Чтобы достойно выполнить эту задачу и заложить основы новой цивилизации, полчища магов, – этих тружеников будущего, – не могут вращаться только в астрале, но должны являть собою двусторонних исполинов, обладающих всеми физическими способностями человека и всем могуществом духовным. Царь, священнослужитель и законодатель должны непременно быть живыми существами, а не только бесстрастными магами, любящими одну науку.
Ты легко можешь впасть в такое заблуждение, если поддашься чувствам отвращения и презрения, которые сейчас высказал. Остерегайся и не беги от того, что волнует человеческое сердце, дабы впоследствии тебя не упрекнули в том, что, вознесясь так высоко, ты утратил понимание людей, которыми правишь; чтобы не сочли ясный свет и тихую гармонию твоего существа за грубую бесчувственность.
Да не обвинят тебя никогда в том, что ты глух к нуждам и жалобам малых, сирых и убогих. Помни, что ведь на тебя взирать-то будут снизу, и эти слабые, безвольные существа, с шатающейся верой, могут не понять твоей мудрости, а будут видеть в тебе только палача, бездушного исполнителя неумолимых законов, налагающего на них непосильные испытания и толкающего их, вместо далеких, недосягаемых, – по их мнению, – врат неба, в самый ад!
Супрамати побледнел.
– То, что ты сказал, учитель, ужасно. Сохрани меня Бог потерять способность понимать моих меньших братьев, но что же мне делать, чтобы избежать этой опасности?
– Никогда не отстраняться от людей, дабы в невозмутимом спокойствии бесстрастного мага не погасли все волнения души человеческой. Пока живешь в свете, ныряй без страха в круговорот жизни; свет истинный не должен блистать и греть на одних лишь вершинах, а обязан озарять также глубины и бездны. Чистая любовь нисколько не унижает мага, ибо любовь, ты сам знаешь, это – сила природы, чувство божественное, хотя бы даже в ничтожном создании. Маленькая птичка, которая дрожит за свое гнездо и печется о своих птенцах, уже трогает струны великих божественных чувств.
Почему бы тебе, друг, не последовать, вообще, примеру птицы и не свить себе гнездо на время твоего пребывания между смертными? Мы – бессмертные – право, похожи на перелетных ласточек. Подобно им, мы прилетаем из дальних, неведомых стран и вскоре улетаем неизвестно куда; подобно им, поднимаемся мы на эфирные высоты, купаясь в живительных лучах солнца науки, и снова вступаем в вихрь жизни, опускаясь на землю…
– Учитель! Ты хочешь женить меня?! – воскликнул Супрамати, слушавший с возрастающим изумлением и густо покраснел.
Эбрамар засмеялся.
– Могу ли я хотеть женить тебя, если это тебе неприятно! Избави меня Бог злоупотреблять моим на тебя влиянием, чтобы навязывать отношения, которые можно взять на себя только добровольно. Но я не отрицаю, что, если бы ты решился жениться на достойной тебя женщине, то я вполне одобрил бы такое решение, и по многим причинам.
Во-первых, ты на самом деле вступил бы в мир, для тебя совершенно чуждый, и сразу завязал бы родственные отношения, которые обяжут тебя принимать участие в людях; одним словом, ты действительно стал бы настоящим членом общества. Во-вторых, несмотря на наше относительное, так сказать, бессмертие, мы остаемся людьми, подчиненными законам физическим, и в известные промежутки времени организм наш, насыщенный первоначальным веществом, то есть жидким огнем, испытывает потребность окунуться в сферу, наполненную веществами более материальными, чем в наших убежищах науки, обладающих особой атмосферой. Потому-то нам и необходимо сливаться с низшими относительно нас существами (до известной степени, конечно), чтобы освобождать наше тело от излишка астрального огня и электричества.
Все это ты знаешь сам, как и то, что наши Махатмы после 180-200 лет аскетической жизни вступают в брак; поэтому и бессмертным разрешается во время их пребывания в миру вести жизнь заурядного человека. Прибавляю к этому, что дети магов становятся могущественными помощниками и превосходными работниками в том мире, которым мы будем управлять.
– Однако, с этой точки зрения, Дахир также должен жениться? – заметил видимо озабоченный и удрученный Супрамати.
– Несомненно, и я не премину сегодня дать ему подобный совет. Закон один для всех и поэтому-то, например, Нара, стоявшая много выше тебя, сделалась твоей женой, как была раньше моею, несмотря на разделявшее нас расстояние. Низший очищается и возвышается в единении с существом высшим, которое подобно свече может зажечь тысячи других, не утратив нисколько своей яркости и силы. Итак, если мы можем ввести в нашу ауру другое существо, чтобы очистить и возвысить его, почему же этого не сделать? Хорошо ли ты понял меня, ученик мой и друг?
