Согласно исследованиям, оказалось, что процент арийского населения в Советской России существенно выше, чем в самой Германии, — со скрытым злорадством ответил Карел. — Также на меня возложили исследование уровня нравственности русского народа. Материала было предостаточно. Несколько месяцев я сводил воедино результаты медицинских обследований славянских женщин, вывезенных в Германию. Более девяноста процентов обследованных лиц женского пола от пятнадцати до двадцати лет — девственницы. Теперь вы понимаете, почему мои дальнейшие разработки этих вопросов запретили?
Далай-лама задумчиво смотрел куда-то поверх головы штурмбаннфюрера.
Внезапно по его смуглому лицу пробежала едва уловимая тень печали, и он медленно продекламировал:
Когда постыла мне мирская суета,
и я на склонах Латши Кханг искал уединенья,
тогда Земля и небо сговорились
и бурю-вестника послали мне в союз.
Воды и воздуха стихии, с грядою мрачных туч
вступив в боренье,
Луну и Солнце поглотили...
Стихотворение можно было понимать двояко. Но Карел решил, что Воталхе весьма поэтично предсказал скорый крах Третьего рейха.
Очень хотелось, чтобы это было правдой, однако следить за мыслями тибетского мудреца — пустая трата времени. Читать меж строк майор никогда не умел.
— Мои слова удивили вас? — чуть погодя, поинтересовался далай-лама.
— Скорее встревожили.
— Что ж, похоже, я не ошибся в вас. Вы тот самый человек, который сможет все изменить... Вы вообще в курсе, что искали последние две экспедиции?
— Меня еще не успели подробно ввести в курс дела.
— Они искали Титарапари, легендарный Проклятый Вавилон, — пояснил Воталхе. — Страшное место, там расположен вход в Шамбалу. Я отговаривал руководство от этой затеи, но меня не послушали. Впрочем, как всегда.
— Вы считаете, что мифическая Шамбала действительно существует? — осторожно спросил Карел.
Далай-лама загадочно улыбнулся.
— Я открою вам маленькую тайну, но вы, скорее всего, сейчас мне не поверите. Что ж, время и только время убедит вас в этом. Шамбала не просто существует, МЫ ВСЕ В НЕЙ ЖИВЕМ...
Совершенно потрясенный майор смотрел на улыбающегося мудреца, с трудом осознавая смысл произнесенных слов.
Кто он? Кто скрывается под личиной тибетского мудреца? Друг или враг?
— Вот видите, вы мне не верите... — с глубокой скорбью вздохнул Воталхе. — Никто никогда не верит...
... Издавна существовала завораживающая сказка о том, что 30 — 40 веков назад в районе пустыни Гоби процветала великая цивилизация, но во время некой природной катастрофы погибли почти все ее представители.
А те немногие, кому удалось уцелеть, ушли в гималайские пещеры и там разделились на две группы. Одни назвали свою страну Агарти, и она стала центром мирового добра. Здесь древние мудрецы предавались созерцанию и старались не вмешиваться в земные дела. Вторые основали страну Шамбалу — центр могущества и насилия, управляющий миром, хранилище разрушительных неведомых сил, доступных лишь посвященным...
12
Большая черная птица описала круг над западной частью Берлина и медленно стала снижаться.
Нужную улицу она отыскала без труда, отлично зная карту столицы Тысячелетнего рейха.
Один из стоящих у газетного киоска эсэсовцев с интересом взглянул на небо, заметив промелькнувший черный силуэт.
— Эй, Йозеф, что ты там увидел? Английский бомбардировщик?
Эсэсовец обернулся, хмуро поглядев на улыбающегося приятеля:
— Это был тотенфогель.
Приятель помрачнел:
— Опять кого-то из наших убили. Ведь фюрер обещал, что с фронтов будут отозваны все живые...
— Тише, болван, не так громко, — зашипел Йозеф, оглядываясь на идущего по противоположной стороне улицы офицера. — А откуда «бессмертные» берутся, ты подумал?
— Так ведь...
— Вот тебе и «так ведь», если русские не убьют, так заградительные отряды постараются...
Тем временем черная птица искала нужный дом, зорко вглядываясь в здания внизу.
Вот она еще больше снизилась, подлетела к окну пятого этажа и, зависнув в воздухе, заскребла когтями по стеклу.
В комнате появилась бледная хрупкая женщина. Руки у нее дрожали, и открыть закрытое на зиму окно она смогла не сразу. Наконец шпингалеты поддались, и в комнату ворвался колкий морозный ветер.
Птица запрыгнула на подоконник и, угрожающе расставив крылья, пронзительно закричала.
Женщина испуганно отпрянула в сторону, и тут началось превращение.
