Записей.
- Записей?
- Да, - Бодров раскрыл третью папку. Порывшись, достал небольшой листок. Пробежал наспех и протянул Ровнину.
Ровнин всмотрелся. Листок был нелинованным, маленьким, вырванным из самого простого карманного блокнота. Такие блокноты, стоящие копейки, с картонной обложкой, покупают обычно "на раз". Чтобы, использовав, потом без всякой жалости выбросить. Записей на листке было немного. Первый листок был исписан примерно наполовину мелким и неразборчивым Лешкиным почерком.
- При нем нашли блокнот. Так вот, там был заполнен только первый лист. И еще четыре - под рисунки. Читайте, читайте.
Ровнин стал просматривать записи, сделанные на листке, и ощутил холодок. В общем-то, ничего особенного здесь не было. Но он знал Лешку и знал, что зря такие вещи Евстифеев писать не будет. Ровнин сразу понял, почему этот листок лежал в дополнительных материалах. Другого места для него и не могло быть. Собственно, разобрать эти закорючки не составляло особого труда. А разобрав даже часть, можно было без труда понять: то, что здесь записано, не может относиться к фактам. Все это может относиться к "выдумкам". К тому, что на служебном жаргоне принято называть идеалистикой. Но Ровнин отлично знал, что Лешка никогда не занимался идеалистикой. Было ясно, что эти записи Лешка делал для себя, а не для постороннего чтения. Фразы даже после расшифровки шли друг за другом без всякой внутренней связи. А то, что все это вообще было здесь написано, доказывало только одно: Лешке было трудно, страшно трудно. И он вынужден был - по этим записям - или сомневаться, или - лезть напропалую.
"Ш" - приз. кор. Если инт. б. - то туп. исп.?
ул. Некр. - тих. Выезды 20/VIII: ул. Гог. (оживл.) - 80 т., 2 ч. ул. Мар. (оч. ож.) - 200 т., 3 чел., ул. Сад. (оживл.) - 110 т., 2 ч.
Ост. - мел.(?)
"М" - ст.? раб.? Обиж. судьб. зл. на всех (??).
"Р" - инт.? Авт., сист. - инт.! ИТР! Если - ИТР, тогда "Ш" р. там же.
"Ш"? (!!)
Сист.? Тогда - св. чел. в г/банке? Родств.? Тогда - св.? (!!)
"Д" - ИТР?
Тонк. сист.
Тетя Поля! Пищ. тех.! Св.?
Эта последняя запись - "Тетя Поля! Пищ. тех.! Св.?" - была обведена.
- Ну что? - спросил Бодров.
- Расшифровали? - вместо ответа спросил Ровнин.
- Расшифровали.
- Легко?
- А что, вы считаете, здесь нужна особая расшифровка?
- Считаю. - Ровнин подумал. Нет. Все-таки, ничего особенного здесь, кажется, не может быть. Хотя ему, например, не до конца ясно, что означают "инт." и "св.". - Что значит "инт." и "св."?
- "Инт." - вернее всего, "интеллектуальный", "интеллектуальная". "Св." может иметь два значения. Первое: "свой человек". Второе: "связь".
Все точно. Так, как и предполагал Ровнин. Потому и легко работать с Бодровым.
- А это? - Ровнин показал. - "Тетя Поля! Пищ. тех.! Св.?"
- Скорее всего, "тетя Поля из пищевого техникума". В Южинске, в техникуме пищевой промышленности, действительно работает дежурной по общежитию Полина Николаевна Ободко.
- Значит, она уже проверялась?
Бодров вздохнул:
- Проверялась. Так как сокращение "св." может означать или "свой человек", или "связь", эта самая "тетя Поля", Полина Николаевна Ободко, была основательно взята в работу Южинским ОУРом.
- А именно?
- Ну, времени прошло сравнительно немного. Южинцы успели проверить все ее связи, знакомства, родственников и так далее.
- Ну и?
Полковник взял у Ровнина листок из Лешкиного блокнота. Просмотрел. Положил на стол:
- Ну и - пока ничего. Боюсь, эта тетя Поля - пустой номер.
Полковник порылся в третьей папке, достал и протянул Ровнину фотографию.
- Она? - Ровнин взял фото.
- Она. Ободко.
