыть загадку невероятной — более полутора тысяч лет — стабильности марсианского общества. Жизнь здесь, на Туме, была не из лучших, хотя суровая ее обнаженность, которую Иван вынес еще из детского первого впечатления от полета Лося и Гусева, исчезла. Необычные и яркие детали заслонили сумрачную безысходность существования простых марсиан. Кроме того, жизнь есть жизнь, и марсиане не только страдали, боролись и гибли, но и смеялись, радовались и печалились, любили и ненавидели, словом — жили. И за этими деревьями Ивану было уже не видно леса. Его, лес, приходилось теперь искать в крохах истины, рассыпанных по страницам Книг.
С некоторых пор Иван стал замечать, что за ним кто-то пристально следит. Брошенный из толпы взгляд, чуть заметный кивок головы, попытка протиснуться поближе — все говорило о том, что с ним пытаются установить контакт. Но эти люди (Иван и не заметил, как стал называть марсиан людьми) скрывались прежде, чем ему удавалось с ними заговорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
— Вы, Иван Николаевич, словно родились здесь, на Марсе Иван рассмеялся в ответ и оттолкнул ногой не в меру любопытного рыжего паука ростом с курицу. Паук опрометью кинулся в траву и затаился там, испуганно посверкивая глазами и обиженно чирикая. Глаза у него были большие, как у коровы, и задумчивые Он часто моргал, приспуская коричневые морщинистые веки. Этот его пристальный взгляд поначалу смущал Ивана. Но пауки на поверку оказались Травоядными, и Иван посмеивался над Лосем, который, встретившись с пауком взглядом, бледнел от омерзения и непроизвольно хватался за пистолет.
За неполных два дня они отмахали более ста пятидесяти верст. Несмотря на малую тяжесть и избыток кислорода, давала себя знать усталость. Лось шел, перемогая себя. Иван устал не меньше, но не показывал виду. Они гнали себя вперед и вперед. Конечно, можно было бы добраться до ближнего поселка и разжиться там если не летучим кораблем, то хотя бы летающими седлами, но они решили идти пешком. Иван уверен был, что Тускуб станет контролировать все воздушные средства транспорта, а мысль о наземном передвижении пришельцев ему и в голову не придет — у марсиан не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего дороги. Так что пусть Тускуб помучается неизвестностью, поразмыслит, куда девались и что теперь предпримут Сыны Неба.
Кустарник и редкие деревья, в беспорядке росшие там и сям, постепенно перешли в ухоженный парк. Иван понял, что до загородного дома Тускуба подать рукой Лось, у которого с этим парком связывались самые дорогие и горькие воспоминания, замкнулся; лицо его побледнело.
— Мстислав Сергеевич, давайте остановимся — пора, — негромко сказал Иван.
Они остановились и присели под одиноким корявым деревом с фиолетовым стволом и бурыми расплывшимися шишками вместо листьев.
Иван вынул из сумки маленькую, умещавшуюся на ладони радиостанцию. С тоненького прутика ее антенны сорвался и унесся в пески невидимый импульс. Там, в брошенном доме, ожила вторая такая радиостанция, подключенная к полуразобранному Иваном туманному зеркалу. Иван молча протянул рацию Лосю. Тот медленно произнес несколько фраз. В ответ что-то тонко прощебетали. Лось прикрыл рацию ладонью, повернулся к Ивану:
— Тускуб здесь, у себя. Сейчас техник соединит с ним…
Из аппарата послышался встревоженный металлический голос. Лось холодно заговорил:
— Тускуб, ты узнаешь меня? Я иду к тебе как гость. Если захочешь встретить, выходи из дома. Сейчас. Я близко.
Он резко выключил радиостанцию, вернул ее Ивану. Тот усмехнулся, представив себе Тускуба, озадаченно стоящего перед пустым экраном, изображение на котором так и не появилось, хотя из бархатной глубины только что доносился жутковатый низкий голос Сына Неба.
Лось поднялся и лихорадочно заторопился. Иван внимательно на него посмотрел, Лось с трудом выдавил в ответ улыбку. Иван быстро и убеждающе проговорил:
— Мстислав Сергеевич, только договорились — на рожон не лезть! Заметите что-нибудь подозрительное — бегите! Безо всякой там стыдливости. Они в нас не попадут, у них скорость реакции ниже нашей раза в три…
За себя Иван не очень-то боялся — был уверен в себе и потому решил, случись что, отвлечь внимание на себя, чтобы Лось успел уйти. Да и вообще должен сработать эффект внезапности, ведь не ждал же Тускуб, что они появятся здесь. А уж если сразу не пристрелят — потом не рискнут. По крайней мере, в первое время…
Навстречу вывернулась, подскочила под ноги дорожка, повела услужливо к дому. Гуще стали заросли — уже не заросли, а насаждения, в их буйстве угадывалась продуманность. Лось шел уверенно, не задерживаясь на поворотах. Иван держался плечо в плечо с ним, чтобы успеть — в случае чего. Оранжевый песок, устилавший дорожку, скрипел под ногами, как снег в морозный день.
