Так вот, я буду рядом и объясню тебе, что происходит. Пока что отдохни, выспись как следует — от тебя разит за версту зеленым змием, — усмехнулся незнакомец. — До завтра.
Он повернулся и направился к выходу. Я попытался воплотить в звуки хотя бы одну из метавшихся в голове мыслей — безрезультатно. Хлопнула входная дверь.
Выбежав в коридор, я увидел, что чужака и след простыл. А был ли он вообще? Я обессиленно опустился на пол в прихожей. Количество событий сегодняшнего дня превысило все мыслимые пределы. Незнакомец, кем бы он ни был, дал дельный совет — сейчас мне нужен сон. Вызывать полицейских бессмысленно — они все равно не поверят в Мой пьяный бред. Я проверил замок на двери, затем, в полной уверенности, что не смогу заснуть, Дотащился до кровати и моментально отключился.
\Real.end
• Tip of the day: upgrade your system if possible. If not possible upgrade yourself
Прохожие толкали Мирослава плечами и локтями, будто не замечая его, — спереди, сзади, с боков он получал удары от спешащих по своим делам людей. Привыкший к тому, что среди народа никогда не возникает давки, Мирослав растерялся, и его начало бросать из стороны в сторону, как попавший между двумя встречными потоками воздуха бумажный листок. С трудом протолкавшись через равнодушно-жесткую, как терновая изгородь, толпу, Мирослав очутился у входа в здание, где он работал последние месяцы, и остановился. Он дошел на автопилоте практически до самых дверей, запомнив спинным мозгом дорогу, число и направление шагов. Но тут он встал, усомнившись, туда ли явился.
Вместо выполненного в модернистском стиле здания с облицовкой из цветного мрамора и совмещающими функции каркаса и одновременно украшения металлическими частями конструкции перед ним предстал массивный каменный гроб в четырнадцать этажей, со щербатыми, почерневшими от грязи стенами и треснувшим фундаментом — в прореху в основании стены уже уползла часть тротуара. Мирослав остановился, не решаясь войти.
— Боишься увидеть жесткую реальность, лишенную налета кремовой иллюзии? — раздался насмешливый голос.
Вчерашний визитер стоял рядом с Мирославом. Увидев его, программист не испугался — все-таки этот человек сулил хоть какую-то опору в новом для Мирослава мире. Хотя доверять ему было бы опрометчиво. Но провал реальности настолько выбил у Мирослава почву из-под ног, что он обрадовался любому знакомому лицу.
Ростом чуть выше среднего, подтянутый, с правильным, но не слишком примечательным лицом — русые волосы, прямой нос, прыщи пополам с родинками, светлая щеточка усов над губой и более тёмная щетина на щеках. Его выделял только взгляд — глаза цвета дымчатого агата смотрели чуть с прищуром, пронзительно, словно проникая в душу и оценивая. Одет он был в отличие от Мирослава носившего пуховку и джинсы, в черное пальто, из-под воротника которого выбивался белый ангорский шарф.
— Кто ты? — спросил программист, стараясь держаться на расстоянии.
— Меня зовут Тихон Шелестов, — представился тот. — Можно просто Шелест. Люблю слушать листопад. И вообще, осень — мое любимое время года.
— Понятно, — сказал Мирослав. — Ты что же, пойдешь со мной? Тебя охрана не пустит.
— Ха! — усмехнулся Шелестов. — Я бывал здесь и раньше. Хочешь увидеть фокус? Тогда пойдем. Кстати, как тебе распутица?
— Ужасно, — не удержался Мирослав и начал жаловаться: — На улице какая-то каша, Никогда такою не было, даже весной. Все штаны забрызгал.
— Ну, во-первых, для конца февраля оттепель — обычное дело. Но до схода снега еще мороз прихватит. А во-вторых, ты привык ходить по чистым мостовым в мире своей мечты. Ничего, парень, реальность тебя еще не раз по голове ударит. Ты в метро еще не ездил.