С фотографии, наверняка переснятой из личного дела, на Ровнина смотрела женщина лет пятидесяти. Лицо ее было простым, обычным, русским, с гладко зачесанными назад светлыми волосами. "Тетя Поля" подходило к этому лицу идеально. Ее волосы, казавшиеся на фото светлыми, могли быть и седыми. Как обычно на таких фотографиях, губы женщины были сложены в стандартную деловую складку. Впрочем, ни это обычное лицо, ни складка губ совершенно ничего не значат. Но у Лешки против этой "тети Поли" стоят два восклицательных знака. Да еще вся запись обведена кружком.
- Никаких выходов, Сергей Григорьевич?
- Никаких.
- Ну там - отлучек, совпадений?
- Никаких. Ни по поведению, Андрей Александрович, ни по родственным и иным связям. Есть мнение, что она нигде и ни в чем не может быть связана с преступной группой.
- А с Госбанком?
- И с Госбанком.
- А поговорить с ней не пробовали?
- Поговорить...
Бодров надолго замолчал. Пожалуй, даже слишком надолго. Видно было, что полковник, как непосредственно курирующий в ГУУР южинское дело, уже не раз думал об этом.
- Боязно поговорить. А вдруг? Вдруг, Андрей Александрович? Вдруг она как-то с ними да связана?
"Тоже правильно, - подумал Ровнин. - Но с другой стороны, если проверка показывает, что она чиста, с ней надо поговорить. Другого выхода нет".
- Ну а в принципе?
- В принципе можете попробовать, - сказал Бодров. - Как говорится, хозяин-барин.
"И на этом спасибо", - подумал Ровнин. Эти слова полковника он мог считать прямым указанием, что в Южинске ему следует прежде всего заняться тетей Полей. Полковник посмотрел на оставшиеся две папки. Ровнин подтянул их к себе, посмотрел на Бодрова:
- Подождете?
- Конечно.
Ровнин стал не торопясь изучать все, что было в оставшихся папках. Материалов здесь оказалось много, больше, чем в двух первых. Сброшюрованные в несколько стопок копии экспертиз, заключений, справки, другие документы. Все это надо было прочесть. Пока Ровнин просматривал материалы, полковник несколько раз приходил и уходил. Ничего, что показалось бы ему интересным, Ровнин не нашел. Сложив все по порядку, он аккуратно вложил в папки фото и бумаги. Завязал тесемки.
Бодров посмотрел на листок, который остался на столе. Лешкины записи.
- Это вам нужно?
- Да, Сергей Григорьевич, - Ровнин тронул листок. - Нужно. Это единственное, что мне нужно.
- Именно оригинал?
- Обязательно оригинал.
- Может быть, все-таки возьмете фотокопию? А, Андрей Александрович? Ну, возьмите фотокопию. А это все-таки оставьте. Не положено, Андрей Александрович.
- Сергей Григорьевич, ведь в деле эта штука никому не нужна. Не нужна ведь?
- Не положено, Андрей Александрович.
- А мне нужна. Я могу даже написать докладную Ликторову.
- Ну хорошо, - сказал Бодров. - Берите. Что еще?
"Спасибо, - подумал Ровнин. - Спасибо, полковник. Вы даже не представляете, какой подарок вы мне сейчас сделали!" Ровнин аккуратно сложил листок и спрятал в карман. Остальное, как любил говорить Лешка, приложится. Еще он любил говорить: "Что нам терять, если у нас за плечами одна Высшая школа и десять лет безупречной службы?"
- Все? - спросил Бодров.
- Ну, в принципе мне нужно знать, что собой представляет начальник Южинского ОУРа Семенцов.
- Ох, Андрей Александрович, - Бодров усмехнулся. - Анкетные данные? Или прикажете все остальное? Не по уставу.
- Я понимаю, Сергей Григорьевич. Но мне ведь с ним работать.
- Работать, - Бодров почесал в затылке. - Полковник Семенцов. Семенцов Иван Константинович. Человек крайне аккуратный.
Ровнин вежливо улыбнулся:
- Небогато. Мы все аккуратные.
- Да нет, он в самом деле обязательный. Очень точный. В смысле, если что сказал, обязательно сделает. Чисто человеческих качеств, не буду врать, не знаю. Знаю только, что человек он смелый.
