Впрочем, барьер, установленный им, надежно защищал их от внешнего воздействия, в этом он был абсолютно уверен. Можно было слегка расслабиться. Но только слегка, потому что от физического воздействия этот барьер не спасал. Здесь опасность грозила не только со стороны самого «гиблого места». Он чувствовал присутствие в зоне других людей, идущих по их следам. Эрих не мог ошибиться, он узнал это ощущение…
Долго сидел он, глядя на темную стену леса, окружавшего поляну. Постепенно его мысли туманились, сбивались, в голову полезли воспоминания. Этот поток захватил его и понес все дальше и дальше от этой поляны…
— Запомните раз и навсегда, что отныне вы — воины тайного фронта, что на вашем пути будут одни трудности и преграды, которые вы должны умело и эффективно преодолеть. Забудьте свое прошлое. В основе вашей жизни лежит легенда. Наша работа требует силы воли и твердого характера, а поэтому, не откладывая, беритесь за устранение своих уязвимых сторон. Важное значение в нашем деле может иметь случай, поэтому никогда не упускайте удачного случая. Возьмите себе за правило не выделяться из окружающей среды, подстраиваться под массу…
Эрих подошел к окну и, отодвинув штору, выглянул на улицу. Ему осточертело все — и эта школа абвера, в которой он находился уже больше года, получив назначение с оперативной работы на Восточном фронте; и начальник, слепой фанатик идей национал-социализма, набитый дурак, возомнивший себя истинным борцом за господство немецкой расы над всем миром; и эти «ученики», половина из которых ни на что не годилась, а другая половина только и ждала удобного случая, чтобы сбежать обратно к русским, хотя там их и не ждало ничего хорошего. Нет, конечно, иногда попадался стоящий материал. Но этих потенциальных разведчиков и диверсантов, которые могли успешно выполнять задания, было слишком мало, чтобы оказать хоть какое-нибудь серьезное влияние на ход войны в России…
Но не об этом сейчас думал молодой майор абвера, которому еще не исполнилось и тридцати лет. Где-то глубоко внутри билась тревога, предупреждая об опасности. Он чувствовал, что скоро произойдет нечто, неотвратимое и грозное. Нечто, которое коснется не только его самого, но и его родных…
Впрочем, родных у него как таковых и не было. Мать умерла, когда ему не было и трех лет, и он ее почти не помнил. А отец… С начала войны ему не часто приходилось его видеть. Отец занимал довольно-таки высокий пост в центральном аппарате абвера, а сын практически не вылазил с заданий. Лишь изредка, получая отпуск на несколько дней, он бывал дома… Однако сейчас Эрих чувствовал, что над отцом сгущаются тучи. И не только над отцом. Над ним тоже…
Он обернулся к группе выпускников, которые через день отправлялись в военные части на Восточный фронт. Надо было закончить завершающее курс занятие, во что бы то ни стало. Часть курсантов откровенно скучали, другие делали вид, что им очень интересна его болтовня. Один лишь Морозов слушал внимательно.
— Не вербуйте себе в помощники неразвитых людей, — продолжил Эрих. — Но в то же время не забывайте, что под глупой физиономией может скрываться золотой человек. Никогда не назначайте встречи в одном и том же месте, в одно и то же время. Если вы хотите что-либо узнать о постороннем, говорите с собеседником так, чтобы не чувствовалось ваших наводящих вопросов. Если вы хотите чем-то поделиться, подумайте: «Я это скажу через пять минут». По прошествии этого срока вы убедитесь, что у вас пропало желание откровенничать. Развивайте свою память и наблюдательность. И научитесь молчать, ибо способность молчать и запоминать будет вашим первым и лучшим помощником. Если вы любите женщин, то никогда не влюбляйтесь и чаще их меняйте. Имейте в виду, что объект вашей любви может оказаться на службе в контрразведке, и тогда вы пропали…
Ему хотелось сказать еще пару слов, но в этот момент дверь открылась, и в класс вошел вестовой. С его появлением чувство тревоги усилилось. Вестовой вытянулся перед ним и отрапортовал:
— Господин майор, господин полковник просил вас срочно явиться к нему!
Эрих повернулся к классу.
— Курсант Морозов!
Молодой парень, проявлявший особые способности к разведделу, был старшим группы.
— Занятие закончено. Уведите группу в столовую.
— Слушаюсь, господин майор!
