Брюки ее мгновенно намокли. Посейдон метнулся к ящику, схватил его и выпрямился, напряженно оглядываясь вокруг.
Его фигуру отметили на берегу. И ящик отметили, равно как и то, что сей предмет явно представлял для «Сажина» большую ценность.
Ваффензее лежал, изрыгая довольно бесхитростную немецкую брань. Флинт, не спрашивая дозволения, ударил его вторично – хорошо бы ногой, но мешали ласты, и пришлось наклониться. Изо рта Ваффензее хлынула кровь, и он заругался еще исступленнее.
– Добавь, разрешаю, – буркнул Каретников, и Флинт с удовольствием воспользовался этим бонусом.
– За меня тоже, – попросил Магеллан. – А лучше подтащи меня к нему...
Посейдон демонстративно отвернулся, чтобы не участвовать в экзекуции. Ребятам надо выпустить пар. Они потеряли товарища – возможно, двоих, считая Торпеду, а то и троих, считая Чайку. Каретников сильно сомневался в возможности оказать ей квалифицированную помощь в здешних условиях. Хотя в обители имелось все, что требовалось для помощи неотложной.
– Зосима, – вдруг произнес Магеллан.
– Что – Зосима? – Посейдон непонимающе повернулся к нему.
– Он больше не появлялся. Ведь мы поручили ему следить... и он уже нам помог, сообщил про Маркса...
«Четыре», – автоматически подумал Каретников.
Он не ошибся и ошибся одновременно. К тому моменту Зосимы уже не было в живых, но немцы не имели отношения к его смерти.
* * *
Зосиму убил... Гладилин.
Очередное убийство далось ему еще легче предыдущих. Если так пойдет дело, он будет щелкать неугодных, как семечки.
Монах, единожды пообещавший сотрудничать, уже не смог пойти на попятную. Он долго молился в своей келье, вопрошая Спасителя о правильности своего решения – очевидно, ему был послан некий знак. Во всяком случае, Зосима покинул келью в большей уверенности и крепче духом, чем когда входил в нее.
Он приступил к слежке поздним вечером, когда освободился от прочих дел, в том числе скорбных, сопряженных с гибелью Артемия. Следить оказалось не за кем: немцы не появлялись. В гостиницу Зосима не пошел.
Он не отступился от задуманного и принялся бездумно обследовать остров, не исключая возможности стать свидетелем чего-либо нежелательного. Такая возможность ему вскоре представилась, хотя сам инок не успел понять, что видит нежелательное. Он и увидеть тоже не успел: тень метнулась к нему, полагая себя обнаруженной, и все дальнейшее было делом нескольких секунд. Зосима не только не обладал навыками рукопашного боя, он был не в состоянии оказать и простейшего сопротивления; он умер сразу.
Гладилин сделал это еще по пути к причалу. Капитан шел лесом, и туда же на беду занесло монаха-следопыта. Убивать его, невзирая на эти подозрительные обстоятельства, не было никакого смысла, но здравый смысл давно изменил Гладилину. На то, чтобы оправиться от содеянного, у него ушло совсем немного времени, и вскоре он продолжил свой путь.
Выйдя к берегу, капитан залег в укрытии и принялся наблюдать за катером. Там явно что-то происходило. В освещенной рубке виднелся силуэт немецкого туриста – Гладилин не знал его фамилии, но именно этот фриц давал ему непосредственные инструкции. Фриц стоял и о чем-то разглагольствовал, его собеседников не было видно. Капитан терпеливо ждал. Потом он заметил движение на корме: появился какой-то вооруженный хрен в гидрокостюме.
«Хорошо бы они перебили друг дружку», – подумал Гладилин.
Его желание было услышано – возможно, самим Преподобным Арсением. Высшие силы нередко выполняют просьбы разных мерзавцев, впоследствии оборачивая дело ко всеобщему благу – к несчастью, многие заслуживающие этого блага не успевают до него дожить и так и остаются в неведении, что все было к лучшему. На катере началась потасовка. Человек-лягушка ударил фрица, а еще один тип, до сих пор остававшийся вне поля зрения, выпрыгнул и, похоже, сбил с ног кого-то еще. После этого появился проклятый Сажин.
Гладилин стиснул зубы: спецназ одерживал верх, а значит – плохи его личные дела. Очень плохи. Сажин вертел в руках какой-то предмет, подобранный с пола, и обращался с ним как с великой драгоценностью. Капитан мгновенно пересмотрел уже сложившийся план: неизвестная штуковина могла быть использована для торга. Она куда компактнее того, из-за чего он собирался торговаться первоначально. Однако не исключает этого первого, просто в определенный момент произойдет замена. Ему же нужны какие-то гарантии.
