Трудно дышать. Я посмотрел вниз, на пологий спуск между скалами. Там было больше тенистых мест; завлекая меня, тени мерцали и плясали, как эльфы. Я еще ничего не решил, но вдруг выяснилось, что я уже ползу, а точнее, соскальзываю по склону. Тень, которую я увидел, оказалась глубокой узкой щелью. Мне не нужно было долго думать, как поступить. Я перевалился через край и, увлекая за собой поток гальки, пролетел ярд или два. Прохлада охватила меня со всех сторон. Я глубоко вдохнул, чтобы утонуть сразу, но с удивлением обнаружил, что вдыхаю тень так же легко, как и воздух. Открытие показалось мне настолько замечательным, что я решил при первой же возможности сообщить о нем ученым.
— Люди могут дышать тенью, — торжественно объявил я.
Неподалеку послышалось тихое брюзжание. Всегда найдется какой-нибудь скептик. Но ведь все было именно так. Но если я могу дышать, значит, я смогу и плавать. Как рыба. Без усилий, бездумно…
Кажется, когда-то я уже думал об этом. Я попытался сделать несколько взмахов руками, но было очень больно. Я очутился на дне аквариума, там, где обычно лежат цветные камешки. Здесь темно, а наверху свет. Необходимо погасить свет, иначе рыбки будут плавать, пока не умрут.
Я снова очнулся и понял, что лежу на боку на дне узкой щели в скале. Я подумал, что вся тень может вытечь через дыру, и я начну задыхаться. На мгновение меня охватила паника: вот если бы мне удалось завалить эту дыру камнями!..
Я подплыл к дыре, это было трудно, потому что мое брюхо все еще тащилось по дну, и проскользнул в нее.
Я оказался в пещере.
А там, где пещеры, там и лишайник.
— Там, где есть пещеры, — сказал я вслух, стараясь тщательно выговаривать слова, — есть и лишайники.
Никто не ответил. По крайней мере, никто мне не возразил. Это было добрым знаком. Где-то поблизости был лишайник; я знал об этом, потому что мне только что об этом сообщили. Позже я подумаю, кто это был, но сейчас важнее поесть, например бифштекс. И даже совсем не обязательно бифштекс. Достаточно горячей сосиски с горчицей. Толстые, нежные, сочные сосиски, намазанные острой, кисленькой, ароматной горчицей.
В мою челюсть вонзились иглы, я начал жевать, но вскоре понял, что еще не откусил сосиску. Пока у меня ее даже не было. Но она находилась где-то поблизости. Я чувствовал запах. И пошел на этот аромат…
Казалось, я шел довольно долго, но никак не мог добраться до кафе, где меня ждала еда. Однако запах становился все сильнее, все настойчивее.
— Сколько еще идти? — спросил я.
— Недолго, сэр, — ответил официант.
Это был маленький, не выше двух футов, человек, с гладкой, похожей на репу, головой. И походка у него была странная.
— Еще чуть-чуть, — сказал он, пятясь.
Мне хотелось спросить его, почему нельзя поставить столик прямо здесь? Кошмарное обслуживание. Полно свободных столиков, но нет…
— Этот зал еще не работает, сэр. Пройдемте немного дальше. Сюда, сэр…
Я схватил что-то упругое, отломил кусочек и засунул в рот. Нечто потрясающее! Приправленное, подкопченное, сочное и ароматное! Никогда не видел сосисок такой формы, должно быть, это какой-то кулинарный секрет. И нечего проявлять любопытство! А горчица? А, вот она! Не слишком острая, не слишком слабая, как раз то, что нужно. И всего вполне достаточно. Но кто-то предупредил меня, что нельзя есть все сразу. Какой нахал этот официант, но нет сил его отругать. В конце концов, он все-таки привел меня к столику. К кровати. Я лежал в кровати, широкой, мягкой, гладкой, с шелковистыми простынями, с пушистым одеялом. Невежливо отказываться. Мог бы немного вздремнуть. Устал. Я так устал.
Последнее, что я помнил, это сон о рыбе. Глупый сон. Странно, что он привиделся мне, когда я бодрствовал. Но сейчас трудно думать. Я плавно задвигал плавниками, подчиняясь темному потоку воды, и позволил ему унести меня в тихие глубины.
Я проснулся, голова была ясной, хотя все болело, особенно колени и ладони. Для того, чтобы сесть, мне потребовались усилия, сравнимые со строительством гибралтарской плотины.
Слабый свет, отражающийся от стен пещеры, позволил разглядеть низкий потолок из известняка, растрескавшиеся стены и голый в канавках пол, на котором я лежал. Ладони у меня были порезаны и исцарапаны. Брюки на коленях были целы, но сами колени — разбиты. Складывалось впечатление, что я долго полз на четвереньках. Подбородок и кончик носа тоже болели. Должно быть, прежде чем попасть сюда, я вспахал лицом часть пути.