Вестовой покинул помещение, следом за ним вышел и Эрих. Шагая по коридорам школы, он пытался проанализировать свои ощущения. Он чувствовал, что конкретной опасности для него пока нет. Пока она была далека от него и связана с вызовом к начальнику школы лишь косвенно. Но Эрих был уверен в том, что именно с этого вызова и начинается череда событий, которая приведет его к ней…
Они вышли из-за деревьев и окружили его со всех сторон. Васька понял: ничего хорошего от этой встречи ждать не приходилось.
Страх выполз наружу, как змея из норы. Их было много, а Васька — один. Одному ему было не отбиться. Можно было, конечно, сдаться и жить спокойно, но он не мог пойти на это…
Из группы парней вышел Рябой и подошел к нему.
— Ну что, Васек? — его изрытое оспинами лицо расплылось в ехидной улыбочке. — Вот мы и встретились… Я тебе говорил, чтобы ты не шатался с Лизкой? Я тебя предупреждал?
Васька облизнул вдруг разом пересохшие губы.
— Предупреждал.
— И что?.. Ты меня не послушал. Так что мы с тобой будем делать?
Васька молчал, мучительно выискивая пути к отступлению. Но подручные Рябого плотным кольцом окружили его, не оставив надежды на спасение.
— Я очень не люблю, когда меня не слушают, — продолжал тем временем Рябой. — Таких я учу, чтобы другим неповадно было. Так что готовься, Васек, сейчас мы тебя будем бить!
— За что? — поинтересовался Васька. — За то, что Лиза выбрала меня?.. Так бей ты меня или не бей — это ничего не изменит. Она все равно от меня не откажется!
— Изменит, — Рябой согнал с лица улыбку, а глаза сверкнули такой злобой, что парнишке стало не по себе. — Откажешься ты, а уж я ее уломаю…
Выбор был. Можно было отказаться и жить спокойно. Или быть избитым, и не один раз пробираться домой окольными путями, избегая встреч с бандой Рябого. Но Васька представил себе лицо Лизы, ее улыбку, немножко лукавый взгляд красивых глаз… Что могло заменить минуты и часы общения с этой девушкой? Ему было так хорошо с ней…
— Нет! — решительно отказался Васька.
Рябой вздохнул, словно ему было очень жалко парнишку. На самом деле ему было глубоко наплевать на него. Он хотел добиться своей цели, для достижения которой, по его мнению, все средства были хороши.
Рябой толкнул Ваську обеими руками в грудь. Хотя парень и ожидал чего-то подобного, толчок был настолько сильным, что он отшатнулся назад. И тут же получил сильный тычок сзади, отшвырнувший его обратно. Здесь его встретил Рябой сильным ударом кулака в лицо…
Перед глазами все поплыло, а рот наполнился кровью из разбитого носа и губ. Он попытался отмахнуться, но только почувствовал тычки и удары, посыпавшиеся со всех сторон.
— Шухер! — услышал он крик одного из парней Рябого. — Кто-то едет!
— Мы еще свидимся, сучонок! — прошипел ему в лицо Рябой и швырнул на землю.
Его банда быстренько исчезла за деревьями. Из-за поворота показалась сначала лошадь, а потом и телега с восседавшим на ней отцом Лизы. Васька встал и утер рукавом рубашки лицо.
— Все в порядке? — поинтересовался Николай Петрович, останавливая лошадь и рассматривая парня.
— Полный порядок, — отозвался тот.
— Кто это тебя так?
Васька не ответил. Отец Лизы удовлетворенно кивнул, словно получил исчерпывающий ответ.
— Из-за моей Лизки, поди? Может, поговорить с Санькой?
Васька замотал головой.
— Сам разберусь.
— Ну, смотри, парень. Попробуй… Только если он хотя бы пальцем прикоснется к моей дочке, я ему руки вырву!
Николай Петрович дернул за вожжи, и телега, скрипя осями, покатилась дальше. Васька проводил его взглядом, поднял велосипед, валявшийся неподалеку, сел на него и покатил по направлению к своему дому.
К вечеру все так вымотались, что когда Свинцов объявил остановку на ночлег, солдаты просто рухнули на землю. Уставшие за день бойцы даже не поужинали. Просто лежали, уставившись на кроны деревьев, нависавшие над ними.
— Поставь кого-нибудь в караул, — обратился Свинцов к Дворянкину.
— Мошнов, заступай на пост, — вместо ответа приказал лейтенант. — Через четыре часа тебя сменит Бельский. Все! Всем спать!
