Странник подошел к зеркалу.
В стекле с напыленной сзади амальгамой он увидел небритое вытянутое лицо молодого мужчины, не лишенное заметных черт, таких, как крупный нос и резко очерченный подбородок. Выражение лица было настороженным и немного хмурым. Черные волосы, отнюдь не короткие, обрамляли высокий лоб, которому вполне соответствовали глубоко посаженные, но яркие глаза с пытливым внимательным взглядом.
Тело нельзя было назвать ни атлетическим, ни щуплым; оно доставляло владельцу известные неудобства ломотой мышц, болью от ожогов и порезов и колкой сухостью в горле, что не казалось странным, учитывая дырки на футболке, побелевшие от пыли рваные джинсы и изрезанный в лохмотья плащ. Странник решил, что телесное самочувствие должно иметь потенциал к улучшению.
Он внимательно прислушивался к своим новым ощущениям, однако отличить их от ощущений своего предшественника, пребывавшего в состоянии, которое Странник склонен был характеризовать как небытие, не представлялось возможным. Странник счел результаты инспекции своего экстерьера и самочувствия удовлетворительными и продолжил осмотр комнаты.
Туман, сопровождавший Странника с момента его воссоздания, почти рассеялся, забившись в утлы комнаты, и стало видно, что она несколько длиннее, чем казалась на первый взгляд. Окон или дверей не было видно — только прямоугольник стен и белый шпаклеванный потолок, но свет в комнате походил на дневной, причем довольно яркий..
В дальнем конце помещения сгруппировались предметы обстановки: столик черного дерева, на котором стояло несколько стаканов в серебряных подстаканниках, буфет с запыленным сервизом на полках, висящее на стене фарфоровое блюдо с живописной пасторалью и камин с мраморной плитой, по которой гуляли белые слоники. У столика стояли два кресла с плюшевой обивкой и высокими спинками; в одном из кресел кто-то сидел, укрывшись серым клетчатым пледом; в воздухе улавливался аромат свежезаваренного чая.
Соблюдая разумную осторожность, Странник подошел к столику и креслам.
— Присаживайтесь и составьте, пожалуйста, мне компанию, — сказал человек, сидевший в кресле.
У незнакомца было уверенное лицо бывшего партийного функционера с массивным лбом, пересеченным глубокими морщинами, и крупным носом, хорошо подходящим как седло для больших старомодных очков. Внешность вполне увязывалась с солидным вельветовым жилетом поверх фланелевой рубашки и не очень — с приколотым на жилетку значком в форме кроличьей головы, в котором Страннику почудилась эмблема «Плейбоя». Ноги сидящего были укрыты пледом, а рука держала стакан с чаем.
— Выпьете чаю? — спросил человек в жилете.
— Пожалуй, — согласился Странник и аккуратно присел на край кресла. — Только вначале было бы неплохо познакомиться.
— Успеется, — рассудил собеседник и взял со стоявшей рядом с его креслом маленькой жаровни чугунный бочковатый чайник с длинным изогнутым носиком.
Тут Странник заметил, что на столике, помимо пустых стаканов, стояли и серебряная вазочка с горкой сахарного песка, и чайное блюдце с нарезанным кружочками лимоном, и лежали две десертные ложечки, потемневшие от времени и с облупившимся по краям мельхиором. Хозяин комнаты наполнил стакан, пододвинул его гостю, и Странник автоматически сыпанул в чай сахара. Повторяя движения собеседника, подул на темную, исходящую паром жидкость и отхлебнул, вытягивая губы, чтобы не обжечься.
— Итак, можете задавать вопросы, — улыбнулся краем рта хозяин и оправил плед.
Странник помедлил, сгоняя в кучку разбежавшиеся мысли и придирчиво их сортируя по степени глупости.
— Наверное, странный вопрос, но что это за место?
Человек в жилете пожал плечами.
— Моя квартира. Место, где я живу.