Конечно, могло оказаться, что предмет не имеет предполагаемого большого значения, но капитан чувствовал, что это не так. Его хозяев интересовал эсминец – из их скупых слов он заключил, что там находится нечто, подлежащее умыканию. Он особо интересовался вероятностью взрывов и прочих диверсий, и ему клятвенно обещали, что никаких разрушений не будет. Может быть, врали, но он поверил. Уничтожить эсминец можно было, как он понимал, намного проще и не заваривать ради этого такую канитель. Забрать с него что-то и исчезнуть – дело другое.
Если предмет окажется в его собственности, то можно попробовать ставить условия и этим, и тем. Можно даже срубить денег, хотя сохранность собственной шкуры стояла на первом месте, а деньги всегда подвергают эту сохранность дополнительному сомнению.
Так, выходят!..
Сажин тащит немца, и тот идет с великим трудом. Похоже, ему здорово досталось. Двое других волокут очкарика – это ихний, ботаник-интеллигент. У тихони, по всей вероятности, прострелена нога.
А где остальные трое?
Впрочем, не так уж важно...
Пятясь ползком, капитан углубился обратно в заросли; затем выпрямился и быстро побежал к жилым постройкам. Нельзя, чтобы эти люди вызвали подкрепление. Они, ясное дело, спецы и асы, так что большой разницы нет – десятком больше, десятком меньше, но все же, все же. Однако они могут связаться и прямо сейчас, на марше, и тут уже ничего не поделаешь...
Выкинув пораженческие мысли из головы, Гладилин прибавил ходу.
* * *
– Пока мы идем, мне хотелось бы получить от вас некоторые сведения, герр Ваффензее, – обратился к пленнику Посейдон. – Скоротаем время за обоюдно полезной беседой.
Клаус угрюмо молчал, боль то и дело заставляла его морщиться.
– Первый вопрос: что в ящике? – продолжил Каретников, не обращая внимания на молчание.
– Откройте и узнаете, – огрызнулся тот.
– Вы напрасно упрямитесь. Вам все равно развяжут язык, в нашем арсенале хватает подходящих средств. Вы немного недопонимаете свое положение. Сейчас у нас с вами дружеский разговор. Взаимовыгодный, повторяю. Официально допрашивать вас будут не здесь – этим займутся другие люди. Мною же просто движет обыденный интерес – Он подумал о своих негласных обязательствах перед Маэстро. – Обстановка неформальная. И мне ничего не стоит рассердиться и переломать вам кости. То есть чисто по-человечески обидеться. Итак, я повторяю вопрос: что в ящике? Третьей попытки не будет.
– Я не знаю, – ответил Ваффензее после паузы. – Слово офицера. Мне строго-настрого запрещено знакомиться с содержимым. Мне только известно, что там находится нечто исключительно опасное.
– Допустим, хотя я вам не верю. Хорошо. Зайдем с другого конца: зачем ваша контора ликвидировала российского гражданина Сергея Остапенко?
Посейдон знал, что не имеет полномочий вести этот допрос. Скорее всего, ему придется туго, если этот факт вскроется. Но он не любил действовать втемную.
К его тревоге, лицо Ваффензее выразило недоумение, которое показалось Посейдону весьма натуральным.
– Остапенко? – озадаченно переспросил немец. И высокомерно добавил: – Я знать не знаю никакого Остапенко.
– Я освежу вам память. Некоторое время назад этот человек был убит в собственном доме, после пыток. Незадолго до этого ликвидировали его лечащего врача и двух медсестер – свидетелей, как я понимаю. Очевидно, и сам Остапенко являлся свидетелем. Я хочу выяснить – свидетелем чего.
– Вы несете какую-то околесицу, – сказал Ваффензее, с трудом шагая по тропе. – Наша группа прибыла на остров, не заезжая более никуда и не имея ни времени, ни возможности кого-либо ликвидировать. Нам была поставлена совершенно другая задача.
– Но у вас могут быть личные соображения. Возможно, здесь замешаны сопровождавшие вас сотрудники БНД?
– Понятия не имею. Спросите об этом у фон Кирстова, когда составите ему компанию... – Спохватившись, немец быстро сказал: – Извините. Я не сдержался, меня можно понять. Если угодно, у Кирстова и его людей тоже не было такой возможности. Мы ехали вместе, не разлучаясь...
