— Ненавижу!
— Ты погоди ругаться, остынь, нам сейчас спокойствие нужно, — мягко проговорил он. — Ты это… меня не укусишь, если я до тебя дотронусь?
— Нет, не волнуйся. По крайней мере пока это мне не грозит, до встречи с этим ублюдком Закревским. И выключи фонарик — батарейки сядут.
В голосе её мелькнули живые нотки, и он воспрял духом: значит, она не совсем ещё свихнулась и сможет ему помочь! Пересев к ней поближе, он нащупал в темноте её плечи и обнял, стараясь не делать резких движений. Она доверчиво склонила голову ему на плечо, и он почувствовал лёгкое волнение, совсем как тогда, когда они целовались на брудершафт. Но он тут же взял себя в руки — ещё не хватало заняться здесь любовью, когда кругом враги и родина в опасности. Вот победим, а тогда уж можно и… Он тряхнул головой, отбрасывая глупые мысли, и спросил:
— Ты можешь мне все рассказать? Я ведь из-за тебя пострадал… как-никак. Хотелось бы знать, за что. Я понимаю, что не смог выполнить твою просьбу и не сохранил твою душу, но, заметь, я не претендую на вознаграждение, мне ничего от тебя не нужно…
— Что ты несёшь, Егор? — усмехнулась она с горечью. — Нам с тобой теперь не об этом нужно думать. Выбраться бы отсюда нормальными, а там уж посмотрим, кто кому должен.
— Нормальными? — удивился он. — Ты полагаешь, что нам угрожает не смерть, а всего лишь сумасшествие?
— Свою судьбу я — то уже знаю и смирилась, а вот тебе ещё предстоит. Понятия не имею, зачем ты им понадобился.
— Итак, — начал он раздражаться, — я уже в восьмисотый раз прошу: расскажи мне обо всем. Или я за себя не отвечаю.
— Увы, Егорушка, теперь я тем более не могу этого сделать. Вот если бы у нас с тобой все получилось, тогда бы рассказала, а сейчас уже не могу. Вернее, могла бы, если бы была уверена, что… — она вздохнула, — что ты отсюда живым или нормальным не выйдешь.
— Что?! — взвился он, оттолкнув её от себя. — Ты спятила? Что вы меня тут все за идиота какого-то держите? Тебе-то мой труп зачем понадобился? — Он схватился за голову и замычал, раскачиваясь в стороны. — Мама родная, куда я попал?! Бляха муха!..
— Да не убивайся ты так, — ласково сказала она. — Я же не виновата, что так случилось. Я ведь тебя предупреждала. Пойми, мне теперь дальше жить нужно, пусть даже и такой, какой меня сделают, но если ты будешь об этом знать, то рано или поздно проболтаешься — и мне конец. Зачем же мне самой себе могилу рыть?
— Значит, если я правильно понял, — обиженно процедил он, — ты заинтересована в моей смерти, так?
— Ну почему же, — неуверенно произнесла она, — может, тебя просто лишат памяти или разума — это им решать. Но убивать вовсе не обязательно. Ты пойми, глупый, я уже почти одна из них, мне некуда деваться отсюда, сам видел, что нас замуровали. Если бы ты им не попался, то ничего бы не было сейчас…
— Ну-ка погоди, миленькая! — воскликнул он, поражённый страшной догадкой. — Объясни-ка мне одну вещь. Допустим, что все прошло бы удачно, я продержался положенное время и они убрались отсюда — что бы тогда со мной было? Я бы пришёл к тебе, как сегодня Валерка, и ты бы меня… Господи, спаси и сохрани! Ты ведь сожрала бы меня! Жаль, что было темно и он не мог видеть её глаз, а то бы испугался — сколько в них застыло отчаяния и боли.
— Что ж ты молчишь, благодетельница? — с сарказмом спросил он. — То-то, я смотрю, с такой лёгкостью рассыпала передо мной золотые горы, знала, видать, что мне все равно не жить. Ну, скажи что-нибудь!
