Маргарет больше не существует, совсем. Нет Маргарет. Теперь он обязан покинуть тот мир взрослых, где люди женятся и любят друг друга, вступают в брак и что-то значат друг для друга, и вернуться навсегда в свой детский мир машинного масла и стали. Придут дни, и уйдут дни, и в один из дней смерть заберет его.
Он пересек дорогу напротив гостиницы «Георг», прошел через ворота во двор, поднялся по лестнице, снова открыл дверь своей комнатушки. Погасил лампу, вдохнул аромат свежевыстиранных простыней от Гуди Томпсона.
В постели было холодно, как в могиле.
Его разбудили крики торговок рыбой, разносящих товар по домам. Где-то поблизости позвякивали маслобойки; в морозном воздухе двора хрустели чьи-то голоса. Он лежал неподвижно, лицом вниз, и не сразу ощутил лед на сердце. Потом вспомнилось, что он умер; он встал, оделся, не ощутив холода выстывшей за ночь комнатенки. Умылся, побрил незнакомца, который смотрел на него из зеркала, и направился к своему «буррелю». Бортовые украшения локомотива, блестящие в лучах хилого утреннего солнца, прихватила корочка льда. Джесс открыл топку, разворошил тлеющие красные угольки и развел огонь. Есть не хотелось; он пошел на набережную и, рассеянно поторговавшись, купил рыбы, велев доставить ее в гостиницу «Георг». Ящики загрузили как раз во время поздней заутрени в церкви, и он решил задержаться на исповедь. Джесс старательно обходил «Морскую деву»; единственное, чего он хотел, так это поскорее убраться прочь, побыстрее оказаться в дороге. Он еще раз проверил «Леди Маргарет», начистил таблички с названием, ступицы колес, рельефный орнамент на маховом колесе. Потом вспомнил, что хотел купить кое-что, примеченное в витрине магазина, — небольшую картинку: Святая Дева, Иосиф, коленнопреклоненные пастухи и младенец Иисус в яслях. Джесс постучался к хозяину магазина, картину запаковали, и он заплатил деньги; у его матери прорва таких картин, а эта будет хорошо смотреться на серванте в Рождество Христово.
Наступило время ленча. Он заставил себя поесть, проглотил пищу, безвкусную, как трава. Собрался было оплатить счет, но вспомнил: теперь все будет записываться на счет фирмы «Стрэндж и Сыновья из Дорсета». После еды направился в одну из закусочных «Георга», опохмелился, чтобы прогнать мерзкий привкус во рту. Джесс поймал себя на том, что подсознательно ждет — знакомых шагов, знакомого голоса, записочки от Маргарет, в которой она просит не уезжать, потому что передумала. Не стоило впадать в такое состояние, но совладать с собой он не мог. Никакой записочки так и не принесли.
Ближе к трем Джесс вернулся к своему «буррелю» и развел пары. Он отцепил «Маргарет», развернул, присоединил передом к вагонам и вытолкал их на дорогу. Маневр сложнейший, но он выполнил его машинально. Вернув «Маргарет» в обычное положение перед вагонами, он нажал на рычаг реверса и не спеша открыл клапан регулятора. Наконец-то размеренно загрохотали колеса. Ему было ясно, что стоит ему разделаться с делами в Парбеке, и он больше никогда не вернется сюда. Не сможет, вопреки обещанию. Будет посылать в эти края Тима или еще кого; то, что умерло в нем, способно ожить, если он вновь увидит ее. А одного раза более чем достаточно.
Ему предстояло проехать мимо пивной. Из трубы «Морской девы» валил дым, но иных признаков жизни заметно не было. Поезд погромыхивал за спиной, с шумом подчиняясь его воле. Ярдов пятьдесят он не отнимал руки от свистка, подавая сигнал вновь и вновь, извлекая из «Маргарет» низкий металлический стон, обдавая улицу паром. Мальчишество, но порыв обуздать не удалось. Вскоре он был уже на просторе и поднимался в гору к вересковым пустошам — прочь, прочь от Сваниджа. Джесс прибавил скорости — ведь он опаздывал, а в том мире, который он покинул, казалось, целую вечность назад, о нем тревожился человек по имени Дикон.