– Ну а как быть с чемоданом? – осведомился Каретников, уже и сам понимая, что городит чушь.
– С каким еще чемоданом? – В голосе Ваффензее теперь звучало жалостное презрение.
– Который гопота умыкнула на вокзале.
– Что такое «гопота»? – не понял тот.
– Уголовники. Ворье из местного цыганского табора.
Ваффензее покрутил головой:
– Это просто фарс, какая-то оперетта. Какой, к черту, вокзал, о чем вы говорите? Вы в своем уме? Нам незачем пользоваться вашими вокзалами, мы не расхаживаем по ним с подозрительными чемоданами...
Да, с вокзалом непонятно. Что-то здесь было не так. Серьезные люди располагают соответствующими средствами передвижения. Вокзал мог понадобиться как людное место для некоего контакта – возможно, для передачи чертова чемодана. Кем? Кому?..
– Можете мне не верить, – проговорил Ваффензее.
– Да уж какая вам вера... – рассеянно отозвался Каретников, склоняясь поверить.
Заговорил Флинт:
– Вы слышите, командир?
Посейдон мгновенно остановился, придержав немца. Прислушался. Увлекшись допросом, он не обратил внимания на беспорядочные крики, слабо доносившиеся со стороны монастырских гостиниц.
– Там какой-то переполох.
Посейдон пристально посмотрел на Ваффензее. Отрывисто спросил:
– Сколько у вас осталось людей? Данхофф? Кнопф?..
– Никого не осталось. Эти ни при чем. Разве что из ведомства Кирстова, но вряд ли.
Посейдон сверлил его взглядом.
– Имейте в виду – если вы лжете... если ваша компания пошла ва-банк и устроила в обители заваруху...
– Никого больше нет, – упрямо повторил Клаус – Мы уже сыграли ва-банк.
От этих сил беспокойство Каретникова усилилось.
– Флинт, попробуй еще раз связаться с Торпедой. Если получится – пусть поспешит. Герр Ваффензее – вам тоже придется поторопиться. Я понимаю, что вам немного больно, но выбора нет. И приготовьтесь к новой иммобилизации. На этот раз мы стреножим вас надежнее, уж не обессудьте.
Тот ничего не ответил. На лице его промелькнула надежда: беспорядок в его ситуации перспективнее порядка. В мутной воде можно поймать рыбу.
...Магеллана понесли на руках; Ваффензее этой чести не удостоился.
Торпеда молчал.
Когда поредевшая группа «Сирен» достигла гостиницы, там уже стоял дым коромыслом. Капитан Гладилин показывал себя в новом качестве: куколка лопнула, и выпорхнула черная бабочка с белыми черепами на крыльях.
Глава двадцать вторая
СУЖЕНИЕ ПЕРСПЕКТИВЫ
Удостоверение – красные корочки – которые Гладилин совал под нос всем подряд, оказывали магическое действие. Никто из паломников, кого он почтил своим вниманием, не усомнился в реальности угрожающего теракта.
Гладилин стучался во все двери и взволнованно оповещал заспанных постояльцев о пластиковой взрывчатке, обнаруженной в подвале.
– Дети! В первую очередь – дети! – приказывал капитан. – Выводите детей...
Истерзанный вид самого Гладилина никого не смущал – напротив, придавал его словам убедительность. Сонные, перепуганные паломники бежали к выходу.
– Никому не уходить далеко! – командовал тот. – Отойти от здания на сто шагов и ждать...
Вскоре люди, одетые как попало, собрались во дворе. К ним уже спешили иноки, встревоженные очередной бедой. Остров словно кто-то проклял. Трупы на каждом шагу, пропавшие гости, теперь еще это... Гладилин воплощал в себе власть, и ему хотелось безоговорочно подчиниться. В темноте все казалось еще более зловещим, чем предупреждал Гладилин, – это впечатление, однако, не соответствовало размаху того, что последовало.
Капитан не затруднился обходом всех номеров, он уже поднял на ноги достаточно людей.
Некоторым начинало казаться странным, что спаситель действует в одиночку, но паника была достаточно сильной, чтобы это обстоятельство по своей подозрительности перевесило объявленную опасность.
– Дети – отдельно! – крикнул Гладилин, появившись на крыльце. – Их эвакуируют в первую очередь!
Толпа была готова на все и не заметила ничего необычного в этом распоряжении. Детей выделили в отдельную группу, их набралось двадцать душ, от десяти до пятнадцати лет.