- А... - Ровнин помедлил.
- Что - "а"?
- Давно работает в угрозыске?
Этот вопрос значил: что собой представляет Семенцов как специалист по особо опасным преступлениям?
- Пять лет. До этого многолетняя безупречная служба на обычной оперативной работе.
Ответ Бодрова означал одно: профессиональные качества Семенцова полковник с Ровниным обсуждать сейчас не собирается.
- Что-нибудь еще?
- Нет, больше ничего, Сергей Григорьевич.
Ровнин встал. Для него самого этот ответ означал, что ему теперь осталось только одно - оформить отъезд. То есть зайти в ХОЗУ и экспедицию, получить командировку, документы, деньги и билет. И еще - адрес квартиры, в которой он будет жить в Южинске.
- Если вы о приказе - приказ на вас уже оформлен. Еще вчера.
- Угу, - промычал Ровнин.
Они вышли в коридор. Ровнин аккуратно запер дверь и передал ключ полковнику.
- Ну что, надеемся, Андрей Александрович? - улыбнувшись по-служебному, полковник протянул ему руку. Ровнин сжал сухую крепкую кисть. Понял, что может сейчас ничего не говорить в ответ. И подумал, что так лучше.
Получив в бухгалтерии ХОЗУ деньги, а в экспедиции - авиационный билет и адрес, Ровнин, прежде чем выйти в коридор, остановился у окна в "предбаннике" ХОЗУ. Прежде всего он тщательно просмотрел адрес: "г. Южинск, ул. Средне-Садовая, 21, кв. 84, тел. 72-54-55. Квартира снята на 6 мес. с продлением". Очень хорошо. Для начала как раз то, что нужно. Несколько раз прочитав и запомнив адрес, телефоны и имена, Ровнин стал изучать авиационный билет. Билет взят идеально, на завтра, на первый утренний рейс. Если погода будет приличной, а кажется, на юге она сейчас приличная, около девяти утра он будет в Южинске.
Внизу плавно приближалась земля. Если прижаться лбом к самому иллюминатору, можно увидеть край моря. Земля совсем уже близко. Южная весенняя земля, деревья с зелеными листочками, домики.
Сойдя с автобуса "Экспресс" в центре города, у городского транспортного бюро, Ровнин вдохнул полной грудью. Половина десятого. Да, он знал это ощущение южного города, в который попадаешь зимой из Москвы.
Дом двадцать один на южинской Средне-Садовой, в котором ему предстояло жить, оказался девятиэтажным, блочным, с четырьмя подъездами. На трамвае от центра до него было двадцать минут. Подъезды дома выходили во двор, вдоль всей стены со стороны двора тянулся широкий, метров до десяти шириной, палисадник с густо засаженными клумбами и низкими кустами акаций. По улице мимо дома проходила трамвайная линия; остановка была недалеко, метрах в двухстах. Сойдя на этой остановке и отыскав свой подъезд, Ровнин поднялся на лифте на четвертый этаж. Открыл дверь с табличкой "84", заметив при этом, что ключ входит с трудом, а замок скрипит. Вошел. Огляделся.
Квартира была однокомнатной, но довольно просторной. Прямо на него со стены глядел огромный плакат, цветной, занимающий треть прихожей: смуглая красавица в японском кимоно, улыбаясь, держит бокал. Ровнин поставил сумку на столик в прихожей. Открыл стенной шкаф. Шкаф был почти пуст, если не считать шубы, накрытой марлевым чехлом. Ровнин повесил куртку. Заглянул на кухню: она была маленькой, квадратной, но все, что нужно, в ней было. Стол, плита с двумя конфорками, холодильник. Он прошел в комнату, отдернул занавески. В углу комнаты низкая и широкая тахта. Рядом с тахтой журнальный столик с телефоном. Два кресла. Книжный шкаф. Золя. Куприн. Стендаль. Томас Манн. Толстой. Ровнин подошел к окну и осторожно открыл фрамугу. Пахнуло теплом. Окно выходило во двор. Прямо под окном была детская площадка - песочница, деревянная вертушка, качели. Чуть дальше гуляла девочка лет четырнадцати с эрдельтерьером. Еще дальше виднелась трансформаторная будка, за ней такой же окаймленный акациями дом, четырехподъездный и девятиэтажный. Ровнин прислушался - шума как будто нет, только изредка проходит трамвай. Пожалуй, в этой квартире ему придется жить долго, может быть, столько же, сколько жил в Южинске Лешка.
