Специально делают так, чтобы их возненавидели, стараются привлечь к себе чужое внимание, а когда дойдут до точки, загоняют себя в угол. Я этого понять не могу. Как бы сильно они ни страдали, у меня не найдется к ним сочувствия. Вон я на какие жертвы пошла, чтобы жить радостно. Я красивая. Я сияю. Я притягиваю к себе людей, и если среди них и попадаются отдельные нежелательные для меня личности, то я не обращаю внимания — это как налоги за все остальное. Поэтому, если меня и убьют, то это будет просто несчастный случай. Ничего себе такого не придумывай. Верь мне — ты же меня знаешь.
Ну вот, так старалась, чтобы хоть это письмо написать по-мужски, а все равно обхохочешься. Вот стыдоба-то, дальше писать не могу, прямо. Я-то думала: ну и пусть я уже давно женщина, все равно где-то осталось мое настоящее я, мужское. Нужно выполнить свой долг. Но и телом, и душой я — женщина, на словах, и на деле — мать, да? Умора, да и только.
Я… я люблю свою жизнь. Все было здорово: и когда я была мужчиной, и когда мы поженились с твоей мамой, и когда я стала женщиной после ее смерти, и когда растила тебя, и когда мы так хорошо вместе жили… Ой, и когда мы взяли к себе Микагэ! Вот это радостнее всего было. Почему-то так хочется увидеться с ней. Она — тоже моя дорогая детка.
Ох, до чего же я сентиментальная.
Передавай привет Микагэ. Ты скажи ей, чтобы больше не обесцвечивала волосы на ногах в присутствии парней. Ужасно неприлично, да? Ты ведь согласен со мной?
Положила в конверт все свои сбережения. Ты же все равно ничего не понимаешь во всяких бумагах. Свяжись с адвокатом. Ну, в любом случае, кроме бара все твое. Хорошо быть единственным ребенком, да?
Эрико ХХХ
Я прочитала письмо и осторожно сложила его как было. От него доносился слабый запах духов Эрико, мою грудь пронзила острая боль. Даже этот запах когда-нибудь исчезнет. По-моему, это самое невыносимое.
Я легла на родной до боли диван — на нем я спала, когда жила здесь.
Так же, как всегда, в той же самой комнате наступила ночь, силуэты цветов на подоконнике смотрели на ночные улицы внизу.
Но сколько ни жди, она больше не вернется.
Скоро рассвет, слышно, как кто-то мурлычет себе под нос, цокают каблуки, открывается дверной замок. Она возвращается с работы из бара, как всегда немного навеселе, гремит чем-то, я слегка приоткрываю глаза. Шум душа, шлепанье тапок, закипает вода, я опять засыпаю, чувствуя себя абсолютно защищенной. Так было всегда. До боли знакомая картина. Настолько знакомая, что кажется, с ума сходишь.
Слышно ли Юити в комнате напротив, как я плачу? Или же он забылся тяжелым, мучительным сном?
Моя короткая история начинается с этой грустной ночи.
На следующий день мы кое-как встали после полудня. У меня был выходной, я ела хлеб и лениво листала газету, Юити вышел из своей комнаты. Он умылся, сел рядом со мной и, отхлебнув молока, сказал:
— В институт что ли сходить…
— Вот она беззаботная студенческая жизнь, — ответила я и отломила ему половину булки.
— Спасибо. — Юити взял ее и принялся молча жевать. Так мы и сидели вдвоем, уставившись в телик, как настоящие сироты, даже странно стало.
— А ты, Микагэ? Сегодня вечером домой пойдешь? — спросил Юити, вставая.
— Ну-у, — задумалась я, — поужинаем, а потом пойду, наверно.
— О-о, ужин от профессионала! — сказал Юити. Идея показалась мне блестящей, и я приступила к делу со всей серьезностью.
— Хорошо, тянуть не будем. Буду готовить, пока жизнь теплится в моем теле. — Я с воодушевлением продумала роскошное меню, написала список необходимых продуктов и всучила его Юити.
— Поезжай на машине и купи всё, что здесь написано. Возвращайся поскорее — это все твои любимые блюда, наешься до отвала.
— Ой, ты прямо как жена мне, — смущенно пробормотал Юити и вышел из дома.
Закрылась дверь, я наконец-то осталась одна и тогда поняла, как смертельно устала. В квартире было так тихо, что даже не слышалось тиканья часов, особый покой, когда чувствуешь себя виноватой от того, что только ты одна живешь и что-то делаешь.