— А что мне оставалось делать, — поникшим голосом прошептала она. — Лучше пусть один человек погибнет, чем потом многие…
— Ну, спасибо тебе, родная! Успокоила ты меня перед смертью. Ну-ка, девочка, выкладывай мне все, иначе я тебя сам сейчас разорву! — грозно прорычал он, приблизив к ней лицо и тряхнув руками за плечи.
— Пусти, ненормальный! — взвизгнула она, оттолкнув его руки. — Давай мы ещё с тобой поругаемся, и Закревский просто описается от радости. Теперь я понимаю, зачем он нас вместе посадил — ты должен стать моей первой сознательной жертвой. Ну, ублюдок, все просчитал! — Она не могла успокоить своё хриплое дыхание и судорожно втягивала в себя воздух. — Ты лучше не приближайся ко мне, Егор, я тебя очень прошу. Не обижайся, но так нужно. Я же не знаю, когда он начнёт своё чёрное дело. Если он выполнит свою миссию, то ты со мной, боюсь, не справишься… — Она замолчала, а потом он услышал тихий всхлип — Я же видела, что осталось от твоего друга, хотя и не помню почти ничего…
Егор ошеломлённо молчал. В темноте её слова звучали особенно зловеще, и перед ним вдруг встала её звериная маска, которую он видел в квартире. Он представил, что это та, дикая и кровожадная фурия сидит во тьме и разговаривает с ним, протягивая к нему окровавленные когти и скаля острые зубы с застрявшими между ними кусками человеческого мяса. Он попятился и, наткнувшись на стулья, упал на них, выставив перед собой руки для защиты на случай нападения. Сердце его выскакивало из груди, и его всего трясло, как от холода.
— Н-не подходи ко мне, — с трудом вымолвил он, стуча зубами — Говори, чтобы я знал, где ты находишься.
— Пока я в своём уме, я ничего тебе не сделаю, — с тоской проговорила Светлана. — Но, боюсь, это уже ненадолго. Сколько сейчас времени?
— Понятия не имею, у меня нет часов, — он стал успокаиваться, слыша её нормальный голос. — А зачем тебе?
— Точно не знаю, но, может быть, это произойдёт в полночь.
— Не может быть, а точно. Мне Семён Карлович сказал. Он, кстати, так толком и не объяснил, почему они так спешат. Ты, случайно, не знаешь?
— Ох, Егор, не заставляй меня страдать — простонала она. — Ну не могу я тебе ничего рассказывать, как ты не поймёшь! Поздно уже, все рухнуло и прахом пошло, а если расскажу, будет ещё хуже!
Ты не тешь себя надеждой, что сила в знании. Нет, иногда как раз лучше наоборот, когда ничего не знаешь или не видишь. Тогда ты не боишься. Представь, что ты идёшь по бордюру тротуара, идёшь спокойно, не волнуясь, что упадёшь, и не падаешь. А скажи тебе, что на самом деле этот бордюр находится на стометровой высоте от земли, — и все, ты обязательно свалишься и разобьёшься. Если бы ты знал, что он так высоко, то и не полез бы никогда, понимаешь? Так и я не стала тебе ничего рассказывать…
— А почему Закревский со мной в темноте разговаривал?
— Этого я не знаю. Я его сама никогда не видела и не слышала. Но не исключено, что по той же самой причине — не хотел, чтобы ты сильно испугался и что-нибудь не испортил.
— Точно, вспомнил! Он сам говорил, что не хочет, чтобы я умирал прежде, чем отдам ему твою душу. Он что, действительно такой страшный?
— Не доставай меня, богом заклинаю! — взмолилась, чуть не плача, Светлана. — Давай о чем-нибудь другом поговорим или… хочешь любовью заняться?
— Издеваешься?
— А что такого? Все равно никто не видит. Кстати, в тот раз мне очень понравилось.
— Ты не первая и, надеюсь, не последняя такая, — усмехнулся Егор. — Но сейчас мне не до любви. Расскажи мне лучше о графине Раевской.
— А откуда ты о ней знаешь?
— Пока я бегал от этих бандитов, многое пришлось узнать. Я, кстати, и в этой комнате уже не в первый раз.
— Не верю!
— Ха! Вот те крест! — он перекрестился в темноте.
