- Вот это верно, брат! - вскричал Брокендорф, вдруг развеселившись. Деньги, брат, у меня кончились, а я должен заработать крест Почетного легиона!
Он начал считать сражения, в которых участвовал за год испанской компании: Сорсола, Альмарас, Талавера, Меса де Ибор и переправа на ручье Галичо, но сбился, хоть и загибал пальцы, и начал снова. А жара от угольев в тесной комнатке стала невыносимой. Донон приоткрыл окно, и холодный зимний воздух ворвался внутрь, охлаждая наши разгоряченные лбы.
- Снег лежит на крышах... - тихо сказал он. - Как у нас дома.
И при этих словах у всех стало больно и тепло на сердце, ибо прошлая зима, немецкая зима, вспомнилась нам. Мы подошли к окну и долго смотрели на шальную пляску снежных хлопьев на ночной улице. Один Брокендорф остался сидеть и все считал на пальцах свои сражения.
- Брокендорф! - окликнул его Эглофштейн. - Сколько миль от твоего дома до Диткирхена?
- Не знаю, - буркнул Брокендорф, перестав считать на пальцах. Считать - это не лучшее мое искусство... Я пользуюсь алгеброй только с хозяевами кабаков и кельнерами.
Он встал и, шатаясь, подошел к окну. Снег совершенно преобразил испанский городок. Люди на улицах казались нам давно знакомыми и родными, словно это были немцы. Крестьянин пробивался сквозь глубокий снег к церковной двери, таща маленького теленка. Служанка выскочила из двери стойла, держа в одной руке фонарь, в другой - подойник с молоком.
- Была ночь - совсем как эта, - начал вдруг Донон. - И снег покрывал улицы на целый фут. Год уже будет тому... Я тогда лежал в лихорадке, читал "Георгики" и скучал. И вдруг в мою дверь тихонько постучали. "Кто это? спросил я и повторил: - Кто там?" - "Это я, милый друг!" И я отворил, и она вошла, братья! Волосы ее красные, как листья бука осенью... "Вы больны, мой бедный друг?" - спросила она нежно и заботливо. "Да, я болен, - ответил я, - но вы, ангел мой, уже помогли мне!" И я вскочил с постели и поцеловал ее руки...
- А потом? - приглушенно спросил лейтенант Гюнтер.
- Что потом? Снег лежал на крышах, ночь была холодна, а ее плоть и кровь горячи... - прошептал Донон и погрузился в свои мысли.
Гюнтер не произнес ни слова. Он ходил взад и вперед по комнате и бросал на Донона взгляды, налитые ненавистью.
- Да здравствует наш полковник! - вскричал Брокендорф. - У него лучшее вино и лучшая баба в Германии!
- Когда я с ней, - вмешался Эглофштейн, - впервые очутился один в комнате... и почему мне только лезет в память этот день? Да, снег тоже валил на улице, так, что и глаза было трудно открыть. Я сидел за роялем, а она встала возле меня. Ее грудь поднималась быстрее, когда я играл, я слышал, как она вздыхает. "Могу я вам довериться, барон? - спросила она и схватила мою руку. - Вы слышите, как бьется мое сердце?" - прошептала она. И завлекла мою руку под шейный платок, туда, где природа наложила на ее кожу голубоватые родинки...
- Вина, вина сюда! - задыхаясь от злобы, прохрипел Гюнтер. Ах, ко что делать - мы все знали материнские знаки, голубоватые родинки, и целовали их. Но Гюнтер достиг этого первым, и ревность мучила его и сейчас, он ненавидел Эглофштейна, Брокендорфа, Донона, всех нас, кто делил с ним любовь прекрасной Франсуазы-Марии.
- Давайте вина! - кричал он в ярости, скидывая пустые тыквенные бутыли со стола.
- Вино - все, месса кончена, и можем спеть "Кирие элейсон8!", усмехнулся Донон, no-прежнему печальный, - ведь он думал вовсе не о вине, а о прошедших днях и умершей Франсуазе-Марии.
- Идиоты! - рявкнул Брокендорф и треснул свой стакан об стол так, что осколки зазвенели на полу. - Что вы болтаете, будто кто-то из вас ее знал?! Ах вы щенки, слабаки жалкие! Что вы знаете о тех ночах, что вы знаете о ее чудесах любви! Было четыре позы, - Брокендорф захохотал, а Гюнтер побелел, сжимая рукоять шпаги, - А la Grecourt9, это была первая. И по Аретино, и по Дюбарри, и, наконец, - поза Венеры Цитереи...
- И еще - по шпицрутену! - вне себя от гнева и ревности прошипел Гюнтер и поднял стакан, будто хотел швырнуть его в лицо Брокендорфу. Но до драки дело не успело дойти. С улицы донеслись шум и громкие окрики караульного драгуна.
- Кто идет?
- Франция!
- Стоять! Кто именно?
- Да здравствует император!
Резкий и властный голос... Кто же это?