— Да уж, — вздохнул Мирослав, предчувствуя неприятности.
— Пошли, — кивнул Шелестов и направился к входу.
Мирослав последовал за ним с неохотой. Он понимал, что глобальные изменения действительности не могут не затронуть офис, и боялся увидеть место своей работы в новом виде. Где-то на уровне подсознания теплилась мысль, что ничего не изменится, что все будет как прежде и он сможет забыть о том холодном оцепенении, которое испытал, раскрыв глаза поутру в своей квартире и осознав, что вчерашний кошмар не был сном. Увидев в холле турникет и охранников, Мирослав даже обрадовался — на первый взгляд все было, как и раньше.
— Ваш пропуск, — безразлично сказал охранник, протягивая руку.
Мирослав передал ему карточку с фотографией. Вместо того чтобы опустить карточку в прорезь идентификационного устройства, охранник тупо поглядел на нее и вернул. Мирослав прошел через турникет.
— Теперь смотри, — сказал Шелестов, который шел следом.
— Ваш пропуск, — повторил охранник, точно так же протянув руку.
Шелест достал из кармана сложенную пополам пачку купюр и раскрыл ее на манер удостоверения. Охранник тупо поглядел на портрет президента и кивнул. Шелест спрятал деньги и прошел через турникет. Мирослав стоял, раскрыв рот.
— Это же практически манекен. Он так стоит по двенадцать часов. Готов спорить, он даже не думает, — заметил Шелестов.
Мирослав посмотрел на бессмысленное лицо охранника, будто вылепленное из куска теста, переходящее в толстую шею, с опущенным в землю взглядом и отставшей нижней губой.
— Но ведь они не такие, — подавленно произнес он. — Наши охранники веселые ребята, шутят постоянно. Их для того и поставили, чтобы вносить оживление в процесс автоматизации — в идентификатор сотрудники могут и сами карточку просунуть.
— Где ты тут видишь идентификатор? — спросил Шелест. — Автоматика денег стоит. А такой охранник стоит почти бесплатно. Мальчишек или бомжей он не пропустит, а большего и не требуется.
— Бомжей? Это что такое? — удивился Мирослав.
— Да ты, брат, еще многого не знаешь, — хмыкнул Шелест. — Ладно, пошли.
Мирослав последовал за Тихоном, чувствуя подавленность и тоску. Внутренность помещения была, конечно, не такой, как он себе представлял. Чуточку грязнее, неухоженнее, старее — и уже совсем по-другому воспринимаются те же самые коридоры и лестницы.
— А почему мы на лифте не поехали? — спросил Мирослав, перешагивая по ступеням лестницы.
— А ты что, часто на лифте ездишь? — вопросом на вопрос ответил Шелест.
— Да нет, вообще-то. Для здоровья полезнее пешком... — сказал Мирослав.
— Вот именно, что полезнее. У вас лифт уже давно сломан.
— Как это?
— А ты не заметил, что если и пользуешься лифтом, то только чтобы спуститься? Я тебе покажу на обратном пути.
Они вышли на этаж, где находилась основная часть офиса. Здесь располагалась раздевалка, где сотрудники сдавали верхнюю одежду, прежде чем разойтись по комнатам. Раздевалкой в офисе гордились — она была полностью автоматической. Цепляешь на крючок свое пальто или куртку, и она тут же уезжает по конвейерной линии, а на электронном экране высвечивается номер, который затем выдается в виде распечатки на отрывном купоне. В конце дня набираешь номер на пульте — и к тебе возвращается твоя куртка. Автоматика.
Шелест с Мирославом подошли к стойке, позади которой виднелись ряды вешалок с одеждой. А у стойки стояла невысокая грузная женщина, молодящаяся старуха с плохо прокрашенными седыми волосами и напомаженными губами, выделявшимися на потемневшем дряблом лице. Она подхватывала одежду, которую люди клали на стойку, и выдавала номерки.