Вдруг откуда-то сбоку вынырнул хмурый монах, здоровенный чернобородый детина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Его фигуру отметили на берегу. И ящик отметили, равно как и то, что сей предмет явно представлял для «Сажина» большую ценность.
Ваффензее лежал, изрыгая довольно бесхитростную немецкую брань. Флинт, не спрашивая дозволения, ударил его вторично – хорошо бы ногой, но мешали ласты, и пришлось наклониться. Изо рта Ваффензее хлынула кровь, и он заругался еще исступленнее.
– Добавь, разрешаю, – буркнул Каретников, и Флинт с удовольствием воспользовался этим бонусом.
– За меня тоже, – попросил Магеллан. – А лучше подтащи меня к нему...
Посейдон демонстративно отвернулся, чтобы не участвовать в экзекуции. Ребятам надо выпустить пар. Они потеряли товарища – возможно, двоих, считая Торпеду, а то и троих, считая Чайку. Каретников сильно сомневался в возможности оказать ей квалифицированную помощь в здешних условиях. Хотя в обители имелось все, что требовалось для помощи неотложной.
– Зосима, – вдруг произнес Магеллан.
– Что – Зосима? – Посейдон непонимающе повернулся к нему.
– Он больше не появлялся. Ведь мы поручили ему следить... и он уже нам помог, сообщил про Маркса...
«Четыре», – автоматически подумал Каретников.
Он не ошибся и ошибся одновременно. К тому моменту Зосимы уже не было в живых, но немцы не имели отношения к его смерти.
* * *
Зосиму убил... Гладилин.
Очередное убийство далось ему еще легче предыдущих. Если так пойдет дело, он будет щелкать неугодных, как семечки.
Монах, единожды пообещавший сотрудничать, уже не смог пойти на попятную. Он долго молился в своей келье, вопрошая Спасителя о правильности своего решения – очевидно, ему был послан некий знак. Во всяком случае, Зосима покинул келью в большей уверенности и крепче духом, чем когда входил в нее.
Он приступил к слежке поздним вечером, когда освободился от прочих дел, в том числе скорбных, сопряженных с гибелью Артемия. Следить оказалось не за кем: немцы не появлялись. В гостиницу Зосима не пошел.
Он не отступился от задуманного и принялся бездумно обследовать остров, не исключая возможности стать свидетелем чего-либо нежелательного. Такая возможность ему вскоре представилась, хотя сам инок не успел понять, что видит нежелательное. Он и увидеть тоже не успел: тень метнулась к нему, полагая себя обнаруженной, и все дальнейшее было делом нескольких секунд. Зосима не только не обладал навыками рукопашного боя, он был не в состоянии оказать и простейшего сопротивления; он умер сразу.
Гладилин сделал это еще по пути к причалу. Капитан шел лесом, и туда же на беду занесло монаха-следопыта. Убивать его, невзирая на эти подозрительные обстоятельства, не было никакого смысла, но здравый смысл давно изменил Гладилину. На то, чтобы оправиться от содеянного, у него ушло совсем немного времени, и вскоре он продолжил свой путь.
Выйдя к берегу, капитан залег в укрытии и принялся наблюдать за катером. Там явно что-то происходило. В освещенной рубке виднелся силуэт немецкого туриста – Гладилин не знал его фамилии, но именно этот фриц давал ему непосредственные инструкции. Фриц стоял и о чем-то разглагольствовал, его собеседников не было видно. Капитан терпеливо ждал. Потом он заметил движение на корме: появился какой-то вооруженный хрен в гидрокостюме.
«Хорошо бы они перебили друг дружку», – подумал Гладилин.
Его желание было услышано – возможно, самим Преподобным Арсением. Высшие силы нередко выполняют просьбы разных мерзавцев, впоследствии оборачивая дело ко всеобщему благу – к несчастью, многие заслуживающие этого блага не успевают до него дожить и так и остаются в неведении, что все было к лучшему. На катере началась потасовка. Человек-лягушка ударил фрица, а еще один тип, до сих пор остававшийся вне поля зрения, выпрыгнул и, похоже, сбил с ног кого-то еще. После этого появился проклятый Сажин.
Гладилин стиснул зубы: спецназ одерживал верх, а значит – плохи его личные дела. Очень плохи. Сажин вертел в руках какой-то предмет, подобранный с пола, и обращался с ним как с великой драгоценностью. Капитан мгновенно пересмотрел уже сложившийся план: неизвестная штуковина могла быть использована для торга. Она куда компактнее того, из-за чего он собирался торговаться первоначально. Однако не исключает этого первого, просто в определенный момент произойдет замена. Ему же нужны какие-то гарантии.
