Кто это?! То ли наша пехота дрогнула и побежала, то ли это прорвавшие оборону немцы?! Трассер курсового пулемета срубил бегущих. Кого-то зацепило пулями, кто-то залег и продолжает ползти. А курсовой пулемет вновь и вновь выпускает им навстречу веер трассеров. Это все же противник. Значит, группа вражеских солдат все равно прорвалась к позициям танков. Они все ближе. Почти в мертвой зоне. Трассеры курсового пулемета веером мелькают над ними не задевая, а они все ползут. И наверняка готовят ручные гранаты или магнитные противотанковые мины. А танки не имеют иного пехотного прикрытия, чем то, которое сейчас сражается в своих траншеях.
— Внимание! Впереди группа солдат противника! Они уже почти в мертвой зоне! — сказал Иван по внутренней связи. — Кидаем гранаты через люк!
— Есть, гранаты через люк! — ответил механик-водитель. Послышалось: «Раз... Два...» Скрипнул люк.
«Три! Четыре!» На счет «четыре» люк захлопнулся. Впереди рванула граната Ф-1. Затем все повторилось, и рванула еще одна граната. Один из оставшихся врагов вскочил и бросился бежать. Но убежал он недалеко — разрыв еще одной «лимонки» уложил его осколками.
Бой продолжался минут сорок. Наконец стрельба начала стихать. Сквозь закрывавший речную низину дым невозможно было разглядеть, что там происходит, но, похоже, немцы отступали. Вслед отступавшим трещали пулеметы и автоматические винтовки. Постепенно стрельба стихла, бой закончился. Ночной ветер рассеял дым, и луна осветила своим холодным могильным светом место боя. Оба берега реки были изрыты воронками, кругом лежали тела убитых. Потери были огромны с обеих сторон, но немцам так и не удалось преодолеть эту небольшую речку.
Через час противник начал мощный артиллерийский обстрел, перепахивая снарядами берега реки. И опять ему ответила русская артиллерия. И вскоре вражеские батареи смолкли. Такое быстрое подавление артиллерии противника было необычно, так как звукометрическая служба работала неважно и из-за несовершенного оборудования, и из-за низкой подготовки личного состава. В области артиллерийской разведки отставание от немцев было значительным.
Когда обстрел прекратился и наступила тишина, Иван открыл люк, высунулся по пояс и выстрелил из ракетницы осветительной ракетой. Затем взял бинокль и начал осматривать противоположный берег, луг, перепаханный снарядами, и опушку далекого леса. Кроме его ракеты в небе светились еще несколько. Все ждали второй атаки и всматривались в сторону вражеских позиций. В тишине Иван уловил негромкий звук двигателей. Посмотрев вверх, он различил еле видные на фоне звездного неба темные тени самолетов. Приглядевшись, он заметил, что это бипланы — медлительные, но зато относительно тихие старички У-2, бывшие до войны мирными учебно-тренировочными и сельскохозяйственными самолетами. Судя по всему, они как раз и корректировали огонь артиллерии.
До рассвета тишину нарушали лишь хлопки ракетниц да санитарные машины, увозившие раненых. На рассвете прибыла свежая стрелковая дивизия, сменившая остатки той пехоты, что выдержала жестокий ночной бой. Немецкие войска больше не пытались атаковать. Но на рассвете вновь появились «лаптежники». За первым налетом последовал второй. И хотя зенитчики встретили врага метким огнем, налеты прекратились, лишь когда в небе появились русские истребители.
1 июля 1941 года. Левый берег Западной Двины.
Штаб 4-й танковой группы. Склонившись над картой.
Наверху грохотала канонада. После близких разрывов через щели между толстыми бревнами, из которых состоял потолок штабного убежища, сыпались струйки песка. Эрих-Фриц фон Манштейн-Левински стряхнул песок с головы, а затем с лежавшей на столе карты. Силы подчиненных ему войск, которые еще недавно были четвертой танковой группой, таяли час за часом. А ведь всего неделю назад они, сокрушая все на своем пути, шли к Новгороду и Ленинграду. Дивизия СС «Тотенкопф», получившая приказ прорвать окружение и восстановить связь с основными силами, хоть и понесла значительные потери, но прорвалась. А остальные семь дивизий, в том числе три танковые, так и остались в котле, да еще и разорванные на две части Западной Двиной, форсирование которой было только что успешно начато.