Слева от дороги, в отдалении, высоко уходила в небо башня семафора. Джесс просигналил: два коротких гудка, один длинный — как принято у всех буксировщиков. Несколько мгновений там ничего не происходило, потом ему замахали: дескать, ясно. Сейчас его «бур-рель», как пить дать, разглядывают в цейсовский бинокль. Член гильдии сигнальщиков ответил, стало быть на север от башни к башне живо побежит такая весть: локомотив «Леди Маргарет», «Стрэндж и сыновья», Дурновария; из Сваниджа направляется в Корвесгит, пятнадцать часов тридцать минут; все в порядке…
Быстро приближалась ночь, а с ней и обжигающий мороз. Джесс круто повернул на запад задолго до Уорехэма, срезая дорогу напрямик через пустошь. «Буррель», однообразно ревя, катил на своих семифутовых ведущих колесах — за ним клубились тощие призраки, свитые из пара. Он остановился лишь раз — пополнить водой баки и зажечь лампы, потом опять понесся по болотистой пустоши. Появилось что-то вроде легкого тумана или изморози; туман особенно льнул к впадинам на затвердевшей земле и причудливо мерцал вокруг боковых ламп. Зловеще свистел ветер. С севера от Парбека, со стороны узкой полоски моря, зима может навалиться шустро и всей силой; уже к завтрашнему утру пустоши могут стать непроезжими — колеи занесет слоем снега фута в два, если не больше.
Прошел час, как он выехал из Сваниджа, а «Маргарет» все так же гремела хвалебную песнь своей мощи. У Джесса даже слезы выступили при мысли, что по крайней мере хоть она сохранила ему верность. Из-за темноты локомотив перестал быть виден с семафорных башен — теперь до самого прибытия домой никаких сообщений о нем не будет. В воображении рисовался встревоженный старик Дикон, переминающийся с ноги на ногу у ворот машинного депо под ярко горящими факелами, прислушивающийся то одним ухом, то другим, стараясь за много миль уловить звук выхлопов. Локомотив проехал мимо Вула. Теперь до дома рукой подать; дом — последнее утешение…
Незваный гость чуть было не застал его врасплох. Поезд замедлил ход, взбираясь на вершину холма, как вдруг из ниоткуда появился какой-то человек, нагнал локомотив и метнулся на подножку площадки машиниста. Джесс услышал топот башмаков по дороге, и какое-то шестое чувство предупредило его о движении во тьме. Он уже занес лопату, метя пришельцу в голову, но остановился, потому что тот истошно закричал:
— Очумел, дружище? Корешей не признаешь?
Джесс кое-как сохранил равновесие, ругнулся сквозь зубы и снова взялся за рулевое колесо.
— Коль… Какого лешего ты здесь делаешь?
В отраженном свете боковых огней было видно, как еще не отдышавшийся де ла Хей осклабился:
— Так, путешествую, друг мой. Вот увидел тебя и обрадовался. Маленькая передряга, знаешь ли, ну и пришлось ночевать на этой чертовой пустоши…
— Что за передряга?
— Да ездил в одно местечко, — сказал де ла Хей. — Фермочка возле Каллифорда. Рождество с дружками. Смазливые дочки. Ну и — сам понимаешь, Джесс!
Он хлопнул Джесса по руке и загоготал. Но тот с суровым видом спросил:
— А что сталось с твоей лошадью?
— Охромела, скотина. Сломала ногу. — Где?
— Там, на дороге, — беспечно махнул рукой де ла Хей. — Перерезал ей глотку и скинул в канаву. А не то проклятые разбойники углядят ее и сядут мне на хвост… — Он подул на руки и протянул их поближе к топке, заметно дрожа в своем куцем дубленом полушубке. — Экая холодрыга… Далеко едешь?
— Домой. В Дурноварию.
— Эге-ге, — пристально взглянул на него де ла Хей, — выглядишь ты хреново. Приболел, что ли?
— Нет.
Коль настойчиво потряс его за плечо.