Конечно, могло оказаться, что предмет не имеет предполагаемого большого значения, но капитан чувствовал, что это не так. Его хозяев интересовал эсминец – из их скупых слов он заключил, что там находится нечто, подлежащее умыканию. Он особо интересовался вероятностью взрывов и прочих диверсий, и ему клятвенно обещали, что никаких разрушений не будет. Может быть, врали, но он поверил. Уничтожить эсминец можно было, как он понимал, намного проще и не заваривать ради этого такую канитель. Забрать с него что-то и исчезнуть – дело другое.
Если предмет окажется в его собственности, то можно попробовать ставить условия и этим, и тем. Можно даже срубить денег, хотя сохранность собственной шкуры стояла на первом месте, а деньги всегда подвергают эту сохранность дополнительному сомнению.
Так, выходят!..
Сажин тащит немца, и тот идет с великим трудом. Похоже, ему здорово досталось. Двое других волокут очкарика – это ихний, ботаник-интеллигент. У тихони, по всей вероятности, прострелена нога.
А где остальные трое?
Впрочем, не так уж важно...
Пятясь ползком, капитан углубился обратно в заросли; затем выпрямился и быстро побежал к жилым постройкам. Нельзя, чтобы эти люди вызвали подкрепление. Они, ясное дело, спецы и асы, так что большой разницы нет – десятком больше, десятком меньше, но все же, все же. Однако они могут связаться и прямо сейчас, на марше, и тут уже ничего не поделаешь...
Выкинув пораженческие мысли из головы, Гладилин прибавил ходу.
* * *
– Пока мы идем, мне хотелось бы получить от вас некоторые сведения, герр Ваффензее, – обратился к пленнику Посейдон. – Скоротаем время за обоюдно полезной беседой.
Клаус угрюмо молчал, боль то и дело заставляла его морщиться.
– Первый вопрос: что в ящике? – продолжил Каретников, не обращая внимания на молчание.
– Откройте и узнаете, – огрызнулся тот.
– Вы напрасно упрямитесь. Вам все равно развяжут язык, в нашем арсенале хватает подходящих средств. Вы немного недопонимаете свое положение. Сейчас у нас с вами дружеский разговор. Взаимовыгодный, повторяю. Официально допрашивать вас будут не здесь – этим займутся другие люди. Мною же просто движет обыденный интерес – Он подумал о своих негласных обязательствах перед Маэстро. – Обстановка неформальная. И мне ничего не стоит рассердиться и переломать вам кости. То есть чисто по-человечески обидеться. Итак, я повторяю вопрос: что в ящике? Третьей попытки не будет.
– Я не знаю, – ответил Ваффензее после паузы. – Слово офицера. Мне строго-настрого запрещено знакомиться с содержимым. Мне только известно, что там находится нечто исключительно опасное.
– Допустим, хотя я вам не верю. Хорошо. Зайдем с другого конца: зачем ваша контора ликвидировала российского гражданина Сергея Остапенко?
Посейдон знал, что не имеет полномочий вести этот допрос. Скорее всего, ему придется туго, если этот факт вскроется. Но он не любил действовать втемную.
К его тревоге, лицо Ваффензее выразило недоумение, которое показалось Посейдону весьма натуральным.
– Остапенко? – озадаченно переспросил немец. И высокомерно добавил: – Я знать не знаю никакого Остапенко.
– Я освежу вам память. Некоторое время назад этот человек был убит в собственном доме, после пыток. Незадолго до этого ликвидировали его лечащего врача и двух медсестер – свидетелей, как я понимаю. Очевидно, и сам Остапенко являлся свидетелем. Я хочу выяснить – свидетелем чего.
– Вы несете какую-то околесицу, – сказал Ваффензее, с трудом шагая по тропе. – Наша группа прибыла на остров, не заезжая более никуда и не имея ни времени, ни возможности кого-либо ликвидировать. Нам была поставлена совершенно другая задача.
– Но у вас могут быть личные соображения. Возможно, здесь замешаны сопровождавшие вас сотрудники БНД?
– Понятия не имею. Спросите об этом у фон Кирстова, когда составите ему компанию... – Спохватившись, немец быстро сказал: – Извините. Я не сдержался, меня можно понять. Если угодно, у Кирстова и его людей тоже не было такой возможности. Мы ехали вместе, не разлучаясь...
