Обед был уже готов и состоял, как было условлено, исключительно из туземных блюд. Но, конечно, разумный хозяин гостиницы не предложил им изысканных блюд эксцентричной кухни Индокитая, встречающихся только за столом богатых мандаринов, он не подал им ни ласточкиных гнезд, ни саланган, или съедобных ласточек, ни насиженных яиц, ни тигровых окороков, ни слоновых ног, вяленых на солнце, ни голотурий, ни филея леопарда, ни даже крокодиловых антрекотов, полагая не без основания, что его гости желали убедиться в том, могут ли они освоиться с туземной кухней в том виде, какой они встретят ее в доме любого туземца. Потому-то он предложил им некоторые из самых обычных и недорогих блюд кохинхинцев: вареный рис, копченую рыбу, жареных на угольях ящериц, пирожки из хризалид, или златниц, шелковичных червей, морских черепах, обезьяньи окорочка, собачьи котлеты, зерна лотоса, сушеные на солнце, и ломтики ананаса, а на последнее горький чай без сахара.
Меню это было единогласно признано отвратительным; дамы прямо заявили, что эта кухня возбуждает в них одно отвращение, майор и господин Глоаген хотя и не высказались так откровенно, но тем не менее по всему было видно, что и они разделяют мнение дам. Только Поль-Луи и Чандос кушали все с величайшим аппетитом и даже похваливали. Но это не помешало им, наравне с другими, бежать от аннамитского обеда к общему табльдоту и там удовлетворить на славу свой аппетит.
Словом, кохинхинская кухня не сумела завоевать себе симпатий маленького общества, так что было тут же решено, что господин Тайванг должен будет позаботиться о различных съестных припасах для предстоящей экспедиции.
Что было делать в Сайгоне в оставшиеся шесть дней ожидания? Конечно, следовало осмотреть окрестности города; господин Тайванг указал на несколько местностей, в том числе особенно рекомендовал прогулку на берег залива Кокотье, Сайгонского Трувиля.
На следующий день, когда следовало уже отправляться в путь, мистрис О'Моллой объявила, что чувствует себя еще слишком усталой для того, чтобы принять участие в этой экскурсии; майор никогда и не помышлял серьезно об этой поездке, а господин Глоаген рассудил так, что ему будет гораздо приятнее побродить по базарам и мечетям Сайгона и постараться приобрести какие-нибудь аннамитские древности. Таким образом, вся компания оказалась состоящей из мисс Флоренс, Поля-Луи и Чандоса в сопровождении неразлучного с ними Кхаеджи. Решено было отправиться в большом парусном сампане (туземной лодке), которую Кра-Онг-Динх-Ки взялся нанять. Захватили с собой корзину со съестными припасами и в десять часов вечера готовились отплыть. Туристы должны были провести ночь на сампане и проснуться уже на месте, чтобы вернуться обратно на другой день во время прилива.
Господин Глоаген чуть было не передумал в последнюю минуту и не отправился вместе с молодой компанией. Его тревожила мысль, что он отпускает этих трех молодых ветреников, как он мысленно выражался, но присутствие Кхаеджи и безусловная уверенность и спокойствие, с каким госпожа О'Моллой отпускала эту юную компанию, вполне обнадежили археолога, так что он все-таки остался. Кроме того, и переводчик Кра-Онг-Динх-Ки казался таким предусмотрительным и заботливым человеком, на которого, по-видимому, можно было вполне положиться. Он предвидел даже возможность солнечных ударов и посоветовал приобрести большие салако, род громадных островерхих шляп из манильской соломы, и шелковые перчатки для защиты от солнца. Словом, сампан поднял паруса, переводчик расположился на носу, Кхаеджи на корме, а молодая компания под тростниковой кровлей, и своеобразное туземное судно тронулось в путь. Залив Кокотье находится у самого устья реки и защищен мысом Святого Якова, на котором постоянно виднеется яркий огонь маяка, привезенного из Парижа. Это превосходнейший пляж с мелким чистым песком, окаймленный живописными холмами, на которых величественно красуются тенистые кокосовые пальмы. Тут же вблизи расстилается и долина Ненюфар, обязанная своим названием сплошному ковру красных лотосов, под которым скрываются стоячие воды гнилых болот. Но, несмотря на столь опасное соседство, воздух на берегу залива прекрасный, свежий и живительный, постоянно обновляющийся ветрами с моря.
Это — любимейшее место отдыха всех европейцев, живущих в Сайгоне, особенно в жаркое время года.
