– Лу, я хотел бы задать вам один вопрос. Я хочу, чтобы вы ответили на него, и ответили только правду.
– Правду? – Я заколебался. – А с какой стати мне лгать вам. Макс?
– Потому что вам может показаться, что нельзя сказать правду. Что это будет предательством по отношению к вашей должности и сотрудникам. Кто еще заходил в камеру к Джонни после того, как вы ушли?
– Говард заходил... окружной прокурор.
– Это я знаю – он-то и обнаружил его. С ним были помощник шерифа и надзиратель. А кто еще?
Мое сердце слегка подпрыгнуло. А вдруг... Нет, так дело не пойдет. Я не имею права поступать так. Не имею права даже пытаться.
– Не представляю, Макс, – ответил я. – Меня там не было. Однако уверяю вас: вы на ложном пути. Я много лет знаю всех ребят. Они, как и я, никогда бы не сделали ничего подобного.
Это снова было правдой. Чтобы он понял это, я смотрел ему прямо в глаза.
– Гм... – вздохнул он. – Поговорим об этом позже, Лу.
Я сказал:
– Обязательно, Макс, – и ушел.
Я поехал на Деррик-Род. Я остановил машину на обочине на вершине небольшого холма и выключил двигатель. Я сидел и смотрел на дубовую рощу, но ничего не видел. Я не видел дубы.
Через пять, а может, и через три минуты после того, как я остановился, подъехала машина, и из нее вышел Джо Ротман. Пройдя по обочине, он заглянул ко мне через окно.
– Отличный вид, – сказал он. – Вы не против, если я присоединюсь к вам? Благодарю, я не сомневался, что вы согласитесь. – Он именно так все и сказал: не останавливаясь, чтобы дождаться моего ответа.
Он открыл дверь и сел на пассажирское сиденье.
– Часто бываете здесь, а, Лу?
– Когда возникает желание.
– Вид действительно великолепный. Почти уникальный. Вряд ли где-то еще в Штатах найдется сорок – пятьдесят тысяч таких щитов, как этот.
Я против воли усмехнулся. Щит поставила Торговая палата. Надпись на нем гласила:
Вы въезжаете в Сентрал-сити, штат Техас.
Туда, где рукопожатие чуть крепче.
Нас. (1932) 4 800 Нас. (1952) 48 000
Смотрите, как мы растем!
– Да, – сказал я, – щит еще тот.
– Вы смотрели на него, да? Я так и думал. А на что еще тут смотреть, кроме дубов и маленького белого домика? Домика, где произошло убийство, – кажется, его так называют.
– Что вы хотите? – спросил я.
– Лу, сколько раз вы были здесь? Сколько раз вы спали с ней?
– Всего пару раз, – ответил я. – На то были причины. И я не настолько озабочен, чтобы спать со шлюхами.
– Да? – Он окинул меня задумчивым взглядом. – Да, я сомневаюсь, что вы спали бы со шлюхами. Лично я всегда руководствовался теорией, что, живя в достатке и изобилии, надо быть настороже и ждать от будущего подвоха. Ведь никогда не угадаешь, Лу. Можно проснуться утром и обнаружить, что приняли закон против достатка. И он будет антиамериканским.
– Возможно, к этому закону примут инструкцию, – предположил я.
– Запрещающую врать? Как я вижу, Лу, у вас склад ума не правоведа. Или вы не хотите этого показывать. В этом заключается главное противоречие. Ограничение в правах, без которого мы вполне можем обойтись. Ограничение ортодоксального типа. И чем бы мы заменили вранье? Где бы мы были без него?
– Ну, – сказал я, – я бы не стал слушать вас.
– И все же вы будете слушать меня, Лу. Будете сидеть здесь и слушать и отвечать четко, когда понадобится. Поняли? Поняли меня, Лу?
– Понял, – ответил я. – Я понял вас с самого начала.
– А я боялся, что не поймете. Я хотел, чтобы вы поняли: я могу вывалить все это дерьмо вам на голову, а вы будете сидеть и радоваться.
Он насыпал табак на бумагу, скрутил ее и провел по краю языком, потом сунул сигарету в угол рта и, казалось, позабыл о ней.
– Вы разговаривали с Максом Папасом, – сказал он. – Из этого я могу сделать вывод, что разговор был вполне дружелюбным.
– Верно, – подтвердил я.
– Он безропотно принял тот факт, что Джонни покончил с собой? Он признал то, что это было самоубийство?
– Не могу сказать, что он принял его безропотно, – ответил я. – Он интересовался, был ли кто-либо... входил ли кто-либо в камеру после меня, и...
– Ну, Лу? И что?
– Я сказал ему, что нет, что так быть не могло. Никто из ребят не сделал бы ничего подобного.
– Это многое решает, – заявил он. – Или нет?
– Куда вы клоните? – вспылил я. – Что...
