— Неужели вы считаете нас настолько глупыми, Тарлетон? — проговорил «кролик». Я обернулся и посмотрел на него. Его ружье тоже было нацелено на меня, как и ружье «дряблого». — Мне только непонятно, — продолжил «кролик», — почему кто-то считает нас настолько глупыми?
— Ты чего остановился, парень? — спросил «дряблый». — Даже тебе все это начинает казаться слишком подозрительным?
— Почему бы не задать ему парочку вопросов? — спросил «кролик». — Мне очень хочется знать, что ему известно.
— Пустая трата времени, — сказал Тэнси. — Он до смерти напуган и не сможет говорить, даже если захочет. Ведь так, лейтенант?
Я с отвращением обнаружил, что дрожу, меня подташнивало, колени подгибались. Мне чудилось, что с неба на меня направлено множество прожекторов. Казалось, что время, как некая безжалостная сила, обрушивается на меня, что оно сжимается, концентрируется, достигая невыносимого напряжения. Через несколько секунд я умру. Это было так несправедливо, до нелепости несправедливо. После всего, что мне довелось вынести и когда я был почти у цели…
— Идите туда, лейтенант, — сказал Тэнси и показал на густые заросли.
Я сделал шаг. Ноги не слушались меня. Я хотел что-то сказать, но в легких не было воздуха. Они стояли поодаль и насмешливо глядели на меня. Я смотрел на их ружья, как мышь на кобру.
— Черт, — буркнул «кролик», — он…
Он успел сказать только это, потому что Тэнси быстро повернулся в их сторону и выстрелил сначала раз, потом другой — два мягких хлопка. «Кролик» и «дряблый» упали, как тюки с тряпками. Тэнси опустил ружье.
— Сожалею, лейтенант, что вам пришлось все это пережить, — проговорил он, теперь его голос звучал совсем иначе. — Крапп, разведка Флота. Очень жаль, что вы ушли от меня на барже. Мы могли бы избежать всей этой мелодрамы.
Я сидел на другом стуле, за другим столом. На сей раз люди напротив меня были в голубой с золотыми шнурами форме старших офицеров Флота. Двое из них были мне незнакомы, но трех других я знал с детства. Однако выражения их лиц ничем не выдавали этого факта. Они молча слушали мой подробный докладе том, что я делал с момента разговора с коммодором Грейсоном до прибытия в квартиру Дэнтонов.
— Трилия Дэнтон могла бы пролить свет на это дело, — закончил я. — Но, к сожалению, она не смогла мне ничего сказать.
Адмирал Стейн записал что-то на лежащем перед ним листе бумаги и посмотрел на меня отсутствующим взглядом.
— Вы говорите, что старший помощник Дэнтон отколол кусок какой-то породы в Кольцах, — сказал адмирал Лайтнер. — Где сейчас этот образец?
— К сожалению, я потерял его в пути, сэр.
— Согласно вашим показаниям, Тарлетон, Хетчер погиб случайно, — вступил в разговор адмирал Вентворт. — Его раздавило вашей лодкой, когда она двигалась никем не управляемая.
— Именно так, сэр.
— Этот случай кажется мне довольно странным.
— Да, сэр.
— Вы отдавали себе отчет в том, что зону, куда вы направили лодку, посещать запрещено?
— В тех обстоятельствах я оправдывал свой поступок тем, что ищу старшего помощника Дэнтона.
— Каковы же были обстоятельства?
— Они заключались в том, что коммодор, как мне казалось, действует по приказу Краудера, что старший помощник Дэнтон отсутствует, а Краудер горит желанием отыскать его. Кроме того, существовала опасность, что старший помощник заблудится, когда корабль поменяет стоянку.
— Если, как вы говорите, корабль был, э-э… в руках Краудера, почему же он позволил вам покинуть судно?
— Не думаю, что он ожидал от меня таких действий, сэр. К тому же он еще не полностью владел ситуацией.
— Какие мотивы могли быть у этих предполагаемых мятежников?
— Не имею ни малейшего представления, сэр. Разве что, они были как-то связаны с движением хетеников. Впрочем, это маловероятно.
Адмирал Стейн навис над столом. Лицо его было хмурым.
— Лейтенант, вы нарисовали довольно мрачную картину мятежа, предательства, убийства и Бог знает чего еще. Вы рассказали нам историю, полную предположений, совпадений и необъяснимых поступков, совершенных, на наш взгляд, абсолютно надежными людьми. А что вы можете представить в качестве доказательства?
— Проверить мой рассказ довольно легко, — ответил я. — По крайней мере, основные положения.
