– А если я отвечу «да», ты мне поверишь?
– Я поверю всему, что ты говорить. Всему.
– Да, это имеет отношение к бирже.
– Джузеппе не поверит ни на один секунда.
– Ты ведь говорил, что поверишь?
– Только если есть смысл. Биржа – нет смысл.
– Абалон не имеет смысла? Хронометрирование рабочего времени не имеет смысла?
– Ничего нет смысла, – настаивал Бресикола.
Ладно, подумал хронометрист, сейчас не время спорить. Это кратчайший путь к гибели. Сперва теряешь осторожность, потом равновесие, и очень скоро становишься обычным человеческим существом. А этого не достаточно.
Друзья выпили по стакану терпкого красного вина, поговорили о том, о сем и решили, что неплохо бы как-нибудь поужинать вместе. Покинув друга-Бресиколу, псевдохронометрист решил, что настала пора расставаться с образом «мистера Хронометриста».
Некоторое время он еще будет существовать. По его кредитной карточке будет приобретен авиабилет, а по дорожным чекам получены восемьсот долларов. Он еще будет существовать на всем пути от Сан-Франциско до аэропорта Кеннеди в Нью-Йорке. Он войдет в мужской туалет, ближайший к стенду авиакомпании «Пэн-Эм», найдет торчащие из-под двери крайней кабинки синие замшевые ботинки, подождет, пока в туалете никого, кроме него и обладателя ботинок не останется, а потом громко заметит вслух, что писсуары не работают, и что искусству сантехники американцам надо бы поучиться у швейцарцев.
Из-под закрытой двери кабинки появится бумажник, а взамен мистер Хронометрист должен подсунуть под дверь свой. Человек в кабинке вряд ли станет открывать дверь, чтобы взглянуть на коллегу – его предупредили, что в этом случае он лишится работы. Существовал и другой, более убедительный аргумент, о котором он, правда, не знал: если хоть краем глаза взглянешь на того, кто заберет бумажник, то лишишься не только работы, но и жизни.
Римо Уильямс сунул документы мистера Хронометриста в руку, высунувшуюся из-под двери кабинки, и забрал новый бумажник с такой быстротой, что человек в кабинке догадался о том, что обмен состоялся лишь по другому оттенку цвета бумажника.
На этом с мистером Хронометристом было покончено. Выйдя из туалета, Римо Уильямс поднялся на второй этаж и вошел в небольшой коктейль-бар, откуда можно было проследить за синими замшевыми ботинками, ежели они вздумают-таки разыскать коллегу в зале ожидания.
Несмотря на солнечный день, в баре, словно во чреве, стоял полумрак. Посетители успокаивали свои нервы специальными средствами на основе алкоголя, для Римо недоступными, поскольку он находился в данный момент в состоянии максимальной готовности. Он спросил лимонаду и принялся изучать содержимое бумажника.
Бумажник был опечатан. Вскрыв его, Римо поискал среди кредитных карточек в развороте бумажника иголку, несущую, как его заверили, моментальную смерть. Вместе с кредитными карточками лежал листок бумаги с телефонными номерами, которые на самом деле не были телефонными номерами. Поколдовав над цифрами, Римо узнал, что:
а) система связи остается прежней – через службу молитв по телефону в Чикаго (что следовало бы переменить, так как качество телефонной связи все ухудшалось);
б) следующая тренировка с Чиуном, его учителем-корейцем состоится через шесть недель в спортзале Пленсикофф, на Грэнби-стрит в Норфолке, штат Вайоминг (черт возьми, Чиун может прожить еще долго…);
в) для получения задания следует быть сегодня в восемь часов вечера в ночном клубе «Порт-Александрия», куда прибудет лично (о Господи!) сам Харолд В. Смит;
г) его зовут теперь Римо Пелхэм. Бывший полицейский. Родился в Бронксе. Учился в школе «Девитт Клинтон». Со школьных лет помнит только тренера по футболу – Дока Уидемана, который в свою очередь его, Римо, не помнит. Служил во Вьетнаме в военной полиции. Потом работал начальником охраны на хлебоперерабатывающем комбинате в Питсбурге. Холост. Только что принят на работу в Брюстер-Форум ответственным за безопасность с окладом семнадцать тысяч долларов в год. Через два дня в Брюстер-Форум прибудет его багаж – книги, одежда.
