– С этим – он глазами показал на свою культю, – я похож на жандарма еще меньше. Мне почему-то стало неудобно. Раньше я убивал и калечил людей и не чувствовал угрызений совести, но тогда червяк вины пробрался в мою душу:
– Прости, что так получилось. Меньше всего я думал, что он улыбнется, но пленный именно так и сделал:
– Пустяки. Это еще не конец жизни – ведь ты мне мог распанахать живот, как и моим напарникам. Война закончится с недели на неделю и теперь меня демобилизируют раньше остальных. А прийти с войны первым – это все равно, что взять главный приз… Вы ведь не убиваете пленных? Я промолчал.
– Не убиваете… – решил он. – Вы ведь профессионалы…
– Ладно, служивый, расслабься… Расскажи, что в мире происходит. Мы от событий отстали. – спросил Шеель.
– Да вы чего? Ведь вы самое что ни на есть последнее событие. – попытался схохмить пленный. Мы не засмеялись. Пленный пожал плечами и начал рассказ. История получилась пренеприятная. Как оказалось, котел, в который попали мы, оказался не единственным. Наше поражение было отнюдь не первым, и, увы, не последним. Под Ковно наш император попытался дать генеральное сражение. Наши войска имели огромное преимущество в живой силе вообще и в кавалерии в частности. Но сражение было проиграно почти вчистую. Кавалерии противник противопоставил перевес в лучниках, прикрыв фронт и фланги пикенерами и ландскнехтами. И пока кавалерия увязла в массе пехоты, ее расстреляли из луков. И без того нестройная имперская армия в один день рухнула будто карточный дом. Император был низложен – хунта сразу же повела речь о переговорах. О мире любой ценой – пока еще можно было избежать безоговорочной капитуляции… Я посмотрел ему в глаза – он не отвел взгляд. Скорей всего он не лгал. Может, в другом положении, я бы оставил все как есть, но сейчас за моей спиной было почти три сотни людей. Шеель мог вытянуть из его мозга даже то, чего сам пленный не знал – обрывки фраз, карты, которые он мог видеть мельком. Однажды я забыл одну вещь и генерал приказал отдать меня магикам – процедура была пренеприятная. Они залезли ко мне в мозги – они старались как могли, но, говорят, я два дня был как растение. Пленный, кажется, угадал мои мысли и потупил взгляд:
– Прости, ничего личного, ничего лишнего. Работа есть работа… Пленный покривился и кивнул.
– Шеель, приступай, – сказал я и вышел из комнаты.
Когда он закончил, я сидел на завалинке. Шеель подошел и сел рядом.
– Плохо дело.
– Да ну? Насколько?
– Мы в котле. Котел на сто миль… Я присвистнул.
– Это еще не все. То, что он городил о мире, это правда.
– Что с их войсками?
– Тоже, в общем, ничего нового. В этом районе только их корпус, а юго-западней –пехотная бригада. Да, вот еще, сменить их должны завтра утром, так что время у нас еще есть. Я отрицательно покачал головой:
– Времени у нас нет… Что-то еще?
– Да вроде все… Мы сидели молча, я смотрел вверх, где в безумной вышине почти неподвижно висела одинокая птица. Мне хотелось рвануть туда, вверх…
– Зуб болит, – проворчал Шеель, – что со мной будет… Как и у всех шифровальщиков, у него имелась вшивка лояльности: капсула с ядом. При опасности или по приказу командира он должен был уничтожить шифры и сломать себе зуб с отравой. Именно по этой причине шифровальщики не занимали командных должностей. Блокноты Шеель сжег в ночь перед прорывом, но капсулу оставили на его усмотрение. Солдаты мне нужны были все. Но что-то довлело над ним – дней пять назад у него во время обеда отломался кусок зуба. Того самого, с ампулой. Шеель постоянно ощупывал его языком, а когда ложился спать, чтобы не раздавить зуб, вкладывал в рот кожаную капу.
– Попроси своего фельдфебеля, чтобы он тебе его выбил.
– Нельзя… Вдруг еще кому-то глотку сложится перегрызать… Ну что, командир выступаем?.. Но я не спешил – бои в котле и сегодняшний бег выжег все силы. Здесь было сравнительно спокойно и тишина умиротворяла. Хотелось немного отдохнуть от седла, поспать, поесть наконец…
– Есть хочется… – пробормотал я.
– Что ты говоришь? – спросил Шеель.
– Есть, говорю, хочется. Шеель покопался за пазухой и подал мне маленький комочек коричневого цвета.
– Держи…
– Что это?
