Но скорее, женская интуиция, чувствующая правду. Пола продолжала ломать голову над выходом из положения.:.
После завтрака, оставив мужа на улице, она прошла до Пятой авеню и поймала такси до Гринвич-вилидж. Войдя в дом, поднялась на второй этаж и поздоровалась с плотником, завершающим отделку кухни. Затем направилась в кабинет Майлза и открыла стол. Там лежала рукопись романа. Подняв ее, она всмотрелась в текст. Майлз всегда помечал дату ежедневной работы, чтобы следить за прогрессом: последняя дата в рукописи указывала на первое февраля.
Полтора месяца назад. Уже полтора месяца он не работал над романом.
Так чем же он занимался в особняке?
* * *
На следующий день она закрыла магазин в десять утра и снова поехала на Шестьдесят третью улицу. Теперь ей казалось, будто она знает разгадку, и ее суть вызывала в ней отвращение. Но придется противостоять ей. Противостоять и перебороть, или же как-то приспособиться. На решительный шаг – развод – она не пойдет без крайней, нужды. Она слишком любит Майлза, чтобы покинуть его.
Но вначале ей придется убедиться.
Выйдя из такси на углу Шестьдесят третьей улицы и пройдя квартал, она приблизилась к антикварной лавке, расположенной диагонально к дому Роксанны. Лавка занимала первый этаж старого дома, и хозяйкой ее была приятная женщина с серебристо-голубыми волосами. Пола попросила разрешения побродить по магазинчику, и хозяйка улыбнулась: «Ну конечно. Смотрите, сколько угодно, а я пройду в кладовую».
Она исчезла, и Пола медленно прошлась по помещению, держась неподалеку от витрины, сквозь которую открывался прекрасный вид на особняк напротив.
Через двадцать минут перед особняком остановился «роллс-ройс» Дункана Эли. За рулем в шоферской униформе сидел Беннет.
Вскоре открылась парадная дверь, и из дома вышла Роксанна де Ланкрэ. На ней была темная норковая шуба, а в руке – сумка из крокодиловой кожи. Она сошла вниз, к машине. Беннет распахнул заднюю дверцу, и она влезла внутрь. Затем он сел за руль, и машина тронулась.
– Вы что-нибудь выбрали? – спросила Полу хозяйка.
– Нет… Спасибо. До свидания.
– До свидания.
Покинув магазин, Пола перешла через улицу. Глаза ее наполнились слезами – это были слезы гнева, боли и разочарования. Она пыталась сдержать их. Теперь она поняла, почему Майлз не позволил ей заглянуть в холодильник. Ведь тот не был пуст, а скорее всего, полон. Настолько, насколько это бывает, когда владелец находится дома, а вовсе не на Ямайке.
Она поднялась по ступеням особняка. И снова услышала, как в доме играет Дункан Эли, на этот раз фугу из «Хорошо темперированного клавира» – живую, ясную и сухую, словно качественный мартини.
Она позвонила. Музыка прекратилась. Через минуту Майлз открыл дверь.
Его удивление казалось искренним.
– Поли!
Она вошла. Он закрыл дверь и посмотрел на нее.
– Что случилось?
Она поднялась в гостиную. Он прошел следом, закрывая за ними двойные двери.
– Ты чем-то озабочена?
Оглядев большую комнату, она повернулась к нему.
– Майлз, почему ты лгал мне?
– Лгал?
– Пожалуйста, не притворяйся невинным мальчиком. Ты обо всем уговорился с Роксанной, не так ли? Весь этот трюк с переделкой кухни, чтобы найти повод уйти из дома, ее появление в «Гранадос», чтобы передать тебе ключи от особняка…
– О чем это ты?
– Майлз, я не дура? Роксанна не на Ямайке. Она вообще там не появлялась и не собиралась этого делать. Она все время была здесь! Здесь, с тобой, в то время, как бедная глупая Поли сидит дома…
– Роксанна находится в Раунд Хилле!
– Майлз, я только что видела, как она покинула дом. Поэтому перестань!
