Титча крепче сжал его руку.
– Тише, – сказал он, бросая вокруг испуганные взгляды. – Вы дали клятву, чтобы нас повесили? Карл Драгош расхохотался.
– Ну, – сказал он, – нам трудно будет договориться, если мы станем изображать немых!
– Тогда, – глухо проворчал Титча, – не нужно нападать на людей среди ночи без предупреждения. Есть вещи, о которых лучше не говорить на улице.
– А я и не собираюсь этого делать, – возразил Драгош. – Идем в другое место.
– Куда?
– Все равно. Есть тут где-нибудь кабачок?.
– В нескольких шагах отсюда.
– Идем туда.
– Ладно, – согласился Титча. – Следуйте за мной. Через полсотни метров два компаньона вышли на небольшую площадь. Перед ними в темноте слабо светилось окно.
– Здесь, – сказал Титча.
Они вошли в пустынную залу скромной кофейни, всю обстановку которой составляла дюжина столиков.
– Тут будет превосходно, – промолвил Драгош. Хозяин поспешил к неожиданным посетителям.
– Чего мы выпьем? Я угощаю, – объявил сыщик, хлопая себя по жилету.
– Стакан ракии? – предложил Титча.
– Идет ракия! А можжевеловой? Это вам нравится?
– Хороша и можжевеловая, – согласился Титча. Карл Драгош обернулся к хозяину, ожидавшему приказаний.
– Вы слышали, дружище? Ну, живо!
Пока хозяин суетился, Карл Драгош с одного взгляда оценил противника, с которым предстояла борьба. Он быстро разгадал его. Широкие плечи, бычачья шея, низкий лоб, на который свисали густые седеющие волосы, одним словом, превосходный экземпляр ярмарочного борца низшего сорта, настоящее животное.
Когда были принесены бутылки и два стакана, Титча начал разговор с первоначального пункта.
– Вы сказали, что знаете меня?
– А вы в этом сомневаетесь?
– И что вам известно дело в Гроне?
– Конечно, мы там работали вместе.
– Невозможно!
– Но верно.
– Я ничего не понимаю, – бормотал Титча, напрасно стараясь вспомнить. – Нас было все-таки только восемь…
– Простите, – перебил Драгош, – нас было девять, потому что я был там.
– Вы приложили там руку? – настаивал мало убежденный Тыча.
– Да, и в вилле, и на поляне. Это я вел повозку.
– С Фогелем?
– С Фогелем.
Титча одно мгновенье раздумывал.
– Этого не может быть, – запротестовал он. – С Фогелем был Кайзерлик.
– Нет, я, – не смущаясь, возразил Драгош. – Кайзерлик оставался с вами.
– Вы в этом уверены?
– Вполне! – заявил Драгош.
Титча, казалось, заколебался. Бандит не блистал сообразительностью. Не замечая, что он сам открыл существование Фогеля и Кайзерлика так называемому Максу Рейнольду, он считал доказательством, что тот знает их имена.
– Стаканчик можжевеловки? – предложил Драгош.
– От этого не отказываются, – молвил Титча. Потом, опорожнив стакан одним духом, он пробормотал, наполовину убежденный:
– Это любопытно. Мы в первый раз замешали чужака в наши дела.
– Надо же когда-то начинать, – возразил Карл Драгош. – Я не буду чужаком, когда меня примут в шайку.
– В какую шайку?
– Бесполезно хитрить, приятель. Ведь это уже решено.
– Что решено?
– Что я буду вашим.
– С кем решено?
– С Ладко.
– Да тише вы, – грубо перебил Титча. – Я уже вас предупреждал, что надо хранить это имя для себя.
– На улице! – возразил Драгош. – А здесь?
– Здесь, как и везде, как во всем городе, понятно?.
– Почему? – спросил Драгош наудачу. Но Титча еще сохранил остатки недоверия.
– Если вас спросят, – молвил он осторожно, – говорите, что вы его не знаете, приятель. Вам многое известно, но не все, как я вижу, и не вам водить за нос такую старую лисицу, как я.
Титча ошибался: не ему было тягаться с таким игроком, как Драгош, и старая лисица нашла своего хозяина. Трезвость не была главным качеством бандита, и сыщик, как только это открыл, изобретательно решил использовать слабое место противника. Его настойчивым предложениям бандит сопротивлялся, но слабо. Стаканы можжевеловой следовали за стаканами ракии и наоборот. Влияние алкоголя уже начало сказываться. Глаза Титчи начали блуждать, язык отяжелел, благоразумие исчезало. Как известно, путь пьянства скользок, и обычно чем больше утоляют жажду, тем она сильнее возрастает.
– Итак, мы говорили, – начал Титча немного вялым голосом, – что это условленно с атаманом?
– Условленно, – объявил Драгош.
– Он хорошо сделал… атаман, – заявил Титча, который в опьянении начал разговаривать с собеседником на ты. – У тебя вид настоящего парня, товарищ.