— Понятно. А вы сами кто?
— Пенсионер, можно так сказать.
Сквозь толстые стекла очков он смотрел на Странника — доброжелательно, но в то же время как бы слегка свысока. Странник замялся.
— А что это у вас за значок? — спросил он первое, что пришло в голову.
— Это память, — задумчиво ответил старик. — Память о моем друге. Его звали Мартовский Заяц.
— Ага, — сказал Странник. — То есть вашего друга звали Мартовский Заяц, а вы сами, стало быть, Часовщик?
— Верно.
Странник оглянулся по сторонам. Он ожидал увидеть часы, множество часов — и пузатый будильник на полке буфета, и внушительную колоду красного дерева на полу с оправленным в золото циферблатом и спрятавшимся под стекло маятником, и настенные часы-домик с гирьками и кукушкой, и еще десятки других, тикающих и такающих, звенящих, дребезжащих, тренькающих и звякающих, больших и маленьких, старых и новых, всю эту армию стрелок и циферблатов, которую он почему-то проглядел, садясь в кресло. Но ничего этого не было.
— Вот они, — сказал Часовщик и показал на стол.
За пустыми стаканами спрятались маленькие часы на подставке в дешевом пластмассовом корпусе. Стрелочные, как им и полагалось. Они показывали половину восьмого.
— Одни?
— А зачем больше? В этом месте все равно нет времени.
— Это как? — удивился Странник. — Если времени нет, то... ничего нет. Ни движения, ни жизни, ничего. Но мы-то с вами разговариваем, двигаемся...
— Не понимай буквально, — поморщился старик. — Здешнее время — относительно. Для нас с тобой оно существует, но это субъективное восприятие. Посмотри на часы.
Странник снова взглянул на часы со стрелками. Теперь на них было четверть второго.
— Ах, вот как, — протянул он.
В течение минуты он напряженно наблюдал за циферблатом, но за этот промежуток произошло лишь одно изменение — минутная стрелка сдвинулась на одно деление, пробудив в душе Странника разочарование.
— Не отвлекайся, у тебя чай остыл, — напомнил Часовщик.
Странник отхлебнул из своего стакана, и вкус холодного чая показался ему омерзительным, а на поверхности жидкости к тому же плавали какие-то сизые пленки, маслянисто отсвечивающие и оседающие на стенках темными пятнами. Он поспешно отставил чай в сторону.
— Ничего, я налью снова, — миролюбиво предложил старик и взял пустой стакан.
— А у меня тоже есть часы, — вдруг вспомнил Странник и поднял руку.
На запястье блестел полоской металла браслет с восьмиугольным корпусом. Когда Странник поглядел на часы, черные палочки на жидкокристаллическом дисплее сложились в цифры «00:00». Странник задумчиво постучал по часам, нажал кнопку сбоку — ничего не изменилось.
— Странно, — сказал он. — Батарейка работает, но часы не идут. Что бы это значило?
— Они не идут, потому что я в них не верю, — заметил Часовщик и протянул Страннику стакан. — Пей, пока горячий.
— Спасибо. — Странник глотнул чаю, улыбнулся. — Вкусный. Вы что-то подмешали в него? Коньяк?
— Вот этот бальзам. — Часовщик налил в свой стакан немного жидкости из бутылки черного стекла, наводившей на мысль об аптекарских микстурах приклеенным к горлышку ярлычком с плохо различимой надписью. — Ароматный, и бодрит к тому же.
— Так все-таки насчет часов, — сказал Странник, поставив стакан. — Как так получается, что они не работают? При чем тут вы?
— Я же Часовщик. Я верю только в то, что принадлежит моему миру и соответствует его законам. Ты мог принести с собой сколько угодно электронных штучек, но для меня они ничего не значат.
— Но батарейка...
— Я не против того, чтобы литиевая батарейка создавала ток, проходящий через микросхему. Но отсчитывать время эти часы не смогут, потому что я не верю, что они на это способны. Да и вообще, здесь времени нет, как я уже сказал.