Гюнтер бросил стакан на стол и прислушался.
- Выгляни, кто это там? - обратился Донон ко мне. Но дверь уже отворилась, один из моих солдат, весь в снегу, вошел в комнату.
- Господин лейтенант, там чужой офицер-француз хочет поговорить с командиром караула.
Мы вскочили и удивленно переглянулись. Брокендорф торопливо подхватил свой мундир обеими руками.
И Эглофштейн звонко засмеялся.
- Друзья! - крикнул он. - Мы забыли, что сегодня должны иметь честь приветствовать среди нас маркиза де Боли-бара!
Глава V. САЛИНЬЯК
Ротмистр Батист де Салиньяк, войдя в комнату, мог, наверное, посчитать всех за беспамятно пьяных или вовсе сумасшедших, такой шум и хаос предстал перед ним. Надменный смех несся ему навстречу. Брокендорф размахивал пустым стаканом. Донон сорвался со стула и хохотал во все горло, а Эглофштейн с иронической миной согнулся перед вошедшим и почтительно произнес:
- Мое почтение, господин маркиз! Мы ждем вас уже не один час!
Салиньяк стоял у двери и удивленно переводил взгляд с одного на другого. Его голубой мундир и двухцветный шарф были порваны и испачканы красной глиной, плащ он обвязал вокруг пояса, белые гамаши промокли в снегу и до колен были заляпаны дорожной грязью. Лоб его был обмотан шелковым платком - на манер тюрбана, какие носили мамелюки из особого полка генерала Раппа. В руке он держал пробитый пулями шлем. За его спиной показался испанский погонщик мулов, державший в руках два вещевых мешка.
- Проходите, господин маркиз! Мы сгораем от любопытства, желая познакомиться с вами! - крикнул Донон, все еще хохоча. А Брокендорф вырос перед пришедшим французским ротмистром и с любопытством уставился на него.
- Добрый вечер, ваше сиятельство! Ваш покорный слуга, господин маркиз!
И вдруг он сообразил, что неуместно шутить с врагом и вражеским шпионом. Он начал скрести волосатую грудь, крутить черный ус и дико уставился на ротмистра:
- Вашу шпагу, если на то пошло! И немедля! Де Салиньяк изумленно отступил на шаг. Свет от зажженной лучины упал на его лицо, и я увидел, что оно стало бесцветным, почти восковым и исказилось гримасой почти смертельной ярости. Он - почти непроизвольно ~ повернулся к своему слуге, который как раз сунулся в угол, чтобы затушить свою лучину в снеговой воде.
- Вино в этой стране опасно, - хрипло и бешено выдохнул офицер, здесь тот, кто пьет, сходит с ума!
- Точно, сеньор военный, - подтвердил испанец. - Я это хорошо знаю. У нас об этом иногда читают хорошие проповеди...
Де Салиньяк мог посчитать Донона наименее одуревшим из нас, поэтому обратился к нему и резко произнес:
- Я - ротмистр Салиньяк из лейб-гвардии. У меня приказ маршала Сульта - догнать ваш полк и представиться с докладом вашему командиру. А ваше имя, сударь, если позволите?
- Я лейтенант Донон, с вашего всемилостивого позволения, высокородный господин маркиз! - все еще издевательским тоном ответил Донон. - Всецело к вашим услугам, ваше сиятельство!
- Я уже сыт вашими шуточками! - Руки ротмистра дрожали от сдерживаемого гнева, но голос звучал спокойно, и ни кровинки не прилило к его щекам. - Вам угодно клинки или пистолеты? У меня при себе и то и другое!
Донон хотел было ответить насмешливо, но его опередил Брокендорф: он навис над столом, словно кланяясь, и закричал совсем уже пьяным голосом:
- Мое почтение, господин маркиз! Как ваше драгоценное здоровье?
Тут ротмистр потерял свою ледяное спокойствие. Он вмиг выхватил саблю и клинком плашмя ударил Брокендорфа.
- Эй, эй! Не так горячо! - изумленно вскричал Брокендорф и, укрывшись за столом, попытался парировать удары пустой бутылкой.
- Стой! - крикнул Эглофштейн, хватая разъяренного ротмистра за руку.
- А ну, пустите! - Салиньяк вырвался и вновь атаковал Брокендорфа.
- Черт, вы можете потом подраться на дуэли, но сейчас перестаньте, выслушайте меня! - кричал адъютант.
- Да пусти его! - заорал Брокендорф. - Я объездил не одну дикую лошадь - и ни одна меня еще не кусала. А, дьявол!
Он получил удар тупой стороной клинка по пальцам. Бутылка вылетела из его руки, и он мрачно уставился на свою волосатую ручищу.
Салиньяк опустил саблю, вскинул голову и с торжеством испытующе оглядел нас - одного за другим.
