– Ну? – Бойль сидел за столом, глядя на Римо.
– Что, ну?
– Я старался догадаться, что вы думаете о нашем приюте для помешанных.
– Великолепное место для посещения. Жить здесь я бы не захотел.
– На это у вас мало шансов. Ваше присутствие здесь явно нарушает тишину и покой нашего маленького дурдома. Сперва вы поставили Рэтчетта в смешное положение на шахматном турнире. А вчера – это шоу с хулиганами.
– Именно за это мне и платят, – лаконично отвечал Римо. «Перестань быть приятным парнем. Будь негодяем. Тогда я спокойно придумаю как тебя убить без всякого сожаления.»
– Я должен задать вам массу вопросов, – сказал Бойль.
– А чего ради я должен на них отвечать?
Если Бойль и услышал, то не подал вида.
– Мне нужно узнать, где вы родились, где выросли. Ваше окружение. Числа, даты. Когда вы угодили в тюрьму.
В голове Римо вспыхнул сигнал тревоги. Тюрьма? Что знает Бойль… что он может знать… о прошлом Римо? Он принял спокойный вид и будничным тоном спросил:
– Тюрьма? С чего вы взяли, что я сидел в тюрьме?
– Мой опыт показывает, – сказал Бойль, устремив голубые глаза на суровое лицо Римо, – что люди с горячим темпераментом, склонные к решительным действиям, как правило, побывали в клетке. По крайней мере, так обстоит дело в этой стране. В моей – мы делаем их премьер-министрами.
– Очко в мою пользу, – отвечал Римо. – Я никогда не был за решеткой. По крайней мере, в этой жизни.
Фактически он не солгал.
Бойль отметил что-то в блокнотике с желтыми листками, зажав в розовой ручище каменщика огрызок карандаша. Он снова взглянул на Римо.
– Продолжим?
– Объясните, для чего?
Бойль подошел к небольшому холодильнику, стоявшему в углу. Римо от выпивки отказался. Бойль налил себе большой бокал ирландского виски. Воздержание от алкоголя явно не входило в число данных им обетов.
– Это даст мне возможность еще годик поработать здесь, а не в Богом забытом церковном приходе.
– Что ж, достаточно откровенно.
К тому времени, когда бокал опустел, Римо узнал, что биоциклический анализ изучает ритмы в жизни человека. По утверждению Бойля, поведение человека определяют подсознательные ритмы.
– Если бы нам удалось выделить индивидуальные ритмы, мы приблизились бы к пониманию, а может быть, и к прогнозированию или даже контролю над поведением.
Бойль показал Римо какой-то график.
– Видите эту линию? Это показатель дорожных происшествий в расчете на десять тысяч часов вождения у водителей одной из таксомоторных компаний в Токио.
– А вот еще одна линия, – показал он другой график. – Число происшествий шесть месяцев спустя. Отчего такая разница?
– Наверное, они наняли водителей-немцев. Вы видели, как японцы водят автомобили?
Бойль от души расхохотался; смех смял черты помидорообразной физиономии.
– Нет. Водители те же, но компания проанализировала цикличность их физического состояния и рекомендовала соблюдать особую осторожность в дни, которые мы называем «критическими». Одно только это – и число происшествий сократилось вдвое. Понимаете?
– Возможно. А что это за циклы? Они что, на самом деле контролируют человека? Вы верите в подобную чушь?
Бойль принялся объяснять, что после пятидесяти лет исследований ученые сумели выделить три основных типа циклов: двадцатитрехдневный эмоциональный цикл, двадцативосьмидневный физический цикл и тридцатидвухдневный интеллектуальный цикл. Сейчас с помощью компьютеров можно обрабатывать громадные массивы данных, касающихся огромного количества людей.
– Если мы введем в память ЭВМ достаточное количество информации, нам, возможно, удастся обнаружить принципиально новые циклы и ритмы. Ритмы любви. Или ненависти.
– А для чего вам я?
– Основной предмет наших исследований – насилие, жестокость. За многие годы вы здесь первый по-настоящему склонный к насильственным действиям человек. Редкость. Человек, который не интеллектуализирует все до смерти.
– Вы исследовали Маккарти? Человека, которого я сменил?
– Исследовал. Вы знаете, что его убили?
Уже второй человек сообщал Римо о том, что Маккарти был убит. Римо невинно посмотрел на священника.
– Нет, не знал. Я считал, что это самоубийство.
– Чушь, если воспользоваться вашей терминологией. День, когда убили Маккарти, был для него уникальным – совпали высшие точки трех его циклов: эмоционального, физического и интеллектуального. Этот день мог бы стать ярчайшим днем его жизни. В такие дни люди не совершают самоубийств.