— Да не ломайся ты, дружище. Может, кореш поможет тебе? Джесс отмалчивался, не спуская глаз с дороги. Де ла Хей внезапно захохотал.
— Это пиво. Конечно же, пиво! Неужто у старины Джесса желудок съежился? — Коль показал сжатый кулак. — Вот такой вот стал, как у ребенка? Да, ты больше не боец — эх, что жизнь, собака, с нами делает…
Джесс опустил взгляд на приборную доску, открыл краны бака в чреве локомотива, услышал, как вода выплеснулась на дорогу, повернул рукоять нагнетателя — клубы пара возвестили о том, что насосы заполняют паровой котел. Деревянным голосом он произнес:
— Да, видать, от пива. Пора бросать пьянство. Старею. Де ла Хей пристальнее прежнего уставился на него.
— Сынок, — сказал он, — у тебя, похоже, проблемы. Хлопот выше крыши. Что, не так? Выкладывай, не таись…
Проклятая интуиция не изменяла ему и теперь. Еще в колледже он был весьма проницателен — чуть о чем подумаешь, а он уж и угадал. Это-то и было сильнейшим оружием Коля; именно так он завоевывал сердца женщин. Джесс рассмеялся горьким смехом; и внезапно выложил все, как на духу. У него и в мыслях не было рассказывать, однако же он рассказал все, до последней малости. Как начал, так и понесло, до самого конца.
Коль слушал молча, а потом затрясся. Затрясся от хохота, спиной привалившись к боковой стене кабины и придерживаясь за стойку.
— Джесс, Джесс, а ты все еще мальчишка. Господи, каким был, таким и остался… Ох уж эти англосаксы… — Он скорчился от нового приступа смеха, вытирая выступившие на глазах слезы. — Стало быть, она помахала тебе хвостиком? Ну, Джесс, ты просто сопляк, и когда ты повзрослеешь? Какого шута ты поперся к ней на… на вот этом? — Коль презрительно щелкнул по какому-то кронштейну «Маргарет». — Приперся: замурзанное лицо честного трудяги. Ох, Джесс, ты бы видел себя со стороны! Олух, на кой ей нужен твой железный конь? Видит Бог, он ей до одного места… А теперь слушай, что я тебе скажу…
Углы рта Джесса поехали вниз.
— А не лучше ли тебе заткнуться?
— Оп-оп, осади. — Де ла Хей похлопал его по руке. — Не рой копытом землю, послушай… Тебе следовало пообхаживать ее, она из тех, кто это любит. Надеть самые шикарные тряпки, обзавестись роскошным экипажем, натянуть на крылья золотую парчу. На это-то она и купится… Только не надо давить — с ней это не пройдет. Так что ни о чем больше не проси, ни о чем! Ты поставил ее в известность, чего хочешь, а теперь скажи себе: эта бабенка от меня не уйдет… Плати за кружку пива по золотой гинее, обещай за свой счет отремонтировать и обставить второй этаж. Она стоит того, Джесс, действительно стоит. Такая хорошенькая…
— А пошел ты…
— Да ты что, больше ее не хочешь? — вроде как обиделся де ла Хей. — Ну, старина, я просто пытался помочь… Ты что, потерял к ней интерес?
— Да, — сказал Джесс, — потерял.
— Эх-х… — вздохнул Коль. — Какая досада. Растоптанное юное чувство… Тяжкое испытание. — Тут лицо его просветлело. — А знаешь что, у меня идея. Раз уж у тебя с ней все, так я ей сам займусь.
Идет?
Когда в ушах твоих стоят рыдания, возвещающие о кончине отца, пусть руки твои протирают нарезку ползунов. Когда на рушащийся мир опускается красная пелена, и по темени бьют барабаны, пусть глаза твои всматриваются в дорогу, которая несется навстречу, а пальцы бестрепетно покоятся на рулевом колесе. Джесс услышал свой голос, интонация была ледяной:
— Коль, ты был и есть лживая скотина. Она на тебя и не взглянет…
Коль тер пальцы и пританцовывал на площадке машиниста.