Он подошел к встроенному бару и налил себе виски. Потом спокойно заговорил:
– Ну хорошо, она здесь была. И мы договаривались об этом. Но я не спал с нею, что бы ты не думала.
– Именно об этом я и думала.
– И была не права.
На миг она едва не поверила. Ей хотелось довериться ему.
– Так что же происходит? Ты совершенно не работаешь над романом. Я проверяла: последняя запись была сделана шесть недель назад…
– Хочешь шерри?
– Нет. Тебе не следует пить среди белого дня, особенно виски. Или это входит в программу ежедневных оргий? Он облокотился о рояль.
– Единственная действующая оргия – это оргия музыкальных занятий.
– Занятий? О, брось. Может, я и глупа, но не слабоумна!
– Это правда. Я упражняюсь. Гаммы. Этюды Черни.
Бах. Шопен. Шесть часов, ежедневно.
– Но зачем?
– Поли, у меня дебют в Карнеги-холле через полтора месяца. Его организовал для меня Розен. Он стал моим менеджером.
Она села.
– Дебют?
– Да. Дебют нового Майлза Кларксона. Он пересек комнату и присел перед ней на корточки, взяв ее за руку.
– Поли, ты знаешь, что рояль – моя первая любовь. И был ею всегда. Что ж, я бросил ее, после того как с позором провалился. Но Дункан дал мне новую надежду – нет, черт побери, больше того! Он дал деньги. Помнишь, о чем сказано в завещании? Он надеялся, что я использую пятьдесят тысяч для музыкальной карьеры. Полагаю, я обязан попытаться – ради него. Роксанна и Филип считают так же. Я сказал им, что не хочу, чтобы ты узнала об этом раньше времени. Вот почему мы и задумали весь этот план, позволяющий мне уйти из дома и заниматься втайне от тебя. Что ж, ты все узнала. Но это не имеет значения, Поли, потому что теперь я уверен в себе. Я полностью оправдал надежды Дункана! Думаю, что выступлю в Карнеги прекрасно – с таким менеджером, как Филип, и с Роксанной, с ее полезными связями. Я сделаю большую карьеру и смогу быть вторым Дунканом Эли. И жить той же волнующей жизнью, что и он, – вместе с тобой. Я изучал его записи, штудировал партитуры, короче, проник в его стиль, Поли, и добился успеха…
Он поднялся и посмотрел на нее сверху вниз. Лицо его не выражало ни мольбы, ни вызова. Но в нем были огромная воля и решительность.
– Это Большая Тайна. Теперь ты ее знаешь и, надеюсь, будешь моей союзницей. Не думай бороться со мной, Поли. Я намерен попытаться. Упаду лицом в грязь – пусть так. Но никто не удержит меня от попытки…
Она помолчала, чувствуя облегчение от того, что он рассказал обо всем честно – и рассказ выглядел правдивым, и от того, что не спит с Роксанной – ведь он утверждает это. Но все же она не могла поверить, что Майлз всерьез думает начать концертную карьеру в тридцать два года.
– А что случится, если ты упадешь лицом в грязь? – спокойно спросила она.
– Тогда можно будет вернуться к роману, да и что тут терять? Лишь два-три месяца времени и расходы на дебют. Но я не упаду. Вот послушай.
Он уселся за «Стенвэй». Она видела, как он всматривается в клавиатуру, совсем в духе Дункана Эли. Затем атакует ее. Это была третья часть ля-мажорной сонаты Шуберта, той самой, которую исполнял в тот давнишний вечер Дункан. С первых же тактов ясно чувствовалось, что Майлз уже не был сырым новичком. Он играл великолепным звуком, с безупречной техникой; параллельные пассажи поражали ослепительной скоростью, элегантная побочная тема бурлила очарованием и утонченностью, а музыкальная концепция была блестящей. Пола, оглушенная этим великолепием, на миг закрыла глаза. То, что она слышала было копией игры Дункана Эли.
Это продолжалось полтора часа.
