.. почему бы...
— Не кинуть его? — Док задумчиво посмотрел на Кэрол. — Ты именно это собираешься предложить, Кэрол?
— А почему бы и нет? Что он может с этим поделать? Док криво усмехнулся, почти раздраженный ее предложением. Оставить Бейнона, который уже приготовил мешок для своих пятнадцати тысяч? Человека с таким связями, как его, который так много про них знает? Это было бы слишком нелепо, чтобы даже обсуждать. Они должны прибыть на его ранчо так быстро, как только в состоянии добраться туда из Бикон-Сити, и им, черт возьми, лучше не терять времени в дороге.
— Что он сможет сделать? — упрямо повторила Кэрол. — Зачем откупаться от него, если он все равно доставит нам неприятности?
— Я еще не знаю, доставит ли он неприятности. Но если у него есть такие планы и если я не смогу его от этого отговорить... — Док не докончил фразу, его зоркие глаза за темными очками стали задумчивыми. Поведение Бейнона не укладывалось в обычные рамки. То, что он сделал, было совершенно не в его характере, и, поведя себя подобным образом, он должен был руководствоваться мотивами, отнюдь не поверхностными. — Что ты о нем думаешь, Кэрол? спросил Док, проведя рукой по подбородку и рассеянно качая головой. — Я имею в виду — помимо того факта, что он амбициозный человек, которому есть куда потратить деньги. Сделал ли он, сказал ли что-нибудь такое, что прояснило бы, зачем ему понадобилось ввязываться в такое дело?
Кэрол не ответила ему. И когда Док хотел было повторить свой вопрос, он увидел, что она спит.
Глава 5
Док поехал в Нью-Йорк той весной, когда закончил среднюю школу, через несколько недель после смерти отца. Он был слишком молод, чтобы занимать какую-то административную должность, а в городе не нашлось сколько-нибудь стоящей работы. С другой стороны, он, как и его бесчисленные друзья, пребывал в уверенности, что на самом деле сможет выбирать из множества возможностей, открывающихся в большом городе.
На поверку все оказалось по-иному. У него не возникло трудностей с получением работы, даже во времена экономической депрессии. Но он не продержался ни на одной должности и нескольких недель: как выяснилось, оказывал разлагающее влияние на коллектив, ввергая в хаос любое учреждение, в котором появлялся. Служащие, его коллеги, имели пагубную склонность собираться вокруг него, оставляя собственную работу недоделанной. Инспекторы низшего уровня баловали его и оказывали всяческие любезности. В качестве ответственного сотрудника верхнего эшелона он, скорее всего, был бы бесценен для любой компании, но ни по годам, ни по опыту не мог претендовать ни на что, кроме работы в низшем звене, а в этом качестве он причинял одни неудобства.
Работая недолго и редко, Док жил по большей части в кредит, занимая небольшие суммы. Его беспокоили финансовые обязательства («Не подводи своих друзей», — учил его отец), и поэтому он с готовностью согласился, когда один из кредиторов, владелец бара, предложил списать все его долги и даже выдать ему небольшое вознаграждение за «небольшую услугу».
Услуга была оказана: владелец бара получил сумму, на которую застраховался от кражи со взломом. Несколькими днями позже он представил Дока владельцу подпольного клуба игроков в кости — человеку, которому срочно потребовались большие деньги и который не мог зависеть от азартных игр в том, что касалось их добывания. Док был рад сотрудничать я с ним. Он сорвал банк при незначительной, но искусной помощи со стороны хозяина, и они поделили выручку.
Позднее игрок представил его кое-каким «правильным» ребятам; Док опять сорвал банк в одной из игр, без предварительной договоренности и уже без дележа выручки — это, как он считал, никоим образом не противоречило отцовскому кодексу дружбы. Напротив, Маккой-старший считал, что лучший друг человека — это он сам, а недруг — любой, кто перестал быть полезным, и что это в большей или меньшей степени является моральным обязательством — наживаться на любом человеке, принадлежащем к этой категории, когда это можно сделать не подвергая себя опасности и без всякой перспективы ответного удара.
Док изначально словно был рожден для преступлений, по-настоящему крупных дел, в которые он, как никто, быстро вникал. Никто не умел войти в курс дела с такой легкостью, как он, никто не умел разрабатывать такие хитроумные планы, никто не сохранял при исполнении дела такую невозмутимость и хладнокровие.