Вероятно, обитатели Зефира прочесывают пустыню, ломая голову над вопросом, смог ли я куда-нибудь добраться и не летят ли к черту все их планы покорения мира. Я расплылся в идиотской улыбке, а потом перестал улыбаться. Быть может, они правы, взяв оружие, чтобы сразиться с морем бед и покончить с ним тем единственным способом, которым могли.
Я не должен об этом думать. Я должен вообще ни о чем не думать. Где-то там, далеко, в огромном мире, люди будут убивать друг друга, отстаивая свои представления о том, каким должен быть этот мир. Но без меня. Я удалился из этого мира.
Я сражался как мог и проиграл во всем. Я старался придерживаться своих принципов, но они обернулись против меня. Я стоял за мир и порядок, но мир и порядок бросили меня волкам, волки загнали меня в пустыню, а пустыня пыталась меня погубить. Все! С меня хватит! Я не дурак. Кое-что понял.
— Просто не пробил твой час, Тарлетон, — сказал я себе. — Попробуй еще раз в другой жизни…
А пока?
Пока у меня есть уютное, прохладное место, где я могу спокойно дожидаться голодной смерти.
Как ни странно, я не был голоден. Я подумал о сосиске и меня слегка затошнило. Я съел достаточно сосисок…
— Ошибка, — вслух сказал я. — Никаких сосисок в диапазоне нескольких световых лет отсюда нет.
Однако что-то я съел. Об этом свидетельствовал мой желудок. Я плотно поел и не так давно. Я огляделся, вовсе не ожидая увидеть грязные тарелки, облизанные ложки или маленького официанта с головой, как репа.
Я увидел холмик лишайника, задумался, оглядел голые стены, голый пол. Лишайник здесь не рос. Как же он сюда попал? Очень просто. Я собрал его где-то и принес сюда. Это была единственная разумная мысль, и я изо всех сил старался в нее поверить.
— Отлично, — сказал я. Я понимал, что не нужно привыкать говорить вслух, но тем не менее продолжал: — Ты прятался от палящего солнца, на четвереньках исследовал пещеры, обнаружил запас сухариков и притащил их в эту уютную пещерку, чтобы съесть.
— Не сходится, — резко возразила вторая половина моего быстро раздвоившегося «я». — В твоем состоянии ты бы не смог преодолеть и шести лишних дюймов.
— Тогда, — размышлял я, — ты сходишь с ума.
— Либо так, либо кто-то принес мне лишайник.
— Это как раз то, что я имею в виду. Завтрак в постель, да? Полагаю, именно тогда является маленький человечек с гладкой головкой.
— Ты на чьей стороне?
— На чьей стороне? Какое это имеет значение? Твои злейшие враги любят тебя, а твои верные друзья клянут на чем свет стоит. Правильное стало неправильным, а неправильное — правильным. До определенной степени.
— Ты разговариваешь сам с собой.
— Ничего. Я не слушаю.
— Давай выбираться отсюда. Похоже, здесь водятся привидения.
— Наконец-то мы сошлись во мнениях. Вставай.
Встать не составляло особого труда, по крайней мере я внушал себе это. Мне удалось подняться лишь с третьей попытки. Я сделал один шажок, потом другой.
— Смотри-ка! И руки не понадобились, — сказал я.
Никто не ответил. Даже мое второе «я» покинуло меня. Как печально! Бедный юный Бенестр Тарлетон, когда-то ты был полон надежд и высоких идеалов, а сейчас ты совсем один, всеми покинутый.
И вдруг я увидел след.
Он четко отпечатался на кучке пыли, скопившейся на полу. След был длиной в три дюйма и шириной два дюйма в том месте, где были пальцы, и полдюйма — в пятке. Может быть, это след обезьяны? Но, как известно, они здесь не водятся. Может быть, он мне просто пригрезился? Но, нет!
— Размер как раз подходящий для официанта, — усмехнулся я, однако по спине пробежал холодок.
Мое желание выбраться наружу — красное горячее солнце, розовый песок и все такое — стало еще сильнее. Расстояние до выхода, через который проникал свет, составляло пятьдесят футов. Я преодолел их, упав только два раза. Свет лился через щель наверху. Выбраться через нее было невозможно.
Я пошел дальше. Туннель делал многочисленные повороты, шел вниз, поднимался наверх. Свет становился тусклее. Я вернулся немного назад, отыскал еще один туннель. Он привел меня во мрак. Я опять повернул, но свет уже исчез. Еще час я искал выход, а потом упал, на сей раз совсем. Я лежал в кромешной тьме и слышал, как стучит мое сердце. Я слышал, как шепотом переговариваются привидения. Слышал шлепанье маленьких ног. Слышал, как я начал смеяться.
