Он каждую получку угощал мастера и постоянно угодничал перед инженером. А однажды даже согласился произнести на банкете по случаю механизации предприятия тост за здоровье хозяина бойни господина Пфайффера, хотя стачечный комитет не рекомендовал рабочим участвовать в этом торжестве. Их, видите ли, возмущало, что с введением машин уволят 76 рабочих. А что же делать? Не механизировать производство? Но теперь двадцатый век и нельзя работать так, как работали два века назад. Если верить этим забастовщикам, следовало запретить выпуск автомобилей, чтобы не лишать заработка извозчиков. Так говорил хозяин. И Харви считал, что это правильно. А безработные?… Ну что же, кому что на роду написано, тому и быть. Это и пастор Купманн говорит. Вот к примеру он, Харви Кювэтт, никогда безработным не был. А почему? Потому, что выше всего считал обязанность трудиться. Даже те, кто устраивает забастовки, твердят, что труд – основа жизни.
Речь на банкете ему, правда, не хотелось произносить, но господин Пфайффер лично попросил его об этом. И он произнес ее. И ему аплодировали все, кто был на банкете. И господин Пфайффер посадил его рядом с собой за столом.
Правду сказать, Харви не любил вспоминать об этом тосте. Но факт остается фактом, именно тогда по рекомендации господина Пфайффера он получил место мясника в крупнейшей мясной лавке на 42-й улице.
И вот представьте себе чувства Харви Кювэтта, когда на прошлогоднем собрании акционеров он перехватил о многом говоривший взгляд, устремленный сыном господина Пфайффера на его дочь. А спустя три месяца сам казначей дал недвусмысленно понять Харви, что разница в общественном и имущественном положении не служила бы помехой, если бы его отпрыск и красавица Юнита пожелали соединить свои судьбы. Казалось, сам бог пришел, наконец, на помощь Харви, всю свою жизнь гнавшегося за призрачным счастьем.
Можно было, однако, подумать, что этот самый католический бог одной рукой протягивал Харви счастье, а другой отнимал его. Похоже было, что он, бог, сам задумавший всю эту историю (ведь на земле, как говорит пастор Купманн, все творится по воле божьей!), сам же и мешал осуществлению задуманного. Юнита, во всем послушная отцу, на этот раз взбунтовалась. Она наотрез отказалась выйти замуж за Бобби Пфайффера.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Хотя, казалось бы, по ходу повествования в этом месте не было надобности делать перерыв, автор вынужден все же начать дальнейшее изложение событий с новой главы, чтобы дать возможность читателю оценить поступок Юниты.
Подумать только, дочь мясника, еще недавно работавшего на бойне и вынужденного лебезить перед каждым встречным и поперечным, не желает породниться с сыном достопочтенного, уважаемого гражданина Бизнесонии, с которым он, простой мясник, мог бы после этого на правах родственника сидеть за одним столом! Но не это главное, не для себя же он старается! Что требуется в конце концов шестидесятилетнему человеку, потерявшему жену, которую он любил беззаветно на протяжении почти тридцати лет совместной жизни, и не знавшему ни одной женщины, кроме нее, хотя, как известно, либеральные законы и нравы Бизнесонии позволяют желающим вкушать сладости любви не только на супружеском ложе?
– Твое счастье, вот о чем я пекусь, – говорил Харви дочери. И мы без всякой иронии скажем, что это было действительно так. Чувства отцов и матерей следует уважать ради их искренности, даже если они расходятся с общепринятыми понятиями.
– Уходя из этого мира, – говорил Харви дочери, – я не оставлю тебя без средств. У меня есть сорок четыре акции нашего общества. А это тебе не акции военных компаний: пахнет войной – они поднимаются в цене, заговорили о мире – летят вверх тормашками. Люди всегда хотят есть, и мясо им всегда требуется. Место мясника в лучшей мясной лавке на 42-й улице тоже что-то значит. Если я почувствую себя готовым отправиться в лучший мир, можно заранее перепродать это место: желающих много. Но все, что я имею, нетрудно растранжирить. А если ты станешь женой Бобби… О! Тебя тогда ждет настоящая жизнь!
– Я не люблю его., – робко возразила Юнита.
