— Мне бы хотелось прочесть последнее стихотворение, — сказал он.
— Пожалуйста. Посмотрим, вот восемьдесят третья страница, восемьдесят пятая…
Видимо, он ошибся, когда нумеровал… Хотя нет… Как странно. Последнего стихотворения нет. Наверное, оно ему не понравилось, и он вырвал страницу. Но остальные стихи — прекрасны…
* * *
Вот что набросал Жозэ в своей записной книжке:
1. О Фризу.
У Фризу было обнаружено четырнадцать золотых монет Латинского союза.
Такая же монета была найдена рядом с трупом.
На Фризу была зелёная накидка, похожая на накидку Гастона Симони, члена Гонкуровской академии.
Фризу притащили на место преступления. Жаль, что он не может говорить.
Глухонемого Фризу привели в дом, где был убит Гюстав Мюэ?!?!
Фризу, совершенно очевидно, неспособен ничего объяснить. Он даже не может ответить да или нет , то есть кивнуть или покачать головой. Очень досадно.
В доме убитого Фризу повторил то, что сделал в первый вечер. Он расстелил накидку на полу и разложил на ней золотые монеты. На его взгляд, получается очень красиво.
Где он расстелил накидку? На том месте, где был труп?
2. О Бари.
Бари — главный редактор П.-Н. .
Бари — поэт.
Бари любит природу и покой.
Б. родился в Муассаке.
Он хранит свои стихи в Муассаке.
Одно стихотворение Б. было найдено на кухне убитого.
Это страница 87. Волшебство молчания .
Страница была вырвана (недавно?) из сборника Стихи .
3. О Дубуа.
Является ли Дубуа убийцей?
Каковы побудительные причины?
Смелое предположение: преступник умышленно навлекает на себя подозрения, оставляет улики именно для того, чтобы не заподозрили его, чтобы сказали: Нет, это исключено. (Небывалое в уголовной практике!) 4. Не стоит огорчаться. Обратить внимание на самые обычные вещи. Из-за деревьев леса не видно. Не торопиться. Все проверить и только тогда идти дальше .
Глава 9.
УЧИТЕЛЬ БРОДИТ СРЕДИ НОЧИ
Да отступит оружие перед тогой.
Цицерон
Дождь внезапно прекратился. Налетевший с севера ветер высушивал грязные мостовые, лужи, крыши.
На чистом, удивительно бледном небе замигали звёздочки. Приближалось время заморозков. Скоро с виноградных кустов упадут последние красные листья.
Съёжившиеся и потрескавшиеся от ночных заморозков, они наполнят канавы в виноградниках, а голые поля наденут свой серо-бурый зимний наряд.
В тот вечер Жозэ сидел у себя в номере. Только что кончился ужин, прошедший, как всегда, почти в полном молчании. Учитель ел, уткнувшись в свою тарелку, и не проронил ни слова. Хозяйка бесшумно сновала из кухни в столовую и обратно.
Посетителей было мало. Холод разогнал людей по домам. Жозэ был рад, что выбрал эту второразрядную гостиницу, хотя здешняя кухня, как он теперь узнал, пользовалась весьма неважной репутацией. Собратья по перу остановились в более привлекательных отелях, расположенных поблизости от почты и полиции.
В гостинице Розовая гроздь для Жозэ было два преимущества: он был ограждён от докучливых коллег, и, кроме того, улица Кабретт находилась рядом, а Жозэ любил вжиться в обстановку; он старался не упустить ни одной мелочи, связанной с делом, которым он занимался. Здесь он имел возможность в любой час дня и ночи пойти на место преступления.
Репортёр сидел на кровати, накинув на плечи плащ; гостиница не отапливалась — хозяин просил его извинить, завтра он привезёт дрова и в камине будет пылать яркое пламя, но сейчас у него дров мало, совсем мало, и они нужны для кухни…
Завтра… Завтра, — размышлял Жозэ, — меня наверняка здесь не будет . Ему не терпелось вернуться в Париж и посмотреть, как развёртываются события там.
Пока что было исписано много бумаги — репортёры и хроникёры упивались этим делом. Говорили, что министр юстиции выразил желание познакомиться с произведением Дубуа. Какая-то вечерняя газета даже объявила, что будет печатать роман Молчание Гарпократа . Но жюри Гонкуровской премии после нескольких заседаний вынесло решение передать все экземпляры рукописи нотариусу.
