— спросил Михаил Дмитриевич.
— Всегда — и безошибочно! — заявил Ванька.
— Выходит, если бы в тот момент кто-то находился на обочине шоссе, то Генерал Топтыгин не стал бы на него реагировать?
— Только не вчерашние браконьеры! — уверенно сказал я. — Топа знает, что их надо задержать, как только он их учует. А значит, он поднял бы шум, даже учуяв их на шоссе — или далеко за шоссе. И, возможно, немедленно кинулся бы их «арестовывать».
— Вы всё-таки следите, чтобы он не проявлял излишней самостоятельности, — с беспокойством сказал охранник Юрий. — А то ведь такие бандюги и пристрелить могут…
— Топу не пристрелишь! — с жаром заверил я. — Но ему ведь никто и не позволяет самовольничать. Вот и вчера — он явно чуял чужих, но отец запретил ему отправляться на разведку в одиночку, и Топа послушался, как слушается всегда. Он знает, что хозяин понимает больше, и если запрещает что-то делать, то, значит, неспроста.
— Но ведь твой отец потом решил, что Топа нервничал из-за чужих, так? — спросил охранник. — А сперва он считал, что пёс учуял даму, разве нет?
— Если бы он почуял даму, его не так легко было бы обуздать, — объяснил я. — Это был бы тот единственный случай, когда Топа мог дать дёру, на все наплевав. Во всяком случае, не послушался бы с первого оклика. Я думаю, когда отец понял, что он учуял не даму, а чужих, то перестал удивляться его покладистости.
— Но, всё равно, нельзя исключать, что пёс всё-таки нервничал из-за дамы? — вопросил охранник.
— Нельзя, — согласился я. — Но это маловероятно. И потом, Топа ведь взял след похитителей и провёл отца до самого шоссе…
Охранник на это ничего не ответил, но как-то недоверчиво покачал головой.
— Вы не верите, что Топа шёл по правильному следу? — возмущённо спросил Ванька.
— Работа у нас такая, что надо учитывать все вероятности, — ответил охранник.
— Но разве вы не нашли следы? — спросила Фантик.
— Со следами есть небольшая загвоздка… — пробормотал охранник. — И уже слишком темно, чтобы их искать. Завтра с утра все как следует проверим — лишь бы ночью снегопада не было…
— Но ведь можно медленно ехать на машине и светить фарами, — заметил Михаил Дмитриевич. — Я могу вести машину, а вы пойдёте перед ней, выглядывая следы…
— Да, пожалуй, так и стоит сделать, — кивнул охранник. — У меня вопросов к ребятам больше нет. А у вас?
— Тоже не имеется, — сказал Михаил Дмитриевич.
— Благодарю вас, — кивнул нам охранник. И направился вниз.
Михаил Дмитриевич чуть задержался, и я окликнул его, когда он был уже в дверях.
— Михаил Дмитриевич!..
— Да? — обернулся он. — Кстати, называйте меня просто Михаилом. Или Мишей, как вам больше нравится. Я до сих пор никак не привыкну к этому торжественному обращению по имени-отчеству, — он слегка поёжился. — Будто тебя надувают через соломинку, чтобы ты казался важнее… И потом, я ведь не намного старше вас.
— Хорошо, — сказал я. — Я вот чего не понял… Раз вдоль следа воров можно проехать на машине, то, выходит, они удирали по дороге? Ведь напрямки машина к шоссе не пройдёт…
— Верно, по дороге, — подтвердил Михаил. — Разве отец вам не сказал?
— Он просто сказал, что прошёл по следу, а мы не спросили, как шёл этот след. И мне сначала вообразилось, что прямо через лес и русло реки…
— Нет, шёл по дороге — если это вообще был тот след. Может, я открою вам служебную тайну, но всё-таки скажу: полковник подозревает, что Топа мог неправильно понять вашего отца и пойти по обратному следу собственной машины министра, которую вы так здорово отправили в канаву…
— Полковник?! — все втроём воскликнули мы.