– Любовью не бывают сыты даже влюбленные молодые люди, – так говорит наш пастор Купманн, а я привык ему верить. Влюбленные теряют аппетит ненадолго. Тем более, что любовь не вечна и когда она проходит, хочется кушать еще больше. Деньги! Деньги! И еще раз деньги! За бульгены приходится жертвовать не только любовью. Люди иногда жизни не щадят ради того, чтобы больше заработать, пускаются на всякие авантюры, которые неизвестно, чем кончатся… Ты уже не маленькая, сама понимаешь… Даже богу, и тому, оказывается, нужны бульгены, иначе не стал бы наш пастор проводить сборы в костеле. Понимаешь?
– Понимаю, – со вздохом вымолвила Юнита.
– Вот и хорошо. Значит, договорились…
– Нет, папа…
– Я не тороплю тебя, Бобби может подождать еще. Но особенно затягивать не стоит, такие женихи, как Бобби, на улице не валяются… Можно пока объявить помолвку, а там… походите немного, присмотритесь, привыкнете, можно и свадьбу.
– Нет, папа, – уже тверже возразила Юнита.
– Не дури, Юнита. Такое счастье выпадает раз в жизни. Я тоже не всегда считался с тем, что мне нравится, когда шел разговор о деле, о бизнесе…
– Брак – не бизнес.
– Все бизнес! Недаром страна наша называется Бизнесонией. Богачу прощается все: и незавидное прошлое, и преступления, и бесчестие.
– Товарищи тебе не простили.
Харви закашлялся.
– Не будем вспоминать об этом, – промолвил он.
Харви не случайно избегал разговора о злополучном тосте на банкете, ибо хорошо знал, что, хотя Юнита никакого отношения к стачечному комитету не имела, но не менее отрицательно относилась к его поступку.
Выросши в окружении, где о бесчестии говорили как о вынужденной уступке ради права на существование, Юнита, однако, сохранила добрые чувства, унаследованные от матери. А супруга Харви, прожив с мужем почти тридцать лет, сумела, как это ни удивительно, остаться при тех убеждениях, которые посеял в восприимчивом ребенке отец-пастух. Она никогда не устраивала сцен мужу, если он поступал не так, как ей бы этого хотелось, и даже не корила его в таких случаях. Но уже по взгляду жены, по тому, как она замыкалась, подобно улитке, при виде опасности прячущейся в свою раковину, Харви легко догадывался, что супруга не одобряет его действий. Единственная ссора, которая произошла в семье за тридцать лет, носила очень бурный характер и случилась она как раз в связи со злополучным тостом на банкете. Очевидно, и на этот раз все могло сойти мирно, без шума и ограничилось бы неодобрительными взглядами жены, если бы Харви проявил немного больше выдержки. Но как было сдержаться, если она в самой категорической форме отказалась пойти на банкет и Харви вынужден был объяснять всем, в том числе и господину Пфайфферу, отсутствие жены внезапной болезнью, хотя утром того же дня и на следующее утро все видели ее.
Самое обидное в том, что эта единственная ссора в семье произошла в присутствии Юниты. Она и без того находилась под влиянием матери, а с тех пор стала еще настороженнее относиться к действиям отца. Харви был уверен, что и отказ выйти замуж за Бобби Пфайффера, сына казначея, является следствием дурного воспитания.
– Это у тебя от матери, – говорил он.
Но оказалось, что дело не только в этом.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Странные вещи случаются в мире. Красавица Юнита, к ногам которой готов был бросить все свои богатства сам господин Хамертон (ведь известно, что в каждой шутке есть доля правды), которую соглашался осчастливить, взяв себе в жены, такой блестящий молодой человек, как Бобби Пфайффер, – эта самая Юнита влюбилась в Терри Брусса, ассистента кафедры нормальной физиологии Блекпульского университета.
Долгое время Харви Кювэтт ничего об этом не знал, но рано или поздно все тайны в нашем мире раскрываются. В конце концов стала известной и тайна сердца очаровательной Юниты. И тогда Харви Кювэтт рассвирепел.
– Так вот в чем дело! – не владея собой, вскричал он. – Значит, ты любишь этого голодранца с прыщавым лицом? Этого урода?
