Ошибка стала роковой. В тот момент, когда дети стояли, радуясь своему мастерству, отваге и беспомощной ярости врага, что-то тонкое, похожее на верёвку, схватило их, обвивая ступни и пальцы рук, прижимая уши и сплющивая носы, опутывая их локти и сковывая ноги. Казалось, дверь, охраняемая Лобстерами, начала медленно отдаляться. Дети повернули головы и поняли, что движутся против своей воли вслед за отступающим войском противника.
— О, почему мы не послушались Принцессу? — выдохнула Кити. — Произошло что-то неладное!
— Я должен был это предвидеть, — сказал Бернард. — Мы попались… в сеть!
Так и было. Высокий пехотинец армии Народа Пучин уносил их все дальше от Мореленда, с той же быстртой и легкостью, с какими ребёнок тянет пойманный за ниточку воздушный шарик…
Глава X
Народ Пучин
Те из нас, кому довелось испытать на себе подобное несчастье — при исполнении воинских обязанностей угодить в сети врага, который буксирует вас за собой, беспомощных, словно плавучие надувные шарики, смогут в полной мере оценить ощущения четырёх ребят, с которыми приключилась эта ужасная беда.
Сделанная из переплетённых нитей волокнистых водорослей, сеть оказалась очень крепкой. Все попытки её разорвать были тщетны, а разрезать, к сожалению, оказалось нечем. У них не было при себе даже устричных раковин, зазубренные края которых могли бы как-нибудь помочь их беде, или, в конце концов, послужить каким-никаким оружием, и положение их оказалось воистину плачевным. Они превратились, по выражению Кити, в «кучу-малу из рук и ног», и как-то разобраться в этой куче, не нанеся друг другу увечий, было крайне сложно.
— Давайте выбираться по очереди, — предложила Мэйвис после нескольких минут болезненного и бесплодного барахтанья. — Сначала Фрэнсис. Выбирайся отсюда, Фрэнс, и посмотри, сможешь ли сесть на кусочек сетки, на котором нет нас, а за тобой попробует Кити.
Совет оказался превосходным, и когда ему последовали все четверо, оказалось, что они вполне могут бок о бок уместиться на том, что приближённо могло бы зваться полом, хотя сжимающиеся «стены» сети по-прежнему норовили вытеснить кого-нибудь вверх, если этот кто-то был недостаточно осторожен.
К моменту, когда с рассаживанием было покончено, и они получили возможность как следует оглядеться, картина вокруг полностью переменилась. Прежде всего, сам по себе весь мир стал гораздо темнее, хотя та его часть, в которой сейчас находились дети, была гораздо светлее, чем море в том месте, где их поймали в сети. Удивительное было ощущение — словно смотришь на ночной Лондон с верхушки собора Святого Павла. Всюду носились какие-то сияющие штуки, похожие на трамваи или омнибусы, а огоньки поменьше, весьма напоминающие кэбы или экипажи, точками расцвечивали чёрные просторы до такой степени, что в местах их плотного скопления темнота исчезала, растворяясь в серебристом мерцании.
Были и другие, с огоньками, похожими на иллюминаторы больших лайнеров. Один из них стремительно направился в их сторону, и голову Кити посетила дикая идея: «а что, если, потонув, корабли продолжают жить и плавать под водой, как, например, она сама и остальные». Очень может быть. Но как бы там ни было, а то, что приближалось, было отнюдь не одним из тех кораблей, поскольку, когда оно подплыло ближе, то стало похожим скорее на толстущую рыбину с рядами фосфоресцирующих чешуек вдоль гигантских боков. Проплывая мимо, рыбина распахнула челюсти, и на мгновение все зажмурились, решив, что им пришел конец. А когда снова осмелились их открыть, рыба-великан была уже далеко. Тем не менее, оказалось, что Кити расплакалась.
— Лучше бы мы совсем не приходили! — проныла она и остальные не могли не почувствовать, что в её словах есть доля истины. Как могли, они успокоили её и себя, старательно изображая полууверенность в том, что всё закончится хорошо. Как я заметила раньше, в мире существуют вещи, настолько ужасные, что даже если Вы и найдёте в себе смелость встретиться с ними лицом к лицу, то сначала Вам покажется, что такого просто не может быть. Сама идея творческой справедливости, в которую все мы верим в глубине сердца, делала невозможной даже мысль о том, что детей, которые так благородно (а они все чувствовали, что это было благородно) защищали своих друзей, Народ Русалок, ждут такие ужасные последствия. И когда Бернард принялся расписывать им превратности войны, он делал это так неубедительно, что Фрэнсис посоветовал ему заткнуться.