Теперь надеяться было не на что. Войска, которые несколько дней назад форсировали реку, понеся значительные потери, были вынуждены под огнем противника переправляться обратно, так как не могли удержать плацдарм. Русские подтягивали все новые и новые силы, сжимая кольцо окружения. По окруженным войскам круглосуточно била русская артиллерия. В небе постоянно кружили русские бомбардировщики. И если поначалу это были новейшие бронированные штурмовики Ил-2 и пикирующие бомбардировщики Пе-2, то теперь их уже сменили более старые машины, в основном СБ. Более современные машины и опытные летчики русским требовались на фронте, а добивать окруженные войска можно было и старыми самолетами, за штурвалами которых сидели выпускники летных училищ, получая боевую практику. Истребительного прикрытия у фон Манштейна-Левински не было, зенитных пушек почти не осталось, да и у оставшихся заканчивались снаряды.
Нехватку боеприпасов ощущали не только зенитчики, но и все окруженные войска. Топливо еще было, но не много. Вчерашняя попытка собрать ударный кулак и прорваться закончилась неудачей. Потеряв почти полсотни танков, немецкие войска продвинулись меньше, чем на пять километров. А учитывая, что русские уже были в Шауляе и Паневежесе, прорываться из окружения после вчерашней неудачи было делом гиблым. Оставалось или попытаться просачиваться небольшими группами, или — капитулировать. Генерал Манштейн-Левински стоял перед очень тяжелым выбором. Он был не из тех, кто готов сам идти на верную гибель, а сдаваться в плен тоже не хотелось. Теперь он очень жалел о том, что в первые дни войны давал приказы своим войскам о расстрелах русских офицеров и комиссаров, а также о расправах над партизанами и их семьями. Нет, генерал не был жесток, просто он очень хотел понравиться фюреру и стать фельдмаршалом. Тогда он как-то не задумывался, что рисковал получить повышение на краю могилы, а теперь жалел, боясь, что русские его вполне справедливо расстреляют как военного преступника.
— Господин генерал! — устало доложил спустившийся в убежище адъютант. — Русские сбрасывают с самолетов листовки, призывающие сдаваться.
Он протянул Манштейну лист бумаги, на котором был напечатан призыв прекращать сопротивление, складывать оружие и сдаваться. Текст был подписан неким комитетом «Свободная Германия». Манштейн понимал, что после всех тягот окружения и тем более вчерашней неудачи многие его солдаты уже сдаются, как поодиночке, так и целыми подразделениями.
— Господин генерал! — как будто угадав его мысли, сказал адъютант. — Многие начали сдаваться. У солдат нет веры в победу. Среди них идут крамольные разговоры. Они даже начали ругать фюрера. Что же делать?!
Манштейн тяжело опустился на стоявшую у стола табуретку. Наверху громыхнул взрыв. Земля вздрогнула. Опять с потолка посыпался песок, попавший генералу за шиворот. Манштейн поежился. Все было мерзко и безнадежно. Он был подавлен и зол. Плохо, что он сам отправил дивизию СС «Тотенкопф» в прорыв. Эйке смог бы поддержать дисциплину среди своих солдат. А они, в свою очередь, смогли бы террором навести порядок и в других частях окруженной группировки. Но почти половина дивизии «Тотенкопф» полегла при выходе из окружения. А сам Эйке пропал, лично полетев осматривать с воздуха маршрут выхода своих частей. По непроверенным данным, его самолет был сбит, а обгоревшее тело группенфюрера захоронено на каком-то сельском кладбище.
Манштейн поднял взгляд на адъютанта и произнес:
— Паникеров — вешать! Тех, кто будет распространять пораженческие настроения или попытается сдаться русским — вешать на месте. Вешать без суда! Я наделяю всех офицеров полномочиями полевых трибуналов. Вешать публично на видных местах, а на шеи таблички за что. Это приказ! Отправьте посыльных к командирам всех частей. С кем еще есть телефонная связь, пусть свяжутся по телефону.
— Так точно, господин генерал!
— Идите, выполняйте... — Манштейн мрачно посмотрел на карту.