— Хотя да, у меня тоже какое-то смутное ощущение, что я здесь уже когда-то была, а ведь точно знаю, что нахожусь тут впервые.
— Это твоя душа со мной тут была! — радостно догадался Егор. — Она и запомнила. И вот ещё что: нужно глянуть под тахтой, может, там выход есть. В тот раз я, кажется, её не отодвигал, когда люк искал.
— Тебя тогда тоже замуровывали? — ужаснулась она.
— Долго рассказывать, вставай.
Он включил фонарик и сдвинул с места тяжёлую тахту. Сердце его радостно ёкнуло, когда тонкий лучик высветил на полу очертания квадратного люка в линолеуме. Как же он тогда не догадался, идиот?
— Подержи фонарь, — он отдал ей фонарик, опустился на корточки и стал ощупывать ровные прорези, пытаясь подцепить края пальцами, потому что ни ручек, ни скоб там не было. Потом метнулся к груде стульев и нашёл обломок ножки с острым концом. Ему удалось приподнять один край, и через минуту вся крышка люка лежала на полу, а дыра зияла темнотой и из неё противно тянуло сыростью и плесенью. Светлана посветила туда, и они увидели прогнившую деревянную лестницу, уходящую вертикально вниз, в густой мрак, который не мог пробить слабый лучик маленького фонарика.
— Ну, кто первый полезет? — торжествующе спросил он.
— Куда? — опешила она. — В эту ужасную дыру? Благодарю, но я уж лучше здесь побуду.
— А вот этого, девочка, ты не дождёшься, — вкрадчиво улыбнулся он. — Ты заинтриговала меня своими тайнами, и мне ох как хочется их узнать, причём в здравом уме и при жизни. Так что я вытащу тебя отсюда не ради тебя, а ради собственного любопытства, просекаешь, дорогая? Выбирай, как предпочтёшь спускаться: в сознании или без? И долго ждать я не намерен.
Светлана молча пялила на него полные ужаса глаза. Фонарик дрожал в её руке, и луч прыгал по комнате, создавая жуткие пляшущие тени-чудовища. Казалось, ещё немного, и она упадёт без чувств прямо в люк и ему не придётся тащить её туда на себе. Он ждал, но она так и не свалилась, обманув его тайные надежды, а тихо прошептала:
— Мне кажется, я знаю, куда ведёт этот ход, но не помню… Это как «дежа вю», когда…
— Знаю, знаю, — оборвал он её. — Я полезу первый, а ты за мной. По дороге все расскажешь.
— Там что-то очень страшное, Егор. Умоляю тебя, не делай этого… — Но её слабые попытки вразумить ошалевшего от радости парня были тщетны — он уже наполовину скрылся под полом и выжидающе смотрел на неё, протянув ей обе руки навстречу. И она повиновалась, ощущая, как сжимается от страха сердце, терзаемое недобрым предчувствием.
Привязав к поясу её платья фонарик, чтобы он освещал путь сверху и не мешал передвигаться, Егор смело полез в неизвестность, которая так пугала совсем недавно. Теперь она притягивала его, как мальчишку, мечтающего о романтических и опасных приключениях. Светлана, дрожа от страха и отвращения к сырости и вони, молча следовала за ним, осторожно наступая на ненадёжные, прогнившие ступеньки своими шикарными туфлями на высоких каблуках. Егор не смотрел вниз, там все равно ничего не было видно, лишь нащупывал ногами очередную опору. Наконец, спустившись метра на три, он ступил на что-то твёрдое, похожее на пол. Подождав подругу по несчастью, он отвязал фонарь и посветил вокруг. Каменный свод высотой в человеческий рост уползал, пугая паутиной и запахом гнили, куда-то вбок и вниз.
— Господи, — прошептала бедняжка, — надеюсь, ты не собираешься туда идти?
— И не надейся, радость моя, это может быть нашим единственным спасением. Только подожди здесь, а я сгоняю наверх — нужно закрыть люк и поставить тахту на место, чтобы нас сразу не обнаружили.