— Вы раздеваться? — прощебетала она Мирославу. — Давай, голубчик, давай, миленький. Вот так. Сейчас, деточка моя, подожди, сейчас номер дам. Вот, триста сорок шесть. Пожалуйста, голубчик.
Так, осыпая Мирослава ласковыми словами, она предупредительно отдала ему заранее приготовленный номерок и открыто заглянула парню в лицо добрым стариковским взглядом. Мирослав смутился и отвел глаза, поспешно отойдя от стойки.
Следом подошли еще сотрудники. Разговаривая между собой громкими голосами, они побросали куртки на стойку и, опершись локтями на исцарапанную почерневшую панель, ждали, пока старушка суетилась между вешалками, собирая номерки. Ее «деточки» и «мои хорошие» тонули в смешках обменивавшихся шутками приятелей. Взяв номерки, они отправились дальше, даже не взглянув на женщину, которая пожелала им вдогонку удачного дня. Мирослав не выдержал и повернулся к Шелесту.
— Неужели все думают, что это автомат? Неужели все вот так: одежду бросил, номерок молча взял и пошел? И никто ей слова не скажет?
— Никто, — холодно ответил Тихон.
Они подошли к дверям офиса, где сидели менеджеры. Мирослав остановился в нерешительности — он и сам не знал, что ему делать. Навстречу им вышла из-за дверей какая-то девица, высокая, полная, с выпирающей из блузки тугой грудью и длинными рыжими волосами, падающими на раскрашенное, как обложки игровых компакт-дисков, лицо.
— А пройти можно, да? — раздался визгливый голос с хамоватыми интонациями избалованной стервы. — Спасибо! Столпились тут, проходу нет!
С запозданием Мирослав понял, что это — Лена Зайцева, секретарша замдиректора, грацией и утонченностью которой он всегда любовался.
— Заходи, не стой, в самом деле, — подтолкнул его Шелест.
В большой общей комнате сидели несколько девушек. Мирослав сообразил, что пришел к Маришке; он обрадовался и поспешил отыскать ее — после встречи с разительно переменившейся секретаршей ему захотелось общения с приятным человеком.
Маришка сидела за отдельным столом, оформляла договор. Мирослав подсел к ней, узнал ее тонкую руку, зажавшую карандаш между большим и средним пальцами.
— Привет, — сказал он, взяв в руки игрушечную собачку, стоявшую на письменном столе. — Как жизнь?
Маришка подняла глаза.
— Нормально.
Мирослав глядел и не узнавал. Бледная пористая кожа, веснушки на носу, торчащем, как сучок из забора, некрасивые оттопыренные уши, жидкие растрепанные волосы. И глаза — по-птичьи круглые невыразительные глаза, смотрящие тускло, почти бессмысленно.
— Ты журнал принес? — спросила она.
— Какой журнал?
— Каталог из универсама. С ценами на одежду, обувь и аксессуары. Ты обещал.
— Да нет... Вроде ты говорила о книжке. Я принес «Собачье сердце», — сказал Мирослав.
— Какое еще сердце? — возмутилась Маришка. — Я же каталог просила! Ну тебя к лешему, вечно все не то делаешь.
Она уставилась в свои бумаги, что-то отмечая карандашом.
— Марин, мы в театр пойдем? — спросил Мирослав робко.
— Опять ты со своим театром! — недовольно пробурчала Марина. — Мне в галерею надо сходить, весеннюю коллекцию посмотреть. Ты обещал со мной пойти.
— В галерею? — упавшим голосом переспросил Мирослав. — Слушай, а в Анталию ты не передумала ехать?
— Ты же ничего не выяснил, какой там шопинг, — ответила Марина. — Я без этого не поеду. Сначала узнай, какой отель ближе к городу и где цены лучше.
Шелест неслышно подошел, встал за спиной у девушки.
