Его жена Мастан-ханум была сестрой главнокомандующего Бурбулита Идриса Ибрагима и ее коварство и злой характер были всем известны. Потому Алияр Пятый в конце концов взял себе и вторую жену — молодую и красивую Рузван-ханум, сестру наместника Змеиной пещеры Надыма Улуга.
Но по воле слепого рока, как только стало известно, что молодая жена ожидает наследника, то же самое объявила и старшая.
Оба сына родились почти одновременно. Старшего из сыновей нарекли Фонус, а младшего — Феруз.
Через два года Рузван-ханум родила девочку. Старшая же, Мастан, всю свою любовь отдала единственному сыну, Фонусу.
Возле старшего сына падишаха всегда был рой слуг, и он рос ленивым, капризным и жестоким, как мать. Ему было лень умываться, одеваться утром, раздеваться вечером, хотя и это делали за него слуги; он ленился даже переворачиваться с боку на бок. Учителя мучились с ним: он не мог запомнить простейших действий арифметики.
Что же касается упражнений, укрепляющих тело, то заставить его заниматься ими не смогла даже мать.
Феруз, наоборот, был сдержанным, воспитанным и старательным. Его красноречие и зоркость удивляли даже зрелых мужей. В десять лет он метко посылал стрелы в кольцо, а в одиннадцать лет научился ловко и грациозно фехтоваться.
Сестра же его Хазина своей ласковостью и скромностью заслужила любовь всех дворцовых слуг.
Когда сыновьям исполнилось по двенадцать лет, Алияр Пятый неожиданно умер. И сразу же началась ожесточенная борьба за трон. Хотя падишах при всех выразил свою волю, назвав будущим наследником Феруза, главнокоман дующий Бурбулит Идрис Ибрагим взял сторону своего племянника, утверждая, что Феруз моложе Фонуса на три дня, и, следовательно, судьбу страны нельзя поручать такому молокососу. Ловкая и хитрая Мастан тоже не жалела сил на подкуп высших сановников Юлдузстана.
Главный визирь Хумо Хартум Али Абдурахман, наместник провинции Змеиная пещера Надым Улуг и военачальник этой провинции потребовали исполнить волю падишаха. Но приверженцы Фонуса были более организованы. К ним присоединился начальник тайной службы Фискиддин Фискал, главный казначей Шаламан Шалдир — Бубен, и многие другие, подкупленные или запуганные.
Рузван-ханум с сыном была изгнана, она ушла к своему брату — наместнику Змеиной пещеры, который, в свою очередь, объявил, что никогда не подчинится самозванцу Фонусу — войск для этого ему хватит!
Так впервые в истории Юлдузстан разделился на два самостоятельных государства, враждующих между собой.
— Так мы, выходит, на территории Пламенной пещеры?
— Да, — вздохнул Хумо Хартум. — И это очень печально. В провинции Змеиная пещера живется все-таки лучше. И он снова вздохнул.
— А почему дали такие названия пещерам — Змеиная, Пламенная?
— Дело в том, что, как вы убедились, здесь почти всегда бывает светло, тепло. Наши планеты создают такой климат, при котором нет зимы, как вы назвали холода. К тому же здесь все блестит — как пламя, которому еще до водворения сюда поклонялись наши предки.
— А Змеиная?
— В Змеиной пещере холоднее. Кроме того, она похожа на длинную изгибающуюся змею — стены ее и справа, и слева видны невооруженным, глазом. А основанием, больше всего послужило то, что один из первых поселенцев умер, укушенный змеей, и произошло это именно в той провинции. Вы же помните, я говорил вам, что сначала жителей были считанные единицы, и смерть, каждого была большой бедой для остальных. Потом уже, когда народу стало много, жизнь человека перестала рассматриваться как величайшая ценность. И теперь здесь, у нас, она вообще ни во что не ставится. Грязнуля Первый за несколько лет своего правления довел страну до полного безумия.
— Грязнуля Первый, говорите? — спросил Аламазон. — Кто это?