Ровнин лег на тахту. Потолок - низкий. Вспомнилось, как будто проскандировали хором: "Ше-приз-кор! Если-инт-бэ! То-тун-исп! Ул-некр-тих!" Абракадабра. Но он знает, что стоит за этой абракадаброй. Ровнин сел, расстегнул сумку и стал не торопясь разбирать вещи. Сверху лежала одежда и белье. Он перебрал их: свитер, легкая водолазка, три рубашки, нижнее белье, носки. Ровнин вынул все это, сложил на тахту стопкой. Достал кеды и спортивный костюм. Черный пустой кейс. Летние туфли. Подумал - и положил все это рядом с одеждой. Одежда. Одежда. Куда же ее? В стенной шкаф. Туда также прекрасно уместится вот это: гимнастическая резина и кистевые эспандеры. Ровнин выложил черный футляр с электробритвой, рядом положил мыльницу, одеколон, крем, пасту, зубную щетку; все это пойдет на полочку в ванную.
Неторопливо разбирая вещи, раскладывая на тахте мелочь, Ровнин наконец добрался до дна сумки.
Там, завернутые в куски плотной синей байки, лежали рядом два самых главных предмета - оружие Ровнина: пистолет и короткий многозарядный автомат, выданный ему всего несколько дней назад для участия в этой операции. Про себя Ровнин называл его "Малыш". Каждую деталь "Малыша" он помнил, знал наизусть все сочленения автомата, так, будто это был некий предмет домашнего обихода, который он мог собрать и разобрать даже ночью, с закрытыми глазами.
Из двух свертков Ровнин достал тот, что подлиннее. Развернул байку. Тусклый, негусто, но хорошо смазанный автомат надежно темнел перед ним на куске синей ткани. Да, этот автомат в его глазах выглядел сейчас чуть ли не живым существом. "Малыш, - подумал Ровнин, - Малыш. Малыш".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
- Записей?
- Да, - Бодров раскрыл третью папку. Порывшись, достал небольшой листок. Пробежал наспех и протянул Ровнину.
Ровнин всмотрелся. Листок был нелинованным, маленьким, вырванным из самого простого карманного блокнота. Такие блокноты, стоящие копейки, с картонной обложкой, покупают обычно "на раз". Чтобы, использовав, потом без всякой жалости выбросить. Записей на листке было немного. Первый листок был исписан примерно наполовину мелким и неразборчивым Лешкиным почерком.
- При нем нашли блокнот. Так вот, там был заполнен только первый лист. И еще четыре - под рисунки. Читайте, читайте.
Ровнин стал просматривать записи, сделанные на листке, и ощутил холодок. В общем-то, ничего особенного здесь не было. Но он знал Лешку и знал, что зря такие вещи Евстифеев писать не будет. Ровнин сразу понял, почему этот листок лежал в дополнительных материалах. Другого места для него и не могло быть. Собственно, разобрать эти закорючки не составляло особого труда. А разобрав даже часть, можно было без труда понять: то, что здесь записано, не может относиться к фактам. Все это может относиться к "выдумкам". К тому, что на служебном жаргоне принято называть идеалистикой. Но Ровнин отлично знал, что Лешка никогда не занимался идеалистикой. Было ясно, что эти записи Лешка делал для себя, а не для постороннего чтения. Фразы даже после расшифровки шли друг за другом без всякой внутренней связи. А то, что все это вообще было здесь написано, доказывало только одно: Лешке было трудно, страшно трудно. И он вынужден был - по этим записям - или сомневаться, или - лезть напропалую.
"Ш" - приз. кор. Если инт. б. - то туп. исп.?
ул. Некр. - тих. Выезды 20/VIII: ул. Гог. (оживл.) - 80 т., 2 ч. ул. Мар. (оч. ож.) - 200 т., 3 чел., ул. Сад. (оживл.) - 110 т., 2 ч.
Ост. - мел.(?)
"М" - ст.? раб.? Обиж. судьб. зл. на всех (??).