Он любил свою работу. Начав с сурового приговора к тюремному заключению в двадцать восемь лет, он оставался верен ей и в дальнейшем. Его доход на протяжении последних пяти лет составлял более ста тысяч в год. Ради таких денег человек может позволить себе и посидеть какое-то время. Он всегда использовал свою вынужденную праздность, чтобы отдохнуть, завести новые связи, расширить криминальные познания и спланировать новые дела.
Последние восемь лет, проведенные Доком за решеткой, были вполне комфортными и нередко в высшей степени приятными. В конце концов, тюрьма не может функционировать без сотрудничества с ее обитателями; по крайней мере, не может функционировать удовлетворительно или в течение долгого времени. Так что человек, способный верховодить своими товарищами по отсидке, способный сделать так, чтобы они тоже стали сотрудничать или молчать о чьем-то сотрудничестве, может получить почти все, о чем он попросит. И практически единственным лишением, которому подвергался Док, были потери в его доходах.
При тех же самых обстоятельствах он воспринимал бы свой второй и последний приговор к лишению свободы так же легко, как и первый. Но обстоятельства изменились коренным образом. Он был женат — да еще на женщине почти на двенадцать лет моложе него. А ему было сорок.
Док не изводил себя, оказавшись в таком положении. Он никогда не отказывал себе ни в пище, ни по ночам в сне, не провел ни единого мига предаваясь бесполезному раскаянию. У него была только одна проблема — выйти на волю прежде, чем это потеряет смысл. Ну что ж, хорошо, если это нужно сделать, он это сделает.
Он оставил шестьдесят тысяч долларов на воле, у Кэрол. С этой суммой и с высококлассным адвокатом по уголовным делам он сумел добиться, чтобы двадцать лет, к которым его приговорили, сократили до десяти. Это был немалый шаг на пути к свободе; если бы не случилось непредвиденных неприятностей, он получил бы право на условно-досрочное освобождение приблизительно через семь лет. Но Дока это не устраивало. В его представлении семь лет были все равно что семьдесят. И ему больше не хотелось никаких условно-досрочных освобождений. Пытаясь заниматься делом, будучи условно-досрочно освобожденным, он как раз и загремел туда, где находился теперь.
В комиссию по помилованиям и условно-досрочному освобождению, помимо ее председателя, Бейнона, входило еще четыре члена. Воспользовавшись своими исключительными привилегиями, Док подъехал по очереди к каждому из них. Входившая в комиссию женщина средних лет была без ума от него; он сумел подкупить ее обходительной беседой. Трое других ее членов были не против того, чтобы им предложили наличные.
К несчастью, с деньгами у Дока было очень, очень туго. У него даже не набиралось суммы, близкой к той, которая требовалась для подкупа этих троих мужчин. А его адвокат, который обычно сам не гнушался «хорошими» предложениями, отказался играть роль банкира.
— Не то чтобы я тебе не доверял, Док, — объяснил он. — Я знаю, что получу свое из добычи от первого же твоего дела. Вся штука в том, что не будет вообще никакого дела, потому что не будет никакого помилования. Ты бы сперва переговорил со мной. Я бы сказал тебе, что ты напрасно теряешь время.
— Но на моей стороне будут четыре члена комиссии. Большинство!
— Большинство, большинство! Трое из них — жулики, а баба, действующая из лучших побуждений, — идиотка. Бейнон наложит вето на их решение. Если они попытаются наседать на него, он начнет отбиваться. Поднимет такую вонь, что тебе, наверное, придется залечь на дно до конца своей жизни.
— Тогда поменяем все местами. Если они не могут надавить на него, тогда может ли он надавить на них?
— Он бы смог. Он мог бы заставить их отплясывать в юбочках на ступеньках Капитолия, если бы задался такой целью. Но забудь про это, Док. Он не пойдет на такое ради шальных денег.
— Тем лучше для него. Чем лучше репутация, тем меньше риск.
— Да ну? — Адвокат горько усмехнулся. — Хочешь познакомиться с человеком, которого едва не исключили из адвокатской коллегии за то, что он предложил Бейнону сигару? Ну, тогда давай пожмем друг другу руки.