Без сомнения Харви несколько преувеличивал – Терри Брусса нельзя было назвать уродом. Но красотой он тоже не отличался. Не без основания упомянув о прыщах на лице молодого человека, Харви в запальчивости упустил еще ряд далеко не привлекательных черт его: длинноватый нос, болтавшиеся вдоль худого туловища руки. Как же могла полюбить его красавица Юнита и действительно ли она его любит или это только сдается ей, как нередко кажется неискушенным девушкам, принимающим по неопытности увлечение за любовь? Будущее раскроет истину, но пока надо думать, что Юнита вполне искренна в своем чувстве.
Не столь важно, может быть, описывать, как встретились молодые люди. Скажем только, что произошло это случайно, как многое в нашей жизни. Но, познакомившись близко с Терри Бруссом, Юнита поняла, что нашла честного, трудолюбивого, умного человека, возвышающегося этими качествами над толпой бесцветных, невежественных сынков мелких лавочников и бездумных барчуков, добивавшихся ее руки.
Но именно эти качества молодого человека не приводили, мягко выражаясь, в восторг Харви Кювэтта, мечтавшего о более подходящей партии для своей дочери. Он не замедлил сказать об этом Юните, а когда она однажды явилась домой вместе с Терри, сказал об этом и ему, не постеснявшись назвать Бобби в качестве желанного зятя. Разговор оказался неприятным для всех троих, и Терри предпочел больше не встречаться с отцом своей возлюбленной.
Особенно обидно стало Юните, когда, распалившись, Харви позволил себе грубый намек на возможные плачевные последствия встреч его дочери с человеком, от которого можно всего ожидать. Это было тем более обидно, что Терри не позволял себе в отношении возлюбленной даже того, что принято между молодыми людьми, встречающимися не один месяц. Целомудренность отношений еще более привлекала Юниту к молодому человеку, но иногда и огорчала ее.
Наступил такой момент, когда Юнита стала внутренне негодовать на робость и нерешительность своего возлюбленного. Неудобно же было подсказывать ему, что, прощаясь, он мог бы поцеловать ее. Но как непостоянны и непонятны порой женщины! Когда случилось то, чего хотела Юнита, они чуть не поссорились.
Вначале все шло как обычно. Они съели по порции мороженого в недорогом кафе, потом отправились в укромный уголок парка и уселись на скамейке, на берегу озера.
В парке было безлюдно, в озере умывалась смешливая луна, листики деревьев таинственно перешептывались под дуновением легкого ветерка.
Юнита снова подумала о том, что Терри следовало бы быть менее робким и обнять ее.
И, чего никогда до сих пор не было, Терри действительно обнял Юниту. Она вздрогнула и слегка отодвинулась, но при этом подумала: «Не бойся, это так полагается. Мне приятно».
И Терри не снял руку с ее плеча.
«Не будь он таким робким, он бы поцеловал меня, – подумала Юнита. – Ах, как мне хочется этого!»
Мысль еще не успела исчезнуть, как она почувствовала на своих губах жаркие губы Терри. Она ответила поцелуем на поцелуй, но тут же, придя в себя, закатила Терри пощечину.
– Как вы смеете?.. Кто разрешил вам? – воскликнула она с негодованием.
– Разве не вы разрешили мне? – возразил Терри.
– Вы – нахал! Я не давала вам повода так плохо думать обо мне, – еще более обиделась Юнита.
– Я сделал только то, о чем вы подумали, – сказал Терри.
– Откуда вы знаете, о чем я думаю? – несколько растерявшись, спросила Юнита.
– А вот смотрите, – Терри вынул из кармана какую-то коробочку. – Эта коробочка поможет мне доказать вашему отцу, что человек, с которым он мечтает породниться, жулик и прохвост…
Но Юнита не пожелала слушать Терри и, не попрощавшись, побежала к выходу из парка.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Харви Кювэтт по голосу узнал в крикуне с галерки Терри Брусса и, придя домой после собрания, дал волю своему гневу.
– Эта выходка едва не сорвала избрание господина Хамертона председателем правления и господина Пфайффера – казначеем, – возмущался он.
И действительно, с большим трудом удалось восстановить порядок на собрании и доказать акционерам, что все, о чем кричал неизвестный с галерки, – ложь, плод зависти неудачника.
– Правление не сомневается, – заявил господин Хамертон, – что органы БИП (Бюро исследования поведения граждан Бизнесонии) сумеют в самом непродолжительном времени привести неопровержимые доказательства принадлежности крикуна с галерки к нелояльным элементам, покушающимся на основы государства.