Он исполнил две прелюдии и фугу Баха. Затем – сонату для рожка Моцарта, скерцо № 1 Шопена, вторую рапсодию Брамса и токкату Хачатуряна. Он закончил исключительно сложным этюдом Паганини-Листа «Ла Кампанелла».
Затем поднялся, потирая ладони.
– Итак, что ты на это скажешь?
Она была испугана. Ей не хотелось, чтобы он это заметил, и высказала свое одобрение: если хочет, пусть дебютирует – она не возражает. И посодействует ему всем, чем может…
Казалось, он почувствовал облегчение и заметил, что в этом случае он не видит препятствий тому, чтобы продолжать занятия дома, как только отремонтируют кухню. Она согласилась, поцеловала его и покинула особняк.
Выйдя на улицу, Пола глубоко вдохнула свежий воздух.
«Это невозможно, – думала она, направляясь в Пятой авеню. – Никто не способен настолько продвинуться за несколько недель. Никто. Особенно Майлз. Он не занимался по-настоящему уже несколько лет и даже в те годы не был так хорош. Это невозможно. Я этому не верю».
И все же слышала это собственными ушами!
Слышала его или Дункана Эли?
Может, он сыграл со мной шутку? Поставил на магнитофон записи Дункана и притворился играющим, синхронизируя пальцы со звуком, подобно дублирующим фильм актерам. Но какой в этом смысл? Впрочем, он не мог этого сделать. Я видела его пальцы: они работали. Никаких записей не было.
Но он не мог играть столь, хорошо! А что если играл не он…не Майлз… но кто же? Боже, скажи мне – кто?
Пола была слишком выведена из равновесия, чтобы возвращаться в магазин, и поэтому, придя домой, улеглась в постель. Наверху стучали плотницкие молотки, и звук эхом разносился по дому. Она попыталась заблокировать мозг от шума, мешающего думать.
Поверила ли она Майлзу, что в особняке не происходило ничего, кроме занятий? Или подозревает, что он спал с Роксанной? Она вспомнила свои мучения перед смертью Дункана Эли и свою уверенность в том, что Роксанна охотится за Майлзом. Неужели целью этой охоты был только его музыкальный талант и ее муж не увлечен этой красавицей, а всего лишь интересуется ее способностью помочь ему в концертной карьере?
Впрочем, насчет этой карьеры: как ему удалось добиться таких успехов столь быстро? Его игра казалась чудом, но Пола не верила в чудеса.
Она просто не знала, чему верить.
Но не сомневалась в одном – в том, что Майлз изменился. До сих пор она находила объяснения всем подмеченным в нем странностям. Но оправдать его поразительные успехи в игре она не смогла.
Пола попыталась вспомнить, что когда же она впервые заметила в нем перемены, найти тот миг, когда он «переключился на другой канал». Это случилось до поездки на Бермуды. Может после того, как узнал о наследстве? Нет, еще раньше?
И она вспомнила.
Это произошло в ночь смерти Дункана Эли.
Именно тогда Майлз вернулся из особняка Эли, а она смотрела позднее телевизионное шоу. Пола мысленно восстановила последовательность событий.
Он вошел в спальню и присел на краешек кровати с рассказом о том, что ему пришлось подождать, пока не приехали за телом Дункана. Потом она спросила что-то насчет ужина – не был ли он голоден… а он ответил, что вначале предпочел бы заняться любовью. И начал раздеваться… Да, она вспомнила. Он не выключил свет – вот оно! Раньше никогда не оставлял в эти минуты свет, – но на этот раз оставил. И их близость была другой, яростнее и злее. А затем он объявил, что бросает курение – теперь она вспоминает! И еще он сказал нечто странное, кажется:
«Пола, мне нравится твое тело» или что-то похожее… Как будто их близость была для него первой!
А затем… Да, в ту ночь он впервые заснул, не повернувшись на правый бок…
Майлз начал меняться с той ночи, когда умер Дункан Эли.
Но что это означало? И чем могло обернуться? Неужели его преследует призрак пианиста? Или же Дункан загипнотизировал его?