— Ну да. А вы не знали? — удивился Михаил. — Очень опытный офицер. Абы кому охранять министра не доверят.
— Поэтому вы с ним и были так..? — Ванька искал подходящее слово, но никак не мог найти.
— Так почтителен? — Михаил сам пришёл на помощь моему брату. — Конечно! Ведь я всего лишь лейтенант, так что должен соблюдать субординацию. Пока он здесь, решающее слово всегда будет за ним.
— В общем, преступники были на машине, так? — сказал я. — И тогда понятно, почему они так быстро появились и быстро исчезли. Но со следами машины… Да, действительно, это не следы в чистом снегу. На дороге снег утрамбованный, да ещё в последние дни ездили по нему много, так что отличить следы одних колёс от других…
— Очень трудно, особенно в темноте, — согласился Михаил. — А разобраться желательно ещё сегодня.
— А второй охранник министра — тоже полковник? — полюбопытствовал Ванька.
— Нет, майор. Но тоже заслужил это звание не просто так, как вы понимаете.
— Как вы думаете, можно их расспросить про всякие ихние приключения? — спросил Ванька.
— Думаю, можно. В конце концов, за спрос денег не берут. В крайнем случае, откажутся вам что-нибудь рассказывать, вот и все.
И Михаил вышел.
— Может, он и опытный, — проворчал Ванька. — А все равно дурак. Не может наш Топа ошибаться, и это любому ёжику должно быть понятно!
— Да, мне тоже Михаил нравится больше, — сказала Фантик.
— Не волнуйтесь, все они знают, что делают, — вмешался я. Мне не очень хотелось продолжать разговор на эту тему. — Этот Юрий, который оказался полковником, ведь ясно сказал: они должны учитывать все, даже то, что вряд ли может быть.
— Ну… — протянул Ванька. — Наверно, обязаны. Но это ж свихнуться можно, если всех подозревать.
— По-твоему, они и наших родителей могут подозревать? — спросила Фантик.
Вот это мне уже совсем не понравилось. Ещё немного — и они додумаются до того, до чего уже додумался я. Всё-таки, я был самым старшим, поэтому соображал немножко быстрее. И я чувствовал, что мне надо как можно быстрее посоветоваться с отцом.
— Глупости! — сказал я. — Им просто надо восстановить все по минутам, чтобы было легче поймать воров… Дай-ка мне вон тот кусочек неба, на самом углу стола. Кажется, он должен подойти вот сюда.
Ванька машинально протянул мне нужный кусочек, продолжая размышлять над услышанным и полный обиды за Топу. Но через пять минут и он, и Фантик опять втянулись в собирание картинки, и мы собирали её до самого ужина.
ПИСЬМО ДЕСЯТОЕ. ЗАТИШЬЕ ПЕРЕД БУРЕЙ
Остаток вечера прошёл без особенных событий. Мы видели в окно, как уезжали Михаил Дмитриевич и Алексей Николаевич, как полковник Юрий подсел к ним в машину и через некоторое время вернулся пешком. Мы поняли, что они искали следы воров при свете фар, как и собирались. Потом министр всё-таки отправился париться в баню — «всем злам назло» — прихватив с собой охранников и секретаря, да и застрял там. Нас позвали ужинать и покормили отдельно, а взрослые готовились сесть за стол позднее, когда министр напарится. После ужина о нас как-то забыли, и мы воспользовались этим, чтобы довольно значительно продвинуть вперёд собирание «паззла». Раза два мы слышали крики и подбегали к окну. Это министр выскакивал из бани, обмотавшись полотенцем, и растирался снегом, заставляя проделывать то же самое и трёх своих сопровождающих. Охранники выдерживали неплохо — ещё бы, по их профессии им полагалась крепкая закалка — а вот секретарь совсем сломался, и из бани к ужину охранники буквально его доволокли через двор, потому что шевелить ногами он уже не мог. Потом снизу донеслось звяканье посуды, весёлые голоса и долгие разговоры.