— Да все тот же — сын Алияра Пятого Фонус, — грустно улыбнулся старик. — Он сам выбрал себе такое имя, и оно действительно подходит к нему как нельзя лучше. Грязь сейчас — первый признак воспитанного, а главное преданного человека.
— А вы сами? Ведь вы и умываетесь, и в доме чисто? — подал голос Ишмат.
— Так ведь я считаюсь здесь сумасшедшим. И недаром: мог ведь войти в милость к новому владыке, тем более, что он очень нуждался в моих советах. Даже надменная Мастан хотела, чтобы я остался. И все же… Я выбрал изгнание!
Он горестно помолчал, вспоминая прошлое.
— Ну а сейчас, мои дорогие ребята, пора ложиться спать. Я вижу, у вас глаза слипаются. Назавтра я расскажу вам, как случилось, что народ, всегда любивший чистоту, потерял себя по воле невежественного правителя.
Он уложил мальчиков спать, а сам еще долго сидел на пороге хижины, вспоминая и вспоминая события своей долгой жизни.
СТРАНА ГРЯЗНЫХ
В день, когда была изгнана свита Феруза, мать будущего падишаха не помнила себя от радости. Она собственноручно взялась причесывать и приглаживать своего Фонуса, изливая на него потоки материнской — нежности.
— Завтра тебя объявят владыкой, Юлдузстана! — радовалась она. — А ведь я было совеет уж думала, что навсегда останусь в стране в роли бесплодной матери, отверженной ради молодой красавицы! Но нет — родился ты, и я с самой первой минуты знала, что никому другому не дам занять трон! Завтра, когда начнется церемония, все будут тебе кланяться. Стой с высоко поднятой головой!
— Все будут кланяться? И дядя тоже? — радостно спросил Фонус.
— Бурбулит? Если прикажешь, он будет целовать тебе ноги!
Это наполнило юного владыку восторгом. Он побаивался своего надменного и холодного дядю.
— Раз я теперь владыка, — заявил он, — все будет по моему!
И когда мать напомнила, что нужно сегодня же сходить в баню, чтобы завтра на церемонии быть чистым. умащенным благовониями, Фонус тут же восстал против этого:
— Мыться я не буду!
— Будешь! — сурово сказал вошедший Бурбулит. — Раз надо, так надо! И не вздумай брыкаться!
— Иди занимайся своим делом! — вдруг отрезал Фонус. — Вот заставлю целовать мне ноги, тогда узнаешь, кто здесь падишах!
Бурбулит оцепенел. В первую минуту он готов был показать племяннику, кто здесь властелин. Но тут же подумал, что опасно восстанавливать против себя мстительного, вспыльчивого мальчика, которого завтра объявят падишахом. Не может же он, Бурбулит, сам объявить себя владыкой. Но как он ошибся, думая, что сможет управлять этим сосунком!
— Что вы такое говорите, племянник? — вкрадчиво перешел на «вы» Бурбулит. — Неужели нельзя и сказать по родственному? Хотите — мойтесь, хотите — нет.
— Нет! Мыться — не желаю!
— Молодец! Вот это действительно гнев владыки! Бурбулит с деланной улыбкой повернулся к сестре. — Вот увидите, дорогая сестра, что из моего племянника получится такой владыка, которого еще не видел наш Юлдузстан!
Эти слова понравились Фонусу.
— Ну что ж, мне нравится, как вы стали говорить.
Может быть, завтра оставлю вас командующим всеми войсками!
— Сын мой, вы не должны забывать, чего стоило вашему дяде возвести вас на трон! — умильно заговорила Мастан. — Сколько мы старались, а вы говорите «может быть!»
— Пусть не суется ко мне со своими умываниями!
— Он хотел как лучше, — уговаривала мать будущего владыку. — Чтобы не смеялись над вами во дворце!
— Ах так? — закричал на всю комнату Фонус. — Они не смеют даже подумать о том, что могут смеяться над падишахом! Я сам им стану указывать и смеяться! По — смотрим, что они заговорят, когда сами станут немытыми и грязными!