– Да, учитель, и охотно постараюсь последовать твоему совету, глубокую мудрость которого я вполне понимаю. Я знаю даже женщину, которая любит меня… – он колебался. – Любовь ее наивна до смешного, но сама она чище и честнее окружающей ее толпы.
– Ты говоришь об Ольге Болотовой, – сказал Эбрамар, улыбаясь, – и я должен подтвердить, что любовь ее, несмотря на наивность, чиста, сильна и способна на жертвы.
И он передал разговор с вызывавшей его девушкой.
– Ох! Уж этот Нарайяна просто из рук вон! Выдумать подобную вещь! – изумился Супрамати.
Он в смущении слушал учителя, а в то же время был тронут и взволнован.
– Теперь я понимаю, почему меня так упорно преследовало воспоминание об этой сумасбродке; но так как я не хотел допустить чужое влияние на себя, то постоянно и совершенно напрасно – как вижу теперь – отгонял ее мысль, не прочтя.
Он на минуту задумался и замолчал.
– Учитель, – нерешительно начал он, – а мне ведь жаль эту девушку; союз со мною сократит ее жизнь, если не дать ей эликсир.
Эбрамар покачал головой.
– Нет, Супрамати, ваш союз будет испытанием и для тебя. Ольга умрет, и несмотря на твое могущество и горесть потери этого молодого создания, ты должен воздержаться от соблазна дать ей бессмертие. Я нахожу полезным для нее, как и для тебя,
чтобы она вернулась в невидимый мир, который, однако, прекрасно видим мы с тобой. Понимаешь ли, друг, что это вызывается вовсе не бесполезной жестокостью?
– Понимаю и подчиняюсь всему, что ты прикажешь. Я знаю, что одна любовь и высшая мудрость руководят тобою, – ответил Супрамати.
Его лучистые глаза любовно и доверчиво глядели в глубокие очи наставника. Тот привлек его к себе и обнял.
– А теперь, – весело прибавил Эбрамар, – пойдем к нашим друзьям. Я рад отужинать с вами, а затем мне надо поговорить с Дахиром.
В маленькой комнате, рядом со столовой, приятели играли в шахматы и оба вскочили при виде Эбрамара.
Чувство стыда и неловкости охватило Нарайяну, и черные глаза его опустились под строгим и испытующим взглядом мага.
– Нарайяна, Нарайяна, когда же ты сделаешься наконец благоразумным? – произнес тот, неодобрительно качая головой.
Повинуясь безотчетному благоговению перед магом, Нарайяна опустился на колени и, схватив руку Эбрамара, прижал к своим губам.
– Прости, учитель мой, руководитель и покровитель; полюби меня – хоть немного таким, каков я, – прошептал он. – Я знаю, ты не покинешь меня, и в светлых волнах твоего существа я все-таки очищусь.
Эбрамар нагнулся, поцеловал Нарайяну в лоб и потом поднял его.
– Конечно, я никогда не покину тебя, – сказал он, улыбаясь, – но мне тяжело видеть тебя все в одном положении; я бы желал, чтобы ты шел вперед. Неужели тебе еще не надоело дурачиться? Ты не думаешь о тяжелых испытаниях, ожидающих тебя на новой планете, где тебе придется-таки в конце концов обуздать «зверя», который властвует над тобой.
– Эх, учитель! Там, среди этих гадких скотов, будет легче, меньше представится соблазнов. А пока еще можно, дай мне повеселиться на нашей бедной утонченной и уютной земле.
Все посмеялись и перешли в столовую, где был приготовлен ужин из молока, вина, меда и легких печений.
За столом разговор зашел о поездке друзей в город ученых.
– Скажи-ка, Нарайяна, это ты, вероятно, выдумал подшутить над люциферианами? – спросил вдруг Эбрамар. – Кажется, Дахир с Супрамати сыграли уже с ними довольно злую шутку в Царьграде?
– Да, учитель, но этого мне показалось мало. Надо разить их в самом центре их могущества. Уж очень они стали наглы в своем кощунстве и цинизме. Давно пора напомнить им, что существуют и высшие силы. Только мы не хотели действовать без твоего одобрения и совета, учитель, – воскликнул Нарайяна, сверкнув глазами.
– Я нисколько не против этого, если вы хотите взять на себя довольно-таки противное дело, – чистить эту помойную яму.