– Заткнитесь! – Его голос стал жестким, потом опять смягчился. – Вы заметили, что он перестраивает ресторан? Вам известно, сколько все это стоит? Около двенадцати тысяч. Где, по-вашему, он раздобыл такие деньги?
– Откуда, черт побери, мне...
– Лу.
– Возможно, накопил.
– Макс Папас?
– Или занял.
– Не имея для того обеспечения?
– Ну... не знаю, – сказал я.
– Позвольте мне сделать одно предположение. Их ему дали. Один очень богатый знакомый. Тот, кто чувствовал себя обязанным ему.
Я пожал плечами и сдвинул на затылок шляпу, потому что у меня вспотел лоб. Но внутри у меня все похолодело, в лед превратилось.
– Лу, работы осуществляет «Конвей констракшенз». Вам не кажется странным, что Конвей выполняет работы для человека, сын которого убил его сына?
– Да он выполняет почти все строительные работы, – сказал я. – И вообще, это не он, а компания. Сам он даже молоток в руки не возьмет. Вполне вероятно, что он даже не знает об этом.
– Гм... – Ротман заколебался, а потом с несокрушимым упорством продолжил: – Это работа «под ключ». Конвей поставляет все материалы, общается с поставщиками, платит рабочим. Папас не потратил ни цента.
– И что? – спросил я. – Конвей забирает все, какие есть, заказы «под ключ». И получает доход раз в шесть больше.
– И вы думаете, что Папас сидел бы и молчал, видя такое? Разве вам не кажется, что он из тех, кто будет торговаться за каждую доску, дрожать над каждым гвоздем? Мне кажется, Лу... Мне кажется, что он именно такой и никакой другой.
Я кивнул.
– Мне тоже. Но он не в том положении, чтобы качать права. «Конвей констракшенз» либо выполнит для него работы в том виде, как она считает, либо не выполнит совсем.
– Да-а... – Он языком перекинул сигарету из одного угла рта в другой и, прищурившись, посмотрел на меня. – Но деньги-то, Лу. Это все равно не объясняет, откуда деньги.
– Он живет замкнуто, – сказал я. – Возможно, они у него всегда были. Ведь не обязательно хранить их в банке. А вдруг он прятал их где-то в доме?
– Да-а, – протянул Ротман. – Да, такое не исключено...
Он сел прямо и стал смотреть вперед, а не на меня. Он выбросил сигарету, достал табак и бумагу и принялся скручивать новую.
– Лу, вы были на кладбище? На могиле Джонни?
– Нет, – ответил я, – но обязательно должен сходить. Мне стыдно, что я до сих пор там не был.
– Черт, неужели вы серьезно, а?
– Да кто вы такой, чтобы спрашивать? – возмутился я. – Что вы сделали для него? Я не жду благодарностей, однако никто, кроме меня, во всем Сентрал-сити ни разу не попытался помочь этому парню. Он мне нравился. Я понимал его. Я...
– Знаю, знаю. – Ротман часто закивал. – Я просто хотел сказать, что Джонни похоронен в освященной земле. Вы понимаете, что это значит, Лу?
– Думаю, да. Церковь не посчитала это самоубийством.
– А ответ, Лу? У вас есть ответ?
– Он был страшно юным, – сказал я, – и в его жизни не было почти ничего, кроме проблем. Возможно, церковь решила, что допустила достаточно ошибок, и попыталась дать ему шанс. Возможно, они решили, что это был несчастный случай, что он просто дурачился и зашел слишком далеко.
– Возможно, – сказал Ротман. – Возможно, возможно, возможно. И еще одно, Лу. Нечто важное... В ту ночь, когда Элмер и обитательница того домика расстались с жизнью, один из моих каменщиков ходил на последний сеанс в «Палас». Он припарковал свою машину за кинотеатром в – Лу, внимательнее – полдесятого. А когда он вышел, все четыре покрышки исчезли...
16
Я выждал несколько мгновений в полной тишине.
– Гм, – наконец произнес я, – плохо. Все четыре, да?
– Плохо? Лу, вы, наверное, хотели сказать: забавно? Чертовски забавно?
– Ну, вроде того, – проговорил я. – Забавно то, что я ничего такого не слышал в департаменте.
– Было бы значительно забавнее, если бы слышали. Потому что он не заявлял о краже. Я бы не назвал это величайшей тайной в мире, но по какой-то причине ваши ребята в департаменте не очень-то интересуются нашими ребятами из профсоюза – за исключением тех случаев, когда мы выходим на митинг.
– Ничем не могу помочь...
– Не берите в голову, Лу. Это к делу не относится. Тот человек не заявил о краже, но рассказал о ней на очередном заседании отделения плотников и каменщиков во вторник. Как выяснилось, один из них купил две из четырех покрышек у Джонни Папаса. Они... Лу, вам не холодно? Кажется, вы заболели?