Рядовой с большой неохотой поднялся с земли, прихватив автомат и, наверняка, проклиная выбор командира. Некоторое время все ворочались с боку на бок, потом все стихло. Только Мошнов неподвижно стоял, прислонившись к могучему стволу вековой сосны. А через некоторое время и у Свинцова стали путаться мысли. Он и сам не заметил, как погрузился в глубокий сон…
Арест отца Васьки многое изменило в их отношениях. Парень очень сильно переживал, ходил сам не свой. За время, прошедшее с того дня, когда его отца забрало НКВД, он сильно изменился: как-то разом повзрослел, стал замкнутее в общении со сверстниками. Ребята тоже его сторонились. Он, его лучший друг, старался выдумать любую причину, чтобы не сталкиваться с ним. И лишь одна Лиза по-прежнему крутилась рядом, не оставляя Ваську в одиночестве, чем разжигала и без того яркое пламя ревности в его сердце…
В тот роковой для Головина день к нему подошел секретарь комсомольской организации и сказал:
— Толя, сегодня состоится комсомольское собрание. Повестка дня — сын «врага народа» Василий Головин.
— А он-то тут при чем?
— Узко мыслишь, Свинцов! — совершенно серьезно ответил секретарь. — Как сын, он не мог не знать, чем занимался его отец. Сам понимаешь, мы не можем оставить этот факт без внимания. Надо сурово спросить с него, как с комсомольца, разобраться, выяснить все обстоятельства… Ты, как активный член комсомольской организации и его лучший друг, должен помочь расставить все точки в этом деле. Короче, выступишь на собрании, так что — готовься!
Секретарь хлопнул напоследок его по плечу и ушел, оставив его в раздумье. Что надо было делать, что говорить и как помочь в прояснении ситуации, он ему не сказал. Впрочем, на месте можно было сориентироваться. А пока он поспешил к Ваське с Лизой.
Они сидели в классе за партой и о чем-то тихо беседовали. Опять ревность кольнула его сердце при виде того, как близко друг к другу они находились, но он переборол себя, понимая, что надо их предупредить о собрании.
— Васька, тебя будут разбирать на собрании! — сообщил он другу.
— Знаю, — угрюмо кивнул тот. — Лиза мне уже рассказала.
— Ко мне подходил Петька Лыков, — подтвердила девушка, — сказал, что надо выступить.
— А ты?
— Я выскажу им свое мнение!
— Ребята, только не лезьте в бутылку! — попросил Толик друзей. — В жизни всякое может случиться. Разберутся, отпустят твоего отца, Васька… Я вас знаю, вы — ребята горячие. Вы все равно никому ничего не докажете, только навредите себе.
— Не пугай, Толька! — отмахнулся от него Васька. — Я уже пуганый! А отец… Я точно знаю, что он не виноват, и буду стоять на своем!
— И я молчать не буду! — присоединилась к нему Лиза.
— Ну, смотрите сами, — сдался он, видя, что убеждать их бесполезно. — Как бы не было хуже!..
На комсомольском собрании присутствовал секретарь райкома комсомола Звягинцев. В начале собрания он выступил с короткой речью, как бы вводя в курс дела собравшихся, хотя все и так знали, что произошло с отцом Васьки. Судя по его словам, Головин Иван Андреевич много лет искусно маскировался, скрывая свою истинную сущность. Но чекисты вовремя сумели разоблачить его и обезвредить, хотя при аресте тот и оказал сопротивление. Комсомольцам предстояло обсудить этот вопрос, так как среди них находился сын этого человека, комсомолец Василий Головин.
Решили выслушать в первую очередь Ваську, узнать, что он думает по этому поводу. Побледневший парень вышел вперед и повернулся к своим товарищам. Набрав в легкие побольше воздуха, он начал:
— Вот тут товарищ Звягинцев сказал о моем отце, что он — «враг народа» и искусно маскировался все это время. Мой отец родился и вырос здесь. Одним из первых вступил в партию, участвовал в создании ячейки в нашем районе. Воевал в гражданскую, лично знаком с товарищами Буденным и Ворошиловым…
— Никто не умаляет его прошлых заслуг, Головин, — перебил его Звягинцев. — Речь идет о сегодняшнем дне. На данный момент твой отец — враг Советской власти!
Толик увидел, как Васька побелел и сжал кулаки. Это состояние было ему знакомо. Парень и так был на взводе, но теперь… Должен был последовать взрыв, и он не заставил себя ждать.
— Отец никогда не был врагом Советской власти! Он — честный человек! Вы же все его хорошо знаете… Как же вы можете так говорить о нем? Он виновен не больше каждого из вас, здесь присутствующих!