— Я здесь одна не останусь, — простонала она, но он уже быстро карабкался вверх, зажав фонарик в зубах. Поднявшись, он прислушался к звукам, но все было тихо как в могиле. Тогда он придвинул, сколько можно было тахту к стене, спустился на полкорпуса вниз и стал подтягивать тахту, пока та не накрыла его с головой, встав на место. Таким же макаром задвинув крышку, он вставил её на место и со спокойной душой вернулся к дрожащей от страха Светлане.
— Ну, идём, дорогая, — весело прошептал он. — Нас ждут, надо полагать, великие дела и спасение. Вперёд!
Взяв её за руку, он пошёл по коридору, освещая путь все ещё дышащим из последних сил декоративным фонариком. Проход напоминал серпантин и вёл куда-то вниз по часовой стрелке. Стены были выложены из старого камня, потемневшего от времени и сырости, под ногами лежал обыкновенный песок, без признаков следов. Его не покидало ощущение, что это какой-то давно забытый подземный ход, ведущий к пиратским сокровищам. Сделав кругов десять за полчаса и опустившись таким образом, по его подсчётам, метров на двадцать под землю, они оказались в просторной пещере, из которой в разные стороны вели два коридора. Никаких признаков жизни не наблюдалось, кроме вбитых в стены на уровне роста железных проржавевших скоб — держателей факелов, как он догадывался. Светлана тоже остановилась и разглядывала пещеру, прижавшись к нему дрожащим от страха телом.
— Интересно, который коридор ведёт к сокровищам? — попытался пошутить он, но она шутки не поддержала.
— Нужно идти вон туда, — веско сказала Светлана и показала рукой на правый проход. — Только не спрашивай, почему, — я сама не знаю, но что-то мне подсказывает, что выход там.
— Ты мне мозги, случайно, не пудришь? — насторожился Егор, помня о недавнем разговоре. — А то заведёшь прямо в самое пекло, к своему Закревскому, и сбудется твоя мечта.
— Глупый, думаешь, я сама не хочу от него сбежать? Ладно, не веришь, иди в другую сторону, а я пойду в эту, только отдай фонарик:
— С какой стати? — возмутился Егор.
— Он ведь принадлежит моему мужу, сам сказал, так что не спорь, давай сюда моё законное имущество и отваливай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Ты погоди ругаться, остынь, нам сейчас спокойствие нужно, — мягко проговорил он. — Ты это… меня не укусишь, если я до тебя дотронусь?
— Нет, не волнуйся. По крайней мере пока это мне не грозит, до встречи с этим ублюдком Закревским. И выключи фонарик — батарейки сядут.
В голосе её мелькнули живые нотки, и он воспрял духом: значит, она не совсем ещё свихнулась и сможет ему помочь! Пересев к ней поближе, он нащупал в темноте её плечи и обнял, стараясь не делать резких движений. Она доверчиво склонила голову ему на плечо, и он почувствовал лёгкое волнение, совсем как тогда, когда они целовались на брудершафт. Но он тут же взял себя в руки — ещё не хватало заняться здесь любовью, когда кругом враги и родина в опасности. Вот победим, а тогда уж можно и… Он тряхнул головой, отбрасывая глупые мысли, и спросил:
— Ты можешь мне все рассказать? Я ведь из-за тебя пострадал… как-никак. Хотелось бы знать, за что. Я понимаю, что не смог выполнить твою просьбу и не сохранил твою душу, но, заметь, я не претендую на вознаграждение, мне ничего от тебя не нужно…
— Что ты несёшь, Егор? — усмехнулась она с горечью. — Нам с тобой теперь не об этом нужно думать. Выбраться бы отсюда нормальными, а там уж посмотрим, кто кому должен.
— Нормальными? — удивился он. — Ты полагаешь, что нам угрожает не смерть, а всего лишь сумасшествие?
— Свою судьбу я — то уже знаю и смирилась, а вот тебе ещё предстоит. Понятия не имею, зачем ты им понадобился.
— Итак, — начал он раздражаться, — я уже в восьмисотый раз прошу: расскажи мне обо всем. Или я за себя не отвечаю.
— Увы, Егорушка, теперь я тем более не могу этого сделать. Вот если бы у нас с тобой все получилось, тогда бы рассказала, а сейчас уже не могу. Вернее, могла бы, если бы была уверена, что… — она вздохнула, — что ты отсюда живым или нормальным не выйдешь.