Римо еще раз взглянул на листок бумаги и запечатлел его в памяти. Потом сложил несколько раз и бросил в бокал с остатками лимонада. Через десять секунд бумажка полностью растворилась, а жидкость помутнела. Кто-то там, наверху, хотел, чтобы Римо по соображениям секретности глотал такого рода бумажки, однако он не собирался этого делать. По двум причинам: первое – у них был привкус клея; второе – он был принципиально не согласен глотать всякую гадость, тем более полученную неизвестно от кого.
В Нью-Йорк он отправился на такси с попутчицей, которая, как вскоре выяснилось, не только не любила этот город, но и не знала, зачем вообще сюда приехала, и больше посещать это место не собиралась. Столько народу, и у всех лишь одно на уме. Совсем не то, что город Трой в штате Огайо. Мистер Пелхэм слышал о городе Трой в штате Огайо?
– Да, мне известен город Трой в штате Огайо, – отвечал Римо. – Суммарный интеллектуальный показатель его населения несколько выше уровня среднего идиота.
Мистеру Пелхэму не следует грубить, он мог бы просто сказать, что он из Нью-Йорка. В конце концов, она уверена, что не у всех в Нью-Йорке лишь одно на уме.
Мистер Пелхэм проинформировал ее, что он родился в Бронксе и поэтому все, сказанное о Нью-Йорке, принимает близко к сердцу. Он любит свой город.
Миссис Джонс тоже любит Нью-Йорк, она просто пошутила, а в какой гостинице остановился мистер Пелхэм?
– Пока не знаю. Я еду на Риверсайд-Драйв.
– Приятное место?
Римо повернулся к женщине для более подробного ознакомления. От нее надо избавиться. Остается решить, хочет он этого или нет.
У нее была фигура настоящей женщины, правильные черты лица. Блондинка с карими глазами, сильно подведенными голубыми тенями. Строгий костюм. Пошив и ткань Римо оценил в двести пятьдесят долларов, по расценкам крупных магазинов Кливленда, и в пятьсот пятьдесят – Нью-Йорка. На пальце – кольцо с камнем в три карата: хороший камушек, если только чистой воды.
Туфли дорогой кожи. Жена фабриканта или видного горожанина направлялась за покупками в Нью-Йорк, где, по случаю, можно без всяких осложнений и переспать с кем-нибудь.
Идентификация и оценка одежды и барахла никогда не были его сильным местом. Однако он чувствовал себя в достаточной степени уверенно и доверял своим ощущениям. Одежда говорит не только о достатке, она показывает, каким ее хозяин хочет выглядеть в глазах окружающих. Это бывает полезно для дела.
Римо Пелхэм отвечал:
– Риверсайд-Драйв проходит вдоль Гудзона. Это приятное место.
– Какое место на Риверсайд-Драйв, приятель? – вмешался таксист.
– Любое, – ответил Римо.
– Вам туда же, мэм?
– Если это никого не обременит, – последовал ответ.
Римо Пелхэм промолчал. Он ничего не сказал, когда расплачивался с водителем на углу 96-й улицы и Риверсайд-Драйв, не обернулся, не предложил попутчице помочь с багажом.
Человеку по имени Римо Пелхэм багаж был ни к чему, как и полдюжине других людей, под чьими личинами и именами ему приходилось жить раньше. Подойдя к невысокому каменному парапету набережной, он посмотрел через Гудзон, поблескивающий под жарким осенним солнцем.
На том берегу, за догнивающими доками Хобокена, в городе Ньюарк, молодого полицейского судили, признали виновным в убийстве и казнили в тамошней тюрьме. Этот полицейский перед самой казнью получил от странного священника, пришедшего спасти его душу, загадочную таблетку и обещание хотя и не вечной, но все-таки жизни. Таблетку он проглотил; когда его усадили на электрический стул – потерял сознание, а очнувшись, услышал от человека с крюком-протезом вместо руки такую историю:
С каждым годом Конституция США срабатывала все хуже и хуже. Преступные элементы, используя имеющиеся в Конституции лазейки, с каждым днем расширяли ряды и набирали силу. Следующей ступенью могло стать установление полицейского государства. Сбывался классический прогноз Макиавелли: сначала хаос, потом – репрессии.
Что делать правительству? Наплевать на Конституцию? Или допустить распад страны? Был, однако, и третий путь. Положим, организация, существующая вне правительства, поможет хотя бы уравнять шансы в борьбе с преступностью. Организация, которая Конституцию не скомпрометирует, поскольку не будет существовать официально.