Странник покачал головой, испытывая недоумение. Он-то верит в то, что время может подчиняться движению пружин и шестеренок, — так почему бы Часовщику не поверить в кварцевый кристалл?
— А вы давно здесь? — спросил он.
Часовщик хмыкнул и не без ехидства заметил:
— Посмотри на часы, может, поймешь.
Стрелки показывали двадцать минут шестого.
— Ясно, — сказал Странник. — Вопрос поставлен некорректно. Спросим по-другому: у всего этого было начало? Или это место — ровесник Вселенной? Я лично сомневаюсь — большинство вещей здесь можно датировать серединой двадцатого...
Он замолчал, уставившись на часы. Дешевый корпус из черной пластмассы сменился лакированным дубом, в который был вделан солидный, с золотыми насечками, циферблат, а стрелки из простых черных палочек превратились в ажурные птичьи лапки.
— Много говоришь, — сказал Часовщик. — Чай опять остыл.
— А почему так быстро? — спросил Странник, морщась от глотка. — Ведь только что был нормальный чай, а теперь — какая-то гадость. Вы же сказали, здесь нет времени — значит, чай должен все время оставаться горячим.
— Здесь нет абсолютного времени, — сказал Часовщик. — Нет привычного тебе хода событий и последовательности. Но это сложно понять. Еще стакан?
Странник смотрел за тем, как Часовщик наливает чай и добавляет в него бальзам. Протягивая руку за стаканом, он случайно бросил взгляд на свою одежду и чуть не выронил чай — джинсы и майка неведомым образом сменились на черные бархатные штаны и шелковый платок, повязанный вокруг кружевного воротника батистовой рубашки. Откуда-то снизу поблескивали золотые пряжки на черных туфлях, еще пару минут назад бывших пропыленными кроссовками.
— Ух! — сказал Странник и благоговейно провел пальцем по своим штанам. На бархате осталась серебристая полоска потревоженного ворса.
— Чай стынет, — напомнил Часовщик, и Странник поспешно отхлебнул, а затем перевел взгляд на собеседника.
В комнате вроде бы стало темнее, хотя света еще оставалось достаточно, чтобы разглядеть метаморфозы одежды. На Часовщике был синий форменный сюртук с золотыми пуговицами, расстегнутый на груди. На голове обозначилась обширная плешь, зато гладкие щеки поросли бакенбардами. Часовщик прихлебывал чай, дуя на него между глотками, и поглядывал поверх очков на Странника с выражением легкой насмешки.
— Что это значит? — спросил Странник, стараясь сохранять невозмутимость, которую демонстрировал хозяин комнаты.
— Время, — объяснил Часовщик. — В обычном мире оно течет из точки А в точку В, а потом в точку С, и никак иначе. А здесь оно относительно. Поэтому оно может из А направиться в С, а потом вернуться в А через В. Нет единого потока — есть беспорядочные ручейки, противоречащие друг другу, и множество водоворотов. Но ты не обращай на это внимания. Просто добавь в чай побольше бальзаму.
Он глотнул чая, а Странник, последовавший его примеру, только обмакнул губы.
— Опять остыл, — пожаловался он.
— Что ж поделать, — вздохнул Часовщик. — Налью еще.
Странник смотрел, как его собеседник наливает чай, добавляет бальзам, протягивает стакан ему. Взял, отпил, оглядел себя. Теперь на нем была холщовая рубашка с завязками на груди и суконные штаны, перехваченные у колен. Внизу угадывались полосатые чулки и деревянные башмаки. Свет в комнате почти угас и стал походить на горение невидимой свечи, стоявшей на столе, а вся комната погрузилась в сумрак. Моргнув, Странник и в самом деле увидел свечу — высокую, бледную, распространяющую запах горелого сала. Фитиль мигал и кренился набок. Стол превратился в массивную дубовую столешницу, на которой стояли уже не стаканы, а глиняные кружки с потрескавшимися краями, черные изнутри и грязно-бурые снаружи.