— Что?! — взвился он, оттолкнув её от себя. — Ты спятила? Что вы меня тут все за идиота какого-то держите? Тебе-то мой труп зачем понадобился? — Он схватился за голову и замычал, раскачиваясь в стороны. — Мама родная, куда я попал?! Бляха муха!..
— Да не убивайся ты так, — ласково сказала она. — Я же не виновата, что так случилось. Я ведь тебя предупреждала. Пойми, мне теперь дальше жить нужно, пусть даже и такой, какой меня сделают, но если ты будешь об этом знать, то рано или поздно проболтаешься — и мне конец. Зачем же мне самой себе могилу рыть?
— Значит, если я правильно понял, — обиженно процедил он, — ты заинтересована в моей смерти, так?
— Ну почему же, — неуверенно произнесла она, — может, тебя просто лишат памяти или разума — это им решать. Но убивать вовсе не обязательно. Ты пойми, глупый, я уже почти одна из них, мне некуда деваться отсюда, сам видел, что нас замуровали. Если бы ты им не попался, то ничего бы не было сейчас…
— Ну-ка погоди, миленькая! — воскликнул он, поражённый страшной догадкой. — Объясни-ка мне одну вещь. Допустим, что все прошло бы удачно, я продержался положенное время и они убрались отсюда — что бы тогда со мной было? Я бы пришёл к тебе, как сегодня Валерка, и ты бы меня… Господи, спаси и сохрани! Ты ведь сожрала бы меня! Жаль, что было темно и он не мог видеть её глаз, а то бы испугался — сколько в них застыло отчаяния и боли.
— Что ж ты молчишь, благодетельница? — с сарказмом спросил он. — То-то, я смотрю, с такой лёгкостью рассыпала передо мной золотые горы, знала, видать, что мне все равно не жить. Ну, скажи что-нибудь!
— А что мне оставалось делать, — поникшим голосом прошептала она. — Лучше пусть один человек погибнет, чем потом многие…
— Ну, спасибо тебе, родная! Успокоила ты меня перед смертью. Ну-ка, девочка, выкладывай мне все, иначе я тебя сам сейчас разорву! — грозно прорычал он, приблизив к ней лицо и тряхнув руками за плечи.
— Пусти, ненормальный! — взвизгнула она, оттолкнув его руки. — Давай мы ещё с тобой поругаемся, и Закревский просто описается от радости. Теперь я понимаю, зачем он нас вместе посадил — ты должен стать моей первой сознательной жертвой. Ну, ублюдок, все просчитал! — Она не могла успокоить своё хриплое дыхание и судорожно втягивала в себя воздух. — Ты лучше не приближайся ко мне, Егор, я тебя очень прошу. Не обижайся, но так нужно. Я же не знаю, когда он начнёт своё чёрное дело. Если он выполнит свою миссию, то ты со мной, боюсь, не справишься… — Она замолчала, а потом он услышал тихий всхлип — Я же видела, что осталось от твоего друга, хотя и не помню почти ничего…
Егор ошеломлённо молчал. В темноте её слова звучали особенно зловеще, и перед ним вдруг встала её звериная маска, которую он видел в квартире. Он представил, что это та, дикая и кровожадная фурия сидит во тьме и разговаривает с ним, протягивая к нему окровавленные когти и скаля острые зубы с застрявшими между ними кусками человеческого мяса. Он попятился и, наткнувшись на стулья, упал на них, выставив перед собой руки для защиты на случай нападения. Сердце его выскакивало из груди, и его всего трясло, как от холода.
— Н-не подходи ко мне, — с трудом вымолвил он, стуча зубами — Говори, чтобы я знал, где ты находишься.
— Пока я в своём уме, я ничего тебе не сделаю, — с тоской проговорила Светлана. — Но, боюсь, это уже ненадолго. Сколько сейчас времени?
— Понятия не имею, у меня нет часов, — он стал успокаиваться, слыша её нормальный голос. — А зачем тебе?
— Точно не знаю, но, может быть, это произойдёт в полночь.