— Не лучше ли, лейтенант, чистосердечно во всем сознаться?
— Вы думаете, я обманываю вас, сэр?
— А разве не правда, лейтенант, что офицер Спецразведки мистер Хетчер уличил вас в попытке саботажа и вы убили его? — закричал адмирал Лайтнер.
— Что потом вы покинули корабль, что в Кольцах, где вы пытались скрыться, вас догнал старший помощник Дэнтон, который верил, что вы невиновны и надеялся убедить вас в безрассудстве дезертирства, и что вы убили его там. Что затем вам удалось вернуться на Землю, либо на G-лодке, либо с группой революционеров, известных как хетеники, и…
— Нет, сэр, — прервал я его. — Это нелепо.
— Более нелепо, чем нагромождение небылиц, которое вы имеете наглость поведать Комиссии? — прорычал Вентворт.
— Джентльмены, позвольте посоветовать вам установить связь с «Тираном». Если коммодор Грейсон еще жив, он подтвердит то, что я сказал.
— О? — сказал Вентворт.
Не верилось, что этот каменный человек был тем самым веселым добряком, которого я знал в детстве. Он сказал что-то в висперфон. Несколько секунд стояла тишина, потом дверь открылась, и вошел холодный и лощеный коммодор Грейсон.
— Вы следили за нашим разговором, Грейсон, — сказал Вентворт. — Можете что-нибудь сказать?
Грейсон посмотрел на меня так, как смотрят на грязь, прилипшую к подошве.
— Если на борту моего корабля и произошел мятеж, то я этого не заметил,
— проговорил он.
Полевой суд был скорым. На обвинении в убийстве Пола Дэнтона не настаивали. Мне вменили в вину убийство Хетчера, кражу G-лодки и дезертирство со станции. Ввиду того, что обвинения ни у кого не вызывали сомнений, моему защитнику нечего было сказать. Адвокат нерешительно предложил мне сослаться на безумие, но я отказался.
Я говорил о смерти Пола, не упоминая о своей теории мятежа, которую без шума замяли. Но мне нечем было объяснить его убийство. Мои показания казались дикими даже мне. Я потребовал, чтобы Краудера вызвали в суд, но так как даже я не мог утверждать, что он напрямую связан со смертью Хетчера или последующими событиями, просьба была отклонена.
Суд отказался признать меня виновным в убийстве Хетчера, и в результате остались лишь обвинения в похищении собственности Флота и в дезертирстве.
В этом я и был признан виновным.
Председатель суда адмирал Хэтч, вызвал меня и спросил, хочу ли я что-нибудь заявить до вынесения приговора. Он выглядел слегка смущенным, словно решения были приняты чересчур поспешно. У меня сложилось такое же впечатление.
Мне казалось, что нужно еще многое сказать о сообщении Пола, о его смерти, о том, что Хетчер стрелял в меня, о поведении Краудера во время беседы с Грейсоном и о том, что Пол искал в Кольцах.
Но обо всем этом я уже говорил.
Я хотел сказать им, что я верный офицер, что интересы Флота являются моими собственными интересами, что все случившееся — странная ошибка и что единственное мое желание — вернуться на службу и забыть о происшедшем.
Однако я сказал:
— Нет, сэр.
Я стоял по стойке смирно, чувствуя себя, как фотография, наклеенная на картон. А тем временем зачитывали приговор. Казалось, слова эти относились не ко мне, а к кому-то другому.
«…уволить со службы… потеря заработка и содержания… лишение гражданства… пожизненная ссылка…».
Торжественной церемонии не было; никто не срывал с меня пуговиц, никто не ломал шпагу. Они отвезли меня в закрытом автомобиле в большое, серое здание и провели по ярко освещенному коридору в опрятную маленькую комнату, в которой была кровать, стол, туалет, но не было окон. Они проверили мое физическое состояние, сделали мне всякие прививки и одели в простой серый костюм.
Еду приносили в комнату трижды в день. Мне разрешили смотреть тридио, хотя иногда некоторые каналы отключались. Как я сообразил, это были новости. Я потребовал тренажеры, и мне их принесли. Свет включали — свет выключали. Я спал.
Прошло девять дней, меня забрали из камеры, отвезли в Андрус, посадили на «шаттл» и повезли на запад в сопровождении двух вооруженных офицеров, молчавших всю дорогу.
Потом мне сказали, что я могу принять посетителей. Так как из родни у меня никого в живых не осталось, я отказался. Однако мне сказали, что один посетитель все-таки ждет. Впустили адмирала Хенса и оставили нас одних в маленькой, уютной, как газовая камера, комнате.