Выросшая прямо из пола черная воронка полностью поглотила бьющую крыльями птицу.
Пространство у окна на несколько секунд искривилось, и вот уже посреди комнаты стоит высокий смуглый солдат в черной эсэсовской форме тотенфогеля.
— Вестник смерти, шарфюрер Вульф Хофман, — четко представился он и, раскрыв планшет, быстро пробежал глазами заполненный бланк. — Вы, Мари Шветцер, жена лейтенанта Пауля Шветцера?
Мари кивнула.
— С великим прискорбием уполномочен сообщить, что ваш муж погиб двадцать четвертого января на восточногерманской границе. Погиб во имя Третьего рейха при выполнении секретного задания. За свои заслуги перед Отечеством он посмертно награжден рыцарским Железным крестом с дубовыми ветвями и мечами. Примите мои искренние соболезнования. Германия лишилась очередного героя, но его смерть не была напрасной, фюрер не забывает своих верных солдат.
С этими словами тотенфогель торжественно вручил вздрагивающей от глухих рыданий женщине коробочку с орденом и черный матовый конверт с похоронкой.
Затем солдат щелкнул каблуками и, подойдя к окну, снова обернулся черной птицей, но Мари уже не видела этого.
Положив коробочку с наградой и конверт на комод, она, зябко ежась, вернулась в гостиную, закрыла окно, все еще не осознавая, что то, чего она больше всего боялась, сегодня произошло.
Пауль больше не вернется. Никогда.
И, главное, ведь не было никаких знамений, ничто не предвещало случившейся беды.
С самого начала войны она мысленно готовила себя к тому, что однажды он не придет, навсегда оставшись за порогом их маленькой квартиры. Пыталась представить себе, как будет жить без него, но не могла.
А ведь смерть на поле боя — это так естественно. Каждый солдат Третьего рейха мечтал умереть во имя Родины и фюрера. Но Мари, как ни силилась, этого не понимала. Как же можно стремиться умереть, даже во имя чего-то важного, когда живым ты можешь сделать намного больше, чем находясь там, где наверняка ничего нет?
Присев на край кровати, она бездумно рассматривала черное птичье перо у батареи.
Вестник смерти оставил напоминание о своем недавнем присутствии.
Лучше бы она вообще не подходила к окну, ведь сразу стало ясно: Пауль мертв.
Вестник смерти вполне мог не застать Мари дома, но тогда бы он прилетал снова и снова, пока не выполнил бы свой долг.
Это Мари знала наверняка.
Она так и не притронулась ни к награде, ни к конверту, словно ворвавшееся в ее дом горе не существовало, пока она не извлечет на свет проклятую похоронку.
Мари плохо помнила, как настал вечер; кажется, она все так же неподвижно сидела на кровати, завороженно глядя на оставшееся после птицы перо.
Когда в комнате совсем стемнело, Мари очнулась и, с отвращением подобрав перо бумажной салфеткой, выбросила его в форточку.
В полдвенадцатого ночи в квартире раздалась трель дверного звонка.
Мари еще не спала, она вообще не была уверена, что сможет сегодня уснуть. Она даже позабыла позвонить матери в Кельн, а теперь и вовсе не решалась.
Внезапно раздавшийся звонок спутал все ее мысли.
Сейчас так поздно. Кто же это может быть? Сосед? Нет, вряд ли. Тогда, может, владелец дома? В такое позднее время? Нет, тоже маловероятно.
Накинув на плечи теплую кофту, Мари пошла открывать. Сняла дверную цепочку, отодвинула щеколду замка.
На пороге стоял Пауль.
Сердце тут же оборвалось и полетело куда-то вниз.
Невредимый?
Живой!
Она хотела броситься ему на грудь, но что-то остановило ее. Пауль неподвижно стоял на пороге и, казалось, смотрел сквозь нее. Его глаза были затянуты странной мутной пленкой, вокруг залегли черные тени. Лицо было бледным или скорее серым, с темными пятнами на лбу и скулах.
Что с ним случилось?
Наверное, Пауль тяжело ранен!
Но кто отпустил его в таком состоянии из госпиталя?
Или, быть может, он сам оттуда ушел, но зачем?
Столько вопросов, и все — без ответа.
Мари взяла мужа за руку и тут же отдернула свою.
Рука Пауля была ледяной.
— Что... что с тобой случилось?.. Почему ты... молчишь?
Он по-прежнему смотрел сквозь нее, а в голове женщины крутилась одна и та же мысль, словно фраза с заезженной старой пластинки: «Тотенфогель никогда не ошибается».
Прикрыв рот ладонью, чтобы сдержать рвущийся наружу крик, Мари медленно отступила в глубь квартиры.