…Но чем больше отец бранил Терри, тем больше Юнита жалела о ссоре с возлюбленным. В конце концов, что он сделал плохого? Он поступил так, как ей хотелось. Почему же она закатила ему пощечину?..
«…Интересно все же, как он сумел узнать мои желания и обнять меня именно в то мгновение, когда я об этом подумала?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Речь на банкете ему, правда, не хотелось произносить, но господин Пфайффер лично попросил его об этом. И он произнес ее. И ему аплодировали все, кто был на банкете. И господин Пфайффер посадил его рядом с собой за столом.
Правду сказать, Харви не любил вспоминать об этом тосте. Но факт остается фактом, именно тогда по рекомендации господина Пфайффера он получил место мясника в крупнейшей мясной лавке на 42-й улице.
И вот представьте себе чувства Харви Кювэтта, когда на прошлогоднем собрании акционеров он перехватил о многом говоривший взгляд, устремленный сыном господина Пфайффера на его дочь. А спустя три месяца сам казначей дал недвусмысленно понять Харви, что разница в общественном и имущественном положении не служила бы помехой, если бы его отпрыск и красавица Юнита пожелали соединить свои судьбы. Казалось, сам бог пришел, наконец, на помощь Харви, всю свою жизнь гнавшегося за призрачным счастьем.
Можно было, однако, подумать, что этот самый католический бог одной рукой протягивал Харви счастье, а другой отнимал его. Похоже было, что он, бог, сам задумавший всю эту историю (ведь на земле, как говорит пастор Купманн, все творится по воле божьей!), сам же и мешал осуществлению задуманного. Юнита, во всем послушная отцу, на этот раз взбунтовалась. Она наотрез отказалась выйти замуж за Бобби Пфайффера.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Хотя, казалось бы, по ходу повествования в этом месте не было надобности делать перерыв, автор вынужден все же начать дальнейшее изложение событий с новой главы, чтобы дать возможность читателю оценить поступок Юниты.
Подумать только, дочь мясника, еще недавно работавшего на бойне и вынужденного лебезить перед каждым встречным и поперечным, не желает породниться с сыном достопочтенного, уважаемого гражданина Бизнесонии, с которым он, простой мясник, мог бы после этого на правах родственника сидеть за одним столом! Но не это главное, не для себя же он старается! Что требуется в конце концов шестидесятилетнему человеку, потерявшему жену, которую он любил беззаветно на протяжении почти тридцати лет совместной жизни, и не знавшему ни одной женщины, кроме нее, хотя, как известно, либеральные законы и нравы Бизнесонии позволяют желающим вкушать сладости любви не только на супружеском ложе?
– Твое счастье, вот о чем я пекусь, – говорил Харви дочери. И мы без всякой иронии скажем, что это было действительно так. Чувства отцов и матерей следует уважать ради их искренности, даже если они расходятся с общепринятыми понятиями.
– Уходя из этого мира, – говорил Харви дочери, – я не оставлю тебя без средств. У меня есть сорок четыре акции нашего общества. А это тебе не акции военных компаний: пахнет войной – они поднимаются в цене, заговорили о мире – летят вверх тормашками. Люди всегда хотят есть, и мясо им всегда требуется. Место мясника в лучшей мясной лавке на 42-й улице тоже что-то значит. Если я почувствую себя готовым отправиться в лучший мир, можно заранее перепродать это место: желающих много. Но все, что я имею, нетрудно растранжирить. А если ты станешь женой Бобби… О! Тебя тогда ждет настоящая жизнь!
– Я не люблю его., – робко возразила Юнита.
– Любовью не бывают сыты даже влюбленные молодые люди, – так говорит наш пастор Купманн, а я привык ему верить. Влюбленные теряют аппетит ненадолго. Тем более, что любовь не вечна и когда она проходит, хочется кушать еще больше. Деньги! Деньги! И еще раз деньги! За бульгены приходится жертвовать не только любовью. Люди иногда жизни не щадят ради того, чтобы больше заработать, пускаются на всякие авантюры, которые неизвестно, чем кончатся… Ты уже не маленькая, сама понимаешь… Даже богу, и тому, оказывается, нужны бульгены, иначе не стал бы наш пастор проводить сборы в костеле. Понимаешь?