— Не может быть, а точно. Мне Семён Карлович сказал. Он, кстати, так толком и не объяснил, почему они так спешат. Ты, случайно, не знаешь?
— Ох, Егор, не заставляй меня страдать — простонала она. — Ну не могу я тебе ничего рассказывать, как ты не поймёшь! Поздно уже, все рухнуло и прахом пошло, а если расскажу, будет ещё хуже!
Ты не тешь себя надеждой, что сила в знании. Нет, иногда как раз лучше наоборот, когда ничего не знаешь или не видишь. Тогда ты не боишься. Представь, что ты идёшь по бордюру тротуара, идёшь спокойно, не волнуясь, что упадёшь, и не падаешь. А скажи тебе, что на самом деле этот бордюр находится на стометровой высоте от земли, — и все, ты обязательно свалишься и разобьёшься. Если бы ты знал, что он так высоко, то и не полез бы никогда, понимаешь? Так и я не стала тебе ничего рассказывать…
— А почему Закревский со мной в темноте разговаривал?
— Этого я не знаю. Я его сама никогда не видела и не слышала. Но не исключено, что по той же самой причине — не хотел, чтобы ты сильно испугался и что-нибудь не испортил.
— Точно, вспомнил! Он сам говорил, что не хочет, чтобы я умирал прежде, чем отдам ему твою душу. Он что, действительно такой страшный?
— Не доставай меня, богом заклинаю! — взмолилась, чуть не плача, Светлана. — Давай о чем-нибудь другом поговорим или… хочешь любовью заняться?
— Издеваешься?
— А что такого? Все равно никто не видит. Кстати, в тот раз мне очень понравилось.
— Ты не первая и, надеюсь, не последняя такая, — усмехнулся Егор. — Но сейчас мне не до любви. Расскажи мне лучше о графине Раевской.
— А откуда ты о ней знаешь?
— Пока я бегал от этих бандитов, многое пришлось узнать. Я, кстати, и в этой комнате уже не в первый раз.
— Не верю!
— Ха! Вот те крест! — он перекрестился в темноте.
— Хотя да, у меня тоже какое-то смутное ощущение, что я здесь уже когда-то была, а ведь точно знаю, что нахожусь тут впервые.
— Это твоя душа со мной тут была! — радостно догадался Егор. — Она и запомнила. И вот ещё что: нужно глянуть под тахтой, может, там выход есть. В тот раз я, кажется, её не отодвигал, когда люк искал.
— Тебя тогда тоже замуровывали? — ужаснулась она.
— Долго рассказывать, вставай.
Он включил фонарик и сдвинул с места тяжёлую тахту. Сердце его радостно ёкнуло, когда тонкий лучик высветил на полу очертания квадратного люка в линолеуме. Как же он тогда не догадался, идиот?
— Подержи фонарь, — он отдал ей фонарик, опустился на корточки и стал ощупывать ровные прорези, пытаясь подцепить края пальцами, потому что ни ручек, ни скоб там не было. Потом метнулся к груде стульев и нашёл обломок ножки с острым концом. Ему удалось приподнять один край, и через минуту вся крышка люка лежала на полу, а дыра зияла темнотой и из неё противно тянуло сыростью и плесенью. Светлана посветила туда, и они увидели прогнившую деревянную лестницу, уходящую вертикально вниз, в густой мрак, который не мог пробить слабый лучик маленького фонарика.
— Ну, кто первый полезет? — торжествующе спросил он.
— Куда? — опешила она. — В эту ужасную дыру? Благодарю, но я уж лучше здесь побуду.
— А вот этого, девочка, ты не дождёшься, — вкрадчиво улыбнулся он. — Ты заинтриговала меня своими тайнами, и мне ох как хочется их узнать, причём в здравом уме и при жизни. Так что я вытащу тебя отсюда не ради тебя, а ради собственного любопытства, просекаешь, дорогая? Выбирай, как предпочтёшь спускаться: в сознании или без? И долго ждать я не намерен.