Перекатившись на живот. Пола зарылась лицом в белое покрывало. Она не понимала. Это походило на взгляд сквозь густой туман, когда можно различить лишь слабые контуры предмета, но неясно, что это – корабль или айсберг. Действительно, айсберг: лишь десятая часть над водой, остальное скрыто. Майлз виден на одну десятую, тот, обычный Майлз с его дружеской улыбкой. Но что прячется от взора? Майлз, вдруг заигравший, как Дункан Эли?
Как Дункан Эли!
Она не верила в трансмиграцию душ, но внутренне согласилась, что Майлз каким-то образом стал Дунканом в ночь, когда тот умер. Словно душа пианиста вселилась в тело Майлза. Это было единственным логическим объяснением «новому» Майлзу с его совершенно чужими привычками, странной забывчивостью, утроенной сексуальной энергией и способностью исполнять сложнейшие фортепианные пьесы на мастерском уровне.
Но конечно, это не было логическим объяснением. Напротив, совершенно алогическим.
Незаметно для себя Пола тихонько заплакала. Она совсем запуталась и более того, она боялась. Боялась, потому что не знала, где находится источник, внушающий страх.
Что-то громко засопело у кровати. Она перекатилась на край и глянула вниз. На полу, высунув язык, лежал Робин. Пес тяжело дышал и не сводил с нее глаз.
По коже забегали мурашки. Ей хотелось завопить. И убить Робина. Она желала возвращения Майлза – ее Майлза, пусть рассеянного и ленивого, но такого родного, в отличие от нового, в мысли которого не проникнуть. И зачем только она узнала Дункана вместе с Роксанной и этим проклятым псом Робином. Она с радостью вернула бы пятьдесят тысяч долларов, лишь бы можно было стереть все случившееся за последние месяцы, начиная с того утра, когда Эли позвонил насчет интервью. Пятьдесят тысяч долларов.. Рояль… Партитуры… Если бы Дункан Эли знал, что он станет Майлзом Кларксоном, то разве не завещал бы ему часть денег?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
После завтрака, оставив мужа на улице, она прошла до Пятой авеню и поймала такси до Гринвич-вилидж. Войдя в дом, поднялась на второй этаж и поздоровалась с плотником, завершающим отделку кухни. Затем направилась в кабинет Майлза и открыла стол. Там лежала рукопись романа. Подняв ее, она всмотрелась в текст. Майлз всегда помечал дату ежедневной работы, чтобы следить за прогрессом: последняя дата в рукописи указывала на первое февраля.
Полтора месяца назад. Уже полтора месяца он не работал над романом.
Так чем же он занимался в особняке?
* * *
На следующий день она закрыла магазин в десять утра и снова поехала на Шестьдесят третью улицу. Теперь ей казалось, будто она знает разгадку, и ее суть вызывала в ней отвращение. Но придется противостоять ей. Противостоять и перебороть, или же как-то приспособиться. На решительный шаг – развод – она не пойдет без крайней, нужды. Она слишком любит Майлза, чтобы покинуть его.
Но вначале ей придется убедиться.
Выйдя из такси на углу Шестьдесят третьей улицы и пройдя квартал, она приблизилась к антикварной лавке, расположенной диагонально к дому Роксанны. Лавка занимала первый этаж старого дома, и хозяйкой ее была приятная женщина с серебристо-голубыми волосами. Пола попросила разрешения побродить по магазинчику, и хозяйка улыбнулась: «Ну конечно. Смотрите, сколько угодно, а я пройду в кладовую».
Она исчезла, и Пола медленно прошлась по помещению, держась неподалеку от витрины, сквозь которую открывался прекрасный вид на особняк напротив.
Через двадцать минут перед особняком остановился «роллс-ройс» Дункана Эли. За рулем в шоферской униформе сидел Беннет.
Вскоре открылась парадная дверь, и из дома вышла Роксанна де Ланкрэ. На ней была темная норковая шуба, а в руке – сумка из крокодиловой кожи. Она сошла вниз, к машине. Беннет распахнул заднюю дверцу, и она влезла внутрь. Затем он сел за руль, и машина тронулась.