С этого он и начал. Сразу после торжественной церемонии во всеуслышание объявил:
— Все бани, имеющиеся в провинции, — уничтожить!
— Как уничтожить?! Что за польза от этого будет государству? — присутствующие дружно ахнули.. Но новый падишах прервал их возражения:
— Мало этого: с завтрашнего дня во дворце не должно быть ви одного чистого человека. И чтобы показать всем, что это навечно, я беру себе новое имя. Отныне я буду называться Грязнулей Первым. Первым! Никто до меня не осмеливался ввести новые порядки, а я введу. Меня навсегда запомнит история!
— Но грязь приносит болезни и лишние смярти, — возразил один из придворных.
— Отрубить ему голову! — приказа новый падишах.
— Можешь отрубить голову и мне, о владыка, — склонился перед Грязнулей первым Хумо Хартум. — Но я скажу то же самое…
Несколько мгновений в огромном зале стояла тишина. Визирь и Грязнуля Первый смотрели в глаза друг другу.
— Тебе, сумасшедший старик, я не отрублю голову,сказал наконец падишах. — Ты много сделал хорошего для моего отца. Но отныне ты навсегда удалишься в изгнание! А главным визирем станет мой дядя — Бурбулит Идрис Ибрагим!
Новый главный визирь не сопротивлялся прихоти владыки. И вскоре на всех площадях и улицах глашатаи объявили о новом указе:
— Эй, люди, слушайте! Умные и невежи, обиженные и счастливые, чабаны, нюхающие навоз, женщины, нюхающие цветы, не говорите, что не слышали. Наш милостивый падишах, проявляя большую заботу о своих подданных, с сегодняшнего дня освободил их от необходимости мыться и купаться. Кто будет отвергать эту милость, будет арестован и наказан палками. Чистые, как опасные бунтовщики, будут заключены в темницы. Эхе-хей!..
В эту ночь придворные почти не спали. Они изощрялись в том, чтобы назавтра во время приема выглядеть как можно более грязными. Один разрисовывал себя сажей, второй цеплял на чалму паутину из кладовой, третий натирал лицо тиной…
Словно вороны, уставшие разгребать навоз, явились они назавтра во дворец. Увидев их, Грязнуля Первый расхохотался:
— Вот теперь я сам могу посмеяться над вами!
Бурбулит Идрис Ибрагим, сидящий по правую руку падишаха, кисло ухмыльнулся. Надо сказать, что он очень любил мыться в бане, и его баня была вся из мрамора, с горячей и холодной водой, с многочисленными наборами для ухода за телом: щипчиками, ножницами, притираниями. И все это пришлось уничтожить! Правда, он оставил для себя, прикрыв всяким хламом, комнату, где остался один маленький хауз, рассудив, что не обязательно раздеваться перед племянником, чтобы показать свое грязное тело. Достаточно будет просто не умывать лица.
— Если разрешите, я прочту свою газель по случаю вашего восшествия на трон, — поклонившись падишаху, к трону приблизился придворный поэт Дутари.
Он был разрисован не хуже остальных и угодливо гнулся перед владыкой, хотя в былые времена даже сочинял эпиграммы на ленивого и неповоротливого Фонуса.
— Газель? Читай! — сказал Грязнуля Первый, удобно усаживаясь на троне.
Достав из чалмы свиток, Дутари развернул его и, прочитал первые строки.
Как красива ваша немытая кожа — остановился «поэт», ожидая, как всегда, похвалы.
Но все молчали. Как отнесется к Дутари владыка?
— Неплохо! — сказал Грязнуля Первый, и все оживились, задвигались, стали громогласно выражать свое восхищение.
И немытые щеки прекрасней всех тоже!
На этот раз крики одобрения раздались смелее. «Браво!» воскликнул Бурбулит Идрис Ибрагим.