— Не трать время, — сказал он. — Она же просто дура. Она Виктории и в подметки не годится, а ты все с ней возишься. Только жизнь себе портишь. Брось ее, пойдем. Уверяю, ей глубоко безразлично, кто именно будет водить ее по магазинам и оплачивать покупки.
Маришка даже не подняла головы. Мирослав встал молча и ошеломленно попятился. Шелест аккуратно взял его под локоть и вывел из комнаты.
— Меня они не замечают, — сказал Тихон. — Я вне системы, а они внутри. Толкни я кого-нибудь из них под руку, и то вряд ли пошевелятся. Да и на тебя обращают внимание только потому, что долго с тобой общались. Через пару дней ты для них тоже станешь невидимкой.
— Что же это за система такая? — прошептал Мирослав.
— Виртуальная реальность, совмещенная с действительностью. Мнимые картинки, которые покрывают реальный фон, как цветные слайды из проектора отображаются на обшарпанной стене. Я называю это Иллюзион. Каждый из вас видит не то, что есть на самом деле, а то, что он хотел бы видеть. В том числе в других людях. И на общение это распространяется. Ты разговариваешь с Маришкой и пребываешь в уверенности, что ей нравятся твои книжки и театры, а она видит в тебе убежденного поклонника шопинга и просто не замечает твои настоящие увлечения. И так во всем. Всеобщая гармония взаимоотношений. Если вам что-то не нравится в других людях, вы просто этого не замечаете. Исключения, конечно, бывают — ваш босс, например, редкая сволочь, а поскольку он человек, облеченный властью и его слова имеют силу, то вам приходится его выслушивать, так сказать, без купюр. Сочувствую.
— Но как это возможно? — спросил Мирослав. — Как возможно, что эта система управляет моим зрением, слухом, всеми ощущениями? Что это: какой-то чип в голове, или излучение, или что? Скажи, черт возьми!
— Никаких чипов, — покачал головой Шелест. — Всю работу выполняет твое подсознание, это оно искажает информацию, поступающую от органов чувств, и создает оболочку того нереального мира, в котором ты живешь. А вот кто загипнотизировал тебя, кто заставил грезить наяву миллионы других людей...
— Кто же?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Он повернулся и направился к выходу. Я попытался воплотить в звуки хотя бы одну из метавшихся в голове мыслей — безрезультатно. Хлопнула входная дверь.
Выбежав в коридор, я увидел, что чужака и след простыл. А был ли он вообще? Я обессиленно опустился на пол в прихожей. Количество событий сегодняшнего дня превысило все мыслимые пределы. Незнакомец, кем бы он ни был, дал дельный совет — сейчас мне нужен сон. Вызывать полицейских бессмысленно — они все равно не поверят в Мой пьяный бред. Я проверил замок на двери, затем, в полной уверенности, что не смогу заснуть, Дотащился до кровати и моментально отключился.
\Real.end
• Tip of the day: upgrade your system if possible. If not possible upgrade yourself
Прохожие толкали Мирослава плечами и локтями, будто не замечая его, — спереди, сзади, с боков он получал удары от спешащих по своим делам людей. Привыкший к тому, что среди народа никогда не возникает давки, Мирослав растерялся, и его начало бросать из стороны в сторону, как попавший между двумя встречными потоками воздуха бумажный листок. С трудом протолкавшись через равнодушно-жесткую, как терновая изгородь, толпу, Мирослав очутился у входа в здание, где он работал последние месяцы, и остановился. Он дошел на автопилоте практически до самых дверей, запомнив спинным мозгом дорогу, число и направление шагов. Но тут он встал, усомнившись, туда ли явился.
Вместо выполненного в модернистском стиле здания с облицовкой из цветного мрамора и совмещающими функции каркаса и одновременно украшения металлическими частями конструкции перед ним предстал массивный каменный гроб в четырнадцать этажей, со щербатыми, почерневшими от грязи стенами и треснувшим фундаментом — в прореху в основании стены уже уползла часть тротуара. Мирослав остановился, не решаясь войти.