В квартирах, где кто-то умер, всегда так.
Я рассеянно погрузилась в диван и смотрела, как за широким окном серые оттенки начавшейся зимы окутывают город.
Во всех уголках этого маленького города, в парках ли, на дорогах, не было ничего, что могло бы дать отпор этому тяжелому холодному зимнему воздуху, который просачивался везде, подобно туману. Я чувствовала себя раздавленной, не могла дышать.
Великие люди излучают свет просто своим присутствием, озаряют сердца окружающих. А, исчезнув, оставляют тяжелую тень, и с этим ничего нельзя поделать. Может, Эрико и не обладала особенным величием, но она была здесь, а теперь ее не стало.
Я повалилась на спину и стала понемногу вспоминать, как белый потолок спасал меня. Сразу после бабушкиной смерти я часто днем, когда Юити и Эрико не было дома, лежала одна и так же смотрела на потолок. Точно, когда бабушка умерла и у меня не осталось ни одного родного человека, я думала: как печально всё. Я была уверена, что уж хуже-то не будет, но над всякой вершины есть своя вершина. Эрико значила для меня очень многое… Конечно, бывает — кому-то везет, кому-то нет, но полагаться на судьбу глупо. От таких мыслей легче не становится, да и пользы никакой. Когда я это поняла, то у меня одновременно стала получаться и моя печальная, и обычная жизнь. Я повзрослела до омерзения, но жить несомненно стало проще.
Именно поэтому у меня сейчас так тяжело на душе.
На западе появились темноватые облака, слегка окрашенные в оранжевый цвет. Еще немного и наступит медленный, холодный вечер. Проникнет в пещеру моего сердца. Мне захотелось спать, но я произнесла вслух:
— Если сейчас уснешь, будут сниться кошмары, — и поднялась с места.
Я прямиком отправилась на кухню семьи Танабэ, на которой не была давным-давно. На мгновенье вспомнилась улыбка Эрико, и в груди закололо, но мне хотелось что-нибудь сделать. Похоже, кухней последнее время никто не пользовался. Грязновато и мрачно. Я начала уборку. Оттерла раковину порошком, вытерла плиту, вымыла поддон электроволновки, наточила ножи. Постирала все тряпки и бросила их сушиться. Глядя, как они крутятся в гудящей сушке, я почувствовала, что мне удалось взять себя в руки. И почему я так люблю всё, что связано с кухней? Просто удивительно. Всё так мило сердцу, будто далекой истомой отпечаталось в памяти. Когда стою здесь, всё приходит на круги своя, как будто что-то возвращается.
Этим летом я самостоятельно занялась изучением кулинарии.
Вряд ли я когда-нибудь забуду это чувство, когда ощущаешь, как растет число клеток в мозгу.
Я купила три книги: основы, теорию и практику, — и готовила всё подряд. В автобусе, на диване перед сном я читала теорию и зубрила калории, температуру и сырье. А потом, как только находилось свободное время, занималась готовкой на кухне. И сейчас эти совсем обтрепавшиеся книги всегда у меня под рукой. Каждая страница вспоминается вместе с красочной фотографией, как помнишь любимые в детстве книжки-картинки.
Юити и Эрико все время повторяли: «Микагэ совсем с ума спятила.» — «Это точно». А я действительно, как сумасшедшая, все лето готовила, готовила, готовила. Я тратила все деньги, которые удавалось заработать, и если что-то не получалось, не успокаивалась до тех пор, пока не добивалась успеха. Я злилась, бывала раздражительной, или, наоборот, становилась доброй и сердечной, и всё время готовила.
Сейчас мне кажется, это было хорошее лето: благодаря моим занятиям мы часто ели все вместе.
Вечерний ветер дул через сетку, мы смотрели в окно на начинавшее темнеть светло-голубое жаркое небо и ели вареную свинину, холодную лапшу по-китайски и салат из арбуза. Я готовила для них: для нее, которая всегда шумно радовалась всему, что бы я ни приготовила, и для него, который молча поглощал мою стряпню в огромных количествах.
Потребовалось довольно-таки много времени, прежде чем я научилась готовить омлет со множеством ингредиентов, вареные овощи красивой формы, тэмпуру и тому подобные блюда. Мне мешала небрежность, это у меня в характере — я даже и представить себе не могла, насколько это вредит правильному приготовлению пищи. Чуть-чуть не дождалась, когда нагреется до нужной температуры, сготовила до того, как полностью испарится вся вода, — удивительно, как такие, как мне казалось, мелочи влияли на цвет и форму результата. Я достигла уровня ужинов домохозяйки, но блюда, как на фотографиях в книжке, никак не хотели получаться.