Он долго мялся, говорил что-то о сочувствии, ему было довольно трудно перейти к сути дела. Но в конце концов, он изложил ее довольно ясно: в обмен на все, что я знаю об организации хетеников, обещают значительное смягчение приговора.
Я ответил, что не знаю об организации ничего такого, о чем бы не было известно Тэнси Краппу. Хенсу пришлось довольствоваться этим. Запрет допрашивать офицеров Флота исполнялся неукоснительно и касался как официальных, так и неофициальных вопросов.
Он стоял довольно долго, изучающе глядя на меня, и наконец задал мне бередящий душу вопрос:
— Зачем, Бен?
Все ответы, которые я мог дать, походили на бред лунатика, но других не было.
На следующий день меня погрузили на корабль, направлявшийся к планете под названием Розовый Мир. На борту находился еще двадцать один заключенный.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Свой новый дом я впервые увидел на рассвете: розовый свет над розовой пустыней, простиравшейся до гряды розовых гор в розовой дали. Мы вышли из корабля, и нас окутали жар, сухость и проникающий всюду запах каленого железа. По приказу мы построились в две колонны, нас пересчитали, и мы пошли под надзором охраны к длинному, низкому сараю с эмблемой Флота над входом.
Маленький опрятный, усталый на вид человек в простом комбинезоне сообщил нам, что мы — свободные люди. Нас не будут ограничивать и принуждать никоим образом. Если мы хотим, то можем уйти со станции и никогда не возвращаться.
Он сделал паузу, чтобы мы оценили сказанное.
— Однако, — продолжил он, — те из вас, которые пожелают остаться здесь, должны придерживаться правил, установленных для этой станции. Эти правила деспотичны и непререкаемы. Никаких исключений нет. Наказание за любое нарушение — насильственное изгнание со станции без права возвратиться обратно.
Мои приятели-осужденные покашливали, переминались с ноги на ногу, но никто ничего не говорил. Полагаю, что все представляли себе необъятные просторы розовой пустыни, окружавшей станцию.
— Здесь все платное, — продолжал лектор. — Если вы захотите чем-нибудь воспользоваться, то будете за это платить. Единственное исключение — воздух. Мы не пытаемся контролировать потребление воздуха. Но это не от щедрости. Воздух не вырабатывается станцией, а потому является общественной собственностью. — Он явно не шутил и, насколько я понял, никто это и не воспринял как шутку.
Мужчина средних лет с узким, морщинистым лицом поднял руку. Лектор кивнул.
— Это включает пищу и так далее?
— Это включает все, что производит станция, в том числе ответы на лишние вопросы. Ты уже должен один кредит.
— Ну, а как производится оплата? Ведь у нас на счете ничего нет.
— Два кредита долга, этот вопрос будет освещен в моей речи. Вы будете работать. Сколько заработаете — зависит от вас. Сколько вам заплатят — зависит от надсмотрщика.
— Не такой уж большой выбор, а? — возмутился высокий, стройный парень.
— Мы можем уйти и голодать в пустыне или остаться здесь и работать на ваших условиях.
— Вы свободны в том, чтобы принять наши условия или отвергнуть их.
— А если я откажусь? — мускулистый человек неожиданно встал и шагнул вперед. — Что, если я…
Он успел сказать только это. Раздался резкий щелчок, дверь распахнулась, и вошли два вооруженных человека в сером.
— Если вы их отвергаете, то уйдете со станции прямо сейчас.
Мускулистый сел.
— Выбор работы за вами, — продолжал лектор.
Оба охранника оперлись о стену, сложили руки на груди и уставились на мускулистого человека.
— Здесь и повсюду на планете достаточно работы для всех. Если хотите, можете покинуть эту станцию и работать по контракту на внешней станции.
— Что представляют собой эти станции? — осведомился тот, кто спрашивал про еду.
— Три долга. Это промышленные объекты: шахты, фабрики, перерабатывающие предприятия и тому подобное.
— Что будет, если я отправлюсь в одно из этих мест и мне там не понравится? Могу я оттуда уйти?
— Когда вы покидаете станцию, на вас уже не распространяется ее юрисдикция. Соблюдение правил на внешних станциях — дело отдельных надсмотрщиков.
— А можно вернуться сюда, если там не понравится?
— Пять долгов. Чем вы занимались, покинув станцию, — ваше личное дело. Пока вы не нарушили правил этой станции, вы можете вернуться и остаться здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21