Словом, лишь расходясь спать — это было около двух ночи — взрослые обнаружили, что и мы ещё не спим. Нас быстро разогнали по кроватям, но особенно не ругали — ведь, в конце концов, они сами на этот вечер махнули на нас рукой.
А мы не сопротивлялись — не только чтобы не раздражать взрослых, но и потому что у нас уже слипались глаза. Я и не помню толком, как добрался до кровати и как заснул.
Утром я проснулся от каких-то странных звуков: будто большая птица била крыльями. Секунду я соображал, что это может быть, потом прошлёпал к окну.
Посреди двора сияло в белом снегу яркое прямоугольное пятно замечательного степановского ковра, а вокруг него ходил секретарь министра, молотя по ковру выбивалкой. Время от времени он зачерпывал рукой пригоршню свежего снега и тонкой серебристой пылью рассыпал по ковру. Надо сказать, что когда цвета подёргивались серебристо-белой дымкой, ковёр начинал выглядеть значительно лучше. Во-первых. Приглушеннее, а во-вторых, в них появлялся изысканный и благородный оттенок.
Жаль, этот оттенок нельзя закрепить и сохранить, думал я, наблюдая за трудами секретаря: снежная пыль взвивалась облачками под его выбивалкой, улетала прочь, и там, где она развеивалась, глаза опять начинало жечь нестерпимо ядовитое сияние.
Я припомнил, что ведь да, вчера министр забрал ковёр в баню, осуществляя свой замысел попробовать привести его в божеский вид. Теперь, во исполнение второй части плана, секретарь с утра пораньше чистил ковёр. Наверно, исполняя распоряжение министра, пока сам министр только вставал после вчерашнего утомительного дня. И это при том, что ему досталось больше всего — из бани «мёртвым» вынесли — а министру и охранникам, здоровым бугаям, перегрузки в парной были хоть бы хны! Но пойди ослушайся приказа начальника… Да, подумал я, хоть министр — мужик весёлый и добродушный, но привык, чтобы все плясали под его дудку и с полуслова кидались исполнять любое его желание, так что работать под его началом, наверно, несладко…
Впрочем, вполне возможно, подумал я, что секретарь отправился спать намного раньше других. Его голоса вчера вообще не было слышно во всё время затянувшегося взрослого ужина, и очень вероятно, что министр пощадил его и отпустил, наказав взамен встать пораньше. Точно сказать я не мог, ведь вниз мы не спускались, и могли судить обо всём только по приглушённо доносящимся голосам.
Секретарь обошёл ковёр и стал выбивать ярко-зелёную траву. Над травянистыми бугорками поднялись лёгкие облачка — будто, подумалось мне, туда попадают пули охотников, летящие мимо цели. Проследив, куда направлены ружья охотников, я увидел, что они и впрямь направлены мимо кабана — в довершение ко всем другим глупостям изображённой на ковре картины. Попасть в кабана не мог ни один из них, так что кровь, хлеставшая у кабана из бока, была конечно, от раны, полученной раньше. А ранение в бок для кабана всё равно что царапина… Ну, не совсем так, конечно, но оно не только не смертельное, а к тому же скорее способно разъярить его, чем лишить сил. А разъярённый кабан, способный сражаться — это зверь пострашнее любого другого. Кабан может задрать медведя, если ему удаётся встать так, чтобы прикрыть свой тыл, а в книжке одного индийского охотника (в библиотеке отца было полно всяких записок охотников, охотившихся в разных частях света), описывается, как этот охотник стал свидетелем яростной битвы кабана и огромного тигра — битвы, в которой победителей не оказалось, потому что от полученных ран и кабан и тигр умерли прямо на месте сражения… Но, сами понимаете, со зверем, который может тигра убить, если его «рассвирепить» (одно из словечек моего братца), шутить не стоит. То, что он вот-вот поднимет на клыки одного из этих глупых мазил на ковре (я даже мог показать, какого), сделалось для меня очевидным. Художник, видно, даже не представлял себе, что такое охота на кабана, иначе его охотники не стреляли бы так неудачно.