Кольцо окружения сжималось. Связь с подразделениями терялась, и лишь в половине случаев виноваты были обрывы телефонного кабеля. Командиры гибли, подразделения сдавались в плен или уничтожались. Наконец, генерал решился. Он не спеша снял свой мундир, подошел к стоявшему в углу платяному шкафу и достал обычную солдатскую форму. Надев ее, он положил в нагрудный карман удостоверение личности на имя фельдфебеля артиллерии Меера Брода, в которое была вклеена его фотография. Затем генерал взял автомат МР-38, четыре запасные обоймы, пару гранат и ранец с продовольствием. Немного подумав, он связал свой генеральский мундир в узел и, прихватив и его, направился к выходу из убежища.
Штаб располагался в перелеске рядом с руинами какого-то поселка. Снаружи у выхода лежал недавно убитый близким разрывом снаряда часовой. Его напарника нигде поблизости видно не было. По-прежнему грохотали разрывы снарядов. Чуть поодаль на березах висели двое солдат с фанерными табличками на шеях «трус». Генерал осмотрелся и побежал, пригибаясь и прячась от осколков снарядов и комьев земли в воронках. Больше всего он сейчас боялся встретить не русских, а своих же. Он уже успел пожалеть об отданном приказе вешать пораженцев. Теперь и его самого могли повесить как дезертира или же просто убить свои же солдаты, обозленные этим приказом.
Где-то в паре километров трещала автоматная и пулеметная стрельба. Иногда слышались выстрелы противотанковых пушек. Значит, очередная русская атака. Атаки не были особо яростными. Встретив сопротивление, русские дальше не лезли, понимая, что окруженным войскам все равно некуда деваться. Целью таких атак было постоянно держать окруженные войска в напряжении, изматывать морально. Похоже, что русские и не собирались предпринимать окончательный штурм, рассчитывая на капитуляцию окруженных и огонь своих гаубиц.
Манштейн, прислушиваясь к звукам боя, выбирал наиболее безопасное направление на слух. Конечно, лучше было бы пробираться ночью или даже под утро. И генерал решил дождаться темноты в каком-нибудь укромном месте. Он развернул карту, чтобы посмотреть, где находятся позиции противника, и, пройдя еще километр, забрался под подбитый бронетранспортер в ожидании ночи.
Когда стемнело, Манштейн выбрался наружу. Теперь нужно было где-то закопать генеральский мундир и документы. Озираясь по сторонам, он двинулся к видневшемуся неподалеку перелеску. Но в темноте он обо что-то споткнулся и упал. Приглядевшись, генерал увидел труп какого-то офицера. Его, похоже, убило взрывом авиабомбы, оставившей неподалеку довольно большую воронку. Тело офицера особенно не пострадало, зато голову совершенно ужасно изуродовало крупным осколком. Часть черепа была вообще снесена, а все лицо превратилось в сплошное кровавое месиво. По росту и комплекции офицер был очень похож на самого Манштейна.
Манштейн развязал узел, а затем, преодолевая отвращение, раздел труп и натянул на него свой мундир. В нагрудный карман он вложил свое удостоверение, а в боковой карман пару своих писем. Теперь его явно не будут разыскивать, и, даже попав в плен к русским, есть шанс сойти за простого солдата, избежав трибунала и расстрела или даже виселицы в качестве военного преступника. Генерал встал и, вытирая измазанные в грязи и крови руки, оглядел труп. Одетый в генеральский мундир покойник лежал на открытом пространстве и был хорошо виден. Как только наступит утро и станет светло, его обнаружат и будут считать, что фон Манштейн-Левински погиб. Генерал усмехнулся и, подняв с земли автомат, зашагал в темноту.
1 июля 1941 года. Берег реки Вьюшка.
Взгляд из люка танка Т-34М.
После того как в воздухе начали господствовать русские истребители, появились пикирующие бомбардировщики Пе-2. Они прошли двумя волнами куда-то в глубь немецкой обороны. За ними на малой высоте пронеслись штурмовики Ил-2. «Илы» атаковали позиции противника на опушке видневшегося в двух километрах за рекой леса.
— Батальон, по машинам! — услышал Иван вдали крик комбата и крикнул своим экипажам: — Рота, по машинам!
По радио поступил приказ заводить моторы и двигаться через реку вслед за тяжелыми танками и пехотой. Взревели моторы тридцатьчетверок. Где-то позади загрохотали гаубичные батареи. Перед опушкой леса засверкали разрывы снарядов. Над верхушками деревьев в нескольких местах поднялись столбы черного дыма. Вероятно, горела какая-то подбитая немецкая техника.