По мере приближения к заливу, река, и так уже широкая и величественная в самом Сайгоне, расширяется еще больше. Его низменные и песчаные берега, поросшие на громадном пространстве корнепусками и затопленные болотами, уходят вдаль на таком протяжении, что совершенно теряются из виду. Не знаешь, находишься ли еще на реке или уже в водах залива, — когда перед вами вдруг вырастает мыс Святого Якова со своим громадным маяком, позади которого возвышаются три поросшие лесом вершины холмов.
На самом пляже, в тени небольшой рощицы кокосовых пальм, возвышается красивая пагода, самая знаменитая во всем Индокитае, — это пагода Кита. Названием своим она обязана скелету кита, хранимому в этом святилище. Аннамитские моряки, рыбаки и матросы постоянно прибегают к заступничеству кита, которого они считают покровителем и доброжелателем всех потерпевших крушение, существом, готовым во всякое время приютить несчастных у себя на спине. При выходе из реки в залив они заезжают сюда возносить молитвы и пожертвования остову кита, — но все это бедные, скромные дары, от которых не богатеют ни самая пагода, ни бонзы, состоящие при ней.
Трудно себе представить пользующийся столь громкой известностью храм в таком жалком, убогом виде, как этот.
Сюда-то около семи часов утра пристал сампан, на котором находились наши туристы, благополучно проплыв всю ночь по тихим водам спокойной и широкой реки. Все трое туристов были в восторге от этой прогулки, а Кхаеджи был счастлив их радостью, только один Кра-Онг-Динх-Ки казался мрачным и озабоченным.
Вытащили на берег корзину с провизией и принялись завтракать с особым удовольствием под звуки гонгов и петард, неизбежно сопровождающих все молитвы в пагоде Кита. Весь этот шум и гам производили два-три богомольца, как в том успели убедиться наши друзья при осмотре пагоды.
В ней не оказалось никаких других достопримечательностей, кроме знаменитого скелета кита, тщательно закутанного какой-то красной бумажной тканью и опоясанного поясом из мелких камешков, посвящаемых кашалотам и китам. Наши трое посетителей, вручив дежурному бонзе такое количество сапэков, какого он, быть может, не видал во всей своей жизни, удалились, напутствуемые его благословениями. Обойдя залив по направлению тенистых холмов и опустившись на полчаса в долину Ненюфар, чтобы нарвать букет лотосов, маленькое общество сочло программу своих развлечений исчерпанной и, вернувшись на пляж, распорядилось отправляться в обратный путь.
Было около полудня, и потому, с помощью отлива, можно было рассчитывать вернуться к обеду в Сайгон.
Кхаеджи по-прежнему расположился на руле, а переводчик на носу судна. Ветер дул попутный, и сампан делал по пять или шесть узлов в час. Впереди, насколько только мог видеть глаз, расстилалось безбрежное голубое пространство искрившихся на солнце вод. На юге мыс Святого Якова исчезал уже вдали, на самом краю горизонта виднелись какие-то слабые смутные очертания чего-то, точно легкий рисунок пером; то была линия берега, поросшего корнепуском.
Вдруг непредвиденный удар сампана обо что-то твердое заставил молодых людей и Кхаеджи поднять голову; в тот же момент они увидели, как какое-то тело упало в воду по правую сторону борта с передней части судна. Всмотревшись, они увидели своего переводчика, совершенно раздетого, но все в той же большой шляпе на голове, плывущим изо всех сил к берегу. В первую минуту они не могли ничего понять из случившегося, полагая, что несчастный просто помешался.
Но затем всем им вдруг стало ясно, что сампан тонул и быстро шел ко дну. Причины некогда было доискиваться. Схватив Флоренс одной рукой и Чандоса другой, Кхаеджи вытащил их из-под бамбукового навеса, под которым они неминуемо должны были потонуть, толкнул их обоих в воду и крикнул при этом задыхающимся голосом: «Скорее в воду, господин Поль-Луи, скорее, не то вы погибли!».
Поль-Луи не заставил себе повторять этого, он кинулся в воду и поплыл. А сампан затонул тут же на их глазах.
Кхаеджи плыл, поддерживая в своих руках молодую девушку, которую Чандос подбодрял веселым и ласковым словом. Поль-Луи, унесенный в первый момент волнением, теперь уже всплыл и догонял своих друзей. На расстоянии приблизительно пятидесяти сажен вправо мелькала, точно белая точка на воде, шляпа аннамита, плывшего прямо к корнепускам.