Если официально ее нет, кто скажет, что Конституция не срабатывает? А когда шансы в борьбе, наконец, уравняются, можно будет тихо прикрыть эту лавочку. Легко и просто. Только четыре человека знали в то время, чем на самом деле занимается КЮРЕ: президент США, Харолд В. Смит – руководитель всего проекта, Конрад Макклири – человек с крюком, подобравший главного и единственного исполнителя и, наконец, сам исполнитель – молодой полисмен Римо Уильямс, официально окончивший жизнь на электрическом стуле.
Именно президент США, высшее выборное должностное лицо государства, дал добро на то, чем предстояло заниматься Уильямсу, то есть на физическое устранение. Когда будут исчерпаны все другие средства, он будет убивать.
– Но почему я? – спросил тогда Римо.
– По многим причинам, – отвечал Макклири. – Во Вьетнаме я видел тебя в деле. Докторишка, сам не понимавший с чего это вдруг ему поручили обследовать молодых полицейских, говорил, что у тебя сильна тяга к борьбе за справедливость, к отомщению. Честно говоря, я считаю его полным придурком и остановил на тебе свой выбор потому, что видел, как ты передвигаешься.
Убедительное объяснение. Последовал интенсивный курс занятий и тренировок под руководством Чиуна, пожилого корейца, который мог убивать одним только ногтем, и в чьих морщинистых ручках любой предмет становился смертоносным оружием. Потом Римо еще раз встретился с человеком с крюком. Тот был при смерти, а у Римо был приказ убрать его.
Это было восемь лет назад, и теперь Римо не имел даже старого пиджака. Все было новое; ничто не имело ценности. Гудзон выдыхал в Атлантику смрад цивилизации. Гудзон – гигантская сточная канава большого города, превращающего все вокруг в парашу.
– А река симпатичная, – сказала женщина.
– Знаете, мадам, – отвечал Римо, – по-моему, вкус сосредоточен у вас в нижней части тела.
И пошел было прочь, но она завизжала:
– А мои вещи?! Вы не имеете права бросать меня здесь! Мы же ехали вместе. Вы мужчина и должны позаботиться о моем багаже!
Римо позаботился: увесистый чемодан и коробка поменьше полетели через каменную стенку, в пятнадцати метрах за которой проходило Вест-сайдское скоростное шоссе, где, приземлившись на крышу проносившегося мимо «кадиллака», багаж разлетелся вдребезги.
Глава четвертая
Человек с кислым лицом сидел на границе освещенного прожекторами пятачка в центре зала, положив ногу на ногу и опершись левым локтем на круглый столик. Правая рука лежала на сгибе левой. На нем был серый костюм и белая рубашка с серым галстуком. В очках без оправы поблескивал отраженный свет. Свет отражал и пробор его аккуратной прически, уложенный словно с помощью микрометра.
Так он сидел уже минут пятнадцать. Неподалеку пышнотелая танцовщица в полном экстазе сражалась со своей одеждой, представленной несколькими нитями бус. Довольные посетители с энтузиазмом швыряли на пол долларовые банкноты или запихивали их за унизанный фальшивыми драгоценностями бюстгальтер. К потолку струился дым. Груженые сладостями подносы нависали над головами снующих между столиками официантов. Возбуждающее треньканье бузуки отдавалось в зале ритмом, радостью и воплями. Человек не двигался.
Двигался другой, словно плывущий сквозь толпу к столику, за которым сидел кислолицый.
– Вы здесь совсем не к месту, как корзина с мусором в ювелирном магазине, – сказал человек, известный под именем Римо Пелхэма.
– Рад вас видеть. Поздравляю с назначением на должность офицера по безопасности Брюстер-Форума.
– Вы сидите как каменный, и любому должно прийти в голову: а что делает в «Порт-Александрии» человек, смахивающий на гробовщика? Дураку ясно, что вы здесь для конспиративной встречи.
– Ну и что?
– Да сделайте вид, что развлекаетесь. В конце концов, разве мы не играем роль сексуально неполноценных чиновников, шляющихся по кабакам в поисках пикантных развлечений?
– Что-то вроде этого. Кроме того, мы заранее замерили уровень шума в этом заведении.
– Вы не похожи на искателя пикантных приключений, – настаивал Римо. – Всякий заметит, что вас даже женщины не интересуют.
– Меня интересует, как поскорее убраться отсюда. Послушайте… Какого дьявола с вами всегда столько хлопот? Слушайте же.
Смит наклонился вперед. На середину площадки под гром аплодисментов вышла очередная танцовщица.
– Вы чем-то встревожены, Смитти.
– Да, я очень обеспокоен. Слушайте: на пароме до Стейтн-Айленда, отправляющемся от Бэттери завтра в 11 утра, вы встретите человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21