"Р" - инт.? Авт., сист. - инт.! ИТР! Если - ИТР, тогда "Ш" р. там же.
"Ш"? (!!)
Сист.? Тогда - св. чел. в г/банке? Родств.? Тогда - св.? (!!)
"Д" - ИТР?
Тонк. сист.
Тетя Поля! Пищ. тех.! Св.?
Эта последняя запись - "Тетя Поля! Пищ. тех.! Св.?" - была обведена.
- Ну что? - спросил Бодров.
- Расшифровали? - вместо ответа спросил Ровнин.
- Расшифровали.
- Легко?
- А что, вы считаете, здесь нужна особая расшифровка?
- Считаю. - Ровнин подумал. Нет. Все-таки, ничего особенного здесь, кажется, не может быть. Хотя ему, например, не до конца ясно, что означают "инт." и "св.". - Что значит "инт." и "св."?
- "Инт." - вернее всего, "интеллектуальный", "интеллектуальная". "Св." может иметь два значения. Первое: "свой человек". Второе: "связь".
Все точно. Так, как и предполагал Ровнин. Потому и легко работать с Бодровым.
- А это? - Ровнин показал. - "Тетя Поля! Пищ. тех.! Св.?"
- Скорее всего, "тетя Поля из пищевого техникума". В Южинске, в техникуме пищевой промышленности, действительно работает дежурной по общежитию Полина Николаевна Ободко.
- Значит, она уже проверялась?
Бодров вздохнул:
- Проверялась. Так как сокращение "св." может означать или "свой человек", или "связь", эта самая "тетя Поля", Полина Николаевна Ободко, была основательно взята в работу Южинским ОУРом.
- А именно?
- Ну, времени прошло сравнительно немного. Южинцы успели проверить все ее связи, знакомства, родственников и так далее.
- Ну и?
Полковник взял у Ровнина листок из Лешкиного блокнота. Просмотрел. Положил на стол:
- Ну и - пока ничего. Боюсь, эта тетя Поля - пустой номер.
Полковник порылся в третьей папке, достал и протянул Ровнину фотографию.
- Она? - Ровнин взял фото.
- Она. Ободко.
С фотографии, наверняка переснятой из личного дела, на Ровнина смотрела женщина лет пятидесяти. Лицо ее было простым, обычным, русским, с гладко зачесанными назад светлыми волосами. "Тетя Поля" подходило к этому лицу идеально. Ее волосы, казавшиеся на фото светлыми, могли быть и седыми. Как обычно на таких фотографиях, губы женщины были сложены в стандартную деловую складку. Впрочем, ни это обычное лицо, ни складка губ совершенно ничего не значат. Но у Лешки против этой "тети Поли" стоят два восклицательных знака. Да еще вся запись обведена кружком.
- Никаких выходов, Сергей Григорьевич?
- Никаких.
- Ну там - отлучек, совпадений?
- Никаких. Ни по поведению, Андрей Александрович, ни по родственным и иным связям. Есть мнение, что она нигде и ни в чем не может быть связана с преступной группой.
- А с Госбанком?
- И с Госбанком.
- А поговорить с ней не пробовали?
- Поговорить...
Бодров надолго замолчал. Пожалуй, даже слишком надолго. Видно было, что полковник, как непосредственно курирующий в ГУУР южинское дело, уже не раз думал об этом.
- Боязно поговорить. А вдруг? Вдруг, Андрей Александрович? Вдруг она как-то с ними да связана?
"Тоже правильно, - подумал Ровнин. - Но с другой стороны, если проверка показывает, что она чиста, с ней надо поговорить. Другого выхода нет".
- Ну а в принципе?
- В принципе можете попробовать, - сказал Бодров. - Как говорится, хозяин-барин.
"И на этом спасибо", - подумал Ровнин. Эти слова полковника он мог считать прямым указанием, что в Южинске ему следует прежде всего заняться тетей Полей. Полковник посмотрел на оставшиеся две папки. Ровнин подтянул их к себе, посмотрел на Бодрова:
- Подождете?
- Конечно.