Деваться некуда, я стала стараться делать всё очень аккуратно. Вытирала кастрюльки, сразу же закрывала крышечки от приправ, неспешно продумывала порядок приготовления блюда, а когда начинала сходить с ума от злости, делала перерыв и глубоко дышала. По началу я отчаивалась от нетерпения, но вдруг всё стало получаться, и мне показалось, что даже мой характер исправился. Ну, тут я, правда, поспешила с выводами.
Вообще-то, как выяснилось, мне ужасно повезло, что я попала в ассистентки к преподавательнице по кулинарии, у которой я сейчас работаю. Она не только преподает, но и много работает на телевидении и в журналах, известный человек. Говорят, что когда я прошла, сдав экзамен, было очень много желающих. Я узнала об этом позже… Я тихо радовалась и думала, что мне безумно повезло, что, будучи совершенным новичком, прозанимавшись одно лето, я смогла поступить в такое место. Но, когда я увидела женщин, которые приходили в школу учиться готовить, всё встало на свои места. Похоже, их душевная организация в корне отличается от моей.
Они живут в счастье. Как бы их ни учили, их воспитывают так, чтобы они никогда не покидали этих счастливых пределов. Наверное, это делают их добрые родители. И они не знают, что такое радоваться по-настоящему. Человек не волен выбирать, где лучше. Каждый создан так, что живет собственной жизнью. Счастье — это такая жизнь, когда совсем не ощущаешь, что ты на самом деле одинок. Мне вообще-то тоже такая нравится. Повязала фартучек, улыбаешься, как цветок, учишься готовить, встречаешься с любимым человеком, как следует взвесив все за и против, помучившись и посомневавшись, выходишь замуж. Мне кажется, это замечательно. Красиво и нежно. Бывает, устанешь до чертиков, или покроешься вся прыщами, или одиноким вечером начнешь названивать друзьям-подругам, а они все разбежались куда-то — в такие моменты я ненавижу свою жизнь: и где родилась, и как воспитали — всё.
Но тем счастливым летом, на той кухне…
Я нисколечки не боялась обжечься или порезаться, с легкостью не спала по ночам. Каждый день я вся трепетала от радости: придет завтрашний день, и я опять смогу бросить вызов. В морковном пироге, который я готовила так часто, что знала весь порядок его приготовления назубок, осталась частичка моей души. Я так страстно любила ярко-красные помидоры, которые обнаружила в супермаркете, что жизнь была готова за них отдать.
Так я поняла, что такое радость, и это от меня никуда не уйдет.
Мне бы ни за что не хотелось потерять ощущение того, что в один прекрасный момент я умру. Иначе я не чувствую себя живой. Вот поэтому у меня такая жизнь.
Я знаю, каким красивым бывает лунный свет, как глубоко проникает он в душу, когда медленно бредешь в темноте по краю обрыва, потом с облегчением переводишь дух, выйдя на шоссе, и думаешь: всё, не могу больше, — и тут вдруг поднимаешь глаза к небу.
Когда я закончила уборку и приготовления, наступил вечер.
Зазвонил звонок, и тут же показался Юити, который с трудом толкал дверь, держа в руках огромный пластиковый пакет. Я вошла в прихожую.
— Просто не верится, — сказал Юити, с грохотом ставя пакет на пол.
— А что? — спросила я.
— Я купил всё, что ты мне сказала. Так много, что один донести не могу.
— Да? — я кивнула и попыталась сделать вид, что меня это не касается, но Юити стал дуться по-настоящему, и пришлось спуститься с ним до стоянки.
В машине стояло еще два огромных пакета из супермаркета, мы тащили их от стоянки до входа: такая тяжесть, просто руки отваливались.
— Ну, я еще накупил себе всякой всячины, — сказал Юити, держа в руках самый тяжелый пакет.
— Всякой всячины? — спросила я и заглянула в пакет, который несла. Кроме шампуня и тетрадок там лежало много продуктов быстрого приготовления. Так-так, всё ясно, чем он питается.
— Тогда носил бы их сам в несколько приемов.
— Вот еще. С тобой за один раз управимся. Смотри-ка, какая луна красивая, — Юити показал подбородком на луну, сияющую в зимнем небе.
— Да уж, действительно, — ехидно сказала я, но перед тем как войти в подъезд, бросила быстрый взгляд на луну, которая притягивала к себе. Она была почти полная и сверкала ярким блеском.