— Ба, да я уже на полпути к успеху. Она и в самом деле конфетка… Эти милые глазки вчера так поглядывали на меня. Пустячное дело, приятель, в два счета… А в постели она будет зверь. Однако
хороша, у-у, хороша… — Но его жест при этом был исполнен чего-то, похожего на искреннее благоговение. — Я отжарю ее в пяти разных позах за ночь, — добавил он. — И пришлю тебе удостовериться. Заметано?
А может, он так — языком мелет? Заливает по-черному? Нет, не врет. Коль не обманывает. По крайней мере в таких вещах. Раз обещал добиться — добьется… Джесс ухмыльнулся — просто заголил зубы.
— Давай, Коль. Завали эту сучку. А потом наступит мой черед. Заметано?
Де ла Хей хохотнул и хлопнул его по плечу.
— Джесс, ты свой в доску… Ого!..
Впереди справа — вдалеке, на вересковом поле — блеснул огонек. Коль крутанулся на месте, уставившись в точку, где он мелькнул, и посмотрел на Джесса.
— Видал?
Тот мрачно буркнул:
— Видал.
Де ла Хей пошарил обеспокоенным взглядом по кабине.
— Ружье есть?
— Зачем?
— Разбойники.
— Против разбойников ружье не поможет.
— Ну, ты даешь, приятель… — покачал головой Коль. Джесс рванул дверцы топки — яркий свет, обдало жаром.
— Шуруй!
— Чего?
— Шуруй!
— Лады, приятель, — сказал де ла Хей, взял лопату и принялся подбрасывать уголь в топку. Потом ногой запахнул створки и выпрямился. — Я тебя расцелую и очень скоро уберусь восвояси, как только мы минуем этот огонек. Если мы его минуем…
Сигнал, если это был сигнал, больше не повторялся. Вокруг чернели вересковые пустоши. Дорога впереди пролегала по нескончаемым холмам; «Леди Маргарет» тяжело пыхтела, взбираясь на ближайший из них. Коль трусливо оглядывался и даже высунулся из кабины посмотреть, что делается сзади, за вагонами. Высокие углы брезента почти терялись в темноте.
— Ты чего везешь, Джесс? — спросил Коль. — Товар?
— Оптовый, — сказал Джесс, пожав плечами. — Жмых, сахар, сушеные фрукты. Нечего и руки марать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Он пересек дорогу напротив гостиницы «Георг», прошел через ворота во двор, поднялся по лестнице, снова открыл дверь своей комнатушки. Погасил лампу, вдохнул аромат свежевыстиранных простыней от Гуди Томпсона.
В постели было холодно, как в могиле.
Его разбудили крики торговок рыбой, разносящих товар по домам. Где-то поблизости позвякивали маслобойки; в морозном воздухе двора хрустели чьи-то голоса. Он лежал неподвижно, лицом вниз, и не сразу ощутил лед на сердце. Потом вспомнилось, что он умер; он встал, оделся, не ощутив холода выстывшей за ночь комнатенки. Умылся, побрил незнакомца, который смотрел на него из зеркала, и направился к своему «буррелю». Бортовые украшения локомотива, блестящие в лучах хилого утреннего солнца, прихватила корочка льда. Джесс открыл топку, разворошил тлеющие красные угольки и развел огонь. Есть не хотелось; он пошел на набережную и, рассеянно поторговавшись, купил рыбы, велев доставить ее в гостиницу «Георг». Ящики загрузили как раз во время поздней заутрени в церкви, и он решил задержаться на исповедь. Джесс старательно обходил «Морскую деву»; единственное, чего он хотел, так это поскорее убраться прочь, побыстрее оказаться в дороге. Он еще раз проверил «Леди Маргарет», начистил таблички с названием, ступицы колес, рельефный орнамент на маховом колесе. Потом вспомнил, что хотел купить кое-что, примеченное в витрине магазина, — небольшую картинку: Святая Дева, Иосиф, коленнопреклоненные пастухи и младенец Иисус в яслях. Джесс постучался к хозяину магазина, картину запаковали, и он заплатил деньги; у его матери прорва таких картин, а эта будет хорошо смотреться на серванте в Рождество Христово.