– Вы что-нибудь выбрали? – спросила Полу хозяйка.
– Нет… Спасибо. До свидания.
– До свидания.
Покинув магазин, Пола перешла через улицу. Глаза ее наполнились слезами – это были слезы гнева, боли и разочарования. Она пыталась сдержать их. Теперь она поняла, почему Майлз не позволил ей заглянуть в холодильник. Ведь тот не был пуст, а скорее всего, полон. Настолько, насколько это бывает, когда владелец находится дома, а вовсе не на Ямайке.
Она поднялась по ступеням особняка. И снова услышала, как в доме играет Дункан Эли, на этот раз фугу из «Хорошо темперированного клавира» – живую, ясную и сухую, словно качественный мартини.
Она позвонила. Музыка прекратилась. Через минуту Майлз открыл дверь.
Его удивление казалось искренним.
– Поли!
Она вошла. Он закрыл дверь и посмотрел на нее.
– Что случилось?
Она поднялась в гостиную. Он прошел следом, закрывая за ними двойные двери.
– Ты чем-то озабочена?
Оглядев большую комнату, она повернулась к нему.
– Майлз, почему ты лгал мне?
– Лгал?
– Пожалуйста, не притворяйся невинным мальчиком. Ты обо всем уговорился с Роксанной, не так ли? Весь этот трюк с переделкой кухни, чтобы найти повод уйти из дома, ее появление в «Гранадос», чтобы передать тебе ключи от особняка…
– О чем это ты?
– Майлз, я не дура? Роксанна не на Ямайке. Она вообще там не появлялась и не собиралась этого делать. Она все время была здесь! Здесь, с тобой, в то время, как бедная глупая Поли сидит дома…
– Роксанна находится в Раунд Хилле!
– Майлз, я только что видела, как она покинула дом. Поэтому перестань!
Он подошел к встроенному бару и налил себе виски. Потом спокойно заговорил:
– Ну хорошо, она здесь была. И мы договаривались об этом. Но я не спал с нею, что бы ты не думала.
– Именно об этом я и думала.
– И была не права.
На миг она едва не поверила. Ей хотелось довериться ему.
– Так что же происходит? Ты совершенно не работаешь над романом. Я проверяла: последняя запись была сделана шесть недель назад…
– Хочешь шерри?
– Нет. Тебе не следует пить среди белого дня, особенно виски. Или это входит в программу ежедневных оргий? Он облокотился о рояль.
– Единственная действующая оргия – это оргия музыкальных занятий.
– Занятий? О, брось. Может, я и глупа, но не слабоумна!
– Это правда. Я упражняюсь. Гаммы. Этюды Черни.
Бах. Шопен. Шесть часов, ежедневно.
– Но зачем?
– Поли, у меня дебют в Карнеги-холле через полтора месяца. Его организовал для меня Розен. Он стал моим менеджером.
Она села.
– Дебют?
– Да. Дебют нового Майлза Кларксона. Он пересек комнату и присел перед ней на корточки, взяв ее за руку.
– Поли, ты знаешь, что рояль – моя первая любовь. И был ею всегда. Что ж, я бросил ее, после того как с позором провалился. Но Дункан дал мне новую надежду – нет, черт побери, больше того! Он дал деньги. Помнишь, о чем сказано в завещании? Он надеялся, что я использую пятьдесят тысяч для музыкальной карьеры. Полагаю, я обязан попытаться – ради него. Роксанна и Филип считают так же. Я сказал им, что не хочу, чтобы ты узнала об этом раньше времени. Вот почему мы и задумали весь этот план, позволяющий мне уйти из дома и заниматься втайне от тебя. Что ж, ты все узнала. Но это не имеет значения, Поли, потому что теперь я уверен в себе. Я полностью оправдал надежды Дункана! Думаю, что выступлю в Карнеги прекрасно – с таким менеджером, как Филип, и с Роксанной, с ее полезными связями. Я сделаю большую карьеру и смогу быть вторым Дунканом Эли. И жить той же волнующей жизнью, что и он, – вместе с тобой. Я изучал его записи, штудировал партитуры, короче, проник в его стиль, Поли, и добился успеха…
Он поднялся и посмотрел на нее сверху вниз. Лицо его не выражало ни мольбы, ни вызова. Но в нем были огромная воля и решительность.