– Жвачка. Имперская служба снабжения постаралась – жвачка со вкусом хлеба и говядины. Я покачал головой:
– Нет, спасибо. Поднявшись на ноги добавил:
– Выступаем…
Я знал – нас искали. Ведь в самом деле не может же целая хоругвь раствориться в воздухе. Нас спасало только одно – в наступающих и отступающих частях творилась неразбериха. Мы петляли лесами и полями, пытаясь сбить со следа возможных преследователей. Если мы сталкивались с кем-то, я уводил хоругвь в сторону, забираясь в глубь. Я понимал – люди не железные. Им надо спать, пить, есть. Коней опять же нужно кормить. Чтобы дать людям хоть какой-то отдых, я увел хоругвь в совершенную глушь, куда, может, быть не долетели все проклятия войны, где не шли линейные части, куда не достали патрули. И действительно – мы нашли небольшую деревушку. Она не значилась на картах, и быть может, именно это ее и спасло. Мы заняли ее под вечер. Я еще раз попросил солдат без нужды не задевать штатских, Шеель распорядился насчет патрулей и постов, и солдаты разошлись по квартирам. Ночь прошла спокойно. Верный устоям прежнего командира, я дал солдатам досмотреть сны. Проснувшись рано, я обошел посты и отправился на реку. Вода была слишком холодная, чтобы купаться и я только умылся. Меня не было в деревне не так уж и много, но вернувшись в деревню, я уже не застал былой тишины. Почти вся хоругвь собралась на центральной площади. Здесь же собралась, наверное, вся деревня. Солдаты пропустили меня – в центре я увидел Шееля, который спорил с солтысом.
– Что за шум… – начал я.
– Сейчас будет тебе и драка… – мрачно ответил Шеель, сжимая рукоять сабли. Тут запричитал солтыс:
– Да нешто так можно?.. Мы ведь вас приютили, обогрели, а ваш… Как оказалось, один солдат какими-то правдами-неправдами затащил на сеновал девицу. Не знаю, что он там ей наговорил, на что она надеялась, но все оказалось просто до пошлости. Солдат уже собирался приступить к делу, но девчонка вырвалась. Как раз мимо проходили кметы, которые пришли на помощь и скрутили солдата его собственным ремнем. К вящему его позору это оказалось легким делом: его сабля завалилась за огорожу, а штаны – спущены. Наверняка крестьяне хотели его тихо придушить, надеясь на то, что никто особо искать его не будет (и действительно не искали бы). Но теперь солдат заорал о помощи. Крик услышал патруль и поспешил выяснить причину шума. Но, разумеется, этим всем дело не ограничилось, и к тому времени, когда конфликтующие стороны прибыли на площадь к ним присоединилась вся деревня и хоругвь соответственно. Крестьяне были настроены решительно – в руках они сжимали серпы, топоры, просто выдернутые из забора колья. Я разглядел несколько боевых кос – глеф. Дело становилось серьезным. Здесь же была и виновница всего этого шума – девчонка лет пятнадцати с курносым носом и лицом, покрытым веснушками…
– Хоть бы красивая была, – бросил Шеель, – а так ведь…
– Говорят, первая война возникла из-за женщины. – почему-то вспомнилось мне.
– Глупости. Война из-за женщины была третьей. Первой была войны за еду, вторая – за сон… Я спросил:
– Как думаешь: чтобы сделал с ним Дель Тронд?
– Если бы изнасиловал – повесил бы на первом суку, а здесь – даже не знаю… Так ты можешь судить его только за неповиновение приказу.
– Но он же хотел…
– Старик, «хотел» или «сделал» – это две разные вещи. А «хотел и сделал»
– так вообще третья. Мне, к примеру, тоже давно хочется женщину. И что теперь?.. Я промолчал. Солтыс о чем-то скулил меж нашими конями. Мне вдруг захотелось его ударить. Просто со злобы – что мы тратим время неизвестно зачем, но больше от того, что…
– Что делать, Шеель, что делать… – вырвалось у меня. Он безразлично пожал плечами, будто все вокруг его не касалось:
– Решай сам… И я решил. Решил резко, будто бросился в омут:
– Виновен! От слова вздрогнул даже я. Замолчал солтыс. Мне пришлось повторить:
– Мой приговор: виновен! Виновен в нарушении приказа и попытке изнасилования. Я прощаю, что принадлежит мне и вручаю его в руки гражданской власти. Повернувшись к солтысу добавил:
– Он ваш!
– Осторожней, – шепнул Шеель, – солдаты не станут тебе подчинятся. Тебя низложат…
– Если они мне не подчинятся сейчас, то командовать нам будет не кем… Конечно, это было не совсем так – крестьян было хоть и больше, но вооружены они были плохо, а обучены еще хуже. Хоругвь бы выкосила все село, но пара таких побед была бы равна полному разгрому.