С первого этажа до меня слабо донеслись голоса и звяканье посуды. Значит, родители встали, и можно спуститься позавтракать. Я оглянулся на Ваньку. Он спал без задних ног, и я решил его не будить. Может, после завтрака мне удастся поговорить с отцом. А если нет, то я наконец-то заберусь в тихий уголок и открою первый том Фенимора Купера. Когда родители дарили мне собрание его сочинений — они знали, чем мне угодить. Как-то так вышло, что я прочёл лишь «Последнего из могикан» и «Прерию», а ведь были ещё и «Зверобой», и «Следопыт», и «Пионеры», и «Шпион»… Я заранее предвкушал наслаждение, когда смогу найти несколько часов, чтобы поваляться на диване и полностью погрузиться в мир американских первопроходцев — в мир диких лесов и озёр, так похожий на нашу природу. Может быть, поэтому мне так понравились те вещи Фенимора Купера, которые я уже прочёл.
В общем, я тихо спустился вниз и застал всех наших родителей за завтраком.
— Проснулся, ранняя пташка? — приветствовала меня мама. — А где остальные?
— Ещё спят, — ответил я. — Я решил их не будить.
— Надо бы их поднять, — озабоченно сказала тётя Катя. — А то у них весь режим собьётся. Ложатся за полночь, встают невесть когда…
— Пусть расслабятся на праздники, — сказал отец, а дядя Серёжа кивнул головой в знак согласия. — Уже сегодня жизнь начнёт входить в норму. Какие у вас планы? — спросил он у меня.
— Ещё не знаю, — сказал я, делая себе бутерброды. — А у вас?
— Скоро поедем машину вытаскивать, — сказал отец, поглядев на часы. — Вот только Михаила дождёмся… Он хочет последний раз осмотреть место происшествия, при дневном свете. Кстати, министр со своими охранниками уже там!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Всегда — и безошибочно! — заявил Ванька.
— Выходит, если бы в тот момент кто-то находился на обочине шоссе, то Генерал Топтыгин не стал бы на него реагировать?
— Только не вчерашние браконьеры! — уверенно сказал я. — Топа знает, что их надо задержать, как только он их учует. А значит, он поднял бы шум, даже учуяв их на шоссе — или далеко за шоссе. И, возможно, немедленно кинулся бы их «арестовывать».
— Вы всё-таки следите, чтобы он не проявлял излишней самостоятельности, — с беспокойством сказал охранник Юрий. — А то ведь такие бандюги и пристрелить могут…
— Топу не пристрелишь! — с жаром заверил я. — Но ему ведь никто и не позволяет самовольничать. Вот и вчера — он явно чуял чужих, но отец запретил ему отправляться на разведку в одиночку, и Топа послушался, как слушается всегда. Он знает, что хозяин понимает больше, и если запрещает что-то делать, то, значит, неспроста.
— Но ведь твой отец потом решил, что Топа нервничал из-за чужих, так? — спросил охранник. — А сперва он считал, что пёс учуял даму, разве нет?
— Если бы он почуял даму, его не так легко было бы обуздать, — объяснил я. — Это был бы тот единственный случай, когда Топа мог дать дёру, на все наплевав. Во всяком случае, не послушался бы с первого оклика. Я думаю, когда отец понял, что он учуял не даму, а чужих, то перестал удивляться его покладистости.
— Но, всё равно, нельзя исключать, что пёс всё-таки нервничал из-за дамы? — вопросил охранник.
— Нельзя, — согласился я. — Но это маловероятно. И потом, Топа ведь взял след похитителей и провёл отца до самого шоссе…
Охранник на это ничего не ответил, но как-то недоверчиво покачал головой.
— Вы не верите, что Топа шёл по правильному следу? — возмущённо спросил Ванька.
— Работа у нас такая, что надо учитывать все вероятности, — ответил охранник.