— С тобой все кончено, Тарлетон, — произнес я, и мой голос мне не понравился. — Забраться-то ты сюда забрался, а выйти не можешь. Это конец
— последний поклон после последнего акта. Ты похоронен, и через какое-то время умрешь, ну, может быть, последовательность и не совсем такая, как принято, но никто на это жаловаться не будет.
— Успокойся, Бен, — услышал я голос Пола Дэнтона.
При таком повороте событий кто-нибудь более слабый, мог бы и свихнуться. Но не я. Я их провел. Я свихнулся уже давно. И то, что я слышу голоса, не так уж и плохо. Ничто так не развлекает, как небольшая галлюцинация. Поговорить с другом, когда у тебя галлюцинация, лучше, чем беседовать самому с собой.
— Рад, что ты пришел, Пол, — радушно сказал я. — Все хотел тебе сказать: жаль, что ты мало мне доверял и не рассказал, в чем ты был замешан. Впрочем, наверное, я сам в этом виноват.
— Тебе нужно отдохнуть, Бен. Полежи немного здесь и поспи. Ты очень плох. Твое тело почти умерло.
Какое-то время мне казалось, что я лежу на койке в своей каюте на «Тиране», но я сделал усилие и вернулся к так называемой реальности. Воображаемые голоса, которые так явно звучали в ушах, — еще ничего, но воображаемая койка — это уж слишком.
Небольшая, безвредная галлюцинация, только в профилактических целях, не больше — таково было мое жесткое правило. А то еще стану воображать, что лежу на пляже острова Монте-Белло, рядом красотка по имени Дженни-Энн, мы попиваем ледяное шампанское и думаем, не окунуться ли еще разок…
Солнце светило мне в глаза; под руками хрустел песок; из портативного тридео доносилась веселая музыка. Я ощущал запах моря, слышал шум лениво набегающих волн. Я повернул голову, открыл один глаз и увидел изгиб загорелого бедра…
— Нет! — закричал я и сел. — Оставьте в покое мой мозг!
— Мы не хотим сделать тебе ничего плохого, — ответил кто-то в моей голове.
Я зажал уши руками и побежал в темноту, но натолкнулся на холодный, шершавый камень стены.
— Прочь из моей головы! — повторял я.
Говорить было трудно, зубы стучали. Дело становилось нешуточным. Я был напуган гораздо сильнее, чем когда-либо в жизни.
— Не бойся, Бен, — вновь раздался голос.
— А я боюсь, черт возьми! — заорал я и еще плотнее прижал руки к ушам.
Не помогло, потому что голос проникал не через мою слуховую систему, он был во мне, внутри меня…
Песчинки, налипшие на мои израненные ладони, царапали кожу. Шершавый песок. Такого здесь быть не может. Пол пещеры каменный, на нем лишь немного пыли. И никакого песка. А особенно такого — грубого, кремниевого, как на пляже в Монте-Белло.
Я плакал и жаловался кому-то, чему-то:
— Я умру, я знаю. Но я не хочу умереть безумным. Дайте мне уйти из жизни в здравом рассудке. Дайте умереть, сознавая, кто я и где я, а не с пригоршней песка с пляжа, который за десять световых лет отсюда. Я ведь не так уж и много прошу, правда?
— Ты хочешь умереть, Бен? — спросил меня Пол. — Нет, вижу, что не хочешь…
— Прочь! — кричал я, срывая голос. — Оставь меня в покое!
— Чего ты боишься, Бен?
— Я боюсь того, что разговаривает у меня в голове, того, чего я не вижу! Я боюсь сойти с ума, боюсь перестать быть самим собой! Я боюсь темноты!
Мне пришлось остановиться, потому что я представил себя орущего с безумными глазами в подземной камере, и эта картина парализовала мои голосовые связки. Это равносильно тому, что вы вошли в темную комнату и оказались прямо перед зеркалом, с которого на вас смотрит незнакомое, чужое лицо.
— Успокойся, Бен, — сказал голос.
И тут страх пропал.
Я сидел скрючившись, глаза плотно сжаты, в будто судорогой сведенных руках — песок. Я сидел и ждал.
— Нам очень жаль, что мы испугали тебя, Бен, — сказал голос. Это был уже другой голос, не Пола Дэнтона, и в то же время, черт побери, тот же самый. — Мы хотим тебе помочь.
Сквозь сомкнутые веки я почувствовал мерцание слабого света. Я открыл глаза. Жемчужный свет, похожий на закат в подводной пещере, пробивался непонятно откуда. Он освещал трех маленьких существ с головами в виде репы. Они сидели рядком на корточках, и их безглазые лица были обращены ко мне.
Они потратили довольно много времени, прежде чем убедили меня, что существуют на самом деле, что они безобидны и даже полезны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21