– Нам пора! Я развернул коня и поехал прочь. За мной тронулся Шеель, а потом вся хоругвь. Неудавшийся насильник догнал нас за пять миль от села. Что с ним произошло, он не говорил, но я заметил, что он неспокойно сидел в седле и подкладывал под задницу мягкие вещи. Крестьяне, наверное, сбитые с толку не начатым преступлением, ограничились простой поркой. Его могли казнить – но не стали. Его жизнь продолжилась. На некоторое время.
Фельдфебель из второй бандеры доложил, что вторую ночь за нашей хоругвью мчится стая волков. Днем их не видно, но ночью они приближаются к ордеру или к кострам бивуаков. Он пытался убить одного, но тот легко ушел…
– Хитры, бестии, что твои оборотни… Или вомперы… – закончил он доклад.
– Да нет, просто жрать хотят. – Ответил я. Во времена войн в лесах плодились всякая живность и нежить, что могла питаться падалью. Потом они выедали друг друга, но до этого приносили неисчислимые беды крестьянам. Но я приказал волков без надобности не трогать, сославшись на то, что скоро еды им будет достаточно. Пользы от доклада фельдфебеля было никакого, но я стал чаще оборачиваться, стараясь увидеть, что грядет за нами. Пару раз я убедил себя, что видел какую-то тень меж деревьев, но никому это не рассказывал. Карт уже не было никаких – никому в голову не пришло снабдить нас картами своих же тылов. Мы действительно жили в пустоте – без новостей, поддержки, планов и дорог. Похоже, единственным, кого это тревожило, был я сам. Солдаты проверяли, как выходят сабли из ножен, скабрезно шутили. И их безразличие успокаивало меня. Мы раскатали полуроту под Орестом, у нас погиб только один человек – совсем молодой кадет. Ему полоснули по ноге и умирал он от потери крови. Помню, я склонился над ним, держа его руку в своих ладонях, будто это могло как-то помочь ему. Раненый часто дышал и смотрел в небо. Единственными словами, которые он сказал были:
– Смотрите-ка, там звезды… И умер. Мы посмотрели на небо, но ничего не увидели – солнце было затянуто осенними тучами… Через реку я собирался перейти по старому Сиеннскому мосту, но на подходах к нему мы нарвались на кавалерийский корпус. От преследования мы ушли удивительно легко, из чего Шеель сделал предположение, что в том районе было рассеяно много наших войск, посему противник действовал с осторожностью. Я возразил ему, что мы до сих пор не встречали своих.
– Все очень просто, – ответил Шеель, – они сидят по оврагам и лесам и боятся высунуть нос… Второй раз к мосту я решил не возвращаться, переправив хоругвь пятнадцатью милями ниже по течению. На одном из лесных перекрестков мы неожиданно нарвались на вражеский разъезд. Они попытались оторваться, мы погнались за ними и на их спинах ворвались в деревню, где квартировала вражья хоругвь. Мои солдаты рассыпались в боевой ордер, обнажая сабли Враг тоже ощетинился оружием, но почти не нападал и был будто удивлен. Бой затихал, так и начавшись: шорох шагов и топот копыт лишь иногда разбавлялся лязгом стали. Из дома выскочил их гауптман и проорал на всю площадь:
– Да что ж вы делаете!!! Прекратить драку! Гауптман обладал хорошо поставленным командирским голосом и приказ подействовал: оружие никто не спрятал, но и без того вялая драка, теперь сошла на нет. Увидев Шееля, гауптман подбежал к нему и прокричал:
– Да откуда вы свалились? Эй, неизвестный солдат, война закончилась…
– Не понял? – удивился я.
– Да что тут понимать? Три дня назад был подписан мирный договор. Ваши войска отводятся за реку Курух… Что тут рассказывать? У меня на столе должен лежать меморандум… Он действительно нашел лист, в котором излагались основные параграфы нового договора. Обычный мирный договор, закрепляющий новый передел мира. Но в нем были некоторые статьи, которые меня смутили. Особо интересным был седьмой параграф, в котором указывалось, что частям оказавшимся в тылу противника надлежало сдаться в двухдневный срок. При этом сдавшиеся приравнивались к пленным с соответствующими правами и обязанностями, а не сдавшиеся – к бандитам и подлежали уничтожению без суда и следствия… Я прочитал это вслух:
– Поздравляю, – бросил Шеель, – нас предали. Я кивнул – так все и было…
– Да ладно вам, ребята… – быстро заговорил гауптман, будто чем-то испуганный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30