– Это Большая Тайна. Теперь ты ее знаешь и, надеюсь, будешь моей союзницей. Не думай бороться со мной, Поли. Я намерен попытаться. Упаду лицом в грязь – пусть так. Но никто не удержит меня от попытки…
Она помолчала, чувствуя облегчение от того, что он рассказал обо всем честно – и рассказ выглядел правдивым, и от того, что не спит с Роксанной – ведь он утверждает это. Но все же она не могла поверить, что Майлз всерьез думает начать концертную карьеру в тридцать два года.
– А что случится, если ты упадешь лицом в грязь? – спокойно спросила она.
– Тогда можно будет вернуться к роману, да и что тут терять? Лишь два-три месяца времени и расходы на дебют. Но я не упаду. Вот послушай.
Он уселся за «Стенвэй». Она видела, как он всматривается в клавиатуру, совсем в духе Дункана Эли. Затем атакует ее. Это была третья часть ля-мажорной сонаты Шуберта, той самой, которую исполнял в тот давнишний вечер Дункан. С первых же тактов ясно чувствовалось, что Майлз уже не был сырым новичком. Он играл великолепным звуком, с безупречной техникой; параллельные пассажи поражали ослепительной скоростью, элегантная побочная тема бурлила очарованием и утонченностью, а музыкальная концепция была блестящей. Пола, оглушенная этим великолепием, на миг закрыла глаза. То, что она слышала было копией игры Дункана Эли.
Это продолжалось полтора часа.
Он исполнил две прелюдии и фугу Баха. Затем – сонату для рожка Моцарта, скерцо № 1 Шопена, вторую рапсодию Брамса и токкату Хачатуряна. Он закончил исключительно сложным этюдом Паганини-Листа «Ла Кампанелла».
Затем поднялся, потирая ладони.
– Итак, что ты на это скажешь?
Она была испугана. Ей не хотелось, чтобы он это заметил, и высказала свое одобрение: если хочет, пусть дебютирует – она не возражает. И посодействует ему всем, чем может…
Казалось, он почувствовал облегчение и заметил, что в этом случае он не видит препятствий тому, чтобы продолжать занятия дома, как только отремонтируют кухню. Она согласилась, поцеловала его и покинула особняк.
Выйдя на улицу, Пола глубоко вдохнула свежий воздух.
«Это невозможно, – думала она, направляясь в Пятой авеню. – Никто не способен настолько продвинуться за несколько недель. Никто. Особенно Майлз. Он не занимался по-настоящему уже несколько лет и даже в те годы не был так хорош. Это невозможно. Я этому не верю».
И все же слышала это собственными ушами!
Слышала его или Дункана Эли?
Может, он сыграл со мной шутку? Поставил на магнитофон записи Дункана и притворился играющим, синхронизируя пальцы со звуком, подобно дублирующим фильм актерам. Но какой в этом смысл? Впрочем, он не мог этого сделать. Я видела его пальцы: они работали. Никаких записей не было.
Но он не мог играть столь, хорошо! А что если играл не он…не Майлз… но кто же? Боже, скажи мне – кто?
Пола была слишком выведена из равновесия, чтобы возвращаться в магазин, и поэтому, придя домой, улеглась в постель. Наверху стучали плотницкие молотки, и звук эхом разносился по дому. Она попыталась заблокировать мозг от шума, мешающего думать.
Поверила ли она Майлзу, что в особняке не происходило ничего, кроме занятий? Или подозревает, что он спал с Роксанной? Она вспомнила свои мучения перед смертью Дункана Эли и свою уверенность в том, что Роксанна охотится за Майлзом. Неужели целью этой охоты был только его музыкальный талант и ее муж не увлечен этой красавицей, а всего лишь интересуется ее способностью помочь ему в концертной карьере?