— Так ты что, Головин, сомневаешься в компетентности наших органов? Хочешь сказать, они могут ошибаться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Долго сидел он, глядя на темную стену леса, окружавшего поляну. Постепенно его мысли туманились, сбивались, в голову полезли воспоминания. Этот поток захватил его и понес все дальше и дальше от этой поляны…
— Запомните раз и навсегда, что отныне вы — воины тайного фронта, что на вашем пути будут одни трудности и преграды, которые вы должны умело и эффективно преодолеть. Забудьте свое прошлое. В основе вашей жизни лежит легенда. Наша работа требует силы воли и твердого характера, а поэтому, не откладывая, беритесь за устранение своих уязвимых сторон. Важное значение в нашем деле может иметь случай, поэтому никогда не упускайте удачного случая. Возьмите себе за правило не выделяться из окружающей среды, подстраиваться под массу…
Эрих подошел к окну и, отодвинув штору, выглянул на улицу. Ему осточертело все — и эта школа абвера, в которой он находился уже больше года, получив назначение с оперативной работы на Восточном фронте; и начальник, слепой фанатик идей национал-социализма, набитый дурак, возомнивший себя истинным борцом за господство немецкой расы над всем миром; и эти «ученики», половина из которых ни на что не годилась, а другая половина только и ждала удобного случая, чтобы сбежать обратно к русским, хотя там их и не ждало ничего хорошего. Нет, конечно, иногда попадался стоящий материал. Но этих потенциальных разведчиков и диверсантов, которые могли успешно выполнять задания, было слишком мало, чтобы оказать хоть какое-нибудь серьезное влияние на ход войны в России…
Но не об этом сейчас думал молодой майор абвера, которому еще не исполнилось и тридцати лет. Где-то глубоко внутри билась тревога, предупреждая об опасности. Он чувствовал, что скоро произойдет нечто, неотвратимое и грозное. Нечто, которое коснется не только его самого, но и его родных…
Впрочем, родных у него как таковых и не было. Мать умерла, когда ему не было и трех лет, и он ее почти не помнил. А отец… С начала войны ему не часто приходилось его видеть. Отец занимал довольно-таки высокий пост в центральном аппарате абвера, а сын практически не вылазил с заданий. Лишь изредка, получая отпуск на несколько дней, он бывал дома… Однако сейчас Эрих чувствовал, что над отцом сгущаются тучи. И не только над отцом. Над ним тоже…
Он обернулся к группе выпускников, которые через день отправлялись в военные части на Восточный фронт. Надо было закончить завершающее курс занятие, во что бы то ни стало. Часть курсантов откровенно скучали, другие делали вид, что им очень интересна его болтовня. Один лишь Морозов слушал внимательно.
— Не вербуйте себе в помощники неразвитых людей, — продолжил Эрих. — Но в то же время не забывайте, что под глупой физиономией может скрываться золотой человек. Никогда не назначайте встречи в одном и том же месте, в одно и то же время. Если вы хотите что-либо узнать о постороннем, говорите с собеседником так, чтобы не чувствовалось ваших наводящих вопросов. Если вы хотите чем-то поделиться, подумайте: «Я это скажу через пять минут». По прошествии этого срока вы убедитесь, что у вас пропало желание откровенничать. Развивайте свою память и наблюдательность. И научитесь молчать, ибо способность молчать и запоминать будет вашим первым и лучшим помощником. Если вы любите женщин, то никогда не влюбляйтесь и чаще их меняйте. Имейте в виду, что объект вашей любви может оказаться на службе в контрразведке, и тогда вы пропали…
Ему хотелось сказать еще пару слов, но в этот момент дверь открылась, и в класс вошел вестовой. С его появлением чувство тревоги усилилось. Вестовой вытянулся перед ним и отрапортовал:
— Господин майор, господин полковник просил вас срочно явиться к нему!
Эрих повернулся к классу.
— Курсант Морозов!
Молодой парень, проявлявший особые способности к разведделу, был старшим группы.
— Занятие закончено. Уведите группу в столовую.
— Слушаюсь, господин майор!
Вестовой покинул помещение, следом за ним вышел и Эрих. Шагая по коридорам школы, он пытался проанализировать свои ощущения. Он чувствовал, что конкретной опасности для него пока нет. Пока она была далека от него и связана с вызовом к начальнику школы лишь косвенно. Но Эрих был уверен в том, что именно с этого вызова и начинается череда событий, которая приведет его к ней…
Они вышли из-за деревьев и окружили его со всех сторон. Васька понял: ничего хорошего от этой встречи ждать не приходилось.
