– Ты знаешь, о чем говорится в этой книге? – спросила Мари.
– Нет.
– Говард, ты прелесть! Я скучал по тебе. Пожалуйста, выбери время и позвони мне, если, конечно, опять не попадешь в тюрягу или психушку. – Гудини поднялся. – Дойл, мне наскучило слушать этот бред. Я отправляюсь домой, спать. Буду нужен, приходите.
– Погодите! – скомандовал Дойл.
Гудини остановился на полдороге к двери. Дойл подошел к Лавкрафту так близко, что тот отпрянул.
– Говард, что вы имели в виду, когда сказали, что Богу не удалось разглядеть все опасности в тумане, окружающем поле битвы?
– Это лишь теория.
– Нет, далеко не теория, и вы это знаете. В кабинете у Дюваля висит подробная карта мира, где отмечены маршруты некоего «Заблудшего племени». Что это такое?
Лавкрафт поморщился и посмотрел на огонь.
– Я же вам сказал. Бог направил сонмы ангелов во все уголки земли.
– Да. И что?
– А то, что на небеса возвратились не все. При этом не каждый ангел стал падшим. – Лавкрафт скрестил руки на груди.
– Вы предполагаете, что «Заблудшее племя» – это ангелы?
– Артур, в любой войне есть свои беженцы.
– Какая ерунда, – проворчал Гудини, возвращаясь к камину. – Чушь для воскресной школы.
– И что, Говард, это конец урока? – спросил Дойл.
– Я рассказал вам все, что знаю… честно. Но мои знания – лишь жалкие крохи с пиршественного стола истинных магов ранга Дюваля. «Книга Еноха» – одна из самых загадочных реликвий, существующих на земле. Созданы десятки теорий, сложено множество легенд, но еще никому не удалось проникнуть в ее тайны.
– Ладно, Говард. Вы ввели нас, как говорится, в курс дела. Теперь нужна консультация эксперта по «Книге Еноха». Вы можете порекомендовать кого-нибудь?
Лавкрафт невесело рассмеялся:
– О да, конечно… но он вам не понравится.
– И все же назовите, – попросил Дойл.
– Это самый большой знаток книги, разумеется, не считая самого Джона Ди. Возможно, даже более крупный специалист, чем Дюваль.
– Кто? – нетерпеливо воскликнул Гудини.
– Кроули.
Мари расширила глаза:
– Ты шутишь, Говард?
– Алистер Кроули? – изумился Дойл.
– Нет, ты определенно свихнулся, – подвел итог Гудини с печалью в голосе.
– Вы хотели, чтобы я назвал эксперта, я назвал, – промолвил Лавкрафт.
– Неужели мы доверимся этому скорпиону? – Гудини посмотрел на Дойла, ища поддержки. – Как вы думаете?
– Где он? – спросил Дойл.
– Здесь, – ответил Лавкрафт, – в Нью-Йорке.
– Вы серьезно?.. – начал Гудини.
– Как с ним связаться? – прервал его Дойл.
– Через меня, – ответил Лавкрафт.
– Дойл! – воскликнул Гудини. – Но тот человек сделал нам столько гадостей.
– Не имеет значения, – твердо проговорил Дойл. – Мы будем сотрудничать с любым, кто поможет выявить злодея. На этих убийствах он не остановится, потому что уверен в своей безнаказанности. Так вот, пришло время показать ему, что он ошибается. – Дойл обвел присутствующих стальным взглядом. – Пришло время сообщить всем серьезным участникам игры, что Арканум снова действует.
ГЛАВА 20
На Вашингтон-сквер ветер пронизывал до костей. Лавкрафт поднял воротник потертого пальто, встал, прошелся и сел. Он ненавидел холод и все, что с ним связано, поэтому красоты осени его не трогали. Ни листья, ставшие пурпурными и оранжевыми, ни аромат осенних запахов. Комфортнее всего Лавкрафт чувствовал себя в тиши библиотечных залов, вдыхая застоялый мускусный запах старинного пергамента. Если бы не манившие к себе тайны ночного неба, он бы всю жизнь проводил в помещениях. Лавкрафт снова встал, посматривая на рыжеватое здание, где жил Алистер Кроули, самопровозглашенный Великий Антихрист, страстно желая, чтобы тот не выходил сегодня на прогулку. А если бы вышел, то отказался разговаривать. Он боялся поддаться искушению.
На жизнь Лавкрафта серьезно повлияли два человека: Константин Дюваль и Алистер Кроули. Два гения-антипода. Устремления первого были направлены на поиски возможностей защиты добра. Второго добро не интересовало, он тратил все силы на самоутверждение в мире оккультизма. Про первого слагали легенды, второго проклинали. Оба всегда опережали свое время, хотя совершали трагические ошибки. Их судьбы причудливым образом переплелись, напоминая абсурдистский любовный роман, однако непримиримые противоречия разводили этих людей в разные стороны.
