И тут случилось нечто ужасное. Корасон нечаянно уничтожил министра юстиции — точно так же, как незадолго до этого Пламбер убил прекраснейшую Беатрису. По комнате поползло зловоние — казалось, тлеет куча отбросов.
По спине доктора Пламбера побежали мурашки — излучение вызывало дрожь у людей, находящиеся неподалеку от жертвы.
— Боже мой! — зарыдал доктор Пламбер. — Это ужасно!
— Какая жалость! — произнес Корасон.
Он выразил сожаление еще раз, когда так же «нечаянно» уничтожил офицера охраны, которого подозревал в шантаже. Тот имел наглость тянуть денежки из посла иностранной державы, ничего не отстегивая президенту. Это произошло уже у дверей дворца.
— Какая жалость! — повторил Корасон, и водитель проезжавшего по главной улице Сьюдад Нативидадо «седана» исчез, а сам автомобиль, потеряв управление, врезался в веранду гостиницы.
— Вы сделали это нарочно! — гневно произнес доктор Пламбер.
— Наука требует жертв, — отозвался Корасон.
К этому времени вся охрана попряталась, у окон тоже не было ни души. Куда бы ни подтаскивал Корасон тяжелый аппарат, всех тут же как ветром сдувало. В конце концов на улице остались только иностранные туристы из отеля напротив. Они изумленно таращили глаза, не понимая, что происходит, но Корасон их не трогал. Он был неглуп и на Американский Доллар не замахивался.
Но тут случай улыбнулся президенту: он вдруг увидев спящего на дежурстве солдата.
— Надо его наказать, — заявил Корасон. — В моей армии строгая дисциплина.
Теперь доктор Пламбер уже не сомневался, что аппарат попал в руки человека, который убьет своего ближнего, не задумываюсь, и решительно заслонил собой капрала, растянувшегося в дорожной пыли, как спящий бассет-хаунд.
— Только через мой труп, — заявил доктор Пламбер.
— Идет, — согласится Корасон.
— То есть как «идет»? — не понял доктор Прескотт Пламбер, американский гражданин и миссионер.
— Через твой труп, — сказал Корасон и направил лучи на костлявое тело доктора.
На месте, где только что стоял доктор Пламбер, образовалась темная пахучая лужица, а в ней поверх молнии от брюк плавала Библия с золотым обрезом.
Библия вместе с молнией погружалась все глубже в вязкую жижу. По краям из нее что-то торчало. Доктор Пламбер носил старомодные ботинки, подбитые гвоздиками. Гвоздики сохранились.
Когда в государственный департамент США пришло известие, что один из американских подданных убит просто так, без всякой причины, Бешеным Карибским псом, Генералиссимусом Сакристо Корасоном, в руках которого находится смертоносное оружие колоссальной силы, у всех возник лишь один вопрос:
— Как привлечь его на нашу сторону?
— Но он и так на нашей стороне, — объяснил кто-то, занимавшийся этим регионом. — Ежегодно ему перепадает от нас два миллиона.
— Это было до того, как он научился превращать людей в кисель, — заметил военный советник.
И он оказался прав.
Генералиссимус Сакристо Хуарес Баниста Санчес-иКорасон созвал Третью международную конференцию по национальным ресурсам в Сьюдад Нативидадо, на которой сто одиннадцать атташе по науке проголосовали за то, чтобы Бахья единолично владела правом на использование гликол-полиамин-силицилата или, как выразился председательствующий, «этого длинного слова на третьей странице резолюции».
Следствием всех этих событий было появление восьми книг, в которых утверждалось, что президента Корасона оклеветали средства массовой информации мировых промышленных держав, а также возрождение интереса к глубокой философии островной религии вуду. А также рост кредитного лимита для Корасона — теперь он доходил до трех миллиардов долларов.
Множество кораблей встало на якорь в районе Нативидадо.
В Вашингтоне президент Соединенных Штатов срочно собрал высших чинов разведки, дипломатических ведомств и армии и задал им в лоб один вопрос:
— Каким образом этот псих заполучил оружие столь разрушительной силы и что нужно сделать, чтобы отнять у него это оружие?
На этот крик о помощи каждый департамент ответил объяснительной запиской, в которой доказывалось, что он здесь ни при чем.
— Пусть так, — сказал президент, открывая следующее совещание. — Но теперь-то что делать? Что за оружие у этого маньяка? Жду от вас предложений. Меня не интересует, кто виноват, а кто нет.