Ровнин стал не торопясь изучать все, что было в оставшихся папках. Материалов здесь оказалось много, больше, чем в двух первых. Сброшюрованные в несколько стопок копии экспертиз, заключений, справки, другие документы. Все это надо было прочесть. Пока Ровнин просматривал материалы, полковник несколько раз приходил и уходил. Ничего, что показалось бы ему интересным, Ровнин не нашел. Сложив все по порядку, он аккуратно вложил в папки фото и бумаги. Завязал тесемки.
Бодров посмотрел на листок, который остался на столе. Лешкины записи.
- Это вам нужно?
- Да, Сергей Григорьевич, - Ровнин тронул листок. - Нужно. Это единственное, что мне нужно.
- Именно оригинал?
- Обязательно оригинал.
- Может быть, все-таки возьмете фотокопию? А, Андрей Александрович? Ну, возьмите фотокопию. А это все-таки оставьте. Не положено, Андрей Александрович.
- Сергей Григорьевич, ведь в деле эта штука никому не нужна. Не нужна ведь?
- Не положено, Андрей Александрович.
- А мне нужна. Я могу даже написать докладную Ликторову.
- Ну хорошо, - сказал Бодров. - Берите. Что еще?
"Спасибо, - подумал Ровнин. - Спасибо, полковник. Вы даже не представляете, какой подарок вы мне сейчас сделали!" Ровнин аккуратно сложил листок и спрятал в карман. Остальное, как любил говорить Лешка, приложится. Еще он любил говорить: "Что нам терять, если у нас за плечами одна Высшая школа и десять лет безупречной службы?"
- Все? - спросил Бодров.
- Ну, в принципе мне нужно знать, что собой представляет начальник Южинского ОУРа Семенцов.
- Ох, Андрей Александрович, - Бодров усмехнулся. - Анкетные данные? Или прикажете все остальное? Не по уставу.
- Я понимаю, Сергей Григорьевич. Но мне ведь с ним работать.
- Работать, - Бодров почесал в затылке. - Полковник Семенцов. Семенцов Иван Константинович. Человек крайне аккуратный.
Ровнин вежливо улыбнулся:
- Небогато. Мы все аккуратные.
- Да нет, он в самом деле обязательный. Очень точный. В смысле, если что сказал, обязательно сделает. Чисто человеческих качеств, не буду врать, не знаю. Знаю только, что человек он смелый.
- А... - Ровнин помедлил.
- Что - "а"?
- Давно работает в угрозыске?
Этот вопрос значил: что собой представляет Семенцов как специалист по особо опасным преступлениям?
- Пять лет. До этого многолетняя безупречная служба на обычной оперативной работе.
Ответ Бодрова означал одно: профессиональные качества Семенцова полковник с Ровниным обсуждать сейчас не собирается.
- Что-нибудь еще?
- Нет, больше ничего, Сергей Григорьевич.
Ровнин встал. Для него самого этот ответ означал, что ему теперь осталось только одно - оформить отъезд. То есть зайти в ХОЗУ и экспедицию, получить командировку, документы, деньги и билет. И еще - адрес квартиры, в которой он будет жить в Южинске.
- Если вы о приказе - приказ на вас уже оформлен. Еще вчера.
- Угу, - промычал Ровнин.
Они вышли в коридор. Ровнин аккуратно запер дверь и передал ключ полковнику.
- Ну что, надеемся, Андрей Александрович? - улыбнувшись по-служебному, полковник протянул ему руку. Ровнин сжал сухую крепкую кисть. Понял, что может сейчас ничего не говорить в ответ. И подумал, что так лучше.
Получив в бухгалтерии ХОЗУ деньги, а в экспедиции - авиационный билет и адрес, Ровнин, прежде чем выйти в коридор, остановился у окна в "предбаннике" ХОЗУ. Прежде всего он тщательно просмотрел адрес: "г. Южинск, ул. Средне-Садовая, 21, кв. 84, тел. 72-54-55. Квартира снята на 6 мес. с продлением". Очень хорошо. Для начала как раз то, что нужно. Несколько раз прочитав и запомнив адрес, телефоны и имена, Ровнин стал изучать авиационный билет. Билет взят идеально, на завтра, на первый утренний рейс. Если погода будет приличной, а кажется, на юге она сейчас приличная, около девяти утра он будет в Южинске.
Внизу плавно приближалась земля. Если прижаться лбом к самому иллюминатору, можно увидеть край моря. Земля совсем уже близко. Южная весенняя земля, деревья с зелеными листочками, домики.