Дока это не убедило. Ему и прежде проходилось иметь дело с честными парнями, и они никогда не оказывались настолько чистыми, насколько это предполагалось. Так что он устроил встречу с Бейноном с глазу на глаз — практически только это он и сделал. Просто увиделся с ним. И откланялся слишком быстро, как только мог: он был слишком проницательным, слишком хорошо умел истолковывать выражение лица человека, интонацию его голоса, его общий настрой, чтобы предпринимать что-либо еще. Бейнон явно хотел, чтобы он попытался дать взятку. Было также очевидно, что у него возникнут какие-то очень неприятные планы в отношении Дока, едва это произойдет.
— Так что мне придется придумывать что-то другое, — сказал Док Кэрол во время ее следующего посещения. — Я не знаю, что это будет, но Бейнон определенно исключается.
— Может быть, и нет. Мы не можем быть в этом уверены, пока не попробуем.
— Я уверен. Бейнон не возьмет.
— Ты хочешь сказать, что он никогда не брал? — упорствовала Кэрол. — Он не возьмет у тебя или адвоката. В обычной ситуации он не взял бы и у меня. Но, предположим, я порвала с тобой, Док, ну для вида. Тогда у него есть отговорка на тот случай, если кто-то захочет сделать ему пакость. Если у нас с тобой все будет кончено, тогда, естественно — логически, я не стану давать ему взятку. А когда мужчину бросает жена, считается, что это наказание. Неужели ты не понимаешь, Док? У меня не было бы никакой причины давать ему взятку, а у него появились бы основания дать тебе шанс.
Для Дока это звучало малоубедительно. Но Кэрол хотела попробовать; и прошло уже долгих четыре года с тех пор, как он попал в пенитенциарное учреждение. Так что он велел ей действовать.
Прошло два месяца, прежде чем он снова увидел ее. Никто не смог бы удивить его больше, чем она, когда сообщила об успехе. Бейнон продаст ему помилование. Цена пять тысяч сразу и пятнадцать тысяч в течение девяноста дней.
* * *
Этим утром новости об ограблении передавали в эфир начиная с десяти тридцати. Кэрол и Док слушали их по радио, отрегулировав звук до шепота, пока ели ленч в придорожном ресторане для автомобилистов.
Личность Руди установили по фотоснимкам преступников из полицейского архива. Не считая Джексона, которого он убил, не было никаких упоминаний о сообщнике. Руди ограбил банк. Руди нахально уехал из города с «более чем тремястами тысячами награбленных долларов». Власти «озадачены» тем, как он сумел проникнуть в банк, чтобы убить охранника. Но никто не поднимал вопроса, он ли застрелил охранника Уингейта.
Это произойдет дня через два, размышлял Док, выруливая на машине обратно на автостраду. Траектория пули и сама пуля побудят навести справки о «безымянном бизнесмене, который проводил отпуск в Бикон-Сити». А еще через два-три дня установят имя бизнесмена, как и род его «бизнеса». Но к этому времени это уже не будет иметь значения.
Выпуск новостей подошел к концу, уступив место диск-жокею. Кэрол опять задремала, и Док наклонился, чтобы выключить радио. Потом внезапно он прибавил громкости, они с Кэрол стали молча, напряженно слушать последнюю сводку новостей.
Вскоре они закончились. Кэрол повернула выключатель, медленно, с широко открытыми глазами, повернулась к Доку:
— Док?..
Док поколебался, потом твердо покачал головой:
— Нет. В конце концов, это случилось почти в шестидесяти милях от Бикон-Сити. Это не могло иметь какое-то отношение к...
— Почему не могло? Кто еще способен бы такое вытворять?
— Да кто угодно. Какой-нибудь пьяный, потерявший голову. Какой-нибудь разжившийся пистолетом подросток.
— На самом деле ты в это не — веришь, Док. Я знаю, что не веришь, — сказала Кэрол. — Ты не убил его! Руди до сих пор жив.
Посланная прямо в сердце, пуля Дока свалила Руди Торренто, подобно вспышке молнии. Он перестал дышать, прекратил всякое осознанное движение. Его глаза остекленели, его клиновидное лицо превратилось в застывшую шутовскую маску, и он молча завалился назад — идиотская кукла, которую отшвырнул хозяин.
Он стукнулся затылком об один из камней, которыми было выложено русло ручья. Удар усугубил и продлил его похожее на смерть состояние. Так что, далекий от того, чтобы всадить в него вторую пулю, Док Маккой удостоил его еще одним взглядом.