— Ура! — весело крикнул Чандос, никогда не терявший своего прекрасного расположения духа, — вот все и в сборе! — для него подобное холодное купанье всегда было самой приятной забавой.
Но, в сущности, веселого во всем этом было мало: до берега оставалось по меньшей мере две мили, и хотя Флорри прекрасно умела плавать, но теперь ее стесняла ее одежда, и потому они с Кхаеджи совершенно не двигались с места, с трудом продолжая держаться на воде. После нескольких отчаянных попыток ей стало вполне ясно, что для них совершенно невозможно не только добраться до берега, но даже проплыть хоть небольшое пространство при данных условиях.
— Оставьте меня, Кхаеджи, — сказала она, — я только вам мешаю плыть, попытайтесь хоть вы спастись, чем бесполезно гибнуть вместе со мной!
Но бравый солдат только крепче прижал ее к себе, и мрачный взгляд его черных глаз, казалось, говорил: мы или вместе пойдем ко дну, или вместе выплывем на берег.
Теперь и Чандос перестал смеяться. Поль-Луи, согласно складу своего ума, доискивался разрешения этой сложной задачи, и все четверо почти не двигались с места, делая менее пяти сажен в минуту.
— Кхаеджи, — сказал наконец Поль-Луи, — ведь на вас есть пояс?
— Да, конечно, господин Поль-Луи!
— Погодите, я постараюсь развязать его, мы растянем его как веревку и проденем под руки мисс Флоренс, а затем, взяв концы в зубы, будем плыть сколько хватит сил.
— Да, сударь!
Не без труда удалось молодому инженеру выполнить свой план, после чего стало заметно значительное улучшение в положении пловцов. Флорри легче было держаться на воде, Кхаеджи не столько утомлялся, но подвигались они все-таки очень тихо.
Всем становилось ясно, что все эти усилия тратятся даром, и что они никогда не достигнут берега.
— Благодарю вас от души, дорогой кузен, и вас, Кхаеджи, что вы стараетесь сделать для меня, но вы видите сами, что мы не можем добраться до берега, нас уносит течением и мы не столько подвигаемся вперед, сколько назад. Умоляю вас, оставьте меня… вам, может быть, удастся спастись и спасти Чандоса!
— Неужели вы думаете, что мы могли бы остаться жить после того, как покинули бы вас? — воскликнул Поль-Луи, — вы оскорбляете нас подобным предположением, кузина!
Флоренс не сказала ни слова, но молча стала плакать. Она чувствовала, что силы ее истощились и что ей суждено стать причиной гибели этих двух людей.
— О, если бы я только могла исчезнуть! — думала она.
И в тот момент, когда она мысленно произносила эту фразу, разум ее помутился, взгляд потух и она потеряла сознание. В ту же минуту Чандос радостно крикнул:
— Друзья! Налево дымок!
Кхаеджи и Поль-Луи взглянули в том направлении, куда он указывал рукой: действительно, тонкая струйка дыма, едва заметная вдали, подымалась над водой.
— Пароход! Но он не подойдет сюда ранее, чем через час! — сказал Поль-Луи. — Ну, все равно, надо бороться, бороться до последней минуты!.. Не станем тратить силы, стараясь добраться до берега, это бесполезно, будем заботиться только о том, чтобы продержаться до тех пор на воде и продержать Флорри.
Это было далеко нелегкое дело. Силы пловцов слабели с каждой минутой, мускулы страшно напрягались, глаза наливались кровью, члены отказывались служить, малейшее движение требовало страшных усилий.
К счастью, Поль-Луи ошибся. То был не пароход, не грузный большой стимер, а простой паровой катер, который был вовсе не так далеко, как можно было предполагать, и теперь быстро приближался к утопающим. Вскоре и головы людей стали видны над бортом.
Чандос стал размахивать своей шляпой, подымая ее как можно выше.
Все трое разом крикнули, что было мочи. Их заметили с катера и прибавили ход. В тот момент, когда катер подошел к утопающим, те уже едва держались на воде.
— Держись, держись крепче!.. мы здесь, друзья! — крикнул добродушный, веселый голос Кедика.
— Ей, ребята! Вот оказия, да тут есть женщина! — отозвался другой голос, принадлежавший Комберуссу.
Еще минута, — и все четверо пострадавших лежали в ряд на дне катера.
ГЛАВА VIII. Таинственный аннамит
Комберусс и Кедик, под командой старого Керадека, только что отвезли на паровой шлюпке записку командира Мокарю к лоцману мыса Святого Якова, обитавшего на сторожевом посту самого маяка:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30