Пехота перешла речку вброд и, пригнувшись, побежала через луг. Через брод пошли тяжелые танки КВ-1, поддерживая пехотинцев огнем. Несколько КВ-3 продолжали стоять на возвышенности и стрелять с максимальной дистанции по замаскированным в кустарнике на опушке леса немецким танкам и самоходкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Внимание! Впереди группа солдат противника! Они уже почти в мертвой зоне! — сказал Иван по внутренней связи. — Кидаем гранаты через люк!
— Есть, гранаты через люк! — ответил механик-водитель. Послышалось: «Раз... Два...» Скрипнул люк.
«Три! Четыре!» На счет «четыре» люк захлопнулся. Впереди рванула граната Ф-1. Затем все повторилось, и рванула еще одна граната. Один из оставшихся врагов вскочил и бросился бежать. Но убежал он недалеко — разрыв еще одной «лимонки» уложил его осколками.
Бой продолжался минут сорок. Наконец стрельба начала стихать. Сквозь закрывавший речную низину дым невозможно было разглядеть, что там происходит, но, похоже, немцы отступали. Вслед отступавшим трещали пулеметы и автоматические винтовки. Постепенно стрельба стихла, бой закончился. Ночной ветер рассеял дым, и луна осветила своим холодным могильным светом место боя. Оба берега реки были изрыты воронками, кругом лежали тела убитых. Потери были огромны с обеих сторон, но немцам так и не удалось преодолеть эту небольшую речку.
Через час противник начал мощный артиллерийский обстрел, перепахивая снарядами берега реки. И опять ему ответила русская артиллерия. И вскоре вражеские батареи смолкли. Такое быстрое подавление артиллерии противника было необычно, так как звукометрическая служба работала неважно и из-за несовершенного оборудования, и из-за низкой подготовки личного состава. В области артиллерийской разведки отставание от немцев было значительным.
Когда обстрел прекратился и наступила тишина, Иван открыл люк, высунулся по пояс и выстрелил из ракетницы осветительной ракетой. Затем взял бинокль и начал осматривать противоположный берег, луг, перепаханный снарядами, и опушку далекого леса. Кроме его ракеты в небе светились еще несколько. Все ждали второй атаки и всматривались в сторону вражеских позиций. В тишине Иван уловил негромкий звук двигателей. Посмотрев вверх, он различил еле видные на фоне звездного неба темные тени самолетов. Приглядевшись, он заметил, что это бипланы — медлительные, но зато относительно тихие старички У-2, бывшие до войны мирными учебно-тренировочными и сельскохозяйственными самолетами. Судя по всему, они как раз и корректировали огонь артиллерии.
До рассвета тишину нарушали лишь хлопки ракетниц да санитарные машины, увозившие раненых. На рассвете прибыла свежая стрелковая дивизия, сменившая остатки той пехоты, что выдержала жестокий ночной бой. Немецкие войска больше не пытались атаковать. Но на рассвете вновь появились «лаптежники». За первым налетом последовал второй. И хотя зенитчики встретили врага метким огнем, налеты прекратились, лишь когда в небе появились русские истребители.
1 июля 1941 года. Левый берег Западной Двины.
Штаб 4-й танковой группы. Склонившись над картой.
Наверху грохотала канонада. После близких разрывов через щели между толстыми бревнами, из которых состоял потолок штабного убежища, сыпались струйки песка. Эрих-Фриц фон Манштейн-Левински стряхнул песок с головы, а затем с лежавшей на столе карты. Силы подчиненных ему войск, которые еще недавно были четвертой танковой группой, таяли час за часом. А ведь всего неделю назад они, сокрушая все на своем пути, шли к Новгороду и Ленинграду. Дивизия СС «Тотенкопф», получившая приказ прорвать окружение и восстановить связь с основными силами, хоть и понесла значительные потери, но прорвалась. А остальные семь дивизий, в том числе три танковые, так и остались в котле, да еще и разорванные на две части Западной Двиной, форсирование которой было только что успешно начато.