Дом открылся неожиданно. На крыльце, в окружении челяди, стоял Тускуб. Длинное холеное лицо его, как всегда, было бесстрастно.
11.
Иван проснулся рано. Он спал крепко, сны его были приятны. Проснувшись, сразу вспомнил, где находится, и потянулся, с удовольствием ощущая свое тело. Лося уже не было. На его кровати лежало откинутое покрывало. Иван сел, припоминая — не слышал ли что-нибудь сквозь сон? Нет, ночью все было спокойно, и в душе не было тревоги.
Он хорошенько размялся и прошел в ванну. Это он по привычке так назвал — ванна. Прозрачная до голубоватости вода заполняла облицованный белоснежным мрамором бассейн. Разбираться в подводящих трубах Иван не стал и выкупался прямо в ледяной — видимо, текущей с гор — воде. Кожа после растирания горела. В узкие окна сочился мягкий утренний свет. С той стороны, с улицы, к стеклам льнул молочный туман. Дом еще спал Лось все не шел, и Иван, после недолгого блуждания по коридорам, выбрался наружу.
Туман редел. Перепутанными волокнистыми прядями он отрывался от земли, открывая взгляду потемневший песок дорожек, траву* в росе. Туман был тонок. Вверху сквозь него просматривались темные вершины деревьев и небо. Небо уже посветлело — солнце давно взошло, просто сюда, в котловину меж гор, его лучи пока не дотянулись. Воздух был свеж, влажен и напоен запахами. Запахи были незнакомы, но казались приятными. Первые утренние звуки далеко неслись окрест, выдавая присутствие жилья и людей. Вот хлопнула дверь, послышались голоса. Негромкие и высокие, они могли принадлежать кому угодно, но Иван подумал, что это марсианки. В тумане зазвякало что-то пустое, металлическое — ни дать, ни взять, женщины с подойниками пошли доить коров, или как тут их называют…
Иван мягко спрыгнул с крыльца и пошел по тропинке. Тропинка, петляя, обогнула развалины стены циклопической каменной кладки. Иван вскользь подумал, что все, свидетельствующее о прошлом Марса, носит явный грубовато-мощный характер. Словно жили тут несколько веков назад титаны, развлекавшиеся игрой с природным камнем, резавшие и дробившие его, как хотели В сером, не дающем теней свете трава по краям тропинки казалась зеленой, совсем как на Земле Синеватый оттенок ее не бросался в глаза. Песок на тропинке отсырел и был плотен, как прикатанный. Идти было легко. Дорожка описала полукруг и упала вниз, к озеру. Иван спустился к самой воде, сел на камень. Влажный, он оказался неожиданно теплым, словно сохранил вчерашнее тепло. Вода была как стекло. Она слабо отсвечивала. В ней ничего не отражалось, потому что туман, приподнявшись, так и висел над ней. Местами по воде шли разбегающиеся круги — будто рыба тыкалась лениво носом в утреннее мерцающее зеркало. Круги эти вписывались в общую картину, придавали ей сонную мечтательную законченность.
Мглистые слои тумана не спеша перемещались, перепутывались и неприметно для глаза поднимались вверх. Справа открылась излучина берега. Плакучие деревья свесили листья. Отражения их в светлой воде были черны, как ночь. Каменная лестница широкими ступенями спускалась к озеру. Отсюда хорошо были видны гигантские статуи, сидящие по бокам ее Головы их скрывались пока в тумане, и разглядеть выражение каменных лиц было невозможно.
У Ивана захватило дух. Гулко застучало сердце, отдаваясь в ушах током крови. Вот сейчас неслышно спустится по замшелым ступеням, подойдет к воде тоненькая женская фигурка, облитая черным длинным платьем, в трогательном остром колпачке. Навалится худеньким плечиком на подножие статуи, поднимет голову — и распахнутся доверчиво огромные печальные ждущие глаза.
Иван чуть не вскрикнул, когда сквозь белесый полог тумана неясно просветилось вдруг темное пятно. Кто-то спускался вниз, неслышно ступая на шершавый камень, замирая на каждой ступени. Иван облегченно и разочарованно узнал Лось! Инженер остановился, провел рукой по влажному каменному колену сидящего Магацитла. Холодом, тоской, и болью потери повеяло на Ивана — и он беззвучно поднялся и быстро пошел вверх.