Ощутив, как что-то щекочет щеку, Странник подхватил пальцами прядь волос, поднес к глазам. Это были его собственные волосы — почти седые и отросшие до самого воротника.
— Так, — протянул он. — Дела идут все хуже и хуже. Мы, часом, не обратимся в живые мумии после пары кружек?
Из темноты вынырнуло лицо подавшегося вперед Часовщика — обросшее седой бородой, с часто моргающими невидящими глазами за помутневшими стеклами. Одет он был в неопрятную мешковину, плед на ногах сменился козлиной шкурой с грязным, клочковатым мехом. Только голос остался прежним.
— Не волнуйся. Это хроноворот, о котором я предупреждал. Главное, выпей горячего чаю с бальзамом, и все вернется обратно. А смерти не бойся. Смерти здесь нет, ведь смерть — дело времени.
— Но жизнь тоже — дело времени, — возразил Странник, отпив чаю. — Нет смерти — нет жизни. Получается, что в этом мире жизнь весьма условна, как и все остальное.
— Получается так, — согласился Часовщик.
Вокруг посветлело, и Странник с удовольствием ощупал хлопковые брюки со стрелками и льняную рубашку с коротким рукавом.
— Значит, ты так и живешь? — спросил он Часовщика с оттенком жалости.
— По-моему, неплохо, — заметил тот. — Из двух зол надо выбирать меньшее. А смерть — это зло, или ты считаешь иначе?
— Лучше уж полноценная жизнь, которая кончается смертью, чем это, — покачал головой Странник и поставил стакан на стол. — А что за бальзам ты мне все время подливаешь?
Он взял в руку темную бутылочку. На пожелтевшем хрустящем ярлычке, пропитанном сахарином, можно было различить надпись: «Бальзам „Убик“ — великолепное средство для омоложения покойников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
В стекле с напыленной сзади амальгамой он увидел небритое вытянутое лицо молодого мужчины, не лишенное заметных черт, таких, как крупный нос и резко очерченный подбородок. Выражение лица было настороженным и немного хмурым. Черные волосы, отнюдь не короткие, обрамляли высокий лоб, которому вполне соответствовали глубоко посаженные, но яркие глаза с пытливым внимательным взглядом.
Тело нельзя было назвать ни атлетическим, ни щуплым; оно доставляло владельцу известные неудобства ломотой мышц, болью от ожогов и порезов и колкой сухостью в горле, что не казалось странным, учитывая дырки на футболке, побелевшие от пыли рваные джинсы и изрезанный в лохмотья плащ. Странник решил, что телесное самочувствие должно иметь потенциал к улучшению.
Он внимательно прислушивался к своим новым ощущениям, однако отличить их от ощущений своего предшественника, пребывавшего в состоянии, которое Странник склонен был характеризовать как небытие, не представлялось возможным. Странник счел результаты инспекции своего экстерьера и самочувствия удовлетворительными и продолжил осмотр комнаты.
Туман, сопровождавший Странника с момента его воссоздания, почти рассеялся, забившись в утлы комнаты, и стало видно, что она несколько длиннее, чем казалась на первый взгляд. Окон или дверей не было видно — только прямоугольник стен и белый шпаклеванный потолок, но свет в комнате походил на дневной, причем довольно яркий..
В дальнем конце помещения сгруппировались предметы обстановки: столик черного дерева, на котором стояло несколько стаканов в серебряных подстаканниках, буфет с запыленным сервизом на полках, висящее на стене фарфоровое блюдо с живописной пасторалью и камин с мраморной плитой, по которой гуляли белые слоники. У столика стояли два кресла с плюшевой обивкой и высокими спинками; в одном из кресел кто-то сидел, укрывшись серым клетчатым пледом; в воздухе улавливался аромат свежезаваренного чая.