– Кому могло понадобиться убивать его? – спросил Римо, внимательно наблюдая за лицом Бойля. – Насколько я знаю, он ни в чем не был замешан. Ни в шантаже… ни в порно-бизнесе.
Бойль никак не отреагировал.
– Понятия не имею, кто его прикончил. Надеюсь, вам удастся это выяснить. Маккарти был достойным человеком.
На Римо посыпались вопросы – достаточно безобидные – о его жизни. Римо придерживался фальшивой биографии Пелхэма. Когда Бойль приближался к подлинному прошлому, к КЮРЕ, к его заданию – Римо врал. На вопросы и вранье ушло больше часа.
Выяснилось, что Римо находится на четвертом дне своего эмоционального цикла, восемнадцатом дне интеллектуального цикла и пятнадцатом дне физического ритма.
– Этим объясняется вчерашнее происшествие, – сказал Бойль. – У вас был день физического кризиса, вы находились в середине цикла. Происходил переход от подъема к спаду, и вы нервничали. Произойди это завтра, вы бы повернулись и ушли. Несчастным хулиганам не повезло.
– Не повезло? Меня же могли убить!
– Позвольте в этом усомниться.
Озадаченный, Римо вышел из коттеджа Бойля на улицу. Так, они исследуют насилие и жестокость. Хорошенькое дело. Может, в плане Брюстера по покорению мира подразумевается и такой способ – заговорить противника до смерти? Ведь никогда не удастся определить ритмы и циклы всех противников и сражаться с ними только тогда, когда ритмы будут на нашей стороне.
А порнографические фото? Еще одна загадка. Взгляд голубых глаз Бойля не дрогнул ни при упоминании о шантаже, ни о порнографических делишках. Римо был убежден, что Бойль не причем. И, в то же время, именно он позировал на них. Позировал в полном смысле слова, поскольку на фотографиях было заметно профессиональное освещение, съемка велась с разных ракурсов. Но Бойль понятия не имел об этом!
Если придет приказ, Бойля придется убирать в индивидуальном порядке. Руками. У него нет стойких привычек или хобби. Свой коттедж он покидает редко. Значит, в доме произойдет несчастный случай. Возможно, что-нибудь с электропроводкой. Если приказ поступит. Римо надеялся, что этого не случится.
Глава двенадцатая
В детстве Римо мечтал стать великим охотником. Остатки детской мечты испарились при виде полуторатонного носорога, растоптавшего привязанного на цепь шакала. От шакала осталась еле заметная клякса.
Римо с интересом смотрел на экран. Камера сменила план, и носорог отдалился от зрителя, а в кадре появился доктор Абрам Шултер. Черные редкие волосы выбивались из-под пробкового шлема. В руках он держал черную коробочку, казавшуюся большой в его птичьих пальчиках.
Шултер направился к носорогу, время от времени останавливаясь и размахивая над головой шлемом, чтобы привлечь внимание близорукого животного. Корца до зверя осталось меньше тридцати метров, Шултер остановился и закричал.
Носорог бросился вперед. Земля содрогалась под его галопом, заставляя вибрировать камеру. Из правого угла экрана носорог мчался на стоящую в левом углу тщедушную фигурку доктора Шултера. Тот еще секунду понаблюдал за носорогом, а потом щелкнул переключателем на черной коробочке. Носорог остановился как вкопанный, словно налетев на невидимую стену.
Он так и остался стоять без движения, меньше чем в десяти метрах от Шултера. Экран потускнел. Следующие кадры демонстрировали носорога, лежащего на земле и мирно жующего травку. На его спине разместился доктор Шултер. Животному, судя по всему, было абсолютно все равно.
Увиденное произвело на Римо впечатление, но он не смог сдержать ухмылку – этот сумасброд Шултер готов залезать на что угодно: на игрушечных жирафов, носорогов и так далее. Молодым мамашам в округе лучше прятать подальше надувных уточек своих малышей.
Зажегся свет. Облаченный в белый халат доктор Шултер – профессор, доктор философии, член того и дипломант этого, основатель и родоначальник – прошлепал к Римо в ботинках на рифленой подошве и стал поднимать шторы, затемнявшие окна кабинета.
– Вот чем мы занимаемся, – сказал он, как будто фильм что-то разъяснял.
– Вы дрессируете носорогов?
– Дрессирую носорогов? Нет, зачем? А, понимаю! Маленькая шутка. Да, хорошо. Действительно, хорошо сказано.