— Боишься увидеть жесткую реальность, лишенную налета кремовой иллюзии? — раздался насмешливый голос.
Вчерашний визитер стоял рядом с Мирославом. Увидев его, программист не испугался — все-таки этот человек сулил хоть какую-то опору в новом для Мирослава мире. Хотя доверять ему было бы опрометчиво. Но провал реальности настолько выбил у Мирослава почву из-под ног, что он обрадовался любому знакомому лицу.
Ростом чуть выше среднего, подтянутый, с правильным, но не слишком примечательным лицом — русые волосы, прямой нос, прыщи пополам с родинками, светлая щеточка усов над губой и более тёмная щетина на щеках. Его выделял только взгляд — глаза цвета дымчатого агата смотрели чуть с прищуром, пронзительно, словно проникая в душу и оценивая. Одет он был в отличие от Мирослава носившего пуховку и джинсы, в черное пальто, из-под воротника которого выбивался белый ангорский шарф.
— Кто ты? — спросил программист, стараясь держаться на расстоянии.
— Меня зовут Тихон Шелестов, — представился тот. — Можно просто Шелест. Люблю слушать листопад. И вообще, осень — мое любимое время года.
— Понятно, — сказал Мирослав. — Ты что же, пойдешь со мной? Тебя охрана не пустит.
— Ха! — усмехнулся Шелестов. — Я бывал здесь и раньше. Хочешь увидеть фокус? Тогда пойдем. Кстати, как тебе распутица?
— Ужасно, — не удержался Мирослав и начал жаловаться: — На улице какая-то каша, Никогда такою не было, даже весной. Все штаны забрызгал.
— Ну, во-первых, для конца февраля оттепель — обычное дело. Но до схода снега еще мороз прихватит. А во-вторых, ты привык ходить по чистым мостовым в мире своей мечты. Ничего, парень, реальность тебя еще не раз по голове ударит. Ты в метро еще не ездил.
— Да уж, — вздохнул Мирослав, предчувствуя неприятности.
— Пошли, — кивнул Шелестов и направился к входу.
Мирослав последовал за ним с неохотой. Он понимал, что глобальные изменения действительности не могут не затронуть офис, и боялся увидеть место своей работы в новом виде. Где-то на уровне подсознания теплилась мысль, что ничего не изменится, что все будет как прежде и он сможет забыть о том холодном оцепенении, которое испытал, раскрыв глаза поутру в своей квартире и осознав, что вчерашний кошмар не был сном. Увидев в холле турникет и охранников, Мирослав даже обрадовался — на первый взгляд все было, как и раньше.
— Ваш пропуск, — безразлично сказал охранник, протягивая руку.
Мирослав передал ему карточку с фотографией. Вместо того чтобы опустить карточку в прорезь идентификационного устройства, охранник тупо поглядел на нее и вернул. Мирослав прошел через турникет.
— Теперь смотри, — сказал Шелестов, который шел следом.
— Ваш пропуск, — повторил охранник, точно так же протянув руку.
Шелест достал из кармана сложенную пополам пачку купюр и раскрыл ее на манер удостоверения. Охранник тупо поглядел на портрет президента и кивнул. Шелест спрятал деньги и прошел через турникет. Мирослав стоял, раскрыв рот.
— Это же практически манекен. Он так стоит по двенадцать часов. Готов спорить, он даже не думает, — заметил Шелестов.
Мирослав посмотрел на бессмысленное лицо охранника, будто вылепленное из куска теста, переходящее в толстую шею, с опущенным в землю взглядом и отставшей нижней губой.
— Но ведь они не такие, — подавленно произнес он. — Наши охранники веселые ребята, шутят постоянно. Их для того и поставили, чтобы вносить оживление в процесс автоматизации — в идентификатор сотрудники могут и сами карточку просунуть.
— Где ты тут видишь идентификатор? — спросил Шелест. — Автоматика денег стоит. А такой охранник стоит почти бесплатно. Мальчишек или бомжей он не пропустит, а большего и не требуется.
