Блич погрузил парней в вертолеты. Рядовой Дрейк забрался на борт последним и при этом споткнулся.
По возвращении в лагерь Дрейка надо будет обвинить в самоволке и отправить в тесный и душный бокс, раскаляющийся на летнем солнце. Потом Блич отведет своих ребят в лес, на трехдневные учения. За это время Дрейк умрет, и Бличу останется лишь произнести короткую речь, «напомнив» солдатам, как Дрейк пытался убежать из расположения части, а коль скоро это так, то он, Блич, предпочитает забыть даже имя Дрейка. Полковник еще не решил, что будет эффектнее: предоставить ребятам самим обнаружить мертвое тело в боксе или же построить их на плацу, а потом открыть бокс и окликнуть Дрейка, предлагая ему выйти и стать в строй. Когда люди понимают, что ты запросто можешь их убить, безо всякого к тому повода, это придает любому потенциальному наказанию привкус фатальности и особую пикантность.
Солдаты у него хорошие, теперь Блич это знал. Скоро в части не останется людей, которых надо наказывать для острастки. А пока Блич испытывал непреодолимое желание скушать пышную булочку с поджаристой корочкой.
Он выиграл свое первое сражение. Согласно расчетам компьютера и его собственным, более важным предположениям, первое задание обещало быть наиболее трудным. Дальше должно пойти легче. Он выполнил свою часть миссии, теперь те, кто будет работать с живым грузом, должны сделать свою. Этим занимались издревле, и в самых цивилизованных странах этот род деятельности прекратил свое существование сравнительно недавно — каких-нибудь сто лет назад.
Уэнделл Блич был не единственным, в чьем распоряжении была компьютерная сеть с ограниченным доступом. Существовал и другой центр, обладающий обширной информацией о жизни американского общества. Доступ к нему был еще более ограниченным. Только один компьютер в одной-единственной точке Америки мог затребовать информацию. А если его попытался бы воспользоваться кто-то другой, то вся система самоликвидировалась бы, превращаясь в массу проводов и транзисторов, плавающих в неразбавленной кислоте.
Этот компьютер находился в местечке Рай под Нью-Йорком. Простые смертные считали, что здесь помещается санаторий «Фолкрофт», бывший на самом деле лишь прикрытием компьютерного комплекса. Здесь находились мозг и сердце тайной организации КЮРЕ, недавно лишившейся своей карающей руки.
Глава этой организации доктор Харолд В. Смит сидел в своем кабинете, окна которого выходили на залив Лонг-Айленд и на океан, пересеченный некогда его предками, прибывшими сюда из Англии, чтобы создать государство справедливости и права. Доктор Харолд В.Смит с помощью компьютера пытался проанализировать информацию, полученную Бличем от его компьютера.
Первые сообщения были путаными. Какие-то люди из негритянских и цветных кварталов Норфолка были то ли захвачены налетчиками, то ли присоединились к ним добровольно. Факты выглядели неясными, потому что это было лишь начало. Хорошие разведданные, как и хорошие деревья, растут и формируются не сразу, для этого требуются время и удобрения — новые порции информации. К 10.42 Смит знал только то, что пропали какие-то люди. Компьютер сообщил, что все они имели «некоторые сходные характеристики».
Смит изучал эти «сходные характеристики» с хмурым и кислым выражением лица с плотно сжатыми, тонкими губами. Однако за высоким лбом работала пытливая мысль. Стараясь не паниковать, он чувствовал: что-то не так. Однако причин этого он пока не знал.
«Сходные характеристики» сводились к следующему: все пропавшие были темнокожие, от двадцати до двадцати трех лет; все были замешаны в мелких преступлениях; все были безработными и, согласно федеральным законам, не подлежали приему на работу.
Из кармана серого жилета Смит достал карандаш. Он любил узкие жилеты, серые костюмы и белые рубашки с неизменным галстуком в зеленую полоску. Обувь он предпочитал из кордованской кожи, считая, что она носится лучше обычной.
Смит начал что-то прикидывать на бумаге, оставляя неразборчивые каракули. Компьютер часто бывает предпочтительнее человеческого мозга — кроме тех случаев, когда приходится возвращаться к фактам несколько раз для всестороннего их изучения.
Компьютер уточнил число пропавших мужчин. Их было четырнадцать. Вернувшись к списку «общих характеристик». Смит установил, что больше всего страдали от них родственники. Тогда он запросил у компьютера срочные сведения о членах семей пропавших граждан. Ему пришло в голову, что, возможно, их устранение было делом рук одного из родственников. Задавая такой вопрос, Смит был почти уверен, что он ничего не даст. Те, кто был более всего заинтересован в устранении из Норфолка этих людей, были, вероятно, менее всего способны это сделать.