Впрочем, насчет этой карьеры: как ему удалось добиться таких успехов столь быстро? Его игра казалась чудом, но Пола не верила в чудеса.
Она просто не знала, чему верить.
Но не сомневалась в одном – в том, что Майлз изменился. До сих пор она находила объяснения всем подмеченным в нем странностям. Но оправдать его поразительные успехи в игре она не смогла.
Пола попыталась вспомнить, что когда же она впервые заметила в нем перемены, найти тот миг, когда он «переключился на другой канал». Это случилось до поездки на Бермуды. Может после того, как узнал о наследстве? Нет, еще раньше?
И она вспомнила.
Это произошло в ночь смерти Дункана Эли.
Именно тогда Майлз вернулся из особняка Эли, а она смотрела позднее телевизионное шоу. Пола мысленно восстановила последовательность событий.
Он вошел в спальню и присел на краешек кровати с рассказом о том, что ему пришлось подождать, пока не приехали за телом Дункана. Потом она спросила что-то насчет ужина – не был ли он голоден… а он ответил, что вначале предпочел бы заняться любовью. И начал раздеваться… Да, она вспомнила. Он не выключил свет – вот оно! Раньше никогда не оставлял в эти минуты свет, – но на этот раз оставил. И их близость была другой, яростнее и злее. А затем он объявил, что бросает курение – теперь она вспоминает! И еще он сказал нечто странное, кажется:
«Пола, мне нравится твое тело» или что-то похожее… Как будто их близость была для него первой!
А затем… Да, в ту ночь он впервые заснул, не повернувшись на правый бок…
Майлз начал меняться с той ночи, когда умер Дункан Эли.
Но что это означало? И чем могло обернуться? Неужели его преследует призрак пианиста? Или же Дункан загипнотизировал его?
Перекатившись на живот. Пола зарылась лицом в белое покрывало. Она не понимала. Это походило на взгляд сквозь густой туман, когда можно различить лишь слабые контуры предмета, но неясно, что это – корабль или айсберг. Действительно, айсберг: лишь десятая часть над водой, остальное скрыто. Майлз виден на одну десятую, тот, обычный Майлз с его дружеской улыбкой. Но что прячется от взора? Майлз, вдруг заигравший, как Дункан Эли?
Как Дункан Эли!
Она не верила в трансмиграцию душ, но внутренне согласилась, что Майлз каким-то образом стал Дунканом в ночь, когда тот умер. Словно душа пианиста вселилась в тело Майлза. Это было единственным логическим объяснением «новому» Майлзу с его совершенно чужими привычками, странной забывчивостью, утроенной сексуальной энергией и способностью исполнять сложнейшие фортепианные пьесы на мастерском уровне.
Но конечно, это не было логическим объяснением. Напротив, совершенно алогическим.
Незаметно для себя Пола тихонько заплакала. Она совсем запуталась и более того, она боялась. Боялась, потому что не знала, где находится источник, внушающий страх.
Что-то громко засопело у кровати. Она перекатилась на край и глянула вниз. На полу, высунув язык, лежал Робин. Пес тяжело дышал и не сводил с нее глаз.
По коже забегали мурашки. Ей хотелось завопить. И убить Робина. Она желала возвращения Майлза – ее Майлза, пусть рассеянного и ленивого, но такого родного, в отличие от нового, в мысли которого не проникнуть. И зачем только она узнала Дункана вместе с Роксанной и этим проклятым псом Робином. Она с радостью вернула бы пятьдесят тысяч долларов, лишь бы можно было стереть все случившееся за последние месяцы, начиная с того утра, когда Эли позвонил насчет интервью. Пятьдесят тысяч долларов.. Рояль… Партитуры… Если бы Дункан Эли знал, что он станет Майлзом Кларксоном, то разве не завещал бы ему часть денег?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25