— Но что же нам теперь делать? — всхлипнула Кити, в двадцатый раз за всё время, пока пехотинец тащил за собой полную несчастного улова сеть.
— Нажмём свои перламутровые пуговицы, — с надеждой предложил Фрэнсис. — Тогда мы станем невидимыми и неосязаемыми, и, может быть, нам удастся сбежать. — Он потеребил похожую на мрамор жемчужину.
— Нет, не надо! — воскликнул Бернард, хватая его за руку, — как ты не поймёшь? Если мы это сделаем, то никогда не сможем выбраться из сети. Они не смогут ни увидеть, ни пощупать нас. А просто решат, что сеть пуста, и тогда, возможно, повесят ее на какой-нибудь крюк или вообще выбросят в болото. — И оставят там на много-много лет. Теперь понимаю, — сказала Кити.
— Но в таком случае мы сможем вмиг свои пуговицы расстегнуть. Ведь сможем же? — предложила Мэйвис.
— Ага, конечно, — согласился Бернард, но на самом деле ничегошеньки они не могли(.
Наконец, пехотинец, прошагав по улицам мимо гигантских скальных дворцов, миновал грандиозную арку и оказался в зале, размерами с собор Святого Павла и Вестминстерское аббатство вместе взятые.
Множество жителей глубин, которые до этого, рассевшись на каменных скамьях вокруг грубо вытесанных столов, ели какую-то странную светящуюся пищу, вскочили с мест, и послышались крики: «Какие новости?»
— Четыре пленника, — объявил пехотинец.
— Поверхностный люд, — добавил Полковник. — И я приказываю доставить их лично к Королеве.
Он пересёк холл и поднялся по широкой лестнице, ступени которой были сделаны из чего-то настолько зелёного и прозрачного, что это могли быть лишь стекло или изумруд, и я не думаю, что это было стекло, разве возможно изготовлять стекло в морских пучинах? Под ступенями были светильники, которые сияли сквозь безупречную зелень так чисто и прекрасно, что Фрэнсис начал мечтательно:
Услышь меня,
Прекрасная Сабрина,
Сквозь тихую, прозрачную волну…
И почти сразу в сети стало несравнимо тесней, и все четверо оказались в объятиях плачущей от радости и облегчения Фрейи — своей ненаглядной Русальей Принцессы.
— Ой, я не собирался… милая принцесса, я вовсе не… — начал Фрэнсис. — Это просто изумрудные ступени навели меня на мысли о прозрачности…
— Я заметила, — сказала она, — но, если б вы только знали, что я пережила… вы, наши гости, наши благородные рыцари, отважные защитники, и вдруг превратились в пленников, в то время как все остальные в безопасности! Я-то как раз надеялась, что вы меня всё же позовёте! И по-настоящему горжусь, что вы этого не делали, что у вас хватило мужества не звать меня, пока это не вышло совершенно случайно.
— Мы как-то не додумались Вас звать, — чистосердечно призналась Мэйвис, — но я все же надеюсь, что мы бы этого не сделали, даже если бы додумались.
— А почему вы не нажали на свои перламутровые пуговицы? — спросила Принцесса, и тогда они поведали ей причину.
— Мудрые дети, — похвалила она, — но в любом случае нам всем придётся воспользоваться волшебным зельем, не позволяющим потерять память.
— А я не буду! — заявила Кити. — Не хочу я помнить! Если бы я ничего не помнила, то забыла бы даже, что надо бояться! Пожалуйста, позвольте мне забыть всё, что я помню! — Она растроганно прильнула к принцессе, которая шепнула Мэйвис: «Может быть, это к лучшему» — и они позволили Кити поступить по-своему.
Остальные едва успели проглотить своё зелье, как пехотинец бросил сеть на громадный стол, который казался высеченным из цельного алмаза, и тут же рухнул ничком, уткнувшись носом в землю. Таков был местный обычай приветствия повелителя.
— Пленные, Ваше Величество, — провозгласил он, поднявшись. — Четыре юных представителя Поверхностного Народа, — вещая, он обернулся к сетке, на мгновение запнулся и добавил изменившимся голосом. — И там есть кто-то ещё! Готов поклясться, сначала его там не было!
— Откройте сеть, — произнёс сильный, нежный голос, — и заставьте пленников подняться, чтобы я могла как следует их разглядеть.
— Они же могут сбежать, любовь моя, — вмешался кто-то беспокойно, — или, может быть, они кусаются…
— Окунанья, — сказал первый голос, — будь наготове с четырьмя моими женщинами. Берите пленных по очереди. Каждого из них хватайте и держите, пока моя августейшая особа не выразит удовлетворения.