Страх выполз наружу, как змея из норы. Их было много, а Васька — один. Одному ему было не отбиться. Можно было, конечно, сдаться и жить спокойно, но он не мог пойти на это…
Из группы парней вышел Рябой и подошел к нему.
— Ну что, Васек? — его изрытое оспинами лицо расплылось в ехидной улыбочке. — Вот мы и встретились… Я тебе говорил, чтобы ты не шатался с Лизкой? Я тебя предупреждал?
Васька облизнул вдруг разом пересохшие губы.
— Предупреждал.
— И что?.. Ты меня не послушал. Так что мы с тобой будем делать?
Васька молчал, мучительно выискивая пути к отступлению. Но подручные Рябого плотным кольцом окружили его, не оставив надежды на спасение.
— Я очень не люблю, когда меня не слушают, — продолжал тем временем Рябой. — Таких я учу, чтобы другим неповадно было. Так что готовься, Васек, сейчас мы тебя будем бить!
— За что? — поинтересовался Васька. — За то, что Лиза выбрала меня?.. Так бей ты меня или не бей — это ничего не изменит. Она все равно от меня не откажется!
— Изменит, — Рябой согнал с лица улыбку, а глаза сверкнули такой злобой, что парнишке стало не по себе. — Откажешься ты, а уж я ее уломаю…
Выбор был. Можно было отказаться и жить спокойно. Или быть избитым, и не один раз пробираться домой окольными путями, избегая встреч с бандой Рябого. Но Васька представил себе лицо Лизы, ее улыбку, немножко лукавый взгляд красивых глаз… Что могло заменить минуты и часы общения с этой девушкой? Ему было так хорошо с ней…
— Нет! — решительно отказался Васька.
Рябой вздохнул, словно ему было очень жалко парнишку. На самом деле ему было глубоко наплевать на него. Он хотел добиться своей цели, для достижения которой, по его мнению, все средства были хороши.
Рябой толкнул Ваську обеими руками в грудь. Хотя парень и ожидал чего-то подобного, толчок был настолько сильным, что он отшатнулся назад. И тут же получил сильный тычок сзади, отшвырнувший его обратно. Здесь его встретил Рябой сильным ударом кулака в лицо…
Перед глазами все поплыло, а рот наполнился кровью из разбитого носа и губ. Он попытался отмахнуться, но только почувствовал тычки и удары, посыпавшиеся со всех сторон.
— Шухер! — услышал он крик одного из парней Рябого. — Кто-то едет!
— Мы еще свидимся, сучонок! — прошипел ему в лицо Рябой и швырнул на землю.
Его банда быстренько исчезла за деревьями. Из-за поворота показалась сначала лошадь, а потом и телега с восседавшим на ней отцом Лизы. Васька встал и утер рукавом рубашки лицо.
— Все в порядке? — поинтересовался Николай Петрович, останавливая лошадь и рассматривая парня.
— Полный порядок, — отозвался тот.
— Кто это тебя так?
Васька не ответил. Отец Лизы удовлетворенно кивнул, словно получил исчерпывающий ответ.
— Из-за моей Лизки, поди? Может, поговорить с Санькой?
Васька замотал головой.
— Сам разберусь.
— Ну, смотри, парень. Попробуй… Только если он хотя бы пальцем прикоснется к моей дочке, я ему руки вырву!
Николай Петрович дернул за вожжи, и телега, скрипя осями, покатилась дальше. Васька проводил его взглядом, поднял велосипед, валявшийся неподалеку, сел на него и покатил по направлению к своему дому.
К вечеру все так вымотались, что когда Свинцов объявил остановку на ночлег, солдаты просто рухнули на землю. Уставшие за день бойцы даже не поужинали. Просто лежали, уставившись на кроны деревьев, нависавшие над ними.
— Поставь кого-нибудь в караул, — обратился Свинцов к Дворянкину.
— Мошнов, заступай на пост, — вместо ответа приказал лейтенант. — Через четыре часа тебя сменит Бельский. Все! Всем спать!