— Ну, до плесени еще не дошло, — осмелился шепнуть другу один из придворных. Но тот пугливо отодвинулся и крикнул громче всех:
— Изумительно!
Не нужны умывания мудрецам!
Чистота размышлять не поможет! Вдохновленный общими похвалами, Цутари пел громче и громче, и когда он кончил, Грязнуля Первый бросил ему халат.
Так началась новая эпоха в жизни Юлдузстанз.
Народ, в отличие от знати, трудно привыкал к новому образу жизни. То и дело сыщики приводили в дома стражников, которые хватали хозяев дома на «месте преступления» — те тайком мылись или стригли волосы. Все чаще людей хватали на улице и заставляли раздеваться, потому что многие только делали вид, что подчиняются новому порядку, а сами по-прежнему содержали себя в чистоте.
Вот уже десять лет томится народ, всегда, в самые трудные годы возводящий чистоту в особый культ и поклонявшийся ей.
— Ну, а вы? — спросил Аламазон Хумо Хартума. — Все же почему не уехали в Змеиную пещеру?
— Хотя и я затворник, как видите, — вздохнул Хумо Хартум, — но люди не зарывают меня. Они не могут мириться с тем, что произошло, ищут пути и возможности бороться. И их немало. А еще… «Виновна» и она, — он показал на книгу. — С тех пор как я прочел ее — а это было нелегко, потому что написана книга старинным языком, — я верил, что смогу дождаться людей из мира, который покинули наши предки. И, как видите, верил я не напрасно.
«ОТКРЫТИЕ» АЛАМАЗОНА
— Сопоставив все, что я читал в книге Маджиддипа Равшани, с вашим рассказом, я понял, что путь к белому свету один… — Хумо Хартум, закрыв драгоценные записи, задумался — Путь этот и впрямь Горячая пещера, через нее все-таки можно пройти. Но вот что мне кажется… И в тот раз, когда Равшани и его спутники юаня, сюда, и в этот — было замечено, что Зеленая глыба над Горячей пещерой раскаляется, а потом слова остывает. Ваш приход и приход первых жителей Юлдузстана сопровождался одним и тем же явлением. Случайно ли это?
— А когда она вообще раскаляется? — спросил Алама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Но по воле слепого рока, как только стало известно, что молодая жена ожидает наследника, то же самое объявила и старшая.
Оба сына родились почти одновременно. Старшего из сыновей нарекли Фонус, а младшего — Феруз.
Через два года Рузван-ханум родила девочку. Старшая же, Мастан, всю свою любовь отдала единственному сыну, Фонусу.
Возле старшего сына падишаха всегда был рой слуг, и он рос ленивым, капризным и жестоким, как мать. Ему было лень умываться, одеваться утром, раздеваться вечером, хотя и это делали за него слуги; он ленился даже переворачиваться с боку на бок. Учителя мучились с ним: он не мог запомнить простейших действий арифметики.
Что же касается упражнений, укрепляющих тело, то заставить его заниматься ими не смогла даже мать.
Феруз, наоборот, был сдержанным, воспитанным и старательным. Его красноречие и зоркость удивляли даже зрелых мужей. В десять лет он метко посылал стрелы в кольцо, а в одиннадцать лет научился ловко и грациозно фехтоваться.
Сестра же его Хазина своей ласковостью и скромностью заслужила любовь всех дворцовых слуг.
Когда сыновьям исполнилось по двенадцать лет, Алияр Пятый неожиданно умер. И сразу же началась ожесточенная борьба за трон. Хотя падишах при всех выразил свою волю, назвав будущим наследником Феруза, главнокоман дующий Бурбулит Идрис Ибрагим взял сторону своего племянника, утверждая, что Феруз моложе Фонуса на три дня, и, следовательно, судьбу страны нельзя поручать такому молокососу. Ловкая и хитрая Мастан тоже не жалела сил на подкуп высших сановников Юлдузстана.