Наступило время ленча. Он заставил себя поесть, проглотил пищу, безвкусную, как трава. Собрался было оплатить счет, но вспомнил: теперь все будет записываться на счет фирмы «Стрэндж и Сыновья из Дорсета». После еды направился в одну из закусочных «Георга», опохмелился, чтобы прогнать мерзкий привкус во рту. Джесс поймал себя на том, что подсознательно ждет — знакомых шагов, знакомого голоса, записочки от Маргарет, в которой она просит не уезжать, потому что передумала. Не стоило впадать в такое состояние, но совладать с собой он не мог. Никакой записочки так и не принесли.
Ближе к трем Джесс вернулся к своему «буррелю» и развел пары. Он отцепил «Маргарет», развернул, присоединил передом к вагонам и вытолкал их на дорогу. Маневр сложнейший, но он выполнил его машинально. Вернув «Маргарет» в обычное положение перед вагонами, он нажал на рычаг реверса и не спеша открыл клапан регулятора. Наконец-то размеренно загрохотали колеса. Ему было ясно, что стоит ему разделаться с делами в Парбеке, и он больше никогда не вернется сюда. Не сможет, вопреки обещанию. Будет посылать в эти края Тима или еще кого; то, что умерло в нем, способно ожить, если он вновь увидит ее. А одного раза более чем достаточно.
Ему предстояло проехать мимо пивной. Из трубы «Морской девы» валил дым, но иных признаков жизни заметно не было. Поезд погромыхивал за спиной, с шумом подчиняясь его воле. Ярдов пятьдесят он не отнимал руки от свистка, подавая сигнал вновь и вновь, извлекая из «Маргарет» низкий металлический стон, обдавая улицу паром. Мальчишество, но порыв обуздать не удалось. Вскоре он был уже на просторе и поднимался в гору к вересковым пустошам — прочь, прочь от Сваниджа. Джесс прибавил скорости — ведь он опаздывал, а в том мире, который он покинул, казалось, целую вечность назад, о нем тревожился человек по имени Дикон.
Слева от дороги, в отдалении, высоко уходила в небо башня семафора. Джесс просигналил: два коротких гудка, один длинный — как принято у всех буксировщиков. Несколько мгновений там ничего не происходило, потом ему замахали: дескать, ясно. Сейчас его «бур-рель», как пить дать, разглядывают в цейсовский бинокль. Член гильдии сигнальщиков ответил, стало быть на север от башни к башне живо побежит такая весть: локомотив «Леди Маргарет», «Стрэндж и сыновья», Дурновария; из Сваниджа направляется в Корвесгит, пятнадцать часов тридцать минут; все в порядке…
Быстро приближалась ночь, а с ней и обжигающий мороз. Джесс круто повернул на запад задолго до Уорехэма, срезая дорогу напрямик через пустошь. «Буррель», однообразно ревя, катил на своих семифутовых ведущих колесах — за ним клубились тощие призраки, свитые из пара. Он остановился лишь раз — пополнить водой баки и зажечь лампы, потом опять понесся по болотистой пустоши. Появилось что-то вроде легкого тумана или изморози; туман особенно льнул к впадинам на затвердевшей земле и причудливо мерцал вокруг боковых ламп. Зловеще свистел ветер. С севера от Парбека, со стороны узкой полоски моря, зима может навалиться шустро и всей силой; уже к завтрашнему утру пустоши могут стать непроезжими — колеи занесет слоем снега фута в два, если не больше.
Прошел час, как он выехал из Сваниджа, а «Маргарет» все так же гремела хвалебную песнь своей мощи. У Джесса даже слезы выступили при мысли, что по крайней мере хоть она сохранила ему верность. Из-за темноты локомотив перестал быть виден с семафорных башен — теперь до самого прибытия домой никаких сообщений о нем не будет. В воображении рисовался встревоженный старик Дикон, переминающийся с ноги на ногу у ворот машинного депо под ярко горящими факелами, прислушивающийся то одним ухом, то другим, стараясь за много миль уловить звук выхлопов. Локомотив проехал мимо Вула. Теперь до дома рукой подать; дом — последнее утешение…
Незваный гость чуть было не застал его врасплох. Поезд замедлил ход, взбираясь на вершину холма, как вдруг из ниоткуда появился какой-то человек, нагнал локомотив и метнулся на подножку площадки машиниста. Джесс услышал топот башмаков по дороге, и какое-то шестое чувство предупредило его о движении во тьме. Он уже занес лопату, метя пришельцу в голову, но остановился, потому что тот истошно закричал:
— Очумел, дружище? Корешей не признаешь?