— Но разве вы не нашли следы? — спросила Фантик.
— Со следами есть небольшая загвоздка… — пробормотал охранник. — И уже слишком темно, чтобы их искать. Завтра с утра все как следует проверим — лишь бы ночью снегопада не было…
— Но ведь можно медленно ехать на машине и светить фарами, — заметил Михаил Дмитриевич. — Я могу вести машину, а вы пойдёте перед ней, выглядывая следы…
— Да, пожалуй, так и стоит сделать, — кивнул охранник. — У меня вопросов к ребятам больше нет. А у вас?
— Тоже не имеется, — сказал Михаил Дмитриевич.
— Благодарю вас, — кивнул нам охранник. И направился вниз.
Михаил Дмитриевич чуть задержался, и я окликнул его, когда он был уже в дверях.
— Михаил Дмитриевич!..
— Да? — обернулся он. — Кстати, называйте меня просто Михаилом. Или Мишей, как вам больше нравится. Я до сих пор никак не привыкну к этому торжественному обращению по имени-отчеству, — он слегка поёжился. — Будто тебя надувают через соломинку, чтобы ты казался важнее… И потом, я ведь не намного старше вас.
— Хорошо, — сказал я. — Я вот чего не понял… Раз вдоль следа воров можно проехать на машине, то, выходит, они удирали по дороге? Ведь напрямки машина к шоссе не пройдёт…
— Верно, по дороге, — подтвердил Михаил. — Разве отец вам не сказал?
— Он просто сказал, что прошёл по следу, а мы не спросили, как шёл этот след. И мне сначала вообразилось, что прямо через лес и русло реки…
— Нет, шёл по дороге — если это вообще был тот след. Может, я открою вам служебную тайну, но всё-таки скажу: полковник подозревает, что Топа мог неправильно понять вашего отца и пойти по обратному следу собственной машины министра, которую вы так здорово отправили в канаву…
— Полковник?! — все втроём воскликнули мы.
— Ну да. А вы не знали? — удивился Михаил. — Очень опытный офицер. Абы кому охранять министра не доверят.
— Поэтому вы с ним и были так..? — Ванька искал подходящее слово, но никак не мог найти.
— Так почтителен? — Михаил сам пришёл на помощь моему брату. — Конечно! Ведь я всего лишь лейтенант, так что должен соблюдать субординацию. Пока он здесь, решающее слово всегда будет за ним.
— В общем, преступники были на машине, так? — сказал я. — И тогда понятно, почему они так быстро появились и быстро исчезли. Но со следами машины… Да, действительно, это не следы в чистом снегу. На дороге снег утрамбованный, да ещё в последние дни ездили по нему много, так что отличить следы одних колёс от других…
— Очень трудно, особенно в темноте, — согласился Михаил. — А разобраться желательно ещё сегодня.
— А второй охранник министра — тоже полковник? — полюбопытствовал Ванька.
— Нет, майор. Но тоже заслужил это звание не просто так, как вы понимаете.
— Как вы думаете, можно их расспросить про всякие ихние приключения? — спросил Ванька.
— Думаю, можно. В конце концов, за спрос денег не берут. В крайнем случае, откажутся вам что-нибудь рассказывать, вот и все.
И Михаил вышел.
— Может, он и опытный, — проворчал Ванька. — А все равно дурак. Не может наш Топа ошибаться, и это любому ёжику должно быть понятно!
— Да, мне тоже Михаил нравится больше, — сказала Фантик.
— Не волнуйтесь, все они знают, что делают, — вмешался я. Мне не очень хотелось продолжать разговор на эту тему. — Этот Юрий, который оказался полковником, ведь ясно сказал: они должны учитывать все, даже то, что вряд ли может быть.
— Ну… — протянул Ванька. — Наверно, обязаны. Но это ж свихнуться можно, если всех подозревать.
— По-твоему, они и наших родителей могут подозревать? — спросила Фантик.