Светлана молча пялила на него полные ужаса глаза. Фонарик дрожал в её руке, и луч прыгал по комнате, создавая жуткие пляшущие тени-чудовища. Казалось, ещё немного, и она упадёт без чувств прямо в люк и ему не придётся тащить её туда на себе. Он ждал, но она так и не свалилась, обманув его тайные надежды, а тихо прошептала:
— Мне кажется, я знаю, куда ведёт этот ход, но не помню… Это как «дежа вю», когда…
— Знаю, знаю, — оборвал он её. — Я полезу первый, а ты за мной. По дороге все расскажешь.
— Там что-то очень страшное, Егор. Умоляю тебя, не делай этого… — Но её слабые попытки вразумить ошалевшего от радости парня были тщетны — он уже наполовину скрылся под полом и выжидающе смотрел на неё, протянув ей обе руки навстречу. И она повиновалась, ощущая, как сжимается от страха сердце, терзаемое недобрым предчувствием.
Привязав к поясу её платья фонарик, чтобы он освещал путь сверху и не мешал передвигаться, Егор смело полез в неизвестность, которая так пугала совсем недавно. Теперь она притягивала его, как мальчишку, мечтающего о романтических и опасных приключениях. Светлана, дрожа от страха и отвращения к сырости и вони, молча следовала за ним, осторожно наступая на ненадёжные, прогнившие ступеньки своими шикарными туфлями на высоких каблуках. Егор не смотрел вниз, там все равно ничего не было видно, лишь нащупывал ногами очередную опору. Наконец, спустившись метра на три, он ступил на что-то твёрдое, похожее на пол. Подождав подругу по несчастью, он отвязал фонарь и посветил вокруг. Каменный свод высотой в человеческий рост уползал, пугая паутиной и запахом гнили, куда-то вбок и вниз.
— Господи, — прошептала бедняжка, — надеюсь, ты не собираешься туда идти?
— И не надейся, радость моя, это может быть нашим единственным спасением. Только подожди здесь, а я сгоняю наверх — нужно закрыть люк и поставить тахту на место, чтобы нас сразу не обнаружили.
— Я здесь одна не останусь, — простонала она, но он уже быстро карабкался вверх, зажав фонарик в зубах. Поднявшись, он прислушался к звукам, но все было тихо как в могиле. Тогда он придвинул, сколько можно было тахту к стене, спустился на полкорпуса вниз и стал подтягивать тахту, пока та не накрыла его с головой, встав на место. Таким же макаром задвинув крышку, он вставил её на место и со спокойной душой вернулся к дрожащей от страха Светлане.
— Ну, идём, дорогая, — весело прошептал он. — Нас ждут, надо полагать, великие дела и спасение. Вперёд!
Взяв её за руку, он пошёл по коридору, освещая путь все ещё дышащим из последних сил декоративным фонариком. Проход напоминал серпантин и вёл куда-то вниз по часовой стрелке. Стены были выложены из старого камня, потемневшего от времени и сырости, под ногами лежал обыкновенный песок, без признаков следов. Его не покидало ощущение, что это какой-то давно забытый подземный ход, ведущий к пиратским сокровищам. Сделав кругов десять за полчаса и опустившись таким образом, по его подсчётам, метров на двадцать под землю, они оказались в просторной пещере, из которой в разные стороны вели два коридора. Никаких признаков жизни не наблюдалось, кроме вбитых в стены на уровне роста железных проржавевших скоб — держателей факелов, как он догадывался. Светлана тоже остановилась и разглядывала пещеру, прижавшись к нему дрожащим от страха телом.
— Интересно, который коридор ведёт к сокровищам? — попытался пошутить он, но она шутки не поддержала.
— Нужно идти вон туда, — веско сказала Светлана и показала рукой на правый проход. — Только не спрашивай, почему, — я сама не знаю, но что-то мне подсказывает, что выход там.
— Ты мне мозги, случайно, не пудришь? — насторожился Егор, помня о недавнем разговоре. — А то заведёшь прямо в самое пекло, к своему Закревскому, и сбудется твоя мечта.
— Глупый, думаешь, я сама не хочу от него сбежать? Ладно, не веришь, иди в другую сторону, а я пойду в эту, только отдай фонарик:
— С какой стати? — возмутился Егор.
— Он ведь принадлежит моему мужу, сам сказал, так что не спорь, давай сюда моё законное имущество и отваливай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26