Если Дюваль пытался каким-то образом структурировать мир оккультизма, то тщеславный Кроули жаждал лишь власти в этом мире и не был заинтересован ни в каком упорядочении.
Парадоксальным казался факт, что внешне Кроули производил впечатление странного позера, однако те, кто знал его близко, испытывали перед этим магом благоговейный страх. И чем глубже они проникали в его суть, тем сильнее становился страх, смешанный со сдержанным уважением.
Как только молодой демонолог Лавкрафт начал себя проявлять, его заметили и Кроули, и Дюваль. Они разглядели в юноше родственную душу, достойного ученика, который сможет усвоить и правильно распорядиться полученными знаниями.
Лавкрафт предпочел Дюваля и Арканум, и этот выбор до сих пор беспокоил его, как непереваренная пища. Арканум действовал в рамках строгой морали, а Лавкрафт относился к оккультизму как ученый и был готов заплатить за истину любую цену, поступиться любыми моральными принципами. Это было несложно для него, не имеющего близких, но нередко приводило к конфликтам с Гудини и Дойлом, людьми семейными, уважаемыми в обществе, воспитанными в лоне иудейско-христианской веры. Философские разногласия подталкивали его к Кроули, никогда не придерживавшегося общепринятых норм поведения и для которого в мире не было ничего святого и заветного. Перебежать в другой лагерь Лавкрафт не решался, зная, что совершит непоправимую ошибку. Однако искушение осталось.
Его размышления прервало появление в дверном проеме дома № 63 высокого господина в пальто с бархатным воротником и котиковой шапке. Глядя прямо перед собой, он зашагал в направлении Пятой авеню, сопровождая каждый третий шаг ударом зонтика о тротуар.
Лавкрафт заспешил к Кроули, удивляясь своему волнению. Очевидно, чары этого человека были сильнее, чем он ожидал. Чтобы их развеять, он попытался думать о Дювале, но тщетно.
Когда их разделяло три метра, Кроули остановился, Лавкрафт тоже.
– Довольно смело с твоей стороны явиться сюда, – произнес Кроули, не оборачиваясь.
Лавкрафт решил обойтись без церемоний.
– Нам нужна ваша помощь.
Кроули повернул голову. Черные глаза навыкате казались слишком большими для его лица. Сморщенные лягушачьи веки подрагивали от напряжения. Взгляд холодный, как у мертвеца.
– Насчет вас не знаю, а вот тебе определенно помощь нужна, – усмехнулся он.
Держа в руке шляпу, Дойл замер на середине собора Святого Патрика. Знакомый запах перенес его в детство. Он вспомнил воскресные мессы и почувствовал вину за то, что отвернулся от церкви. Но возвращения не будет до тех пор, пока церковь не изменит своего отношения к спиритизму.
Сегодня был вторник, мессу не служили. Впрочем, сейчас Дойлу это было безразлично.
– Сэр Артур! – Из ризницы справа от алтаря появился лысый священник в очках.
– Ваше высокопреосвященство. – Дойл двинулся навстречу Патрику Хейзу, новому архиепископу Нью-Йорка. – Примите поздравления.
Хейз улыбнулся:
– Спасибо. Рад встретиться с создателем моего любимого сыщика.
Они обменялись рукопожатиями.
– Спасибо, что уделили мне время, – сказал Дойл.
– Общение с вами для меня удовольствие. Чем могу быть полезен? – Хейз сдвинул круглые очки на кончик носа. – Неужели решили вернуться на путь истинный?
– Мне не хочется вас разочаровывать, ваше высокопреосвященство, но пока я не готов.
– Очень жаль. – Хейз подвел его к скамье под кафедрой, – и давайте обойдемся без титулов. Высокопреосвященство и так далее…
Они сели.
– Я пришел посоветоваться с вами, – промолвил Дойл.
– По вопросам личного характера?
– Пожалуй, религиозного. И одновременно исторического.
Хейз просиял.
– Разумеется, я готов помочь. Собираете материал для нового романа?
– В общем, да. Меня интересует отношение церкви к «Книге Еноха».
Хейз помрачнел.
– Вы имеете в виду пророка Еноха из Ветхого Завета?
– Да. По мнению некоторых… ученых, в давние времена «Книга Еноха» считалась Третьим Заветом Библии.
– Хм… заверяю вас, католическая церковь относится к этому крайне отрицательно. Время от времени дилетанты-историки заявляют об открытии каких-то античных рукописей, выдавая их за составные части Библии. Но всю подобную литературу отцы церкви отвергли много веков назад, признав апокрифами. Иными словами, в Священное Писание названная вами книга никогда не входила.