А менее чем через тридцать минут после ухода Дока Руди вернулся к жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
— Не кинуть его? — Док задумчиво посмотрел на Кэрол. — Ты именно это собираешься предложить, Кэрол?
— А почему бы и нет? Что он может с этим поделать? Док криво усмехнулся, почти раздраженный ее предложением. Оставить Бейнона, который уже приготовил мешок для своих пятнадцати тысяч? Человека с таким связями, как его, который так много про них знает? Это было бы слишком нелепо, чтобы даже обсуждать. Они должны прибыть на его ранчо так быстро, как только в состоянии добраться туда из Бикон-Сити, и им, черт возьми, лучше не терять времени в дороге.
— Что он сможет сделать? — упрямо повторила Кэрол. — Зачем откупаться от него, если он все равно доставит нам неприятности?
— Я еще не знаю, доставит ли он неприятности. Но если у него есть такие планы и если я не смогу его от этого отговорить... — Док не докончил фразу, его зоркие глаза за темными очками стали задумчивыми. Поведение Бейнона не укладывалось в обычные рамки. То, что он сделал, было совершенно не в его характере, и, поведя себя подобным образом, он должен был руководствоваться мотивами, отнюдь не поверхностными. — Что ты о нем думаешь, Кэрол? спросил Док, проведя рукой по подбородку и рассеянно качая головой. — Я имею в виду — помимо того факта, что он амбициозный человек, которому есть куда потратить деньги. Сделал ли он, сказал ли что-нибудь такое, что прояснило бы, зачем ему понадобилось ввязываться в такое дело?
Кэрол не ответила ему. И когда Док хотел было повторить свой вопрос, он увидел, что она спит.
Глава 5
Док поехал в Нью-Йорк той весной, когда закончил среднюю школу, через несколько недель после смерти отца. Он был слишком молод, чтобы занимать какую-то административную должность, а в городе не нашлось сколько-нибудь стоящей работы. С другой стороны, он, как и его бесчисленные друзья, пребывал в уверенности, что на самом деле сможет выбирать из множества возможностей, открывающихся в большом городе.
На поверку все оказалось по-иному. У него не возникло трудностей с получением работы, даже во времена экономической депрессии. Но он не продержался ни на одной должности и нескольких недель: как выяснилось, оказывал разлагающее влияние на коллектив, ввергая в хаос любое учреждение, в котором появлялся. Служащие, его коллеги, имели пагубную склонность собираться вокруг него, оставляя собственную работу недоделанной. Инспекторы низшего уровня баловали его и оказывали всяческие любезности. В качестве ответственного сотрудника верхнего эшелона он, скорее всего, был бы бесценен для любой компании, но ни по годам, ни по опыту не мог претендовать ни на что, кроме работы в низшем звене, а в этом качестве он причинял одни неудобства.
Работая недолго и редко, Док жил по большей части в кредит, занимая небольшие суммы. Его беспокоили финансовые обязательства («Не подводи своих друзей», — учил его отец), и поэтому он с готовностью согласился, когда один из кредиторов, владелец бара, предложил списать все его долги и даже выдать ему небольшое вознаграждение за «небольшую услугу».
Услуга была оказана: владелец бара получил сумму, на которую застраховался от кражи со взломом. Несколькими днями позже он представил Дока владельцу подпольного клуба игроков в кости — человеку, которому срочно потребовались большие деньги и который не мог зависеть от азартных игр в том, что касалось их добывания. Док был рад сотрудничать я с ним. Он сорвал банк при незначительной, но искусной помощи со стороны хозяина, и они поделили выручку.
Позднее игрок представил его кое-каким «правильным» ребятам; Док опять сорвал банк в одной из игр, без предварительной договоренности и уже без дележа выручки — это, как он считал, никоим образом не противоречило отцовскому кодексу дружбы. Напротив, Маккой-старший считал, что лучший друг человека — это он сам, а недруг — любой, кто перестал быть полезным, и что это в большей или меньшей степени является моральным обязательством — наживаться на любом человеке, принадлежащем к этой категории, когда это можно сделать не подвергая себя опасности и без всякой перспективы ответного удара.
Док изначально словно был рожден для преступлений, по-настоящему крупных дел, в которые он, как никто, быстро вникал. Никто не умел войти в курс дела с такой легкостью, как он, никто не умел разрабатывать такие хитроумные планы, никто не сохранял при исполнении дела такую невозмутимость и хладнокровие.