Соблюдая разумную осторожность, Странник подошел к столику и креслам.
— Присаживайтесь и составьте, пожалуйста, мне компанию, — сказал человек, сидевший в кресле.
У незнакомца было уверенное лицо бывшего партийного функционера с массивным лбом, пересеченным глубокими морщинами, и крупным носом, хорошо подходящим как седло для больших старомодных очков. Внешность вполне увязывалась с солидным вельветовым жилетом поверх фланелевой рубашки и не очень — с приколотым на жилетку значком в форме кроличьей головы, в котором Страннику почудилась эмблема «Плейбоя». Ноги сидящего были укрыты пледом, а рука держала стакан с чаем.
— Выпьете чаю? — спросил человек в жилете.
— Пожалуй, — согласился Странник и аккуратно присел на край кресла. — Только вначале было бы неплохо познакомиться.
— Успеется, — рассудил собеседник и взял со стоявшей рядом с его креслом маленькой жаровни чугунный бочковатый чайник с длинным изогнутым носиком.
Тут Странник заметил, что на столике, помимо пустых стаканов, стояли и серебряная вазочка с горкой сахарного песка, и чайное блюдце с нарезанным кружочками лимоном, и лежали две десертные ложечки, потемневшие от времени и с облупившимся по краям мельхиором. Хозяин комнаты наполнил стакан, пододвинул его гостю, и Странник автоматически сыпанул в чай сахара. Повторяя движения собеседника, подул на темную, исходящую паром жидкость и отхлебнул, вытягивая губы, чтобы не обжечься.
— Итак, можете задавать вопросы, — улыбнулся краем рта хозяин и оправил плед.
Странник помедлил, сгоняя в кучку разбежавшиеся мысли и придирчиво их сортируя по степени глупости.
— Наверное, странный вопрос, но что это за место?
Человек в жилете пожал плечами.
— Моя квартира. Место, где я живу.
— Понятно. А вы сами кто?
— Пенсионер, можно так сказать.
Сквозь толстые стекла очков он смотрел на Странника — доброжелательно, но в то же время как бы слегка свысока. Странник замялся.
— А что это у вас за значок? — спросил он первое, что пришло в голову.
— Это память, — задумчиво ответил старик. — Память о моем друге. Его звали Мартовский Заяц.
— Ага, — сказал Странник. — То есть вашего друга звали Мартовский Заяц, а вы сами, стало быть, Часовщик?
— Верно.
Странник оглянулся по сторонам. Он ожидал увидеть часы, множество часов — и пузатый будильник на полке буфета, и внушительную колоду красного дерева на полу с оправленным в золото циферблатом и спрятавшимся под стекло маятником, и настенные часы-домик с гирьками и кукушкой, и еще десятки других, тикающих и такающих, звенящих, дребезжащих, тренькающих и звякающих, больших и маленьких, старых и новых, всю эту армию стрелок и циферблатов, которую он почему-то проглядел, садясь в кресло. Но ничего этого не было.
— Вот они, — сказал Часовщик и показал на стол.
За пустыми стаканами спрятались маленькие часы на подставке в дешевом пластмассовом корпусе. Стрелочные, как им и полагалось. Они показывали половину восьмого.
— Одни?
— А зачем больше? В этом месте все равно нет времени.
— Это как? — удивился Странник. — Если времени нет, то... ничего нет. Ни движения, ни жизни, ничего. Но мы-то с вами разговариваем, двигаемся...
— Не понимай буквально, — поморщился старик. — Здешнее время — относительно. Для нас с тобой оно существует, но это субъективное восприятие. Посмотри на часы.
Странник снова взглянул на часы со стрелками. Теперь на них было четверть второго.
— Ах, вот как, — протянул он.
В течение минуты он напряженно наблюдал за циферблатом, но за этот промежуток произошло лишь одно изменение — минутная стрелка сдвинулась на одно деление, пробудив в душе Странника разочарование.