Официальное сообщение гласило: Во избежание возможных злоупотреблений с корыстными целями — — наживы и рекламы, а также ввиду того, что здесь задеты честь и достоинство французской литературы… Что же касается следствия, то оно не продвинулось ни на шаг. Газеты, конечно, поспешили раструбить об аресте Фризу, о том, что у него обнаружили четырнадцать золотых монет. Сумма невелика — всего около шестидесяти тысяч франков. Но убийца ли Фризу? Способен ли он пользоваться револьвером? Все терялись в догадках, так как глухонемой старик ничего не мог сказать. Журналисты злорадно подчёркивали, что, как это ни странно, но даже их коллега, всецело занявшийся этой драмой, не в состоянии её разгадать .
Некоторые парижские газеты не преминули сопоставить тот факт, что и у Фризу и у поэта, члена жюри, Гастона Симони, одинаковые зеленые накидки. Симони осаждали репортёры, засыпая его нескромными вопросами, касающимися его гардероба. Симони сперва злился, но потом все же ответил, что у него всего две накидки из зеленого сукна и накидка, обнаруженная в Муассаке, ему не принадлежит.
Одна загадка особенно мучила Жозэ: как попали в печку букиниста стихи, вырванные из тетради Бари? Репортёру удалось убедить следователя Рамонду, что этот факт не имеет большого значения и, во всяком случае, пока лучше его не предавать широкой огласке. Трудно было сказать, умышленно ли сунули листок в золу и потом забыли его вынуть или же он туда попал случайно.
На покрытой пылью мебели в квартирке букиниста были обнаружены и сфотографированы отпечатки пальцев. Но их оставил человек в перчатках. Да, убийца принял все меры предосторожности. Нашли также следы ног. На грязном потрёпанном коврике перед кроватью был примят ворс, и следы там выделялись особенно чётко. Но они были оставлены женскими туфлями тридцать седьмого размера.
Такой же след оказался на одном из комодов. Там же, на комоде, и в лавчонке за прилавком были обнаружены следы мужской обуви сорок второго размера. По мнению комиссара — он первый и увидел эти следы, — убийца или убийцы взобрались на комод, чтобы осмотреть висевшие на стене полки, на которых стояли поломанные безделушки и валялась пыльная макулатура.
Вот эти следы да ещё золотые монеты и сам Фризу были единственным достижением следствия. Может быть, в это дело замешана женщина? А почему бы и нет? — размышлял Жозэ.
Этот запутанный клубок разных обстоятельств носит чисто женский характер. Жозэ вспомнил хохот в телефонную трубку. Это мог быть и женский голос. Да и вообще все вместе — желание поиздеваться, бросить вызов, все усложнить, запутать…
Жозэ покачал головой. Одни лишь предположения, туманные догадки, не обоснованные никакими вескими доводами. Надо отсеять все, что сбивает с правильного пути, и заняться только самыми простыми и бесспорными уликами.
* * *
Размышления Жозэ были прерваны звуком тихих шагов в соседней комнате, в номере Рессека. Кто-то, скорее всего сам учитель, осторожно пробирался по комнате, но его выдавал скрип половиц. Все знают, как скрипит пол в гостиничных номерах.
Идёшь чуть ли не по воздуху и кажется, что никто тебя не услышит, как вдруг на другом конце комнаты раздаётся страшный треск, такой, будто сейчас все рухнет.
Жозэ прислушался.
Скрип продолжался. Потом осторожно открыли дверь. Шаги удалились в сторону лестницы. Жозэ немедленно потушил свет, ринулся к окну и приоткрыл его.
Из гостиницы вышел Рессек. Жозэ узнал его долговязую фигуру. Своей подпрыгивающей походкой он шёл в сторону монастыря. Видимо, ботинки у него были на каучуке или на резине, потому что шагов не было слышно. Он шёл, прижимаясь к тёмным стенам домов, и почти сливался с ними.
Жозэ застегнул плащ и спустился.
Интересно, куда пошёл учитель истории?
Это необходимо выяснить. Может быть, ему вздумалось навестить кого— нибудь — коллегу или друга? Ну, а все эти предосторожности? Просто чтобы не разбудить людей?
Жозэ перешёл на противоположную сторону улицы и крупным шагом бесшумно бросился вслед за Рессеком. Он выйдет справа от знаменитого портала с барельефами, а учитель — слева.
Вскоре Жозэ остановился.
Он потерял Рессека из виду, не слышал его шагов. Куда же тот девался? У Жозэ было великолепное зрение, но он тщетно пытался что-нибудь разглядеть в ночной мгле. И вдруг он понял: Рессек зашёл в портал. Он, конечно, знает каждую деталь портала, но, видно, не смог отказать себе в удовольствии ещё раз им полюбоваться. Хоть бы зажигалкой чиркнул, — подумал репортёр. — Ведь он же ничего не видит .