Он любил свою работу. Начав с сурового приговора к тюремному заключению в двадцать восемь лет, он оставался верен ей и в дальнейшем. Его доход на протяжении последних пяти лет составлял более ста тысяч в год. Ради таких денег человек может позволить себе и посидеть какое-то время. Он всегда использовал свою вынужденную праздность, чтобы отдохнуть, завести новые связи, расширить криминальные познания и спланировать новые дела.
Последние восемь лет, проведенные Доком за решеткой, были вполне комфортными и нередко в высшей степени приятными. В конце концов, тюрьма не может функционировать без сотрудничества с ее обитателями; по крайней мере, не может функционировать удовлетворительно или в течение долгого времени. Так что человек, способный верховодить своими товарищами по отсидке, способный сделать так, чтобы они тоже стали сотрудничать или молчать о чьем-то сотрудничестве, может получить почти все, о чем он попросит. И практически единственным лишением, которому подвергался Док, были потери в его доходах.
При тех же самых обстоятельствах он воспринимал бы свой второй и последний приговор к лишению свободы так же легко, как и первый. Но обстоятельства изменились коренным образом. Он был женат — да еще на женщине почти на двенадцать лет моложе него. А ему было сорок.
Док не изводил себя, оказавшись в таком положении. Он никогда не отказывал себе ни в пище, ни по ночам в сне, не провел ни единого мига предаваясь бесполезному раскаянию. У него была только одна проблема — выйти на волю прежде, чем это потеряет смысл. Ну что ж, хорошо, если это нужно сделать, он это сделает.
Он оставил шестьдесят тысяч долларов на воле, у Кэрол. С этой суммой и с высококлассным адвокатом по уголовным делам он сумел добиться, чтобы двадцать лет, к которым его приговорили, сократили до десяти. Это был немалый шаг на пути к свободе; если бы не случилось непредвиденных неприятностей, он получил бы право на условно-досрочное освобождение приблизительно через семь лет. Но Дока это не устраивало. В его представлении семь лет были все равно что семьдесят. И ему больше не хотелось никаких условно-досрочных освобождений. Пытаясь заниматься делом, будучи условно-досрочно освобожденным, он как раз и загремел туда, где находился теперь.
В комиссию по помилованиям и условно-досрочному освобождению, помимо ее председателя, Бейнона, входило еще четыре члена. Воспользовавшись своими исключительными привилегиями, Док подъехал по очереди к каждому из них. Входившая в комиссию женщина средних лет была без ума от него; он сумел подкупить ее обходительной беседой. Трое других ее членов были не против того, чтобы им предложили наличные.
К несчастью, с деньгами у Дока было очень, очень туго. У него даже не набиралось суммы, близкой к той, которая требовалась для подкупа этих троих мужчин. А его адвокат, который обычно сам не гнушался «хорошими» предложениями, отказался играть роль банкира.
— Не то чтобы я тебе не доверял, Док, — объяснил он. — Я знаю, что получу свое из добычи от первого же твоего дела. Вся штука в том, что не будет вообще никакого дела, потому что не будет никакого помилования. Ты бы сперва переговорил со мной. Я бы сказал тебе, что ты напрасно теряешь время.
— Но на моей стороне будут четыре члена комиссии. Большинство!
— Большинство, большинство! Трое из них — жулики, а баба, действующая из лучших побуждений, — идиотка. Бейнон наложит вето на их решение. Если они попытаются наседать на него, он начнет отбиваться. Поднимет такую вонь, что тебе, наверное, придется залечь на дно до конца своей жизни.
— Тогда поменяем все местами. Если они не могут надавить на него, тогда может ли он надавить на них?
— Он бы смог. Он мог бы заставить их отплясывать в юбочках на ступеньках Капитолия, если бы задался такой целью. Но забудь про это, Док. Он не пойдет на такое ради шальных денег.
— Тем лучше для него. Чем лучше репутация, тем меньше риск.
— Да ну? — Адвокат горько усмехнулся. — Хочешь познакомиться с человеком, которого едва не исключили из адвокатской коллегии за то, что он предложил Бейнону сигару? Ну, тогда давай пожмем друг другу руки.