— Не отвлекайся, у тебя чай остыл, — напомнил Часовщик.
Странник отхлебнул из своего стакана, и вкус холодного чая показался ему омерзительным, а на поверхности жидкости к тому же плавали какие-то сизые пленки, маслянисто отсвечивающие и оседающие на стенках темными пятнами. Он поспешно отставил чай в сторону.
— Ничего, я налью снова, — миролюбиво предложил старик и взял пустой стакан.
— А у меня тоже есть часы, — вдруг вспомнил Странник и поднял руку.
На запястье блестел полоской металла браслет с восьмиугольным корпусом. Когда Странник поглядел на часы, черные палочки на жидкокристаллическом дисплее сложились в цифры «00:00». Странник задумчиво постучал по часам, нажал кнопку сбоку — ничего не изменилось.
— Странно, — сказал он. — Батарейка работает, но часы не идут. Что бы это значило?
— Они не идут, потому что я в них не верю, — заметил Часовщик и протянул Страннику стакан. — Пей, пока горячий.
— Спасибо. — Странник глотнул чаю, улыбнулся. — Вкусный. Вы что-то подмешали в него? Коньяк?
— Вот этот бальзам. — Часовщик налил в свой стакан немного жидкости из бутылки черного стекла, наводившей на мысль об аптекарских микстурах приклеенным к горлышку ярлычком с плохо различимой надписью. — Ароматный, и бодрит к тому же.
— Так все-таки насчет часов, — сказал Странник, поставив стакан. — Как так получается, что они не работают? При чем тут вы?
— Я же Часовщик. Я верю только в то, что принадлежит моему миру и соответствует его законам. Ты мог принести с собой сколько угодно электронных штучек, но для меня они ничего не значат.
— Но батарейка...
— Я не против того, чтобы литиевая батарейка создавала ток, проходящий через микросхему. Но отсчитывать время эти часы не смогут, потому что я не верю, что они на это способны. Да и вообще, здесь времени нет, как я уже сказал.
Странник покачал головой, испытывая недоумение. Он-то верит в то, что время может подчиняться движению пружин и шестеренок, — так почему бы Часовщику не поверить в кварцевый кристалл?
— А вы давно здесь? — спросил он.
Часовщик хмыкнул и не без ехидства заметил:
— Посмотри на часы, может, поймешь.
Стрелки показывали двадцать минут шестого.
— Ясно, — сказал Странник. — Вопрос поставлен некорректно. Спросим по-другому: у всего этого было начало? Или это место — ровесник Вселенной? Я лично сомневаюсь — большинство вещей здесь можно датировать серединой двадцатого...
Он замолчал, уставившись на часы. Дешевый корпус из черной пластмассы сменился лакированным дубом, в который был вделан солидный, с золотыми насечками, циферблат, а стрелки из простых черных палочек превратились в ажурные птичьи лапки.
— Много говоришь, — сказал Часовщик. — Чай опять остыл.
— А почему так быстро? — спросил Странник, морщась от глотка. — Ведь только что был нормальный чай, а теперь — какая-то гадость. Вы же сказали, здесь нет времени — значит, чай должен все время оставаться горячим.
— Здесь нет абсолютного времени, — сказал Часовщик. — Нет привычного тебе хода событий и последовательности. Но это сложно понять. Еще стакан?
Странник смотрел за тем, как Часовщик наливает чай и добавляет в него бальзам. Протягивая руку за стаканом, он случайно бросил взгляд на свою одежду и чуть не выронил чай — джинсы и майка неведомым образом сменились на черные бархатные штаны и шелковый платок, повязанный вокруг кружевного воротника батистовой рубашки. Откуда-то снизу поблескивали золотые пряжки на черных туфлях, еще пару минут назад бывших пропыленными кроссовками.
— Ух! — сказал Странник и благоговейно провел пальцем по своим штанам. На бархате осталась серебристая полоска потревоженного ворса.