Теперь надеяться было не на что. Войска, которые несколько дней назад форсировали реку, понеся значительные потери, были вынуждены под огнем противника переправляться обратно, так как не могли удержать плацдарм. Русские подтягивали все новые и новые силы, сжимая кольцо окружения. По окруженным войскам круглосуточно била русская артиллерия. В небе постоянно кружили русские бомбардировщики. И если поначалу это были новейшие бронированные штурмовики Ил-2 и пикирующие бомбардировщики Пе-2, то теперь их уже сменили более старые машины, в основном СБ. Более современные машины и опытные летчики русским требовались на фронте, а добивать окруженные войска можно было и старыми самолетами, за штурвалами которых сидели выпускники летных училищ, получая боевую практику. Истребительного прикрытия у фон Манштейна-Левински не было, зенитных пушек почти не осталось, да и у оставшихся заканчивались снаряды.
Нехватку боеприпасов ощущали не только зенитчики, но и все окруженные войска. Топливо еще было, но не много. Вчерашняя попытка собрать ударный кулак и прорваться закончилась неудачей. Потеряв почти полсотни танков, немецкие войска продвинулись меньше, чем на пять километров. А учитывая, что русские уже были в Шауляе и Паневежесе, прорываться из окружения после вчерашней неудачи было делом гиблым. Оставалось или попытаться просачиваться небольшими группами, или — капитулировать. Генерал Манштейн-Левински стоял перед очень тяжелым выбором. Он был не из тех, кто готов сам идти на верную гибель, а сдаваться в плен тоже не хотелось. Теперь он очень жалел о том, что в первые дни войны давал приказы своим войскам о расстрелах русских офицеров и комиссаров, а также о расправах над партизанами и их семьями. Нет, генерал не был жесток, просто он очень хотел понравиться фюреру и стать фельдмаршалом. Тогда он как-то не задумывался, что рисковал получить повышение на краю могилы, а теперь жалел, боясь, что русские его вполне справедливо расстреляют как военного преступника.
— Господин генерал! — устало доложил спустившийся в убежище адъютант. — Русские сбрасывают с самолетов листовки, призывающие сдаваться.
Он протянул Манштейну лист бумаги, на котором был напечатан призыв прекращать сопротивление, складывать оружие и сдаваться. Текст был подписан неким комитетом «Свободная Германия». Манштейн понимал, что после всех тягот окружения и тем более вчерашней неудачи многие его солдаты уже сдаются, как поодиночке, так и целыми подразделениями.
— Господин генерал! — как будто угадав его мысли, сказал адъютант. — Многие начали сдаваться. У солдат нет веры в победу. Среди них идут крамольные разговоры. Они даже начали ругать фюрера. Что же делать?!
Манштейн тяжело опустился на стоявшую у стола табуретку. Наверху громыхнул взрыв. Земля вздрогнула. Опять с потолка посыпался песок, попавший генералу за шиворот. Манштейн поежился. Все было мерзко и безнадежно. Он был подавлен и зол. Плохо, что он сам отправил дивизию СС «Тотенкопф» в прорыв. Эйке смог бы поддержать дисциплину среди своих солдат. А они, в свою очередь, смогли бы террором навести порядок и в других частях окруженной группировки. Но почти половина дивизии «Тотенкопф» полегла при выходе из окружения. А сам Эйке пропал, лично полетев осматривать с воздуха маршрут выхода своих частей. По непроверенным данным, его самолет был сбит, а обгоревшее тело группенфюрера захоронено на каком-то сельском кладбище.
Манштейн поднял взгляд на адъютанта и произнес:
— Паникеров — вешать! Тех, кто будет распространять пораженческие настроения или попытается сдаться русским — вешать на месте. Вешать без суда! Я наделяю всех офицеров полномочиями полевых трибуналов. Вешать публично на видных местах, а на шеи таблички за что. Это приказ! Отправьте посыльных к командирам всех частей. С кем еще есть телефонная связь, пусть свяжутся по телефону.
— Так точно, господин генерал!
— Идите, выполняйте... — Манштейн мрачно посмотрел на карту.
Кольцо окружения сжималось. Связь с подразделениями терялась, и лишь в половине случаев виноваты были обрывы телефонного кабеля. Командиры гибли, подразделения сдавались в плен или уничтожались. Наконец, генерал решился. Он не спеша снял свой мундир, подошел к стоявшему в углу платяному шкафу и достал обычную солдатскую форму. Надев ее, он положил в нагрудный карман удостоверение личности на имя фельдфебеля артиллерии Меера Брода, в которое была вклеена его фотография. Затем генерал взял автомат МР-38, четыре запасные обоймы, пару гранат и ранец с продовольствием. Немного подумав, он связал свой генеральский мундир в узел и, прихватив и его, направился к выходу из убежища.