- Неужто я ошибаюсь? - воскликнул Эглофштейн. - Вы назвались: Салиньяк... Если вы - ротмистр гвардии Батист де Салиньяк, то я вас должен знать. Я - капитан Эглофштейн из нассауского полка, и мы встречались пару лет назад, мы были курьерами командующего, не так ли?
- Да, точно, между Кюстрином и Штральзундом,-сказал Салиньяк, остывая. - Я-то вас сразу узнал, барон, едва вошел в комнату. Но вот ваше поведение...
- Ну, товарищ мой! Я не могу поверить! - пораженным тоном продолжал Эглофштейн. Он подошел ближе, испытующе всмотрелся в желтое лицо ротмистра. - Вы удивительно изменились со времени Кюстрина...
Де Салиньяк досадливо скривил губы.
- Я много лет назад подхватил малярию. С тех пор у меня все время бывают приступы.
- Это в колониях? - спросил Эглофштейн.
- Нет. В Сирии, во время египетской кампании генерала Бонапарта, хмуро пояснил Салиньяк, и его лицо сразу стало старым и усталым. - Хватит об этом. Это было невезение, но я считаю - такие вещи всегда в порядке вещей для моего рода службы. Но сейчас объясните мне, что это...
- Да просто вы еще раз стали жертвой невезения! - улыбнулся Эглофштейн, кажется, протрезвев окончательно. - Мы, товарищ, ждем сегодня ночью появления маркиза де Болибара, испанского заговорщика, очень опасного человека, который намеревался пройти через наши посты, переодевшись во французскую форму!
- И приняли меня за этого испанского заговорщика? - засмеялся ротмистр, полез в карман мундира и вынул свое удостоверение и предписание маршала. - У меня, как видите, приказ - присоединиться к вашему полку и принять под команду эскадрон драгун, командир которого не то тяжело ранен, не то попал в плен к англичанам - мне так толком и не объяснили...
С момента ранения капитана Юло д'Озери я замещал эскадронного командира. Поэтому я тут же подошел к де Салиньяку и отдал ему свой рапорт.
Все собрались полукругом возле нового эскадронного командира. Брокендорф все еще потирал разбитые пальцы. Один Гюнтер остался у окна и со злостью смотрел на темную пустую улицу. Видно, он все еще думал о Франсуазе-Марии, пьяной похвальбе Брокендорфа своим первенством в любви и о "четырех ступенях наслаждения"...
- Ну, кажется, я прибыл в подходящий момент! - сказал Салиньяк, здороваясь с нами за руку.
- Вам следует знать, - продолжал он, и его глаза на восковом лице живо засветились от жажды приключений, - что у меня есть кое-какой опыт по части выслеживания шпионов. Это я задержал двух австрийских офицеров, которые пробрались в наш лагерь при Ваграме. Сам Дюрон10 не раз давал мне поручения такого рода.
Я не знал, кто такой Дюрон, но уже слыхал это имя. Вероятно, он был доверенным лицом императора и, может быть, - человеком, отвечающим за его безопасность.
Мой новый начальник выслушал от Эглофштейна все, что мы знали о маркизе де Болибаре и его планах. Его глаза блестели, все черты изможденного лица оживились.
- Надеюсь, император будет доволен своей старой ищейкой! - заметил он, когда Эглофштейн закончил сообщение. Потом спросил у меня, где квартира полковника, и потребовал одного драгуна в провожатые.
- Да, вот и опять для меня нашлась работа, - нетерпеливо добавил он, пока солдат и испанец - погонщик мулов, присев на корточки, очищали его гамаши от дорожной грязи. - Я в последние дни эскортировал транспорт из сорока возов с бомбами, пулями и порохом из форта Сан-Фернандо в Фергосу. Скучное занятие. Все время кричать, ругаться, обивать пороги, без конца задержки в пути! Ну, вы готовы?
- А как добрались сюда? - поинтересовался Эглофштейн.
- Почти всю дорогу - саблю наголо и карабин наизготовку! У моста возле Торнеллы бандиты атаковали меня. Подстрелили мою лошадь и убили слугу... Но я дал им хороший отпор.
- Вы ранены?
Салиньяк провел рукой по своей повязке.
- Ничего особенного. Так, вскользь пулей по лбу. Но сегодня с утра я уже не встретил на дороге ни души, исключая вот этого парня, что принес мой багаж. Ну, готово, наконец? - обратился он к погонщику. - Ты останешься здесь, пока я не вернусь, при моем мешке.
- Но, ваша милость... - попытался возразить испанец.
- Я сказал - останешься, пока я не отошлю тебя домой! - прикрикнул ротмистр. - Свой огород ты и завтра можешь перекопать.
- Садитесь и выпейте с нами, ваше сиятельство! Вино еще, должно быть, осталось! - предложил вдруг Брокендорф. Он, видимо, все еще путал Салиньяка с маркизом и опять назвал его по титулу. Но, получив хороший удар по руке и видя, как другие мирно беседуют с незнакомцем, он уже утратил свою агрессивность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25