– Ты смело можешь это утверждать, – в тон ему ответил Драгош.
– Тогда, вот!.. Ты его не увидишь… атамана…
– Почему?
Прежде чем ответить, Титча заметил бутылку ракий и осушил ее двумя глотками. Потом хрипло сказал:
– Атаман… отправился.
– Его нет в Рушуке? – настойчиво спросил сильно разочарованный Драгош.
– Нет больше.
– Значит, он здесь был?
– Четыре дня назад.
– А теперь?
– Отправился к морю на шаланде.
– Когда он должен вернуться?
– Недели через две.
– Две недели отсрочки! Эх, вот мое счастье! – вскричал Драгош.
– Ты, верно, очень раззадорился войти в компанию? – с грубым смехом спросил Титча.
– Черт! – ответил Драгош. – Я – крестьянин, а дельце в Гроне принесло мне за одну ночь больше, чем за целый год копанья в земле.
– Это тебя и разлакомило! – решил Титча с раскатистым хохотом.
Драгош сделал вид, будто заметил, что стакан его собутыльника был пуст, и поспешил его наполнить.
– Ты совсем не пьешь, товарищ! – вскричал он. – За твое здоровье!
– За твое! – повторил Титча, опоражнивая стакан одним махом.
Сведения, полученными полицейским, были обильны. Он узнал, сколько сообщников в дунайской шайке: восемь, по словам Титчи; имена трех из них и даже четырех, считая атамана; назначение шаланды: море, где, без сомнения, судно заберет добычу; базу для операций:
Рущук. Когда Ладко вернется сюда через две недели, все будет готово, чтобы арестовать его немедленно, если не удастся схватить бандитов в устье Дуная.
Но все-таки еще немало оставалось неразрешенных вопросов. Карл Драгош подумал, что, может быть, ему удастся осветить, по крайней мере, один из них, пользуясь опьянением собеседника.
– Почему же, – спросил он равнодушным тоном после некоторого молчания, – ты не хотел сейчас, чтобы я произносил имя Ладко?
Совершенно пьяный, Титча бросил мутный взгляд на компаньона, потом, в приливе внезапной нежности, протянул ему руку.
– Я все тебе скажу, ведь ты друг! – пробормотал он.
– Да!
– Брат!
– Да!
– Молодец, боевой парень!
– Да!
Титча взглянул на бутылки.
– По стаканчику можжевеловки? – предложил он.
– Нет больше, – ответил Драгош.
Видя состояние противника и опасаясь, что тот упадет мертвецки пьяным, сыщик старался выливать на пол добрую часть содержимого бутылок. Но это не устраивало Титчу, который, узнав, что можжевеловой уже нет, скорчил кислую гримасу.
– Тогда ракии! – умолял он.
– Вот, – согласился Карл Драгош и придвинул бутылку, в которой оставалось несколько капель жидкости. – Но осторожно, товарищ! Мы не должны опьянеть.
– Я! – запротестовал Титча, завладев бутылкой. – Я знаю, что могу и чего не могу!
– Мы говорили, что Ладко… – напомнил Драгош, осторожно направляя извилистый путь собеседника к цели.
– Ладко? – повторил Титча, забыв, о чем шла речь.
– Да… Почему нельзя его называть?
Титча пьяно рассмеялся.
– Это тебя интересует, сынок! Это значит, что здесь Ладко произносится Стрига, вот и все.
– Стрига? – повторил Драгош, ничего не понимая. – Почему Стрига?
– Потому что так зовется это дитятко… Ну, вот как тебя зовут… В самом деле, как тебя зовут?
– Рейнольд.
– Ага… Рейнольд… Ну, хорошо! Тебя зовут Рейнольд… Его зовут Стрига… Это ясно.
– Однако в Гроне… – настаивал Драгош.
– Хо! – перебил Титча. – В Гроне это был Ладко… Но в Рущуке это Стрига!
Он подмигнул с хитрым видом.
– Да уж так, ты понимаешь, не пойман – не вор! Что преступник принимает вымышленное имя, которым прикрывает свои злодеяния, это не может удивить полицейского, но почему именно фамилия Ладко, фамилия, написанная на портрете, найденном в барже?
– Однако существует и настоящий Ладко! – нетерпеливо вскричал Драгош, выразив, таким образом, свое предположение.
– Черт возьми! – сказал Титча. – Это-то и есть самое смешное.
– Но кто же тогда этот Ладко?
– Каналья! – энергично заявил Титча.
– Что он тебе сделал?
– Мне?.. Ничего… Стриге…
– А что он сделал Стриге?
– Отнял у него женщину… Прекрасную Натчу. Натча! Имя, написанное на портрете!
Драгош, уверенный, что он на хорошем следу, жадно слушал Титчу, который продолжал, не дожидаясь, чтобы его просили:
– Потом они совсем не друзья, понимаешь! Вот почему Стрига взял его имя. Он хитрец, Стрига!