Компьютер выдал только одно имя — не потому, что этого человека можно было подозревать в организации похищения людей, а по причине его контактов с КЮРЕ в одном, уже законченном, деле. Однако имя Р. Гонзалес было скоро отодвинуто на задний план другой, более важной информацией: несколько очевидцев видели, как люди были захвачены насильно и связаны, как им вводили шприцем какой-то транквилизатор. Те, кто это сделал, были одеты в военно-морскую форму береговой охраны.
Смит попытался узнать местонахождение Римо и Чиуна. Компьютер выяснял это элементарным просмотром соответствующих файлов. Компьютер умел делать то, что умеют немногие из людей: он «листал» файлы очень быстро, выхватывая нужные факты и не отвлекаясь на постороннюю информацию. Если бы встретились полицейские или репортерские отчеты о том, как человек, действуя в одиночку и не имея оружия, запросто искалечил большую группу вооруженных людей, это было бы важно. Если бы попались свидетельства очевидцев о том, как некто разгуливает по отвесной наружной стене здания, это тоже было бы важно. Если бы компьютер выдал сообщение о том, как двое неизвестных, белый и желтый, ввязались в историю только из-за того, что какой-то прохожий случайно задел старика корейца и в результате лишился руки, это позволило бы сделать окончательные выводы.
На этот раз, однако, доктор Смит получил от компьютера только один факт: человек прыгнул из самолета без парашюта и остался жив. Зрачки серых, будто стальных, глаз Смита расширились: вот оно! Но вслед за тем его лицо приняло обычное непроницаемое выражение: человек, спрыгнувший без парашюта, был помещен в критическом состоянии в госпиталь «Уинстед мемориал», близ Рэмеджа, штат Южная Дакота.
О местонахождении Римо и Чиуна компьютер не сообщил ничего. Можно было не сомневаться, что их нет в Южной Дакоте: чтобы упрятать Римо в госпиталь, одного прыжка без парашюта недостаточно...
Глава четвертая
Мастер Синанджу не верил своим ушам. Он боялся переспросить, опасаясь, что услышать это во второй раз будет выше его сил. И все-таки он решился:
— Что я тебе сделал? Почему ты так скверно поступил со мной?
— Может, не так уж и скверно, папочка?
— Я не могу в это поверить!
— Тебе придется-таки поверить. Я больше не буду убивать.
— О-о-о... — застонал Чиун, как от непереносимой зубной боли. — Я могу вытерпеть все, любую боль, — молвил он наконец. — Но знать, что я изменил делу предков, отдав то бесценное, что уже никогда не вернется в Дом Синанджу... нет, с этим жить нельзя.
— Я не чувствую себя виноватым, — сказал Римо. — Я появился на свет не для убийств, а для жизни. Я не родился ассасином.
— Теперь не имеет смысла говорить об этом, — возразил Чиун. Внезапно его мрачное лицо просветлело. — Ты ведь сейчас убиваешь, Римо! Своим поступком ты убиваешь Дом Синанджу, вот что ты делаешь! Ты убиваешь наши традиции! Кто теперь подхватит бесценный сгусток солнечной энергии древнего боевого искусства и передаст свой опыт другим, чтобы можно было его сохранить? Кто, ели не ты?
— Это сделаешь ты. Ты нашел меня, найдешь кого-нибудь еще.
— Таких больше не существует!
— А как насчет блистательных корейцев, которых ты так любишь превозносить? Ты говорил, что среди них есть много достойных Синанджу и только в минуту слабости ты предпочел белого человека.
— Я уже слишком стар.
— Тебе не больше восьмидесяти пяти.
— Я отдал так много... У меня ничего не осталось.
Римо заглянул в стоявшую на плите кастрюлю. После ленча он уедет, чтобы начать новую работу на новом месте. Рис уже разварился, скоро будет готова и утка.
Он заказал билеты на рейс компании «Дельта» из Уэст Палм-Бич до Нью-Йорка. Однако до поры до времени умолчал о том, что билетов заказано два.
— Женьшень в рис добавить? — спросил Римо.
— Оставь женьшень до лучших времен! — воскликнул старец. — Женьшень — для того, чье сердце не разбито и кто не был предан своим учеником.
— Так не класть? — уточнил Римо.