Дока это не убедило. Ему и прежде проходилось иметь дело с честными парнями, и они никогда не оказывались настолько чистыми, насколько это предполагалось. Так что он устроил встречу с Бейноном с глазу на глаз — практически только это он и сделал. Просто увиделся с ним. И откланялся слишком быстро, как только мог: он был слишком проницательным, слишком хорошо умел истолковывать выражение лица человека, интонацию его голоса, его общий настрой, чтобы предпринимать что-либо еще. Бейнон явно хотел, чтобы он попытался дать взятку. Было также очевидно, что у него возникнут какие-то очень неприятные планы в отношении Дока, едва это произойдет.
— Так что мне придется придумывать что-то другое, — сказал Док Кэрол во время ее следующего посещения. — Я не знаю, что это будет, но Бейнон определенно исключается.
— Может быть, и нет. Мы не можем быть в этом уверены, пока не попробуем.
— Я уверен. Бейнон не возьмет.
— Ты хочешь сказать, что он никогда не брал? — упорствовала Кэрол. — Он не возьмет у тебя или адвоката. В обычной ситуации он не взял бы и у меня. Но, предположим, я порвала с тобой, Док, ну для вида. Тогда у него есть отговорка на тот случай, если кто-то захочет сделать ему пакость. Если у нас с тобой все будет кончено, тогда, естественно — логически, я не стану давать ему взятку. А когда мужчину бросает жена, считается, что это наказание. Неужели ты не понимаешь, Док? У меня не было бы никакой причины давать ему взятку, а у него появились бы основания дать тебе шанс.
Для Дока это звучало малоубедительно. Но Кэрол хотела попробовать; и прошло уже долгих четыре года с тех пор, как он попал в пенитенциарное учреждение. Так что он велел ей действовать.
Прошло два месяца, прежде чем он снова увидел ее. Никто не смог бы удивить его больше, чем она, когда сообщила об успехе. Бейнон продаст ему помилование. Цена пять тысяч сразу и пятнадцать тысяч в течение девяноста дней.
* * *
Этим утром новости об ограблении передавали в эфир начиная с десяти тридцати. Кэрол и Док слушали их по радио, отрегулировав звук до шепота, пока ели ленч в придорожном ресторане для автомобилистов.
Личность Руди установили по фотоснимкам преступников из полицейского архива. Не считая Джексона, которого он убил, не было никаких упоминаний о сообщнике. Руди ограбил банк. Руди нахально уехал из города с «более чем тремястами тысячами награбленных долларов». Власти «озадачены» тем, как он сумел проникнуть в банк, чтобы убить охранника. Но никто не поднимал вопроса, он ли застрелил охранника Уингейта.
Это произойдет дня через два, размышлял Док, выруливая на машине обратно на автостраду. Траектория пули и сама пуля побудят навести справки о «безымянном бизнесмене, который проводил отпуск в Бикон-Сити». А еще через два-три дня установят имя бизнесмена, как и род его «бизнеса». Но к этому времени это уже не будет иметь значения.
Выпуск новостей подошел к концу, уступив место диск-жокею. Кэрол опять задремала, и Док наклонился, чтобы выключить радио. Потом внезапно он прибавил громкости, они с Кэрол стали молча, напряженно слушать последнюю сводку новостей.
Вскоре они закончились. Кэрол повернула выключатель, медленно, с широко открытыми глазами, повернулась к Доку:
— Док?..
Док поколебался, потом твердо покачал головой:
— Нет. В конце концов, это случилось почти в шестидесяти милях от Бикон-Сити. Это не могло иметь какое-то отношение к...
— Почему не могло? Кто еще способен бы такое вытворять?
— Да кто угодно. Какой-нибудь пьяный, потерявший голову. Какой-нибудь разжившийся пистолетом подросток.
— На самом деле ты в это не — веришь, Док. Я знаю, что не веришь, — сказала Кэрол. — Ты не убил его! Руди до сих пор жив.
Посланная прямо в сердце, пуля Дока свалила Руди Торренто, подобно вспышке молнии. Он перестал дышать, прекратил всякое осознанное движение. Его глаза остекленели, его клиновидное лицо превратилось в застывшую шутовскую маску, и он молча завалился назад — идиотская кукла, которую отшвырнул хозяин.
Он стукнулся затылком об один из камней, которыми было выложено русло ручья. Удар усугубил и продлил его похожее на смерть состояние. Так что, далекий от того, чтобы всадить в него вторую пулю, Док Маккой удостоил его еще одним взглядом.
А менее чем через тридцать минут после ухода Дока Руди вернулся к жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24