Главный визирь Хумо Хартум Али Абдурахман, наместник провинции Змеиная пещера Надым Улуг и военачальник этой провинции потребовали исполнить волю падишаха. Но приверженцы Фонуса были более организованы. К ним присоединился начальник тайной службы Фискиддин Фискал, главный казначей Шаламан Шалдир — Бубен, и многие другие, подкупленные или запуганные.
Рузван-ханум с сыном была изгнана, она ушла к своему брату — наместнику Змеиной пещеры, который, в свою очередь, объявил, что никогда не подчинится самозванцу Фонусу — войск для этого ему хватит!
Так впервые в истории Юлдузстан разделился на два самостоятельных государства, враждующих между собой.
— Так мы, выходит, на территории Пламенной пещеры?
— Да, — вздохнул Хумо Хартум. — И это очень печально. В провинции Змеиная пещера живется все-таки лучше. И он снова вздохнул.
— А почему дали такие названия пещерам — Змеиная, Пламенная?
— Дело в том, что, как вы убедились, здесь почти всегда бывает светло, тепло. Наши планеты создают такой климат, при котором нет зимы, как вы назвали холода. К тому же здесь все блестит — как пламя, которому еще до водворения сюда поклонялись наши предки.
— А Змеиная?
— В Змеиной пещере холоднее. Кроме того, она похожа на длинную изгибающуюся змею — стены ее и справа, и слева видны невооруженным, глазом. А основанием, больше всего послужило то, что один из первых поселенцев умер, укушенный змеей, и произошло это именно в той провинции. Вы же помните, я говорил вам, что сначала жителей были считанные единицы, и смерть, каждого была большой бедой для остальных. Потом уже, когда народу стало много, жизнь человека перестала рассматриваться как величайшая ценность. И теперь здесь, у нас, она вообще ни во что не ставится. Грязнуля Первый за несколько лет своего правления довел страну до полного безумия.
— Грязнуля Первый, говорите? — спросил Аламазон. — Кто это?
— Да все тот же — сын Алияра Пятого Фонус, — грустно улыбнулся старик. — Он сам выбрал себе такое имя, и оно действительно подходит к нему как нельзя лучше. Грязь сейчас — первый признак воспитанного, а главное преданного человека.
— А вы сами? Ведь вы и умываетесь, и в доме чисто? — подал голос Ишмат.
— Так ведь я считаюсь здесь сумасшедшим. И недаром: мог ведь войти в милость к новому владыке, тем более, что он очень нуждался в моих советах. Даже надменная Мастан хотела, чтобы я остался. И все же… Я выбрал изгнание!
Он горестно помолчал, вспоминая прошлое.
— Ну а сейчас, мои дорогие ребята, пора ложиться спать. Я вижу, у вас глаза слипаются. Назавтра я расскажу вам, как случилось, что народ, всегда любивший чистоту, потерял себя по воле невежественного правителя.
Он уложил мальчиков спать, а сам еще долго сидел на пороге хижины, вспоминая и вспоминая события своей долгой жизни.
СТРАНА ГРЯЗНЫХ
В день, когда была изгнана свита Феруза, мать будущего падишаха не помнила себя от радости. Она собственноручно взялась причесывать и приглаживать своего Фонуса, изливая на него потоки материнской — нежности.
— Завтра тебя объявят владыкой, Юлдузстана! — радовалась она. — А ведь я было совеет уж думала, что навсегда останусь в стране в роли бесплодной матери, отверженной ради молодой красавицы! Но нет — родился ты, и я с самой первой минуты знала, что никому другому не дам занять трон! Завтра, когда начнется церемония, все будут тебе кланяться. Стой с высоко поднятой головой!
— Все будут кланяться? И дядя тоже? — радостно спросил Фонус.
— Бурбулит? Если прикажешь, он будет целовать тебе ноги!
Это наполнило юного владыку восторгом. Он побаивался своего надменного и холодного дядю.
— Раз я теперь владыка, — заявил он, — все будет по моему!
И когда мать напомнила, что нужно сегодня же сходить в баню, чтобы завтра на церемонии быть чистым. умащенным благовониями, Фонус тут же восстал против этого:
— Мыться я не буду!