Нервы Лося, взвинченные нескончаемым ожиданием, были натянуты, как струна. Он уловил чуть слышный шорох и поднял глаза от тяжелого, словно ртутного, озера Кто-то уходил вверх по откосу, теряясь в туманной дымке. Контуры фигуры казались большими, это мог быть только Иван. Или просто утренняя атмосферная рефракция увеличивает размеры предметов — и он, Лось, спугнул марсианина, рано вставшего и на берегу озера думающего свою марсианскую думу…
Двое раболепствующих слуг привели под руки старого, похожего на маленькую сморщенную обезьянку, марсианина. Он долго молчал, сидя напротив Ивана. Иван недоумевал, потом ему стало смешно. Наконец старик резко вскинул голову и гортанным, совсем не старческим голосом выкрикнул что-то. Глаза его засверкали и, казалось, приблизились вплотную, Иван почувствовал нарастающие слабость и оцепенение. Инстинктивно он взбунтовался, но справиться с чужой парализующей волей оказалось не так-то легко. С трудом Иван превозмог себя. Заслонившие мир глаза отодвинулись, уменьшились до нормальных размеров. Они опять принадлежали ветхому существу в кресле напротив Иван не отвел взгляда: нет, нас так просто не возьмешь!
Вот когда он пожалел, что не занимался по-настоящему аутотренингом. Так, отбывал повинность на первых курсах университета. Физкультуре и то отдавал больше предпочтения…
Старичок-марсианин заговорил. Голосок его казался недовольным. Жестами он потребовал, чтобы Иван поплотнее сел в кресле, откинулся на спинку и расслабился: Иван и не заметил, что сидит, выпрямив спину и напрягшись.
Изрезанная морщинами темная физиономия старика была тем не менее симпатичной. Симпатичным показалось Ивану и то раздражение, с которым он ругался по-марсиански, сухонькими ручонками показывая, что надлежит делать «Гипноз? — подумал Иван — Ну и что? Что они могут сделать? Пристрелить или отравить можно и без этого. А чушь какую-нибудь внушить — это, пожалуй, кишка тонка…»
Он послушался и сел свободнее. Старик вытянул перед собой иссохшую коричневую руку. На мгновение Ивану показалось, что на ладони мерцает, крутится полупрозрачный призрачный шарик. «Галлюцинация», — сообразил Иван и тут же вспомнил, что такой же шарик видели и Лось с Гусевым в руке Аэлиты. Видимо, старик хочет учить его под гипнозом, когда восприимчивость мозга удесятеряется.
Старичок придвинулся ближе. На ладони его вновь засверкал, засветился туманный шарик, запульсировал в такт словам чужого языка… В оцепенении просидел Иван более двух часов. Затем медленно стал возвращаться в окружающее и услышал странные, но уже понятные слова:
— Ты устал, чужеземец. Иди, спи…
12.
С Тускубом у них наладилось «сосуществование», как выразился Иван. Словцо понравилось Лосю. И действительно, они пользовались свободой. Жили они все здесь же, в загородном доме, но ежедневно летали в город. Иван ожидал увидеть в Соацере развалины — в памяти жило воспоминание о взрывах в рабочих кварталах, о стрельбе и смертях. Но за несколько лет, что прошли с того времени, все успели убрать Иван с невольным уважением подумал об организаторских способностях марсиан.
Тускуб, по видимости, махнул на них рукой. Конечно, в это не верили ни Лось, ни Иван, который хоть и не видел своими глазами всего, что здесь происходило, но зато знал по книге кое-что из того, что не было известно Лосю. Тускуб избегал их, ссылаясь на занятость, и они не настаивали на встречах с ним. День они проводили в делах. Лось работал с учеными, посещал заводы и институты, и его блокноты с записями заполнялись черновым материалом. Иван, удовлетворив первое любопытство, занимался теперь в библиотеке. Он всерьез взялся за историю Тумы, пытаясь раскрыть загадку невероятной — более полутора тысяч лет — стабильности марсианского общества. Жизнь здесь, на Туме, была не из лучших, хотя суровая ее обнаженность, которую Иван вынес еще из детского первого впечатления от полета Лося и Гусева, исчезла. Необычные и яркие детали заслонили сумрачную безысходность существования простых марсиан. Кроме того, жизнь есть жизнь, и марсиане не только страдали, боролись и гибли, но и смеялись, радовались и печалились, любили и ненавидели, словом — жили. И за этими деревьями Ивану было уже не видно леса. Его, лес, приходилось теперь искать в крохах истины, рассыпанных по страницам Книг.
С некоторых пор Иван стал замечать, что за ним кто-то пристально следит. Брошенный из толпы взгляд, чуть заметный кивок головы, попытка протиснуться поближе — все говорило о том, что с ним пытаются установить контакт. Но эти люди (Иван и не заметил, как стал называть марсиан людьми) скрывались прежде, чем ему удавалось с ними заговорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10