Рядовой с большой неохотой поднялся с земли, прихватив автомат и, наверняка, проклиная выбор командира. Некоторое время все ворочались с боку на бок, потом все стихло. Только Мошнов неподвижно стоял, прислонившись к могучему стволу вековой сосны. А через некоторое время и у Свинцова стали путаться мысли. Он и сам не заметил, как погрузился в глубокий сон…
Арест отца Васьки многое изменило в их отношениях. Парень очень сильно переживал, ходил сам не свой. За время, прошедшее с того дня, когда его отца забрало НКВД, он сильно изменился: как-то разом повзрослел, стал замкнутее в общении со сверстниками. Ребята тоже его сторонились. Он, его лучший друг, старался выдумать любую причину, чтобы не сталкиваться с ним. И лишь одна Лиза по-прежнему крутилась рядом, не оставляя Ваську в одиночестве, чем разжигала и без того яркое пламя ревности в его сердце…
В тот роковой для Головина день к нему подошел секретарь комсомольской организации и сказал:
— Толя, сегодня состоится комсомольское собрание. Повестка дня — сын «врага народа» Василий Головин.
— А он-то тут при чем?
— Узко мыслишь, Свинцов! — совершенно серьезно ответил секретарь. — Как сын, он не мог не знать, чем занимался его отец. Сам понимаешь, мы не можем оставить этот факт без внимания. Надо сурово спросить с него, как с комсомольца, разобраться, выяснить все обстоятельства… Ты, как активный член комсомольской организации и его лучший друг, должен помочь расставить все точки в этом деле. Короче, выступишь на собрании, так что — готовься!
Секретарь хлопнул напоследок его по плечу и ушел, оставив его в раздумье. Что надо было делать, что говорить и как помочь в прояснении ситуации, он ему не сказал. Впрочем, на месте можно было сориентироваться. А пока он поспешил к Ваське с Лизой.
Они сидели в классе за партой и о чем-то тихо беседовали. Опять ревность кольнула его сердце при виде того, как близко друг к другу они находились, но он переборол себя, понимая, что надо их предупредить о собрании.
— Васька, тебя будут разбирать на собрании! — сообщил он другу.
— Знаю, — угрюмо кивнул тот. — Лиза мне уже рассказала.
— Ко мне подходил Петька Лыков, — подтвердила девушка, — сказал, что надо выступить.
— А ты?
— Я выскажу им свое мнение!
— Ребята, только не лезьте в бутылку! — попросил Толик друзей. — В жизни всякое может случиться. Разберутся, отпустят твоего отца, Васька… Я вас знаю, вы — ребята горячие. Вы все равно никому ничего не докажете, только навредите себе.
— Не пугай, Толька! — отмахнулся от него Васька. — Я уже пуганый! А отец… Я точно знаю, что он не виноват, и буду стоять на своем!
— И я молчать не буду! — присоединилась к нему Лиза.
— Ну, смотрите сами, — сдался он, видя, что убеждать их бесполезно. — Как бы не было хуже!..
На комсомольском собрании присутствовал секретарь райкома комсомола Звягинцев. В начале собрания он выступил с короткой речью, как бы вводя в курс дела собравшихся, хотя все и так знали, что произошло с отцом Васьки. Судя по его словам, Головин Иван Андреевич много лет искусно маскировался, скрывая свою истинную сущность. Но чекисты вовремя сумели разоблачить его и обезвредить, хотя при аресте тот и оказал сопротивление. Комсомольцам предстояло обсудить этот вопрос, так как среди них находился сын этого человека, комсомолец Василий Головин.
Решили выслушать в первую очередь Ваську, узнать, что он думает по этому поводу. Побледневший парень вышел вперед и повернулся к своим товарищам. Набрав в легкие побольше воздуха, он начал:
— Вот тут товарищ Звягинцев сказал о моем отце, что он — «враг народа» и искусно маскировался все это время. Мой отец родился и вырос здесь. Одним из первых вступил в партию, участвовал в создании ячейки в нашем районе. Воевал в гражданскую, лично знаком с товарищами Буденным и Ворошиловым…
— Никто не умаляет его прошлых заслуг, Головин, — перебил его Звягинцев. — Речь идет о сегодняшнем дне. На данный момент твой отец — враг Советской власти!
Толик увидел, как Васька побелел и сжал кулаки. Это состояние было ему знакомо. Парень и так был на взводе, но теперь… Должен был последовать взрыв, и он не заставил себя ждать.
— Отец никогда не был врагом Советской власти! Он — честный человек! Вы же все его хорошо знаете… Как же вы можете так говорить о нем? Он виновен не больше каждого из вас, здесь присутствующих!
— Так ты что, Головин, сомневаешься в компетентности наших органов? Хочешь сказать, они могут ошибаться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32