— Будешь! — сурово сказал вошедший Бурбулит. — Раз надо, так надо! И не вздумай брыкаться!
— Иди занимайся своим делом! — вдруг отрезал Фонус. — Вот заставлю целовать мне ноги, тогда узнаешь, кто здесь падишах!
Бурбулит оцепенел. В первую минуту он готов был показать племяннику, кто здесь властелин. Но тут же подумал, что опасно восстанавливать против себя мстительного, вспыльчивого мальчика, которого завтра объявят падишахом. Не может же он, Бурбулит, сам объявить себя владыкой. Но как он ошибся, думая, что сможет управлять этим сосунком!
— Что вы такое говорите, племянник? — вкрадчиво перешел на «вы» Бурбулит. — Неужели нельзя и сказать по родственному? Хотите — мойтесь, хотите — нет.
— Нет! Мыться — не желаю!
— Молодец! Вот это действительно гнев владыки! Бурбулит с деланной улыбкой повернулся к сестре. — Вот увидите, дорогая сестра, что из моего племянника получится такой владыка, которого еще не видел наш Юлдузстан!
Эти слова понравились Фонусу.
— Ну что ж, мне нравится, как вы стали говорить.
Может быть, завтра оставлю вас командующим всеми войсками!
— Сын мой, вы не должны забывать, чего стоило вашему дяде возвести вас на трон! — умильно заговорила Мастан. — Сколько мы старались, а вы говорите «может быть!»
— Пусть не суется ко мне со своими умываниями!
— Он хотел как лучше, — уговаривала мать будущего владыку. — Чтобы не смеялись над вами во дворце!
— Ах так? — закричал на всю комнату Фонус. — Они не смеют даже подумать о том, что могут смеяться над падишахом! Я сам им стану указывать и смеяться! По — смотрим, что они заговорят, когда сами станут немытыми и грязными!
С этого он и начал. Сразу после торжественной церемонии во всеуслышание объявил:
— Все бани, имеющиеся в провинции, — уничтожить!
— Как уничтожить?! Что за польза от этого будет государству? — присутствующие дружно ахнули.. Но новый падишах прервал их возражения:
— Мало этого: с завтрашнего дня во дворце не должно быть ви одного чистого человека. И чтобы показать всем, что это навечно, я беру себе новое имя. Отныне я буду называться Грязнулей Первым. Первым! Никто до меня не осмеливался ввести новые порядки, а я введу. Меня навсегда запомнит история!
— Но грязь приносит болезни и лишние смярти, — возразил один из придворных.
— Отрубить ему голову! — приказа новый падишах.
— Можешь отрубить голову и мне, о владыка, — склонился перед Грязнулей первым Хумо Хартум. — Но я скажу то же самое…
Несколько мгновений в огромном зале стояла тишина. Визирь и Грязнуля Первый смотрели в глаза друг другу.
— Тебе, сумасшедший старик, я не отрублю голову,сказал наконец падишах. — Ты много сделал хорошего для моего отца. Но отныне ты навсегда удалишься в изгнание! А главным визирем станет мой дядя — Бурбулит Идрис Ибрагим!
Новый главный визирь не сопротивлялся прихоти владыки. И вскоре на всех площадях и улицах глашатаи объявили о новом указе:
— Эй, люди, слушайте! Умные и невежи, обиженные и счастливые, чабаны, нюхающие навоз, женщины, нюхающие цветы, не говорите, что не слышали. Наш милостивый падишах, проявляя большую заботу о своих подданных, с сегодняшнего дня освободил их от необходимости мыться и купаться. Кто будет отвергать эту милость, будет арестован и наказан палками. Чистые, как опасные бунтовщики, будут заключены в темницы. Эхе-хей!..