Штаб располагался в перелеске рядом с руинами какого-то поселка. Снаружи у выхода лежал недавно убитый близким разрывом снаряда часовой. Его напарника нигде поблизости видно не было. По-прежнему грохотали разрывы снарядов. Чуть поодаль на березах висели двое солдат с фанерными табличками на шеях «трус». Генерал осмотрелся и побежал, пригибаясь и прячась от осколков снарядов и комьев земли в воронках. Больше всего он сейчас боялся встретить не русских, а своих же. Он уже успел пожалеть об отданном приказе вешать пораженцев. Теперь и его самого могли повесить как дезертира или же просто убить свои же солдаты, обозленные этим приказом.
Где-то в паре километров трещала автоматная и пулеметная стрельба. Иногда слышались выстрелы противотанковых пушек. Значит, очередная русская атака. Атаки не были особо яростными. Встретив сопротивление, русские дальше не лезли, понимая, что окруженным войскам все равно некуда деваться. Целью таких атак было постоянно держать окруженные войска в напряжении, изматывать морально. Похоже, что русские и не собирались предпринимать окончательный штурм, рассчитывая на капитуляцию окруженных и огонь своих гаубиц.
Манштейн, прислушиваясь к звукам боя, выбирал наиболее безопасное направление на слух. Конечно, лучше было бы пробираться ночью или даже под утро. И генерал решил дождаться темноты в каком-нибудь укромном месте. Он развернул карту, чтобы посмотреть, где находятся позиции противника, и, пройдя еще километр, забрался под подбитый бронетранспортер в ожидании ночи.
Когда стемнело, Манштейн выбрался наружу. Теперь нужно было где-то закопать генеральский мундир и документы. Озираясь по сторонам, он двинулся к видневшемуся неподалеку перелеску. Но в темноте он обо что-то споткнулся и упал. Приглядевшись, генерал увидел труп какого-то офицера. Его, похоже, убило взрывом авиабомбы, оставившей неподалеку довольно большую воронку. Тело офицера особенно не пострадало, зато голову совершенно ужасно изуродовало крупным осколком. Часть черепа была вообще снесена, а все лицо превратилось в сплошное кровавое месиво. По росту и комплекции офицер был очень похож на самого Манштейна.
Манштейн развязал узел, а затем, преодолевая отвращение, раздел труп и натянул на него свой мундир. В нагрудный карман он вложил свое удостоверение, а в боковой карман пару своих писем. Теперь его явно не будут разыскивать, и, даже попав в плен к русским, есть шанс сойти за простого солдата, избежав трибунала и расстрела или даже виселицы в качестве военного преступника. Генерал встал и, вытирая измазанные в грязи и крови руки, оглядел труп. Одетый в генеральский мундир покойник лежал на открытом пространстве и был хорошо виден. Как только наступит утро и станет светло, его обнаружат и будут считать, что фон Манштейн-Левински погиб. Генерал усмехнулся и, подняв с земли автомат, зашагал в темноту.
1 июля 1941 года. Берег реки Вьюшка.
Взгляд из люка танка Т-34М.
После того как в воздухе начали господствовать русские истребители, появились пикирующие бомбардировщики Пе-2. Они прошли двумя волнами куда-то в глубь немецкой обороны. За ними на малой высоте пронеслись штурмовики Ил-2. «Илы» атаковали позиции противника на опушке видневшегося в двух километрах за рекой леса.
— Батальон, по машинам! — услышал Иван вдали крик комбата и крикнул своим экипажам: — Рота, по машинам!
По радио поступил приказ заводить моторы и двигаться через реку вслед за тяжелыми танками и пехотой. Взревели моторы тридцатьчетверок. Где-то позади загрохотали гаубичные батареи. Перед опушкой леса засверкали разрывы снарядов. Над верхушками деревьев в нескольких местах поднялись столбы черного дыма. Вероятно, горела какая-то подбитая немецкая техника.
Пехота перешла речку вброд и, пригнувшись, побежала через луг. Через брод пошли тяжелые танки КВ-1, поддерживая пехотинцев огнем. Несколько КВ-3 продолжали стоять на возвышенности и стрелять с максимальной дистанции по замаскированным в кустарнике на опушке леса немецким танкам и самоходкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39