— Чай стынет, — напомнил Часовщик, и Странник поспешно отхлебнул, а затем перевел взгляд на собеседника.
В комнате вроде бы стало темнее, хотя света еще оставалось достаточно, чтобы разглядеть метаморфозы одежды. На Часовщике был синий форменный сюртук с золотыми пуговицами, расстегнутый на груди. На голове обозначилась обширная плешь, зато гладкие щеки поросли бакенбардами. Часовщик прихлебывал чай, дуя на него между глотками, и поглядывал поверх очков на Странника с выражением легкой насмешки.
— Что это значит? — спросил Странник, стараясь сохранять невозмутимость, которую демонстрировал хозяин комнаты.
— Время, — объяснил Часовщик. — В обычном мире оно течет из точки А в точку В, а потом в точку С, и никак иначе. А здесь оно относительно. Поэтому оно может из А направиться в С, а потом вернуться в А через В. Нет единого потока — есть беспорядочные ручейки, противоречащие друг другу, и множество водоворотов. Но ты не обращай на это внимания. Просто добавь в чай побольше бальзаму.
Он глотнул чая, а Странник, последовавший его примеру, только обмакнул губы.
— Опять остыл, — пожаловался он.
— Что ж поделать, — вздохнул Часовщик. — Налью еще.
Странник смотрел, как его собеседник наливает чай, добавляет бальзам, протягивает стакан ему. Взял, отпил, оглядел себя. Теперь на нем была холщовая рубашка с завязками на груди и суконные штаны, перехваченные у колен. Внизу угадывались полосатые чулки и деревянные башмаки. Свет в комнате почти угас и стал походить на горение невидимой свечи, стоявшей на столе, а вся комната погрузилась в сумрак. Моргнув, Странник и в самом деле увидел свечу — высокую, бледную, распространяющую запах горелого сала. Фитиль мигал и кренился набок. Стол превратился в массивную дубовую столешницу, на которой стояли уже не стаканы, а глиняные кружки с потрескавшимися краями, черные изнутри и грязно-бурые снаружи.
Ощутив, как что-то щекочет щеку, Странник подхватил пальцами прядь волос, поднес к глазам. Это были его собственные волосы — почти седые и отросшие до самого воротника.
— Так, — протянул он. — Дела идут все хуже и хуже. Мы, часом, не обратимся в живые мумии после пары кружек?
Из темноты вынырнуло лицо подавшегося вперед Часовщика — обросшее седой бородой, с часто моргающими невидящими глазами за помутневшими стеклами. Одет он был в неопрятную мешковину, плед на ногах сменился козлиной шкурой с грязным, клочковатым мехом. Только голос остался прежним.
— Не волнуйся. Это хроноворот, о котором я предупреждал. Главное, выпей горячего чаю с бальзамом, и все вернется обратно. А смерти не бойся. Смерти здесь нет, ведь смерть — дело времени.
— Но жизнь тоже — дело времени, — возразил Странник, отпив чаю. — Нет смерти — нет жизни. Получается, что в этом мире жизнь весьма условна, как и все остальное.
— Получается так, — согласился Часовщик.
Вокруг посветлело, и Странник с удовольствием ощупал хлопковые брюки со стрелками и льняную рубашку с коротким рукавом.
— Значит, ты так и живешь? — спросил он Часовщика с оттенком жалости.
— По-моему, неплохо, — заметил тот. — Из двух зол надо выбирать меньшее. А смерть — это зло, или ты считаешь иначе?
— Лучше уж полноценная жизнь, которая кончается смертью, чем это, — покачал головой Странник и поставил стакан на стол. — А что за бальзам ты мне все время подливаешь?
Он взял в руку темную бутылочку. На пожелтевшем хрустящем ярлычке, пропитанном сахарином, можно было различить надпись: «Бальзам „Убик“ — великолепное средство для омоложения покойников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43