Джесс кое-как сохранил равновесие, ругнулся сквозь зубы и снова взялся за рулевое колесо.
— Коль… Какого лешего ты здесь делаешь?
В отраженном свете боковых огней было видно, как еще не отдышавшийся де ла Хей осклабился:
— Так, путешествую, друг мой. Вот увидел тебя и обрадовался. Маленькая передряга, знаешь ли, ну и пришлось ночевать на этой чертовой пустоши…
— Что за передряга?
— Да ездил в одно местечко, — сказал де ла Хей. — Фермочка возле Каллифорда. Рождество с дружками. Смазливые дочки. Ну и — сам понимаешь, Джесс!
Он хлопнул Джесса по руке и загоготал. Но тот с суровым видом спросил:
— А что сталось с твоей лошадью?
— Охромела, скотина. Сломала ногу. — Где?
— Там, на дороге, — беспечно махнул рукой де ла Хей. — Перерезал ей глотку и скинул в канаву. А не то проклятые разбойники углядят ее и сядут мне на хвост… — Он подул на руки и протянул их поближе к топке, заметно дрожа в своем куцем дубленом полушубке. — Экая холодрыга… Далеко едешь?
— Домой. В Дурноварию.
— Эге-ге, — пристально взглянул на него де ла Хей, — выглядишь ты хреново. Приболел, что ли?
— Нет.
Коль настойчиво потряс его за плечо.
— Да не ломайся ты, дружище. Может, кореш поможет тебе? Джесс отмалчивался, не спуская глаз с дороги. Де ла Хей внезапно захохотал.
— Это пиво. Конечно же, пиво! Неужто у старины Джесса желудок съежился? — Коль показал сжатый кулак. — Вот такой вот стал, как у ребенка? Да, ты больше не боец — эх, что жизнь, собака, с нами делает…
Джесс опустил взгляд на приборную доску, открыл краны бака в чреве локомотива, услышал, как вода выплеснулась на дорогу, повернул рукоять нагнетателя — клубы пара возвестили о том, что насосы заполняют паровой котел. Деревянным голосом он произнес:
— Да, видать, от пива. Пора бросать пьянство. Старею. Де ла Хей пристальнее прежнего уставился на него.
— Сынок, — сказал он, — у тебя, похоже, проблемы. Хлопот выше крыши. Что, не так? Выкладывай, не таись…
Проклятая интуиция не изменяла ему и теперь. Еще в колледже он был весьма проницателен — чуть о чем подумаешь, а он уж и угадал. Это-то и было сильнейшим оружием Коля; именно так он завоевывал сердца женщин. Джесс рассмеялся горьким смехом; и внезапно выложил все, как на духу. У него и в мыслях не было рассказывать, однако же он рассказал все, до последней малости. Как начал, так и понесло, до самого конца.
Коль слушал молча, а потом затрясся. Затрясся от хохота, спиной привалившись к боковой стене кабины и придерживаясь за стойку.
— Джесс, Джесс, а ты все еще мальчишка. Господи, каким был, таким и остался… Ох уж эти англосаксы… — Он скорчился от нового приступа смеха, вытирая выступившие на глазах слезы. — Стало быть, она помахала тебе хвостиком? Ну, Джесс, ты просто сопляк, и когда ты повзрослеешь? Какого шута ты поперся к ней на… на вот этом? — Коль презрительно щелкнул по какому-то кронштейну «Маргарет». — Приперся: замурзанное лицо честного трудяги. Ох, Джесс, ты бы видел себя со стороны! Олух, на кой ей нужен твой железный конь? Видит Бог, он ей до одного места… А теперь слушай, что я тебе скажу…
Углы рта Джесса поехали вниз.