Сеть открыли, и огромные сильные руки ухватили Бернарда, оказавшегося ближе к горловине сети, и стали осторожно, но необыкновенно крепко удерживать его в вертикальном положении. Ни одна из охранниц не могла стоять ровно из-за своего хвоста.
Прямо перед пленниками, на троне восседала высокая и величественная Королева, очень красивая и очень грустная, а рядом с ней — Король (королевскую чету они сразу узнали по коронам), не такой прекрасный, как его жена, но всё же совсем непохожий на остальной неуклюжий и неповоротливый Народ Пучин. Он тоже был печален. Они были облачены в мантии из роскошнейшей ткани из водорослей, расшитые драгоценными камнями, а короны были просто верхом великолепия. Их трон был сделан из цельного чистой воды ярко-кровавого рубина с пологом из ниспадающих зелёных водорослей, украшенных топазами и аметистами. Королева поднялась и, сойдя по ступеням трона, что-то шепнула той, кого назвала Окунаньей, и та, в свою очередь, передала приказ другим четырём внушительным леди.
Все пятеро действовали с поразительной синхронностью: одним точным движением они сняли с пленников волшебные мундиры, и ещё одним движением отняли такие удобные хвосты. Принцесса и четверо детей стояли теперь на своих десяти ногах.
— Какие забавные маленькие создания! — совсем незлобно произнёс Король.
— Тише! — прервала Королева, — возможно, они понимают, что ты говоришь. По крайней мере, эта девчонка-русалка точно понимает.
Дети пришли в настоящую ярость от такого непочтительного упоминания о своей принцессе. Но сама она оставалась совершенно непоколебима.
— А теперь, — начала Королева, — будете ли вы отвечать на вопросы, пока вам не уничтожили память?
— На одни — ответим, на другие — нет, — сказала Принцесса.
— Это человеческие дети?
— Да.
— Как они попали в подводный мир?
— Морская магия. Вам не понять, — надменно отвечала Принцесса.
— Они сражались против нас?
— Да! — выкрикнули разом Бернард и Мэйвис, не дав ответить Принцессе.
— И, между прочим, весьма успешно, — добавил Фрэнсис.
— Если вы раскроете численность армии морелендцев, вам вернут хвосты и мундиры и отпустят. Будете говорить?
— Разве такое возможно? — был ответ Принцессы. — Я русалка и Принцесса Королевского Дома. И никогда не предам свою страну.
— Нет, полагаю, что не предашь, — рассудила Королева. И, секунду помолчав, добавила, — поднесите чашу забвения!
Чаша забвения была необычайно сладка. У неё был вкус ирисок, кокосов, ананасового мороженого, и сливового пирога, и ещё цыплячьего жаркого с лёгким привкусом лаванды и розовых лепестков и самого что ни на есть лучшего Одеколона .
На вечеринках детям приходилось пробовать чаши сидра и чаши с шампанским, но ни то, ни другое им не понравилось, однако, чаша забвения была просто восхитительна. Это был кубок опалового цвета, сказочно-розовых, перламутровых, зеленоватых, голубых и серых оттенков, а по бокам были выгравированы изображения красивых спящих людей. Кубок передавался из руки в руку, и когда каждый отпивал достаточно, Высокий Лорд Чашеносец, очень симпатичная, неразговорчивая рыбина, сдерживающим жестом касался чаши и передавал её дальше, держа кубок в своих плавниках. Таким образом, один за другим, чашу испили все. Кэтлин была последней.
На четверых из пятерки питьё не подействовало, но Кэтлин менялась у них на глазах, и хотя они были подготовлены к тому, что глоток забвения заставит её всё позабыть, было просто ужасно наблюдать его ужасающее действие воочию.
Рука Мэйвис покровительственно обнимала Кэтлин, но в тот момент, когда напиток был проглочен, Кэтлин отбросила эту заботливую руку и отпрянула. Это ранило больнее ножа. Потом она взглянула на братьев и сестёр, а это так невыносимо, когда глаза любимых людей смотрят на вас, словно на незнакомца.
Было условлено, что теперь, пока пленники все ещё в сетях, они должны делать вид, что чаша забвения возымела действие, держаться спокойно и выглядеть как можно тупее. Но Мэйвис не могла перенести эту холодность своей дорогой Кити, а этого никто в расчёт не взял.
Поэтому, когда Кити глянула на Мэйвис как на чужака, который ей, пожалуй, неприятен, и увернулась от её руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22