В поднимающемся лифте Юити сказал:
— Наверное, это имеет значение.
— Что?
— Ну, например, увидишь очень красивую луну, а потом это отражается на еде, которую готовишь. Но не косвенно, так чтобы приготовить лапшу «Любование луной».
1 2 3 4 5 6 7
Ну вот, так старалась, чтобы хоть это письмо написать по-мужски, а все равно обхохочешься. Вот стыдоба-то, дальше писать не могу, прямо. Я-то думала: ну и пусть я уже давно женщина, все равно где-то осталось мое настоящее я, мужское. Нужно выполнить свой долг. Но и телом, и душой я — женщина, на словах, и на деле — мать, да? Умора, да и только.
Я… я люблю свою жизнь. Все было здорово: и когда я была мужчиной, и когда мы поженились с твоей мамой, и когда я стала женщиной после ее смерти, и когда растила тебя, и когда мы так хорошо вместе жили… Ой, и когда мы взяли к себе Микагэ! Вот это радостнее всего было. Почему-то так хочется увидеться с ней. Она — тоже моя дорогая детка.
Ох, до чего же я сентиментальная.
Передавай привет Микагэ. Ты скажи ей, чтобы больше не обесцвечивала волосы на ногах в присутствии парней. Ужасно неприлично, да? Ты ведь согласен со мной?
Положила в конверт все свои сбережения. Ты же все равно ничего не понимаешь во всяких бумагах. Свяжись с адвокатом. Ну, в любом случае, кроме бара все твое. Хорошо быть единственным ребенком, да?
Эрико ХХХ
Я прочитала письмо и осторожно сложила его как было. От него доносился слабый запах духов Эрико, мою грудь пронзила острая боль. Даже этот запах когда-нибудь исчезнет. По-моему, это самое невыносимое.
Я легла на родной до боли диван — на нем я спала, когда жила здесь.
Так же, как всегда, в той же самой комнате наступила ночь, силуэты цветов на подоконнике смотрели на ночные улицы внизу.
Но сколько ни жди, она больше не вернется.
Скоро рассвет, слышно, как кто-то мурлычет себе под нос, цокают каблуки, открывается дверной замок. Она возвращается с работы из бара, как всегда немного навеселе, гремит чем-то, я слегка приоткрываю глаза. Шум душа, шлепанье тапок, закипает вода, я опять засыпаю, чувствуя себя абсолютно защищенной. Так было всегда. До боли знакомая картина. Настолько знакомая, что кажется, с ума сходишь.
Слышно ли Юити в комнате напротив, как я плачу? Или же он забылся тяжелым, мучительным сном?
Моя короткая история начинается с этой грустной ночи.
На следующий день мы кое-как встали после полудня. У меня был выходной, я ела хлеб и лениво листала газету, Юити вышел из своей комнаты. Он умылся, сел рядом со мной и, отхлебнув молока, сказал:
— В институт что ли сходить…
— Вот она беззаботная студенческая жизнь, — ответила я и отломила ему половину булки.
— Спасибо. — Юити взял ее и принялся молча жевать. Так мы и сидели вдвоем, уставившись в телик, как настоящие сироты, даже странно стало.
— А ты, Микагэ? Сегодня вечером домой пойдешь? — спросил Юити, вставая.
— Ну-у, — задумалась я, — поужинаем, а потом пойду, наверно.
— О-о, ужин от профессионала! — сказал Юити. Идея показалась мне блестящей, и я приступила к делу со всей серьезностью.
— Хорошо, тянуть не будем. Буду готовить, пока жизнь теплится в моем теле. — Я с воодушевлением продумала роскошное меню, написала список необходимых продуктов и всучила его Юити.
— Поезжай на машине и купи всё, что здесь написано. Возвращайся поскорее — это все твои любимые блюда, наешься до отвала.
— Ой, ты прямо как жена мне, — смущенно пробормотал Юити и вышел из дома.
Закрылась дверь, я наконец-то осталась одна и тогда поняла, как смертельно устала. В квартире было так тихо, что даже не слышалось тиканья часов, особый покой, когда чувствуешь себя виноватой от того, что только ты одна живешь и что-то делаешь.
В квартирах, где кто-то умер, всегда так.
Я рассеянно погрузилась в диван и смотрела, как за широким окном серые оттенки начавшейся зимы окутывают город.
Во всех уголках этого маленького города, в парках ли, на дорогах, не было ничего, что могло бы дать отпор этому тяжелому холодному зимнему воздуху, который просачивался везде, подобно туману. Я чувствовала себя раздавленной, не могла дышать.