– Понимаю, – со вздохом вымолвила Юнита.
– Вот и хорошо. Значит, договорились…
– Нет, папа…
– Я не тороплю тебя, Бобби может подождать еще. Но особенно затягивать не стоит, такие женихи, как Бобби, на улице не валяются… Можно пока объявить помолвку, а там… походите немного, присмотритесь, привыкнете, можно и свадьбу.
– Нет, папа, – уже тверже возразила Юнита.
– Не дури, Юнита. Такое счастье выпадает раз в жизни. Я тоже не всегда считался с тем, что мне нравится, когда шел разговор о деле, о бизнесе…
– Брак – не бизнес.
– Все бизнес! Недаром страна наша называется Бизнесонией. Богачу прощается все: и незавидное прошлое, и преступления, и бесчестие.
– Товарищи тебе не простили.
Харви закашлялся.
– Не будем вспоминать об этом, – промолвил он.
Харви не случайно избегал разговора о злополучном тосте на банкете, ибо хорошо знал, что, хотя Юнита никакого отношения к стачечному комитету не имела, но не менее отрицательно относилась к его поступку.
Выросши в окружении, где о бесчестии говорили как о вынужденной уступке ради права на существование, Юнита, однако, сохранила добрые чувства, унаследованные от матери. А супруга Харви, прожив с мужем почти тридцать лет, сумела, как это ни удивительно, остаться при тех убеждениях, которые посеял в восприимчивом ребенке отец-пастух. Она никогда не устраивала сцен мужу, если он поступал не так, как ей бы этого хотелось, и даже не корила его в таких случаях. Но уже по взгляду жены, по тому, как она замыкалась, подобно улитке, при виде опасности прячущейся в свою раковину, Харви легко догадывался, что супруга не одобряет его действий. Единственная ссора, которая произошла в семье за тридцать лет, носила очень бурный характер и случилась она как раз в связи со злополучным тостом на банкете. Очевидно, и на этот раз все могло сойти мирно, без шума и ограничилось бы неодобрительными взглядами жены, если бы Харви проявил немного больше выдержки. Но как было сдержаться, если она в самой категорической форме отказалась пойти на банкет и Харви вынужден был объяснять всем, в том числе и господину Пфайфферу, отсутствие жены внезапной болезнью, хотя утром того же дня и на следующее утро все видели ее.
Самое обидное в том, что эта единственная ссора в семье произошла в присутствии Юниты. Она и без того находилась под влиянием матери, а с тех пор стала еще настороженнее относиться к действиям отца. Харви был уверен, что и отказ выйти замуж за Бобби Пфайффера, сына казначея, является следствием дурного воспитания.
– Это у тебя от матери, – говорил он.
Но оказалось, что дело не только в этом.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Странные вещи случаются в мире. Красавица Юнита, к ногам которой готов был бросить все свои богатства сам господин Хамертон (ведь известно, что в каждой шутке есть доля правды), которую соглашался осчастливить, взяв себе в жены, такой блестящий молодой человек, как Бобби Пфайффер, – эта самая Юнита влюбилась в Терри Брусса, ассистента кафедры нормальной физиологии Блекпульского университета.
Долгое время Харви Кювэтт ничего об этом не знал, но рано или поздно все тайны в нашем мире раскрываются. В конце концов стала известной и тайна сердца очаровательной Юниты. И тогда Харви Кювэтт рассвирепел.
– Так вот в чем дело! – не владея собой, вскричал он. – Значит, ты любишь этого голодранца с прыщавым лицом? Этого урода?
Без сомнения Харви несколько преувеличивал – Терри Брусса нельзя было назвать уродом. Но красотой он тоже не отличался. Не без основания упомянув о прыщах на лице молодого человека, Харви в запальчивости упустил еще ряд далеко не привлекательных черт его: длинноватый нос, болтавшиеся вдоль худого туловища руки. Как же могла полюбить его красавица Юнита и действительно ли она его любит или это только сдается ей, как нередко кажется неискушенным девушкам, принимающим по неопытности увлечение за любовь? Будущее раскроет истину, но пока надо думать, что Юнита вполне искренна в своем чувстве.