– Я все-таки не понимаю, – упорствовал Драгош, – почему нельзя называть имя Ладко.
– Потому что это опасно, – объяснил Титча. – В Гроне… и в других местах, ты знаешь, что оно означает… А здесь, Ладко – имя лоцмана, который восстал против правительства… он устраивает заговоры, бездельник… А улицы в Рушуке полны турок!
– Что с ним случилось? – спросил Драгош.
Титча жестом показал незнание.
– Он исчез. Стрига думает, что умер.
– Умер!
– И, вероятно, это правда, потому что женщина у Стриги.
– Какая женщина?
– Ну! Прекрасная Натча… Сначала имя, потом жена… Она недовольна, голубка… Но Стрига держит ее на борту шаланды…
Все стало ясно Драгошу. Он проводил долгие дни не в обществе заурядного преступника, но с изгнанником-патриотом. Какова же в этот момент скорбь несчастного, который, явившись к себе после стольких усилий, нашел опустевший дом?.. Нужно спешить к нему на помощь… А дунайскую банду Драгош, отныне хорошо осведомленный, без труда найдет и уничтожит.
– Жарко, – вздохнул он, притворяясь опьяневшим.
– Очень жарко, – согласился Титча.
– Все ракия… – пробормотал Драгош.
Титча ударил кулаком по столу.
– У тебя слабая голова, малыш! – насмешливо сказал он. – Я… Ты видишь… Готов начать снова…
– Не могу состязаться с тобой…
– Воробышек… – издевался Титча. – Ладно, идем, раз уж тебе так хочется.
Расплатившись с хозяином, компаньоны очутились на площади. Перемена оказалась неблагоприятной для Титчи. На свежем воздухе его опьянение заметно увеличилось. Драгош боялся, что слишком напоил его.
– Скажи, – молвил он, указывая вниз, – этот Ладко…
– Какой Ладко?
– Лоцман, Там он живет?
– Нет.
Карл Драгош повернулся в сторону города.
– Там?
– Вовсе нет.
– Ну, тогда там? – Драгош указал вверх.
– Да, – пробормотал Титча.
Сыщик увлек своего компаньона. Тот шатался и позволял вести себя, бормоча несвязные слова; после пяти минут ходьбы он внезапно остановился, усиливаясь вернуть уверенность.
– Что же толковал Стрига, – запинаясь, сказал он, – что Ладко умер?
– Ну?
– Он не умер, потому что у него кто-то есть.
И Титча указал на лучи света, пробивавшиеся невдалеке сквозь ставни окна и падавшие на дорогу. Драгош поспешил к окну. Через щели ставней он и Титча заглянули в дом.
Они увидели не очень большую комнату, довольно хорошо обставленную. Беспорядок и слой пыли, покрывавший мебель, показывали, что эта комната, давно покинутая, послужила местом жестокой борьбы. В центре стоял большой стол, на который облокотился глубоко задумавшийся человек. Пальцы, судорожно вцепившиеся во всклокоченные волосы, красноречиво показывали горестное смятение чувств. Из глаз его текли крупные слезы.
Карл Драгош узнал товарища по путешествию. Но не один он узнал его.
– Это он, – бормотал Титча, делая энергичные усилия побороть опьянение.
– Он?
– Ладко!
Титча провел рукой по лицу и, казалось, немного пришел в себя.
– Он не умер, каналья… – сказал он сквозь зубы. – Но это еще лучше… Турки заплатят за его шкуру дороже, чем она стоит… Стрига будет доволен… Не двигайся отсюда, товарищ, – сказал он, обращаясь к Карлу Драгошу. – Если он пойдет, хватай его!.. Зови на помощь, если понадобится… А я побегу за полицией…
Не дожидаясь ответа, Титча убежал. Он почти не шатался… Волнение вернуло ему равновесие.
Оставшись один, сыщик вошел в дом.
Сергей Ладко не пошевельнулся. Карл Драгош положил ему руку на плечо.
Несчастный поднял голову. Но мысли его были далеко, и блуждающий взгляд показал, что он не узнал своего пассажира. Тот произнес одно лишь слово:
– Натча!..
Сергей Ладко вскочил. Его глаза заблестели, встретившись с глазами Карла Драгоша.
– Идите за мной, – сказал сыщик, – и поспешим!
ВПЛАВЬ
Баржа летела по воде. Опьяненный гневом, возбужденный, Сергей Ладко более яростно, чем когда-либо, налегал на весло. Поборов законы природы силой страсти, он каждую ночь давал себе лишь немногие минуты покоя. Он падал, погружался в свинцовый сон, от которого пробуждался внезапно, часа через два, точно от удара колокола, и принимался за свой ужасающий труд.
Свидетель этой остервенелой погони, Карл Драгош удивлялся, что человеческий организм одарен такой выносливостью. Впрочем, человек, давший возможность наблюдать это поразительное зрелище, черпал энергию из самого страшного отчаяния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29