Сойдя с автобуса "Экспресс" в центре города, у городского транспортного бюро, Ровнин вдохнул полной грудью. Половина десятого. Да, он знал это ощущение южного города, в который попадаешь зимой из Москвы.
Дом двадцать один на южинской Средне-Садовой, в котором ему предстояло жить, оказался девятиэтажным, блочным, с четырьмя подъездами. На трамвае от центра до него было двадцать минут. Подъезды дома выходили во двор, вдоль всей стены со стороны двора тянулся широкий, метров до десяти шириной, палисадник с густо засаженными клумбами и низкими кустами акаций. По улице мимо дома проходила трамвайная линия; остановка была недалеко, метрах в двухстах. Сойдя на этой остановке и отыскав свой подъезд, Ровнин поднялся на лифте на четвертый этаж. Открыл дверь с табличкой "84", заметив при этом, что ключ входит с трудом, а замок скрипит. Вошел. Огляделся.
Квартира была однокомнатной, но довольно просторной. Прямо на него со стены глядел огромный плакат, цветной, занимающий треть прихожей: смуглая красавица в японском кимоно, улыбаясь, держит бокал. Ровнин поставил сумку на столик в прихожей. Открыл стенной шкаф. Шкаф был почти пуст, если не считать шубы, накрытой марлевым чехлом. Ровнин повесил куртку. Заглянул на кухню: она была маленькой, квадратной, но все, что нужно, в ней было. Стол, плита с двумя конфорками, холодильник. Он прошел в комнату, отдернул занавески. В углу комнаты низкая и широкая тахта. Рядом с тахтой журнальный столик с телефоном. Два кресла. Книжный шкаф. Золя. Куприн. Стендаль. Томас Манн. Толстой. Ровнин подошел к окну и осторожно открыл фрамугу. Пахнуло теплом. Окно выходило во двор. Прямо под окном была детская площадка - песочница, деревянная вертушка, качели. Чуть дальше гуляла девочка лет четырнадцати с эрдельтерьером. Еще дальше виднелась трансформаторная будка, за ней такой же окаймленный акациями дом, четырехподъездный и девятиэтажный. Ровнин прислушался - шума как будто нет, только изредка проходит трамвай. Пожалуй, в этой квартире ему придется жить долго, может быть, столько же, сколько жил в Южинске Лешка.
Ровнин лег на тахту. Потолок - низкий. Вспомнилось, как будто проскандировали хором: "Ше-приз-кор! Если-инт-бэ! То-тун-исп! Ул-некр-тих!" Абракадабра. Но он знает, что стоит за этой абракадаброй. Ровнин сел, расстегнул сумку и стал не торопясь разбирать вещи. Сверху лежала одежда и белье. Он перебрал их: свитер, легкая водолазка, три рубашки, нижнее белье, носки. Ровнин вынул все это, сложил на тахту стопкой. Достал кеды и спортивный костюм. Черный пустой кейс. Летние туфли. Подумал - и положил все это рядом с одеждой. Одежда. Одежда. Куда же ее? В стенной шкаф. Туда также прекрасно уместится вот это: гимнастическая резина и кистевые эспандеры. Ровнин выложил черный футляр с электробритвой, рядом положил мыльницу, одеколон, крем, пасту, зубную щетку; все это пойдет на полочку в ванную.
Неторопливо разбирая вещи, раскладывая на тахте мелочь, Ровнин наконец добрался до дна сумки.
Там, завернутые в куски плотной синей байки, лежали рядом два самых главных предмета - оружие Ровнина: пистолет и короткий многозарядный автомат, выданный ему всего несколько дней назад для участия в этой операции. Про себя Ровнин называл его "Малыш". Каждую деталь "Малыша" он помнил, знал наизусть все сочленения автомата, так, будто это был некий предмет домашнего обихода, который он мог собрать и разобрать даже ночью, с закрытыми глазами.
Из двух свертков Ровнин достал тот, что подлиннее. Развернул байку. Тусклый, негусто, но хорошо смазанный автомат надежно темнел перед ним на куске синей ткани. Да, этот автомат в его глазах выглядел сейчас чуть ли не живым существом. "Малыш, - подумал Ровнин, - Малыш. Малыш".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17