Не столь важно, может быть, описывать, как встретились молодые люди. Скажем только, что произошло это случайно, как многое в нашей жизни. Но, познакомившись близко с Терри Бруссом, Юнита поняла, что нашла честного, трудолюбивого, умного человека, возвышающегося этими качествами над толпой бесцветных, невежественных сынков мелких лавочников и бездумных барчуков, добивавшихся ее руки.
Но именно эти качества молодого человека не приводили, мягко выражаясь, в восторг Харви Кювэтта, мечтавшего о более подходящей партии для своей дочери. Он не замедлил сказать об этом Юните, а когда она однажды явилась домой вместе с Терри, сказал об этом и ему, не постеснявшись назвать Бобби в качестве желанного зятя. Разговор оказался неприятным для всех троих, и Терри предпочел больше не встречаться с отцом своей возлюбленной.
Особенно обидно стало Юните, когда, распалившись, Харви позволил себе грубый намек на возможные плачевные последствия встреч его дочери с человеком, от которого можно всего ожидать. Это было тем более обидно, что Терри не позволял себе в отношении возлюбленной даже того, что принято между молодыми людьми, встречающимися не один месяц. Целомудренность отношений еще более привлекала Юниту к молодому человеку, но иногда и огорчала ее.
Наступил такой момент, когда Юнита стала внутренне негодовать на робость и нерешительность своего возлюбленного. Неудобно же было подсказывать ему, что, прощаясь, он мог бы поцеловать ее. Но как непостоянны и непонятны порой женщины! Когда случилось то, чего хотела Юнита, они чуть не поссорились.
Вначале все шло как обычно. Они съели по порции мороженого в недорогом кафе, потом отправились в укромный уголок парка и уселись на скамейке, на берегу озера.
В парке было безлюдно, в озере умывалась смешливая луна, листики деревьев таинственно перешептывались под дуновением легкого ветерка.
Юнита снова подумала о том, что Терри следовало бы быть менее робким и обнять ее.
И, чего никогда до сих пор не было, Терри действительно обнял Юниту. Она вздрогнула и слегка отодвинулась, но при этом подумала: «Не бойся, это так полагается. Мне приятно».
И Терри не снял руку с ее плеча.
«Не будь он таким робким, он бы поцеловал меня, – подумала Юнита. – Ах, как мне хочется этого!»
Мысль еще не успела исчезнуть, как она почувствовала на своих губах жаркие губы Терри. Она ответила поцелуем на поцелуй, но тут же, придя в себя, закатила Терри пощечину.
– Как вы смеете?.. Кто разрешил вам? – воскликнула она с негодованием.
– Разве не вы разрешили мне? – возразил Терри.
– Вы – нахал! Я не давала вам повода так плохо думать обо мне, – еще более обиделась Юнита.
– Я сделал только то, о чем вы подумали, – сказал Терри.
– Откуда вы знаете, о чем я думаю? – несколько растерявшись, спросила Юнита.
– А вот смотрите, – Терри вынул из кармана какую-то коробочку. – Эта коробочка поможет мне доказать вашему отцу, что человек, с которым он мечтает породниться, жулик и прохвост…
Но Юнита не пожелала слушать Терри и, не попрощавшись, побежала к выходу из парка.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Харви Кювэтт по голосу узнал в крикуне с галерки Терри Брусса и, придя домой после собрания, дал волю своему гневу.
– Эта выходка едва не сорвала избрание господина Хамертона председателем правления и господина Пфайффера – казначеем, – возмущался он.
И действительно, с большим трудом удалось восстановить порядок на собрании и доказать акционерам, что все, о чем кричал неизвестный с галерки, – ложь, плод зависти неудачника.
– Правление не сомневается, – заявил господин Хамертон, – что органы БИП (Бюро исследования поведения граждан Бизнесонии) сумеют в самом непродолжительном времени привести неопровержимые доказательства принадлежности крикуна с галерки к нелояльным элементам, покушающимся на основы государства.
…Но чем больше отец бранил Терри, тем больше Юнита жалела о ссоре с возлюбленным. В конце концов, что он сделал плохого? Он поступил так, как ей хотелось. Почему же она закатила ему пощечину?..
«…Интересно все же, как он сумел узнать мои желания и обнять меня именно в то мгновение, когда я об этом подумала?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14