Великие люди излучают свет просто своим присутствием, озаряют сердца окружающих. А, исчезнув, оставляют тяжелую тень, и с этим ничего нельзя поделать. Может, Эрико и не обладала особенным величием, но она была здесь, а теперь ее не стало.
Я повалилась на спину и стала понемногу вспоминать, как белый потолок спасал меня. Сразу после бабушкиной смерти я часто днем, когда Юити и Эрико не было дома, лежала одна и так же смотрела на потолок. Точно, когда бабушка умерла и у меня не осталось ни одного родного человека, я думала: как печально всё. Я была уверена, что уж хуже-то не будет, но над всякой вершины есть своя вершина. Эрико значила для меня очень многое… Конечно, бывает — кому-то везет, кому-то нет, но полагаться на судьбу глупо. От таких мыслей легче не становится, да и пользы никакой. Когда я это поняла, то у меня одновременно стала получаться и моя печальная, и обычная жизнь. Я повзрослела до омерзения, но жить несомненно стало проще.
Именно поэтому у меня сейчас так тяжело на душе.
На западе появились темноватые облака, слегка окрашенные в оранжевый цвет. Еще немного и наступит медленный, холодный вечер. Проникнет в пещеру моего сердца. Мне захотелось спать, но я произнесла вслух:
— Если сейчас уснешь, будут сниться кошмары, — и поднялась с места.
Я прямиком отправилась на кухню семьи Танабэ, на которой не была давным-давно. На мгновенье вспомнилась улыбка Эрико, и в груди закололо, но мне хотелось что-нибудь сделать. Похоже, кухней последнее время никто не пользовался. Грязновато и мрачно. Я начала уборку. Оттерла раковину порошком, вытерла плиту, вымыла поддон электроволновки, наточила ножи. Постирала все тряпки и бросила их сушиться. Глядя, как они крутятся в гудящей сушке, я почувствовала, что мне удалось взять себя в руки. И почему я так люблю всё, что связано с кухней? Просто удивительно. Всё так мило сердцу, будто далекой истомой отпечаталось в памяти. Когда стою здесь, всё приходит на круги своя, как будто что-то возвращается.
Этим летом я самостоятельно занялась изучением кулинарии.
Вряд ли я когда-нибудь забуду это чувство, когда ощущаешь, как растет число клеток в мозгу.
Я купила три книги: основы, теорию и практику, — и готовила всё подряд. В автобусе, на диване перед сном я читала теорию и зубрила калории, температуру и сырье. А потом, как только находилось свободное время, занималась готовкой на кухне. И сейчас эти совсем обтрепавшиеся книги всегда у меня под рукой. Каждая страница вспоминается вместе с красочной фотографией, как помнишь любимые в детстве книжки-картинки.
Юити и Эрико все время повторяли: «Микагэ совсем с ума спятила.» — «Это точно». А я действительно, как сумасшедшая, все лето готовила, готовила, готовила. Я тратила все деньги, которые удавалось заработать, и если что-то не получалось, не успокаивалась до тех пор, пока не добивалась успеха. Я злилась, бывала раздражительной, или, наоборот, становилась доброй и сердечной, и всё время готовила.
Сейчас мне кажется, это было хорошее лето: благодаря моим занятиям мы часто ели все вместе.
Вечерний ветер дул через сетку, мы смотрели в окно на начинавшее темнеть светло-голубое жаркое небо и ели вареную свинину, холодную лапшу по-китайски и салат из арбуза. Я готовила для них: для нее, которая всегда шумно радовалась всему, что бы я ни приготовила, и для него, который молча поглощал мою стряпню в огромных количествах.
Потребовалось довольно-таки много времени, прежде чем я научилась готовить омлет со множеством ингредиентов, вареные овощи красивой формы, тэмпуру и тому подобные блюда. Мне мешала небрежность, это у меня в характере — я даже и представить себе не могла, насколько это вредит правильному приготовлению пищи. Чуть-чуть не дождалась, когда нагреется до нужной температуры, сготовила до того, как полностью испарится вся вода, — удивительно, как такие, как мне казалось, мелочи влияли на цвет и форму результата. Я достигла уровня ужинов домохозяйки, но блюда, как на фотографиях в книжке, никак не хотели получаться.