Я прикусил сигару. И промолчал.
– Ребята вооружились дубинками и отправились к Джонни. Его не оказалось ни дома, ни на заправке Слима Мерфи. Его там и не могло быть: ведь он болтался на собственном ремне, закрепленном на решетке в камере. На заправке они нашли его машину, а на ней – вторую пару украденных покрышек. Они сняли их – Мерфи, естественно, тоже не заявил в полицию, – и на том дело закончилось. Однако они продолжают обсуждать это событие, Лу. Продолжают, несмотря на то что – и это вполне естественно - никто не придал ему особого значения.
Я прокашлялся.
– Я... а что в нем такого особенного, Джо? – спросил я. – Что-то я вас не понимаю.
– Вы что, забыли, Лу? Покрышки были украдены после девяти тридцати в ночь смерти Элмера и его подружки. Если допустить, что Джонни выждал некоторое время после того, как хозяин припарковал машину – и даже если он не выжидал, – то мы неизбежно приходим к выводу, что до начала одиннадцатого он занимался абсолютно невинным делом. Другими словами, он никак не мог участвовать в жутких событиях, случившихся вон в том домике.
– Не понимаю, почему, – сказал я.
– Не понимаете? – Его глаза расширились. – Да, конечно, Декарт, Аристотель, Диоген, Евклид и прочие уже давно в могиле, но вы, я думаю, найдете здесь немало тех, кто будет защищать их теории. Я очень сомневаюсь, Лу, что их удовлетворит ваше предположение, будто тело может находиться одновременно в двух местах.
– Джонни вращался среди довольно беспринципных парней, – сказал я. – Думаю, один из его приятелей снял для него эти покрышки и отдал ему для продажи.
– Понятно. Понятно... Лу.
– А почему бы нет? – спросил я. – Для него не составило бы труда сбыть их на заправке. Слим Мерфи никогда ни во что не вмешивался... Черт, Джо, полагаю, все именно так и было. Если бы у него было алиби на момент убийства, он бы рассказал мне, правда? И не стал бы вешаться.
– Он любил вас, Лу И доверял вам.
– И у него для этого были веские причины. Он знал, что я ему друг.
Ротман сглотнул, потом издал странный звук, похожий на смешок, – такой звук издают люди, когда не знают, то ли смеяться, то ли плакать, то ли сердиться.
– Отлично, Лу. Замечательно. Каждый кирпичик на своем месте, а каменщик – честный, добросовестный трудяга. Однако он сам и его работа продолжают вызывать у меня вопросы. Я все никак не могу понять, почему он так стремится защитить свое сооружение из всяческих «возможно» и «вероятно», свое убежище из логических допущений. Не понимаю, почему бы ему не послать к черту какого-то типа из профсоюза.
Вот... Вот мы и приехали. Я приехал. А он? Он кивнул так, будто я задал ему вопрос. Кивнул и сел так, чтобы быть подальше от меня.
– Шалтай-Болтай Форд, – сказал он, – сидел на верхушке Дворца труда. Как и зачем он там оказался – не имеет значения. Лу, вам все равно придется сделать шаг. Быстро. До того как кто-нибудь... как вы упадете вниз.
– Я подумывал о том, чтобы уехать из города, – сказал я. – Я ничего не сделал, но...
– Конечно, ничего. Иначе, будучи красно-фашистским республиканцем, я не считал бы себя вправе выдернуть вас из когтей клеветников и гонителей – ваших возможных гонителей, я бы сказал.
– Вы думаете, что... вы думаете, что, вероятно...
Он пожал плечами.
– Думаю, Лу Я думаю, что у вас могут возникнуть небольшие проблемы с отъездом. Я почти уверен в этом и поэтому связался со своим другом. Он один из лучших адвокатов по уголовным делам в стране. Вы, наверное, слышали о нем. Дружище Билли Уолкер. Однажды – там, на Востоке, – я сделал дружище Билли одолжение. На фоне массы недостатков у него есть одно достоинство – долгая память на одолжения.
Я слышал о дружище Билли Уолкере. Думаю, о нем слышали все. Он был губернатором Алабамы, или Джорджии, или какого-то другого южного штата. Еще он был кандидатом в президенты по деньгоделильному списку. Потом его пытались пристрелить, и он оставил политику и вернулся к судебной практике. Он действительно был отличным адвокатом. Все сильные мира сего издевались над ним за то, как он оплошал в политике. Однако я заметил, что, когда у них или их родственников возникали проблемы, они стремглав бежали к дружище Билли Уолкеру.
Меня обеспокоил тот факт, что Ротман решил, будто я нуждаюсь в адвокате.
Это встревожило меня и заставило задаться вопросом: с какой стати Ротману и его профсоюзу взваливать на себя лишние проблемы и искать мне адвоката?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24