Совещание свелось к тому, что каждое ведомство старалось спихнуть на другое решение этой проблемы, потому что «это не по их части» и они понятия не имеют, какого рода оружие объявилось у диктатора.
— Я вижу, вас волнуют только две вещи: как доказать, что вы не виноваты, и как уклониться от любых действий, чтобы, упаси Бог, не оказаться виноватыми. С каких пор вы стали такими трусами? Кто вас так запугал, неужели наши конгрессмены?
Все посмотрели в сторону шефа ЦРУ. Прежде чем ответить, тот долго откашливался.
— Видите ли, господин президент, если вы действительно хотите знать правду, то вот что я вам сказку. Всякий раз, когда кто-нибудь из моих парней хочет не на словах, а на деле защитить американские интересы, министерство юстиции делает все, чтобы запрятать его в тюрьму. Подобные действия не способствуют приливу энтузиазма у моих людей. Дело вовсе не в конгрессе. Никто не хочет садиться в тюрьму.
— Неужели никого не волнует, что убивают американских граждан? Ни в одном докладе я не нашел разумных соображений по этому поводу, — сказал президент. — В руках у маньяка страшное оружие, против которого у нас нет защиты! Мы не знаем принцип действия этого оружия и проявляем преступное благодушие. Неужели всем наплевать? Выскажется кто-нибудь по сути дела?
В рядах адмиралов и генералов раздались покашливание и шепоток. Люди, ответственные за проведение национальной внешней политики, отводили глаза так же, как их коллеги из разведслужб.
— Ну и черт с вами! — вслух подытожил президент с еле уловимым южным акцентом.
Его лицо пылало. Он был зол на руководителей служб национальной безопасности и на себя за то, что не совладал с собой и сорвался на грубость.
Ни одна законная организация, ни одно законное ведомство не собирались заниматься этим запутанным делом, — значит, оставалось одно: прибегнуть к услугам нелегальных помощников.
В середине дня президент удалился в свою спальню в Белом доме и, открыв бюро, положил руку на трубку красного телефона без диска. Он ненавидел этот телефон и ненавидел то, что стояло за ним. Само существование красного аппарата говорило о том, что страна не может справиться со своими проблемами в рамках закона.
В прошлом он подумывал распустить организацию, связь с которой осуществлялась по красному телефону и к помощи которой президенты прибегали только в самых крайних случаях. Он не хотел знать о тех вещах, которыми ей приходилось заниматься, и поначалу думал, что сможет без нее обойтись. Но оказалось, что это не так.
В решающий момент он мог положиться только на эту группу, хотя его постоянно мучило сознание ее нелегальности. Она стояла вне закона, а именно беззаконие президент ненавидел больше всего.
Эту организацию — КЮРЕ — создали более десятилетия назад, и она была так надежно законспирирована, что осталась никому не известной.
ЦРУ и армия были открытой книгой для всех, о КЮРЕ же знал один президент.
Ну и, конечно, сам руководитель КЮРЕ и два исполнителя — профессиональные убийцы. Правительство страны — его, президента, правительство — содержало на службе двух самых могущественных убийц, когда-либо существовавших на свете, и, чтобы их остановить, президенту достаточно было сказать руководителю организации только одно слово: «Довольно».
И организация перестала бы существовать. Перестали бы действовать в Америке наемные мастера убийства — ассасины.
Но президент так и не произнес этого слова, что больно ранило его жаждущую справедливости душу. Хуже того, в этот день ему предстояло узнать, что он может потерять своих нелегальных помощников.
Глава вторая
Его звали Римо. И вдруг кругом погасли огни. Для большинства жителей Нью-Йорка переход от яркого электрического освещения к полной темноте произошел этим поздним летним вечером совершенно неожиданно. Остановились кондиционеры, погасли фонари на улицах, и люди заметили темное небо над головами.
— Что там еще? — спросил встревоженный голос из глубины подъезда.
— Что-то с электричеством.
Раздались испуганные возгласы. Кто-то нервно рассмеялся.
Смеялся не Римо. Темнота не обрушилась на него внезапно, как на других, не наступила мгновенно.