Шултер продолжал:
– Нет, вы не правы. Это электронная стимуляция мозга. Коробочка, которую вы видели, представляет собой радиопередатчик. Он излучает сигналы, возбуждающие альфа-волны в мозге носорога, каким бы маленьким он ни был. Альфа-ритмы приносят внутренний покой. Вас не интересует обретение внутреннего покоя?
Шултер отошел от окна и сел за кофейный столик напротив Римо. Достал из деревянной шкатулки сигарету и прикурил. Пальцы его были покрыты никотиновыми пятнами. Как все завзятые курильщики, он не предложил Римо сигарету.
Тогда Римо наклонился и сам взял сигарету, хотя это и было нарушением всех правил периода максимальной готовности. Прикурил от лежавшей на столе зажигалки и положил ее обратно, рядом со шкатулкой, поближе к Шултеру. Глубоко затянулся, стараясь не нарушать ритм дыхания, выдохнул на два счета, и только тогда взглянул на Шултера.
– Я не носорог. Я даже не игрушечный жираф. Что вы от меня хотите?
– Ну, в общем, так. Я наблюдал, как вы обошлись с теми странными типами. Я имею в виду… вы действовали жестоко и решительно, и мне показалось, что вам хотелось бы обрести внутренний покой. Правильно?
– А у меня получится?
– Конечно. Для этого нужно одно – ввести в ваш мозг электроды. Ничего сложного.
– А вам никогда не предлагали «ввести» ногой по заднице?
Шултер вздохнул:
– Типичная реакция. Ничего необычного.
Он несколько раз быстро затянулся, взял со стола шкатулку с сигаретами, повертел ее в руках, словно изучая поставил точно на середину стола, а затем проделал то же самое с зажигалкой.
– Ну, в любом случае, – сказал он, – я подумал, что стоит вам это предложить. Кроме того, мне хотелось получить излучение вашего мозга под воздействием стимуляции. Только и всего.
– Какой такой стимуляции? – спросил Римо.
– Просто кинокадры на экране.
– А почему я? – поинтересовался Римо.
– Почему бы и нет? Вы у нас человек новый. Все остальные у меня побывали.
Шултер скрылся в большом стенном шкафу, а затем, держа в руках металлический полушлем, возвратился и вставил в проектор кассету с пленкой. Длинный провод, подсоединенный к шлему, Шултер подключил к приборной панели у противоположной стены.
Щелкнули два выключателя в верхней части панели, и засветился глаз осциллографа.
– Шлем в действительности представляет собой нечто вроде приемного микрофона, – сказал Шултер, протягивая шлем Римо. – Только вместо звуковых волн, он собирает электрические импульсы вашего мозга. Они высвечиваются на экране осциллографа, – Шултер показал на панель, – а, кроме того, фиксируются на бумажной ленте для дальнейшего хранения и изучения полученных данных.
Римо взвесил шлем в руках. Ему уже приходилось видеть нечто подобное. Такой шлем ему надели на голову, когда он сидел привязанный к электрическому стулу в тюрьме штата Нью-Джерси.
Шултер продолжал объяснения.
– Вы надеваете шлем и смотрите на экран. Через определенные интервалы на нем появляются разные картинки, а на бумаге фиксируются изменения характеристик мозговых импульсов под влиянием стимуляции. Совершенно безвредно.
Римо пожал плечами и сел в кресло. С опаской надел шлем и уставился на экран. В памяти возник ритуал Чиуна. Тот садился в позу лотоса и начинал тихо мычать с закрытым ртом на одной низкой ноте, а потом заявлял, что его мозг и тело избавились от напряжения и расслабились, Римо пришло в голову, что, наверное, Чиун вызывал успокаивающее мозг альфа-излучение, используя вибрацию костей для воздействия на черепную полость, заставляя мозг испускать альфа-волны.
Шултер уселся перед панелью спиной к Римо. Осциллограф прогрелся, и по комнате разносилось его гудение. Ученый повернул еще один выключатель, и проектор пришел в движение. Римо постарался прогнать все посторонние мысли и настроиться на низкое мычание «а ля Чиун».
Экран осветился картинкой. Легкий бриз ласкал полевые цветы, в небе летали птицы. Очевидно, это были контрольные кадры, чтобы зафиксировать реакцию мозга в состоянии покоя.
Гудение осциллографа маскировало низкое мычание Римо.
Через двадцать секунд палевые цветы сменило красное пятно во весь экран. Камера отошла назад, и красное оказалось пятном крови на груди одетого в белую рубашку мертвеца с открытыми глазами и застывшей идиотской ухмылкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21