– А по какой причине?
– Ну хотя бы потому, что в различных апокрифических книгах утверждается – я говорю не только о названной вами, – что на земле до сих пор обитают диковинные мифические существа. Это, несомненно, вводит мирян в заблуждение.
– Существа, подобные Нефилиму? – уточнил Дойл.
– Нефилим, он же Голиаф, действительно упоминается в Ветхом Завете. Ну и что? Библия не только исторический документ, но и литературное произведение, там повествуется о чудесах и мифических существах, заимствованных из фольклора. Но разве возможно включать сюда материалы, подвергающие сомнению Замыслы Божьи? Разве можно указывать на ошибки Творца?
– А падение Люцифера?
– Вы предполагаете, что это произошло помимо Божьей воли? – спросил Хейз.
– Но в таком случае, почему Он так захотел? – Этот вопрос терзал не только одного Дойла.
– Да, именно, почему? – произнес Хейз, понижая голос. – А потому, что любовь возможна лишь при наличии свободы воли. Отец, властвующий над своими детьми, н„позволяющий им развиваться так, как они хотят, выбирать свой собственный путь, – это не отец, а диктатор. Бог хочет, чтобы в основе наших отношений лежал не страх, а любовь. А такое возможно лишь в том случае, если Он позволит нам определять свою судьбу.
– Мой сын, Кингсли, мой старший, который погиб на Сомме…
– Я выражаю вам глубочайшие соболезнования, – промолвил Хейз.
– Спасибо. Так вот, он часто спрашивал меня, почему Бог никогда не проявляет себя. Не поддерживает верующих, не наказывает зло.
– Хороший вопрос. Я отвечаю на него так. Если бы Бог внезапно появился на Пятой авеню во всем Своем Божественном величии, мы бы упали на колени в благоговейном трепете. И моментально стали бы рабами. Разве могло бы как-то быть иначе после свершения подобного чуда? Он не может себе это позволить. Он дает нам свободу воли. Свободу выбора. Мы – Его дети, и Он, как любящий отец, позволяет нам принимать решения.
– А сатана? – спросил Дойл. – Ведь у него тоже есть последователи.
– Земля является полем битвы добра со злом. Да, у сатаны есть определенное влияние, но он не всемогущ, как Бог, который приходит к нам на помощь самым неожиданным образом.
– Ваше высокопреосвященство, – нерешительно сказал Дойл, – вы верите в ангелов?
– Конечно, верю.
– Они здесь, среди нас?
– Да.
– А кто их защищает?
Хейз усмехнулся.
– Совсем наоборот, сэр Артур. Они защищают нас.
Дойл устало прикрыл глаза.
– Ну а если они заблудились и блуждали так долго, что забыли путь домой?
– Сэр Артур, я уверен, Бог никогда бы такого не допустил.
– А если сатана узнал об этом каким-то образом и ему удалось их найти… – Голос Дойла пресекся.
– Я не понял, – произнес Хейз.
– Что, если с их помощью он решил отомстить Богу?
– У него нет такой возможности.
– А если предположить, что она появилась?
Хейз нахмурился.
– Ангелы – чистые духи, а Люцифер изгнан Богом и принадлежит материальному миру. Если допустить, что он каким-то образом оказал влияние на этих божественных существ и… – Хейз ненадолго задумался, – телесное опять взяло верх наддуховным… В таком случае мы стали бы свидетелями второго падения человека, как предсказано в Апокалипсисе. Но не думаю, что подобный исход вероятен.
Дойл встал, застегнул пиджак и протянул руку архиепископу.
– Надеюсь, что вы правы. Спасибо.
– Я тоже надеюсь. – Архиепископ Хейз поднялся и пожал руку Дойлу. – Вы удовлетворены разговором?
– Вы оказали мне огромную помощь, ваше высокопреосвященство.
– Пожалуйста, обращайтесь в любое время, без всякого стеснения. Я всегда рад вас видеть.
– Еще раз большое спасибо.
Дойл не подозревал, что уже совсем скоро ему придется снова прибегнуть к помощи архиепископа.
ГЛАВА 21
Мари знала, что Антуан боится. Бусинки в его космах звякнули. Он посмотрел в зеркало заднего вида, встретился с ней взглядом и принялся обозревать неряшливые строения Бруклина, где чернокожие постепенно вытесняли ирландских поселенцев. Парни на тротуарах настороженно следили за автомобилем. Антуан надвинул цилиндр на лоб и начал перебирать пальцами косточки на тулье. Мари уже пожалела, что втянула его в опасное дело. Это в Новом Орлеане она была священной мамбо, а Нью-Йорком правил ужасный хунган Тито Белтран, выходец из Западной Африки, колдун-знахарь из племени догонов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35