— Бомжей? Это что такое? — удивился Мирослав.
— Да ты, брат, еще многого не знаешь, — хмыкнул Шелест. — Ладно, пошли.
Мирослав последовал за Тихоном, чувствуя подавленность и тоску. Внутренность помещения была, конечно, не такой, как он себе представлял. Чуточку грязнее, неухоженнее, старее — и уже совсем по-другому воспринимаются те же самые коридоры и лестницы.
— А почему мы на лифте не поехали? — спросил Мирослав, перешагивая по ступеням лестницы.
— А ты что, часто на лифте ездишь? — вопросом на вопрос ответил Шелест.
— Да нет, вообще-то. Для здоровья полезнее пешком... — сказал Мирослав.
— Вот именно, что полезнее. У вас лифт уже давно сломан.
— Как это?
— А ты не заметил, что если и пользуешься лифтом, то только чтобы спуститься? Я тебе покажу на обратном пути.
Они вышли на этаж, где находилась основная часть офиса. Здесь располагалась раздевалка, где сотрудники сдавали верхнюю одежду, прежде чем разойтись по комнатам. Раздевалкой в офисе гордились — она была полностью автоматической. Цепляешь на крючок свое пальто или куртку, и она тут же уезжает по конвейерной линии, а на электронном экране высвечивается номер, который затем выдается в виде распечатки на отрывном купоне. В конце дня набираешь номер на пульте — и к тебе возвращается твоя куртка. Автоматика.
Шелест с Мирославом подошли к стойке, позади которой виднелись ряды вешалок с одеждой. А у стойки стояла невысокая грузная женщина, молодящаяся старуха с плохо прокрашенными седыми волосами и напомаженными губами, выделявшимися на потемневшем дряблом лице. Она подхватывала одежду, которую люди клали на стойку, и выдавала номерки.
— Вы раздеваться? — прощебетала она Мирославу. — Давай, голубчик, давай, миленький. Вот так. Сейчас, деточка моя, подожди, сейчас номер дам. Вот, триста сорок шесть. Пожалуйста, голубчик.
Так, осыпая Мирослава ласковыми словами, она предупредительно отдала ему заранее приготовленный номерок и открыто заглянула парню в лицо добрым стариковским взглядом. Мирослав смутился и отвел глаза, поспешно отойдя от стойки.
Следом подошли еще сотрудники. Разговаривая между собой громкими голосами, они побросали куртки на стойку и, опершись локтями на исцарапанную почерневшую панель, ждали, пока старушка суетилась между вешалками, собирая номерки. Ее «деточки» и «мои хорошие» тонули в смешках обменивавшихся шутками приятелей. Взяв номерки, они отправились дальше, даже не взглянув на женщину, которая пожелала им вдогонку удачного дня. Мирослав не выдержал и повернулся к Шелесту.
— Неужели все думают, что это автомат? Неужели все вот так: одежду бросил, номерок молча взял и пошел? И никто ей слова не скажет?
— Никто, — холодно ответил Тихон.
Они подошли к дверям офиса, где сидели менеджеры. Мирослав остановился в нерешительности — он и сам не знал, что ему делать. Навстречу им вышла из-за дверей какая-то девица, высокая, полная, с выпирающей из блузки тугой грудью и длинными рыжими волосами, падающими на раскрашенное, как обложки игровых компакт-дисков, лицо.
— А пройти можно, да? — раздался визгливый голос с хамоватыми интонациями избалованной стервы. — Спасибо! Столпились тут, проходу нет!
С запозданием Мирослав понял, что это — Лена Зайцева, секретарша замдиректора, грацией и утонченностью которой он всегда любовался.
— Заходи, не стой, в самом деле, — подтолкнул его Шелест.
В большой общей комнате сидели несколько девушек. Мирослав сообразил, что пришел к Маришке; он обрадовался и поспешил отыскать ее — после встречи с разительно переменившейся секретаршей ему захотелось общения с приятным человеком.