– Ну а как быть с чемоданом? – осведомился Каретников, уже и сам понимая, что городит чушь.
– С каким еще чемоданом? – В голосе Ваффензее теперь звучало жалостное презрение.
– Который гопота умыкнула на вокзале.
– Что такое «гопота»? – не понял тот.
– Уголовники. Ворье из местного цыганского табора.
Ваффензее покрутил головой:
– Это просто фарс, какая-то оперетта. Какой, к черту, вокзал, о чем вы говорите? Вы в своем уме? Нам незачем пользоваться вашими вокзалами, мы не расхаживаем по ним с подозрительными чемоданами...
Да, с вокзалом непонятно. Что-то здесь было не так. Серьезные люди располагают соответствующими средствами передвижения. Вокзал мог понадобиться как людное место для некоего контакта – возможно, для передачи чертова чемодана. Кем? Кому?..
– Можете мне не верить, – проговорил Ваффензее.
– Да уж какая вам вера... – рассеянно отозвался Каретников, склоняясь поверить.
Заговорил Флинт:
– Вы слышите, командир?
Посейдон мгновенно остановился, придержав немца. Прислушался. Увлекшись допросом, он не обратил внимания на беспорядочные крики, слабо доносившиеся со стороны монастырских гостиниц.
– Там какой-то переполох.
Посейдон пристально посмотрел на Ваффензее. Отрывисто спросил:
– Сколько у вас осталось людей? Данхофф? Кнопф?..
– Никого не осталось. Эти ни при чем. Разве что из ведомства Кирстова, но вряд ли.
Посейдон сверлил его взглядом.
– Имейте в виду – если вы лжете... если ваша компания пошла ва-банк и устроила в обители заваруху...
– Никого больше нет, – упрямо повторил Клаус – Мы уже сыграли ва-банк.
От этих сил беспокойство Каретникова усилилось.
– Флинт, попробуй еще раз связаться с Торпедой. Если получится – пусть поспешит. Герр Ваффензее – вам тоже придется поторопиться. Я понимаю, что вам немного больно, но выбора нет. И приготовьтесь к новой иммобилизации. На этот раз мы стреножим вас надежнее, уж не обессудьте.
Тот ничего не ответил. На лице его промелькнула надежда: беспорядок в его ситуации перспективнее порядка. В мутной воде можно поймать рыбу.
...Магеллана понесли на руках; Ваффензее этой чести не удостоился.
Торпеда молчал.
Когда поредевшая группа «Сирен» достигла гостиницы, там уже стоял дым коромыслом. Капитан Гладилин показывал себя в новом качестве: куколка лопнула, и выпорхнула черная бабочка с белыми черепами на крыльях.
Глава двадцать вторая
СУЖЕНИЕ ПЕРСПЕКТИВЫ
Удостоверение – красные корочки – которые Гладилин совал под нос всем подряд, оказывали магическое действие. Никто из паломников, кого он почтил своим вниманием, не усомнился в реальности угрожающего теракта.
Гладилин стучался во все двери и взволнованно оповещал заспанных постояльцев о пластиковой взрывчатке, обнаруженной в подвале.
– Дети! В первую очередь – дети! – приказывал капитан. – Выводите детей...
Истерзанный вид самого Гладилина никого не смущал – напротив, придавал его словам убедительность. Сонные, перепуганные паломники бежали к выходу.
– Никому не уходить далеко! – командовал тот. – Отойти от здания на сто шагов и ждать...
Вскоре люди, одетые как попало, собрались во дворе. К ним уже спешили иноки, встревоженные очередной бедой. Остров словно кто-то проклял. Трупы на каждом шагу, пропавшие гости, теперь еще это... Гладилин воплощал в себе власть, и ему хотелось безоговорочно подчиниться. В темноте все казалось еще более зловещим, чем предупреждал Гладилин, – это впечатление, однако, не соответствовало размаху того, что последовало.
Капитан не затруднился обходом всех номеров, он уже поднял на ноги достаточно людей.
Некоторым начинало казаться странным, что спаситель действует в одиночку, но паника была достаточно сильной, чтобы это обстоятельство по своей подозрительности перевесило объявленную опасность.
– Дети – отдельно! – крикнул Гладилин, появившись на крыльце. – Их эвакуируют в первую очередь!
Толпа была готова на все и не заметила ничего необычного в этом распоряжении. Детей выделили в отдельную группу, их набралось двадцать душ, от десяти до пятнадцати лет.
Вдруг откуда-то сбоку вынырнул хмурый монах, здоровенный чернобородый детина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33