Пауль пошевелился и, тщательно вытерев ноги о коврик, вошел. Неуклюже повернулся, закрыл дверь, защелкнул замок.
Было видно, что некоторые движения давались ему с трудом, словно их совершал слепец. Нащупав рукой цепочку, он закрыл и ее, затем снял фуражку, стянул шинель, повесив ее на вешалку.
Мари в ужасе глядела на мужа. Только сейчас она почувствовала исходящий от него резкий запах сырой земли.
С трудом сняв сапоги, Пауль направился в ванную.
Затаившаяся в прихожей Мари подумала, что она только что сошла с ума, вернее, не только что, а в тот момент, когда услышала звонок.
«Может быть, я просто сплю, — думала она, присев на пол, — и все мне попросту снится... после ужаса, вызванного вестью о смерти... И сейчас я вижу сон, в котором Пауль пришел со мной попрощаться».
Но нет, это был не сон. В ванной комнате что-то загремело. Мари вздрогнула.
Дверь открылась. Пауль медленно вышел в прихожую и, пройдя мимо вжавшейся в угол жены, зашел на кухню.
Поднявшись на ноги, Мари кинулась к ванной комнате и, заскочив туда, захлопнула дверь, заперев ее на прочную задвижку.
Нужно было что-то делать, куда-то бежать, просить о помощи.
Страх парализовал ее. Она с трудом соображала и только теперь догадалась оглядеться.
Зеркало над умывальником было разбито. Раковина засыпана землей. На кафельном полу лежали осколки баночки из-под крема.
И вот тогда Мари закричала.
Ей показалось, что собственный крик оглушил ее.
Плевать, слышали соседи или нет, об этом она сейчас не думала. Но лучше бы они ее услышали и вызвали помощь.
Наверное, она потеряла сознание, потому что внезапно очнулась на полу. Очнулась от странного звука, будто кто-то тихо поскребся в запертую дверь ванной.
Мари напрягла слух, но ничего не услышала. За дверью никого не было, наверное, ей почудилось.
А что, если он ушел? Просто собрал вещи и ушел?
«Нужно позвонить маме и в полицию... Или нет, сперва лучше в полицию».
Скорее всего, прошло много времени, пока она лежала в беспамятстве на полу. Наверное, уже настало утро.
Прижавшись щекой к двери, Мари стала слушать.
В квартире было тихо, как и вчера, как и много пустых дней подряд, только где-то на кухне тихо капала вода.
Кухня.
Ну конечно же ведь из ванной он прошел именно туда.
Сделав над собой усилие, Мари тихонько отодвинула щеколду, слегка приоткрыла дверь. В нос ударил могильный запах сырой земли. Им пропиталась вся квартира.
Немного постояв в нерешительности и убедившись, что все спокойно, Мари осторожно вышла в прихожую, первым делом взглянув на вешалку.
Фуражка, шинель и сапоги оставались на месте.
Значит, он не ушел. Но тогда где он, что делает? Почему в квартире так тихо? Мари понимала, что ей следует зайти на кухню, но как заставить себя...
Она сделала шаг, затем еще один и еще...
На кухне горел свет, дверь была приоткрыта. Нужно всего-навсего заглянуть, и Мари заглянула.
Пауль сидел за кухонным столом совершенно неподвижно. Перед ним стояли две тарелки, лежали столовые приборы, соль, салфетки... Мутные глаза бессмысленно смотрели куда-то в стену.
Пауль ждал, когда жена наконец разложит еду. Он сам расставил тарелки, положил приборы. Все как обычно, и сейчас его совершенно не волновало, что сидит он на кухне уже несколько часов.
Мари отпрянула назад, больно ударившись локтем об угол двери.
Телефон!
Следовало немедленно позвонить. Почему она раньше этого не сделала?
В дверь квартиры настойчиво постучали.
— Фрау Шветцер, откройте! Военный контроль. Мы пришли по-поводу вашего мужа...
Вскрикнув, Мари бросилась к двери, словно боясь, что ее сейчас кто-то непременно догонит.
Как только она отперла замок, в квартиру тут же вошли эсэсовцы.
— Где он?
— На... на кухне...
— Хиль, уведите женшину...
Один из эсэсовцев бережно взял дрожащую Мари под руку и настойчиво увлек в ближайшую комнату.
— Фрау Шветцер, не беспокойтесь, мы сейчас все исправим...
Остальные прошли на кухню.
Тот, что был постарше, с петлицами «Анненэрбе», достал из кармана черный мел и нарисовал на лбу у неподвижно сидящего за столом мужчины рунический знак Дак — двойной символ власти.
— Встать! Мужчина подчинился.
— Надень свои вещи и спускайся вниз, там тебя будут ждать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37