— А не лучше ли тебе заткнуться?
— Оп-оп, осади. — Де ла Хей похлопал его по руке. — Не рой копытом землю, послушай… Тебе следовало пообхаживать ее, она из тех, кто это любит. Надеть самые шикарные тряпки, обзавестись роскошным экипажем, натянуть на крылья золотую парчу. На это-то она и купится… Только не надо давить — с ней это не пройдет. Так что ни о чем больше не проси, ни о чем! Ты поставил ее в известность, чего хочешь, а теперь скажи себе: эта бабенка от меня не уйдет… Плати за кружку пива по золотой гинее, обещай за свой счет отремонтировать и обставить второй этаж. Она стоит того, Джесс, действительно стоит. Такая хорошенькая…
— А пошел ты…
— Да ты что, больше ее не хочешь? — вроде как обиделся де ла Хей. — Ну, старина, я просто пытался помочь… Ты что, потерял к ней интерес?
— Да, — сказал Джесс, — потерял.
— Эх-х… — вздохнул Коль. — Какая досада. Растоптанное юное чувство… Тяжкое испытание. — Тут лицо его просветлело. — А знаешь что, у меня идея. Раз уж у тебя с ней все, так я ей сам займусь.
Идет?
Когда в ушах твоих стоят рыдания, возвещающие о кончине отца, пусть руки твои протирают нарезку ползунов. Когда на рушащийся мир опускается красная пелена, и по темени бьют барабаны, пусть глаза твои всматриваются в дорогу, которая несется навстречу, а пальцы бестрепетно покоятся на рулевом колесе. Джесс услышал свой голос, интонация была ледяной:
— Коль, ты был и есть лживая скотина. Она на тебя и не взглянет…
Коль тер пальцы и пританцовывал на площадке машиниста.
— Ба, да я уже на полпути к успеху. Она и в самом деле конфетка… Эти милые глазки вчера так поглядывали на меня. Пустячное дело, приятель, в два счета… А в постели она будет зверь. Однако
хороша, у-у, хороша… — Но его жест при этом был исполнен чего-то, похожего на искреннее благоговение. — Я отжарю ее в пяти разных позах за ночь, — добавил он. — И пришлю тебе удостовериться. Заметано?
А может, он так — языком мелет? Заливает по-черному? Нет, не врет. Коль не обманывает. По крайней мере в таких вещах. Раз обещал добиться — добьется… Джесс ухмыльнулся — просто заголил зубы.
— Давай, Коль. Завали эту сучку. А потом наступит мой черед. Заметано?
Де ла Хей хохотнул и хлопнул его по плечу.
— Джесс, ты свой в доску… Ого!..
Впереди справа — вдалеке, на вересковом поле — блеснул огонек. Коль крутанулся на месте, уставившись в точку, где он мелькнул, и посмотрел на Джесса.
— Видал?
Тот мрачно буркнул:
— Видал.
Де ла Хей пошарил обеспокоенным взглядом по кабине.
— Ружье есть?
— Зачем?
— Разбойники.
— Против разбойников ружье не поможет.
— Ну, ты даешь, приятель… — покачал головой Коль. Джесс рванул дверцы топки — яркий свет, обдало жаром.
— Шуруй!
— Чего?
— Шуруй!
— Лады, приятель, — сказал де ла Хей, взял лопату и принялся подбрасывать уголь в топку. Потом ногой запахнул створки и выпрямился. — Я тебя расцелую и очень скоро уберусь восвояси, как только мы минуем этот огонек. Если мы его минуем…
Сигнал, если это был сигнал, больше не повторялся. Вокруг чернели вересковые пустоши. Дорога впереди пролегала по нескончаемым холмам; «Леди Маргарет» тяжело пыхтела, взбираясь на ближайший из них. Коль трусливо оглядывался и даже высунулся из кабины посмотреть, что делается сзади, за вагонами. Высокие углы брезента почти терялись в темноте.
— Ты чего везешь, Джесс? — спросил Коль. — Товар?
— Оптовый, — сказал Джесс, пожав плечами. — Жмых, сахар, сушеные фрукты. Нечего и руки марать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39