— Если только самую малость, — сказал Чиун. — Лишь для того, чтобы напомнить мне о счастливых днях, которые уже не возвратятся.
Он скосил глаза на кастрюлю, чтобы видеть, достаточно ли Римо положит ароматных корешков женьшеня в кипящий рис.
Заметив его заинтересованный взгляд, Римо добавил еще. Чиун отвел глаза.
— Но теперь это меня уже не радует, — сокрушенно добавил он.
Во время ленча Чиун сокрушенно твердил, как его абсолютно ничто не радует. Хотя, он признавал, бывает в жизни и не такое. Бывает гораздо хуже...
— Что именно? — спросил Римо, разжевывая рис до жидкого состояния.
Процесс приема пищи теперь уже не был для него актом удовольствия. Он ел так, будто выполнял дыхательные упражнения. Правильно есть — означает потреблять необходимые организму питательные вещества. Наслаждаться пищей было бы неверно, так это может привести к перееданию, что чревато неприятностями, особенно для американцев, сплошь и рядом злоупотребляющих избыточной пищей.
— Ты занят мыслями о пище больше, чем я — мыслями об осквернении Синанджу, — сказал Чиун.
— Так оно и есть, — согласился Римо.
— Это предательство, — сказал Чиун. — Низкое предательство. Я теперь желаю одного: не допустить, чтобы искусство Синанджу растрачивалось не на те цели, для которых оно предназначено.
— Прекрасно, — сказал Римо.
— Я даже не спрашиваю тебя, чем ты собираешься заниматься.
— И правильно делаешь. Так будет лучше для тебя.
— Не все, как тебе известно, могут оценить по достоинству ассасинов, даже самых великих.
— Я это знаю. — В тоне Римо не было и тени насмешки.
— Они называют нас палачами.
— В известной степени это так.
— Они не понимают того, что мы делаем.
— Да уж где им понять.
Римо решал, есть ему утку или нет. Молодому человеку его возраста достаточно того количества жиров, которое содержится в растительной пище. На белой коже сваренной утки блеснула желтая крупинка жира, и Римо решил, что ограничится рисом.
— В твоей стране дето обстоит гораздо хуже: здесь повсюду работают непрофессиональные убийцы. Каждый, у кого есть оружие, считает себя вправе убивать.
— Я это знаю, — сказал Римо.
— А истинного наемного убийцу ассасина уважают даже его жертвы, потому что умирать от его руки легко. Разве сравнить с такой смертью страдания престарелого человека, мучимого столькими болезнями, пока он доберется до могилы? Его тело иссыхает, члены слабеют, зрение притупляется, дышать становится трудно. Когда же человек уходит из жизни с помощью настоящего наемного убийцы, он не испытывает боли — все происходит мгновенно. Я предпочел бы умереть именно так, это лучше, чем погибнуть в дорожной катастрофе, — рассуждал Чиун.
Римо встал.
— Мне пора, папочка. Ты едешь со мной?
— Нет, — сказал Чиун. — Это не для меня. Я слишком стар и беден. Давай прощаться. Возможно, ты и прав, настало время покинуть меня.
— Не так уж ты и беден, — возразил Римо. — У тебя полно золота. Да и когда это было, чтобы наемный убийца не мог найти работу?
Все свое имущество Римо уложил в голубую холщовую сумку: пару запасных твидовых брюк, три пары носков, четыре черных футболки, зубную щетку.
Он думал, что Чиун его остановит, но этого не произошло. Римо застегнув молнию на сумке. Чиун трудился над своей порцией утки, отщипывая от нее маленькие кусочки своими длинными ногтями и разжевывая мясо в жидкую кашицу.
— Ну, я пошел, — сказал Римо.
— Вижу, — отозвался Чиун.
Римо знал, что Чиун никогда не путешествует без своих необъятных дорожных сундуков, которые нужно сдавать в багаж заранее, чтобы их могли перевозить морем. На этот раз он не поручил Римо это сделать.
— Я ухожу, — повторил Римо.
— Понятно, — сказал Чиун.
Римо пожал плечами и испустил глубокий вздох. Он проработал больше десяти лет и не сумел нажить ничего ценного. Впрочем, он к этому и не стремился. Теперь он уходит в новую жизнь, уходит туда, где у него будут дом, жена, ребенок. Возможно, даже не один.
Когда-то давно Чиун сказал, что дети как цветы. Ими любуются тогда, когда труд растить их берет на себя кто-то другой. Они с Римо часто спорили на эту тему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20