Деваться некуда, я стала стараться делать всё очень аккуратно. Вытирала кастрюльки, сразу же закрывала крышечки от приправ, неспешно продумывала порядок приготовления блюда, а когда начинала сходить с ума от злости, делала перерыв и глубоко дышала. По началу я отчаивалась от нетерпения, но вдруг всё стало получаться, и мне показалось, что даже мой характер исправился. Ну, тут я, правда, поспешила с выводами.
Вообще-то, как выяснилось, мне ужасно повезло, что я попала в ассистентки к преподавательнице по кулинарии, у которой я сейчас работаю. Она не только преподает, но и много работает на телевидении и в журналах, известный человек. Говорят, что когда я прошла, сдав экзамен, было очень много желающих. Я узнала об этом позже… Я тихо радовалась и думала, что мне безумно повезло, что, будучи совершенным новичком, прозанимавшись одно лето, я смогла поступить в такое место. Но, когда я увидела женщин, которые приходили в школу учиться готовить, всё встало на свои места. Похоже, их душевная организация в корне отличается от моей.
Они живут в счастье. Как бы их ни учили, их воспитывают так, чтобы они никогда не покидали этих счастливых пределов. Наверное, это делают их добрые родители. И они не знают, что такое радоваться по-настоящему. Человек не волен выбирать, где лучше. Каждый создан так, что живет собственной жизнью. Счастье — это такая жизнь, когда совсем не ощущаешь, что ты на самом деле одинок. Мне вообще-то тоже такая нравится. Повязала фартучек, улыбаешься, как цветок, учишься готовить, встречаешься с любимым человеком, как следует взвесив все за и против, помучившись и посомневавшись, выходишь замуж. Мне кажется, это замечательно. Красиво и нежно. Бывает, устанешь до чертиков, или покроешься вся прыщами, или одиноким вечером начнешь названивать друзьям-подругам, а они все разбежались куда-то — в такие моменты я ненавижу свою жизнь: и где родилась, и как воспитали — всё.
Но тем счастливым летом, на той кухне…
Я нисколечки не боялась обжечься или порезаться, с легкостью не спала по ночам. Каждый день я вся трепетала от радости: придет завтрашний день, и я опять смогу бросить вызов. В морковном пироге, который я готовила так часто, что знала весь порядок его приготовления назубок, осталась частичка моей души. Я так страстно любила ярко-красные помидоры, которые обнаружила в супермаркете, что жизнь была готова за них отдать.
Так я поняла, что такое радость, и это от меня никуда не уйдет.
Мне бы ни за что не хотелось потерять ощущение того, что в один прекрасный момент я умру. Иначе я не чувствую себя живой. Вот поэтому у меня такая жизнь.
Я знаю, каким красивым бывает лунный свет, как глубоко проникает он в душу, когда медленно бредешь в темноте по краю обрыва, потом с облегчением переводишь дух, выйдя на шоссе, и думаешь: всё, не могу больше, — и тут вдруг поднимаешь глаза к небу.
Когда я закончила уборку и приготовления, наступил вечер.
Зазвонил звонок, и тут же показался Юити, который с трудом толкал дверь, держа в руках огромный пластиковый пакет. Я вошла в прихожую.
— Просто не верится, — сказал Юити, с грохотом ставя пакет на пол.
— А что? — спросила я.
— Я купил всё, что ты мне сказала. Так много, что один донести не могу.
— Да? — я кивнула и попыталась сделать вид, что меня это не касается, но Юити стал дуться по-настоящему, и пришлось спуститься с ним до стоянки.
В машине стояло еще два огромных пакета из супермаркета, мы тащили их от стоянки до входа: такая тяжесть, просто руки отваливались.
— Ну, я еще накупил себе всякой всячины, — сказал Юити, держа в руках самый тяжелый пакет.
— Всякой всячины? — спросила я и заглянула в пакет, который несла. Кроме шампуня и тетрадок там лежало много продуктов быстрого приготовления. Так-так, всё ясно, чем он питается.
— Тогда носил бы их сам в несколько приемов.
— Вот еще. С тобой за один раз управимся. Смотри-ка, какая луна красивая, — Юити показал подбородком на луну, сияющую в зимнем небе.
— Да уж, действительно, — ехидно сказала я, но перед тем как войти в подъезд, бросила быстрый взгляд на луну, которая притягивала к себе. Она была почти полная и сверкала ярким блеском.
В поднимающемся лифте Юити сказал:
— Наверное, это имеет значение.
— Что?
— Ну, например, увидишь очень красивую луну, а потом это отражается на еде, которую готовишь. Но не косвенно, так чтобы приготовить лапшу «Любование луной».
1 2 3 4 5 6 7