Маришка сидела за отдельным столом, оформляла договор. Мирослав подсел к ней, узнал ее тонкую руку, зажавшую карандаш между большим и средним пальцами.
— Привет, — сказал он, взяв в руки игрушечную собачку, стоявшую на письменном столе. — Как жизнь?
Маришка подняла глаза.
— Нормально.
Мирослав глядел и не узнавал. Бледная пористая кожа, веснушки на носу, торчащем, как сучок из забора, некрасивые оттопыренные уши, жидкие растрепанные волосы. И глаза — по-птичьи круглые невыразительные глаза, смотрящие тускло, почти бессмысленно.
— Ты журнал принес? — спросила она.
— Какой журнал?
— Каталог из универсама. С ценами на одежду, обувь и аксессуары. Ты обещал.
— Да нет... Вроде ты говорила о книжке. Я принес «Собачье сердце», — сказал Мирослав.
— Какое еще сердце? — возмутилась Маришка. — Я же каталог просила! Ну тебя к лешему, вечно все не то делаешь.
Она уставилась в свои бумаги, что-то отмечая карандашом.
— Марин, мы в театр пойдем? — спросил Мирослав робко.
— Опять ты со своим театром! — недовольно пробурчала Марина. — Мне в галерею надо сходить, весеннюю коллекцию посмотреть. Ты обещал со мной пойти.
— В галерею? — упавшим голосом переспросил Мирослав. — Слушай, а в Анталию ты не передумала ехать?
— Ты же ничего не выяснил, какой там шопинг, — ответила Марина. — Я без этого не поеду. Сначала узнай, какой отель ближе к городу и где цены лучше.
Шелест неслышно подошел, встал за спиной у девушки.
— Не трать время, — сказал он. — Она же просто дура. Она Виктории и в подметки не годится, а ты все с ней возишься. Только жизнь себе портишь. Брось ее, пойдем. Уверяю, ей глубоко безразлично, кто именно будет водить ее по магазинам и оплачивать покупки.
Маришка даже не подняла головы. Мирослав встал молча и ошеломленно попятился. Шелест аккуратно взял его под локоть и вывел из комнаты.
— Меня они не замечают, — сказал Тихон. — Я вне системы, а они внутри. Толкни я кого-нибудь из них под руку, и то вряд ли пошевелятся. Да и на тебя обращают внимание только потому, что долго с тобой общались. Через пару дней ты для них тоже станешь невидимкой.
— Что же это за система такая? — прошептал Мирослав.
— Виртуальная реальность, совмещенная с действительностью. Мнимые картинки, которые покрывают реальный фон, как цветные слайды из проектора отображаются на обшарпанной стене. Я называю это Иллюзион. Каждый из вас видит не то, что есть на самом деле, а то, что он хотел бы видеть. В том числе в других людях. И на общение это распространяется. Ты разговариваешь с Маришкой и пребываешь в уверенности, что ей нравятся твои книжки и театры, а она видит в тебе убежденного поклонника шопинга и просто не замечает твои настоящие увлечения. И так во всем. Всеобщая гармония взаимоотношений. Если вам что-то не нравится в других людях, вы просто этого не замечаете. Исключения, конечно, бывают — ваш босс, например, редкая сволочь, а поскольку он человек, облеченный властью и его слова имеют силу, то вам приходится его выслушивать, так сказать, без купюр. Сочувствую.
— Но как это возможно? — спросил Мирослав. — Как возможно, что эта система управляет моим зрением, слухом, всеми ощущениями? Что это: какой-то чип в голове, или излучение, или что? Скажи, черт возьми!
— Никаких чипов, — покачал головой Шелест. — Всю работу выполняет твое подсознание, это оно искажает информацию, поступающую от органов чувств, и создает оболочку того нереального мира, в котором ты живешь. А вот кто загипнотизировал тебя, кто заставил грезить наяву миллионы других людей...
— Кто же?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43