Вот это мне уже совсем не понравилось. Ещё немного — и они додумаются до того, до чего уже додумался я. Всё-таки, я был самым старшим, поэтому соображал немножко быстрее. И я чувствовал, что мне надо как можно быстрее посоветоваться с отцом.
— Глупости! — сказал я. — Им просто надо восстановить все по минутам, чтобы было легче поймать воров… Дай-ка мне вон тот кусочек неба, на самом углу стола. Кажется, он должен подойти вот сюда.
Ванька машинально протянул мне нужный кусочек, продолжая размышлять над услышанным и полный обиды за Топу. Но через пять минут и он, и Фантик опять втянулись в собирание картинки, и мы собирали её до самого ужина.
ПИСЬМО ДЕСЯТОЕ. ЗАТИШЬЕ ПЕРЕД БУРЕЙ
Остаток вечера прошёл без особенных событий. Мы видели в окно, как уезжали Михаил Дмитриевич и Алексей Николаевич, как полковник Юрий подсел к ним в машину и через некоторое время вернулся пешком. Мы поняли, что они искали следы воров при свете фар, как и собирались. Потом министр всё-таки отправился париться в баню — «всем злам назло» — прихватив с собой охранников и секретаря, да и застрял там. Нас позвали ужинать и покормили отдельно, а взрослые готовились сесть за стол позднее, когда министр напарится. После ужина о нас как-то забыли, и мы воспользовались этим, чтобы довольно значительно продвинуть вперёд собирание «паззла». Раза два мы слышали крики и подбегали к окну. Это министр выскакивал из бани, обмотавшись полотенцем, и растирался снегом, заставляя проделывать то же самое и трёх своих сопровождающих. Охранники выдерживали неплохо — ещё бы, по их профессии им полагалась крепкая закалка — а вот секретарь совсем сломался, и из бани к ужину охранники буквально его доволокли через двор, потому что шевелить ногами он уже не мог. Потом снизу донеслось звяканье посуды, весёлые голоса и долгие разговоры.
Словом, лишь расходясь спать — это было около двух ночи — взрослые обнаружили, что и мы ещё не спим. Нас быстро разогнали по кроватям, но особенно не ругали — ведь, в конце концов, они сами на этот вечер махнули на нас рукой.
А мы не сопротивлялись — не только чтобы не раздражать взрослых, но и потому что у нас уже слипались глаза. Я и не помню толком, как добрался до кровати и как заснул.
Утром я проснулся от каких-то странных звуков: будто большая птица била крыльями. Секунду я соображал, что это может быть, потом прошлёпал к окну.
Посреди двора сияло в белом снегу яркое прямоугольное пятно замечательного степановского ковра, а вокруг него ходил секретарь министра, молотя по ковру выбивалкой. Время от времени он зачерпывал рукой пригоршню свежего снега и тонкой серебристой пылью рассыпал по ковру. Надо сказать, что когда цвета подёргивались серебристо-белой дымкой, ковёр начинал выглядеть значительно лучше. Во-первых. Приглушеннее, а во-вторых, в них появлялся изысканный и благородный оттенок.
Жаль, этот оттенок нельзя закрепить и сохранить, думал я, наблюдая за трудами секретаря: снежная пыль взвивалась облачками под его выбивалкой, улетала прочь, и там, где она развеивалась, глаза опять начинало жечь нестерпимо ядовитое сияние.
Я припомнил, что ведь да, вчера министр забрал ковёр в баню, осуществляя свой замысел попробовать привести его в божеский вид. Теперь, во исполнение второй части плана, секретарь с утра пораньше чистил ковёр. Наверно, исполняя распоряжение министра, пока сам министр только вставал после вчерашнего утомительного дня. И это при том, что ему досталось больше всего — из бани «мёртвым» вынесли — а министру и охранникам, здоровым бугаям, перегрузки в парной были хоть бы хны! Но пойди ослушайся приказа начальника… Да, подумал я, хоть министр — мужик весёлый и добродушный, но привык, чтобы все плясали под его дудку и с полуслова кидались исполнять любое его желание, так что работать под его началом, наверно, несладко…
Впрочем, вполне возможно, подумал я, что секретарь отправился спать намного раньше других. Его голоса вчера вообще не было слышно во всё время затянувшегося взрослого ужина, и очень вероятно, что министр пощадил его и отпустил, наказав взамен встать пораньше. Точно сказать я не мог, ведь вниз мы не спускались, и могли судить обо всём только по приглушённо доносящимся голосам.