В эту ночь придворные почти не спали. Они изощрялись в том, чтобы назавтра во время приема выглядеть как можно более грязными. Один разрисовывал себя сажей, второй цеплял на чалму паутину из кладовой, третий натирал лицо тиной…
Словно вороны, уставшие разгребать навоз, явились они назавтра во дворец. Увидев их, Грязнуля Первый расхохотался:
— Вот теперь я сам могу посмеяться над вами!
Бурбулит Идрис Ибрагим, сидящий по правую руку падишаха, кисло ухмыльнулся. Надо сказать, что он очень любил мыться в бане, и его баня была вся из мрамора, с горячей и холодной водой, с многочисленными наборами для ухода за телом: щипчиками, ножницами, притираниями. И все это пришлось уничтожить! Правда, он оставил для себя, прикрыв всяким хламом, комнату, где остался один маленький хауз, рассудив, что не обязательно раздеваться перед племянником, чтобы показать свое грязное тело. Достаточно будет просто не умывать лица.
— Если разрешите, я прочту свою газель по случаю вашего восшествия на трон, — поклонившись падишаху, к трону приблизился придворный поэт Дутари.
Он был разрисован не хуже остальных и угодливо гнулся перед владыкой, хотя в былые времена даже сочинял эпиграммы на ленивого и неповоротливого Фонуса.
— Газель? Читай! — сказал Грязнуля Первый, удобно усаживаясь на троне.
Достав из чалмы свиток, Дутари развернул его и, прочитал первые строки.
Как красива ваша немытая кожа — остановился «поэт», ожидая, как всегда, похвалы.
Но все молчали. Как отнесется к Дутари владыка?
— Неплохо! — сказал Грязнуля Первый, и все оживились, задвигались, стали громогласно выражать свое восхищение.
И немытые щеки прекрасней всех тоже!
На этот раз крики одобрения раздались смелее. «Браво!» воскликнул Бурбулит Идрис Ибрагим.
— Ну, до плесени еще не дошло, — осмелился шепнуть другу один из придворных. Но тот пугливо отодвинулся и крикнул громче всех:
— Изумительно!
Не нужны умывания мудрецам!
Чистота размышлять не поможет! Вдохновленный общими похвалами, Цутари пел громче и громче, и когда он кончил, Грязнуля Первый бросил ему халат.
Так началась новая эпоха в жизни Юлдузстанз.
Народ, в отличие от знати, трудно привыкал к новому образу жизни. То и дело сыщики приводили в дома стражников, которые хватали хозяев дома на «месте преступления» — те тайком мылись или стригли волосы. Все чаще людей хватали на улице и заставляли раздеваться, потому что многие только делали вид, что подчиняются новому порядку, а сами по-прежнему содержали себя в чистоте.
Вот уже десять лет томится народ, всегда, в самые трудные годы возводящий чистоту в особый культ и поклонявшийся ей.
— Ну, а вы? — спросил Аламазон Хумо Хартума. — Все же почему не уехали в Змеиную пещеру?
— Хотя и я затворник, как видите, — вздохнул Хумо Хартум, — но люди не зарывают меня. Они не могут мириться с тем, что произошло, ищут пути и возможности бороться. И их немало. А еще… «Виновна» и она, — он показал на книгу. — С тех пор как я прочел ее — а это было нелегко, потому что написана книга старинным языком, — я верил, что смогу дождаться людей из мира, который покинули наши предки. И, как видите, верил я не напрасно.
«ОТКРЫТИЕ» АЛАМАЗОНА
— Сопоставив все, что я читал в книге Маджиддипа Равшани, с вашим рассказом, я понял, что путь к белому свету один… — Хумо Хартум, закрыв драгоценные записи, задумался — Путь этот и впрямь Горячая пещера, через нее все-таки можно пройти. Но вот что мне кажется… И в тот раз, когда Равшани и его спутники юаня, сюда, и в этот — было замечено, что Зеленая глыба над Горячей пещерой раскаляется, а потом слова остывает. Ваш приход и приход первых жителей Юлдузстана сопровождался одним и тем же явлением. Случайно ли это?
— А когда она вообще раскаляется? — спросил Алама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15