– Мы останемся невидимыми, учитель!
– Разумеется, но это не избавит вас от необходимости окунуться в зловредную, вонючую атмосферу, – возразил Эбрамар.
– Можно потом почиститься; а зато мы испортим им их сатанинский пир, их мерзкие жертвоприношения и кощунственные церемонии.
Эбрамар не мог удержаться от улыбки.
– Да, если ты возьмешься за составление программы, то можно быть уверенным, что экспедиция выйдет любопытной.
– Забавной и интересной, – дополнил весело Нарайяна. По окончании ужина Эбрамар увел Дахира для дружеской беседы в соседнюю комнату, откуда они вернулись через четверть часа и маг объявил, что ему пора уйти.
Все направились к башне-лаборатории.
Здесь Эбрамар простился с учениками, обнял их, пожелал успеха в предприятии против люцифериан, а потом подошел к раме, поверхность которой так живо волновалась и бурлила, словно то были морские волны.
Порыв теплого, ароматичного ветра пронесся по комнате и в ту же минуту Эбрамар, подхваченный этой воздушной волной четвертого измерения, очутился за рамой. Он рукою послал последний привет и стал быстро исчезать в пространстве.
Теперь можно было ясно видеть что-то вроде светящейся искристой полосы, которая уносила мага словно ковер-самолет.
Потом, далеко-далеко, на голубоватом фоне, точно марево, показался чудный белый гималайский дворец с его воздушными колоннами, тонкой резьбой, бьющими фонтанами и роскошной зеленью окружавших его садов.
Друзья, как очарованные, смотрели на чудную картину, и вдруг их охватила жгучая тоска, непобедимое желание следовать за Эбрамаром, укрыться в этом безмолвном покое природы, вдали от ядовитого, пресмыкающегося человечества, живущего завистью, алчностью, братоубийственной враждой.
Тяжело дыша, смотрел Супрамати на далекий дворец. Ему слышался ласкающий плеск фонтанов, стройная музыка сфер, и казалось, что он вдыхает аромат цветов, растущих под широким окном его рабочей комнаты. Вся душа его точно отрывалась и летела в этот далекий приют чистой науки, где ничто не нарушало светлой гармонии мысли, где забывалось само время, где века проходили, как дни. И сознание, что он должен снова окунуться в людской хаос, войти в тесные отношения с этой озверелой толпой – грубой и развратной, – наполнила его таким отвращением, что даже сердце замерло, сжатое словно тисками.
Но далекая картина бледнела, а потом исчезла вовсе, и поверхность рамы приняла снова гладкий и зеркальный вид.
– Ну, друзья, не мечтайте о пустынных островах и новых победных венках. Пока вас ожидают более скромные обязанности и занятия, – сказал Нарайяна.
И голос его, дружески насмешливый, вернул молодых ученых к действительности.
– Гм! Дело так скромно, что любой босяк с ним справился бы. А между тем, кто знает, мне легче, пожалуй, оплодотворить пустынный остров, – заметил иронически Дахир. – Эбрамар желает, чтобы я женился, а я не встретил еще ни одной симпатичной мне женщины. Мне не так везет, как Супрамати, и не удалось зажечь такую пылкую любовь, которая способна ради него взять приступом небо, – прибавил он, лукаво посматривая на своего друга, который задумчиво прислонился к стулу.
Тот выпрямился и провел рукою по лбу, точно отгоняя тяжелые думы.
– Я полагаю, тебе стоит только пожелать, и ты найдешь счастие, не уступающее моему, – сказал Супрамати, улыбаясь.
– Такому красивому и пленительному мужчине остается только выбрать…
– Не беспокойся, я тебе найду подходящую жену из родни принцессы Супрамати! – перебил довольный Нарайяна.
– О! Если он позаботится о твоем семейном счастии, то можешь быть уверен – мигом пристроишься. У него в запасе героические средства. Ясно, что он, чувствовавший себя хорошо только у домашнего очага, желает дать такое же счастье и другим, – заметил насмешливо Супрамати.
– Твои слова не что иное, как. отголосок россказней Нары, которая ревностью отравила мне жизнь, – ответил Нарайяна, полушутя, полусердито.
– Ну, успокойся! Все знают, что ты был примерным мужем, и я предвижу, что иссякни сокровища Монте-Розы, ты открыл бы брачную контору и сделал бы состояние, если наша планета просуществует до того времени, – сказал Дахир. – А теперь, господа, покойной ночи, – прибавил он. – Довольно волнений на сегодня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52