Секретарь обошёл ковёр и стал выбивать ярко-зелёную траву. Над травянистыми бугорками поднялись лёгкие облачка — будто, подумалось мне, туда попадают пули охотников, летящие мимо цели. Проследив, куда направлены ружья охотников, я увидел, что они и впрямь направлены мимо кабана — в довершение ко всем другим глупостям изображённой на ковре картины. Попасть в кабана не мог ни один из них, так что кровь, хлеставшая у кабана из бока, была конечно, от раны, полученной раньше. А ранение в бок для кабана всё равно что царапина… Ну, не совсем так, конечно, но оно не только не смертельное, а к тому же скорее способно разъярить его, чем лишить сил. А разъярённый кабан, способный сражаться — это зверь пострашнее любого другого. Кабан может задрать медведя, если ему удаётся встать так, чтобы прикрыть свой тыл, а в книжке одного индийского охотника (в библиотеке отца было полно всяких записок охотников, охотившихся в разных частях света), описывается, как этот охотник стал свидетелем яростной битвы кабана и огромного тигра — битвы, в которой победителей не оказалось, потому что от полученных ран и кабан и тигр умерли прямо на месте сражения… Но, сами понимаете, со зверем, который может тигра убить, если его «рассвирепить» (одно из словечек моего братца), шутить не стоит. То, что он вот-вот поднимет на клыки одного из этих глупых мазил на ковре (я даже мог показать, какого), сделалось для меня очевидным. Художник, видно, даже не представлял себе, что такое охота на кабана, иначе его охотники не стреляли бы так неудачно.
С первого этажа до меня слабо донеслись голоса и звяканье посуды. Значит, родители встали, и можно спуститься позавтракать. Я оглянулся на Ваньку. Он спал без задних ног, и я решил его не будить. Может, после завтрака мне удастся поговорить с отцом. А если нет, то я наконец-то заберусь в тихий уголок и открою первый том Фенимора Купера. Когда родители дарили мне собрание его сочинений — они знали, чем мне угодить. Как-то так вышло, что я прочёл лишь «Последнего из могикан» и «Прерию», а ведь были ещё и «Зверобой», и «Следопыт», и «Пионеры», и «Шпион»… Я заранее предвкушал наслаждение, когда смогу найти несколько часов, чтобы поваляться на диване и полностью погрузиться в мир американских первопроходцев — в мир диких лесов и озёр, так похожий на нашу природу. Может быть, поэтому мне так понравились те вещи Фенимора Купера, которые я уже прочёл.
В общем, я тихо спустился вниз и застал всех наших родителей за завтраком.
— Проснулся, ранняя пташка? — приветствовала меня мама. — А где остальные?
— Ещё спят, — ответил я. — Я решил их не будить.
— Надо бы их поднять, — озабоченно сказала тётя Катя. — А то у них весь режим собьётся. Ложатся за полночь, встают невесть когда…
— Пусть расслабятся на праздники, — сказал отец, а дядя Серёжа кивнул головой в знак согласия. — Уже сегодня жизнь начнёт входить в норму. Какие у вас планы? — спросил он у меня.
— Ещё не знаю, — сказал я, делая себе бутерброды. — А у вас?
— Скоро поедем машину вытаскивать, — сказал отец, поглядев на часы. — Вот только Михаила дождёмся… Он хочет последний раз осмотреть место происшествия, при дневном свете. Кстати, министр со своими охранниками уже там!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26