Глядя на фонарь, освещавший угол Бродвея и 99-й улицы, он видел, что лампа, перед тем как окончательно потухнуть, какое-то время мерцала. Свет уходил из нее постепенно, и, если ваши ум и тело чутко отзывались на ритмы окружающего мира, вы не могли не видеть этого. Резкий переход к темноте был обычной иллюзией. Люди сами ее создавали — Римо знал, как это происходит.
Может быть, они были увлечены беседой, полностью сосредоточившись на словах и не замечая окружающего, пока не оказались в полной темноте. Или поглощали алкоголь. Или набивали желудки мясом, и вся их нервная энергия уходила на его переваривание и усвоение, так как эти желудки изначально были предназначены для переваривания фруктов, злаков и орехов, а кровеносная система еще хранила память о жизни в море и потому довольно легко принимала питательные вещества, которые содержались в рыбе, но не в мясе.
Итак, наступила темнота, и Римо видел, как она надвигалась. Рядом закричала от страха женщина. А другая взвизгнула от удовольствия.
Подъехавшая машина осветила фарами квартал, и люди на улицах зашумели, пытаясь сориентироваться в мире, который вдруг так резко изменился.
И только один человек во всем городе понимал, что происходит, ведь только он один прислушивался к своим ощущениям.
Римо знал, что за ним крадутся двое. Для него не составляло труда понять это по отдельным звукам. Знал он и то, что у одного из них в руке — обрезок свинцовой трубы, которой он собирается свалить Римо с ног, а у другого — нож. Все это Римо определял по тому, как двигались их тела.
Можно в течение нескольких часов, привлекая в помощь киносъемку, объяснять, каким образом особенности движения людей подсказывают, что они имеют при себе оружие и какое. Даже глядя на одни только ноги, можно все выяснить. Но еще лучше просто это чувствовать.
Откуда Римо узнавал все это? Знал — и все. Точно так же он знал, что на плечах у него — голова, а под ногами — земля. Знал и то, что может не спеша перехватить свинцовую трубу и, используя инерцию нападающего, отправить того вниз, на асфальт так, чтобы он переломал себе ребра.
С ножом было еще проще. Тут Римо решил применить силу.
— Ты убьешь себя собственным ножом, — спокойно сказал он парню. — Вот так.
Сжав железной хваткой руку, в которой парень держал нож, Римо направил лезвие тому прямо в живот и, почувствовав, что оно вошло в плоть, медленно повел его вверх, пока не ощутил биение живого человеческого сердца.
— Боже мой! — только и сказал молодой парень, который понял теперь, что на этот раз ему не выкрутиться и что он умирает.
А ведь до этого случая он ножом прикончил сотни людей в Нью-Йорке, и никогда не возникало проблем, особенно если он работал в паре с кем-то, кто хорошо владел кастетом или свинчаткой.
Конечно, у него бывали неприятности. Его уже дважды арестовывали. Один раз — за то, что жестоко порезал девчонку, которая не уступила ему. Впрочем, тогда он всего лишь провел ночь в камере для несовершеннолетних преступников. На следующий день его выпустили, и тут уж он отыгрался, как следует.
Он подкараулил девушку в переулке и прямо-таки искромсал ее. Несчастную пришлось хоронить в закрытом гробу. Ее мать, заливаясь слезами, молила о справедливости и показывала на него пальцем как на убийцу, но больше ничего не могла сделать.
А что было делать? Пойти в полицию? Он и с ней бы разделался точно так же. А те, в полиции? Ну, прочитали бы ему нотацию. Упрятали бы на одну ночь в каталажку.
Разве может с тобой что-нибудь случиться из-за того, что ты пырнешь человека ножом в Нью-Йорке? Нет, конечно. Парень был страшно поражен, что на этот раз ему оказали столь решительное сопротивление.
Было непохоже, чтобы этот человек принадлежал к какой-нибудь банде, одежда на нем была вполне обычная, и оружия не было видно. Он выглядел как рядовой житель Нью-Йорка и казался легкой добычей. Почему же страшная боль пронзила его собственное тело? Может, этот тип — полицейский? Нападение на полицейского каралось сурово, но человек не был похож на полицейского.
Они с дружком приметили его еще до того, как вырубилось электричество. Они видели, как он купил один-единственный цветок у старой торговки на Бродвее, дав ей десять долларов и не взяв сдачу.
Ясно, что у прохожего доллары водились. Мужчина понюхал цветок, оборвал два лепестка и сжевал их, черт бы его побрал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21