Но вот из тёмного портала донёсся лёгкий шорох, и репортёр догадался — — учителю не нужен был свет, он трогал руками высеченные из камня скульптуры, гладил их — словом, любовался ими на ощупь, как слепой.
В ушах Жозэ звучал низкий голос Рессека: Боковые стены украшены скульптурами. К великому сожалению, они сохранились плохо. Слева — демоны пытают Скупость и Прелюбодеяние. Наверху — пиршество богача и смерть Лазаря… Жозэ не двигался, он следил за учителем. А тот все гладил и гладил священные камни, влюблённо водил пальцами по несколько потерявшим от времени свою чёткость фигурам, высеченным из камня более семисот лет назад.
Что такое? Что все это значит? Неужели следует приобщить к делу и этот монастырь с его порталом? Конечно, убийца не мог не знать этого памятника старины с его скульптурами.
Ну и что из этого?
Скупость и Прелюбодеяние? Пиршество богача? Ну а почему бы и нет?
Скупость. Говорят же, что букинист был скрягой, что он копил свою жалкую ренту.
Прелюбодеяние? Нашли же в его доме следы женских туфель. Не замешана ли в это дело женщина? Недаром говорится — во всем виновата женщина. Может быть, старинная поговорка и права.
А при чем тут пиршество богача?
Из мглы портала возникла длинная и нелепая тень учителя и устремилась влево, в сторону улицы Кабретт.
Жозэ, крадучись, пошёл за учителем.
Здесь все было объято сном.
Впереди горел фонарь, при его свете вчера репортёр увидел человека в зеленой накидке. Но Рессек старательно обошёл освещённый участок и свернул налево.
Значит, сейчас он уже на улице Кабретт.
До чего же здесь было темно! Никаких признаков жизни. Дома чернели сплошной стеной, и лишь наверху, между домами, тянулась узкая полоска светлого неба, усеянного изящными звёздочками. Типичное разбойничье логово , — подумал Жозэ и удивился тому, как эта мысль пришла ему в голову только сейчас. До сих пор он замечал здесь лишь навеянную веками тишину, живописную нищету этого трухлявого квартала. Он как-то не задумывался над тем, что здесь несколько дней назад был убит человек и что выбранное преступниками место как нельзя лучше подходило для сведения счётов в полной тайне.
Жозэ обернулся, долго вглядывался в темноту, посмотрел по сторонам, прислушался.
Из тёмной улочки доносились осторожные шаги учителя. Вскоре их не стало слышно.
Рессек углубился в тупик. Теперь уже не было никаких сомнений — он шёл к дому букиниста, туда, где было совершено преступление.
* * *
Дойдя до тупика, репортёр притаился за углом.
Вообще-то учитель должен был быть далеко. А вдруг он придержал шаг, проверяя, нет ли кого поблизости?
Жозэ знал, что сейчас у дома букиниста охраны нет. Видимо, и Рессеку это было известно. Следователь Рамонду принял такое решение, чтобы освободить своих подчинённых от ночного дежурства. К тому же дом был тщательно обыскан, и в нем не осталось ничего ценного. Так, во всяком случае, считал уголовный розыск. Ну, а учитель, подумал Жозэ, возможно, придерживается иного мнения.
Наконец репортёр осмелился высунуть из-за угла голову и заглянуть в тупик.
Никого!
Учитель исчез.
В глубине тупика, зажатый двумя глухими стенами, стоял серый домишко с ветхой, покосившейся крышей, маленьким кухонным окном и двумя дверями — в лавку и в коридор.
Жозэ задумался.
Учитель направлялся к этому дому. Он не мог перелезть через стены, не мог их обойти. Раз его нет на улице, значит, он вошёл в дом. Значит, он открыл дверь дома, где был убит букинист!
Он её отпер и закрыл за собой, чтобы его случайно не обнаружил патруль.
Оставалось одно — с крайней осмотрительностью подойти к дому и выяснить, что учителю там нужно.
Осторожно ступая по мелкому щебню, Жозэ крался вдоль домов.
Прыжок — и Жозэ очутился у самого входа. Затаив дыхание он прильнул ухом к рассохшейся двери.
Да, учитель был в доме. Жозэ слышал тихие шорохи, лёгкие шаги.
Рессек двигался медленно, стараясь ничего не задеть.
Сперва он зашёл в кухню, потом шаги стали ещё тише. Учитель прошёл в комнату.
Что он искал? А вдруг из комнаты он сразу же выйдет на улицу? Жозэ на всякий случай отошёл от двери и притаился у кухонного окна.
До его слуха снова донёсся шорох. По-видимому, учитель начал вести себя более уверенно. Ему казалось, что он тут один, без каких-либо свидетелей. Скрипнул стул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19