И снова вернулось это нежное касание. Теплые и сильные пальцы. Их нельзя было не узнать, хотя они были затянуты в перчатки-невидимки. Кейт почувствовала, как пальцы прикасаются к ее ладони, и постаралась не выдавать своих ощущений. Она продолжала есть персик.
«Прости, что испугал тебя. Никак не мог предупредить».
Кейт немного откинулась назад, стараясь загородить свою руку спиной, чтобы не было заметно, как она шевелит пальцами.
«Бобби?»
«Кто же еще? ? ? Симпатичная камера».
«Это в „Червятнике“, да?»
«Да. Слежка по ДНК. Давид помог. Методы беженцев. Мэри помогла. Все семейство в сборе».
«Не надо мне было приходить,– торопливо проговорила Кейт. – Хайрему только этого и надо. Тебя заполучить. Я была приманкой».
«Не брошу тебя. Ты мне нужна. Будь готова».
«Уже пробовала. Охранники опытные и сильные».
Кейт рискнула искоса взглянуть в сторону. Она не заметила никаких признаков его присутствия – не было даже ложной тени, даже вмятины на постели, даже хоть какого-то намека на искажение пространства. По всей вероятности, технология производства одежд-невидимок развивалась столь же стремительно, как и технический уровень червокамеры.
«У меня может и не оказаться другого шанса, – подумала Кейт. – Я должна сказать ему».
«Бобби. Я видела Давида. Плохие новости. Про тебя».
Он отозвался медленно и растерянно.
«Про меня? Что про меня?»
«Твоя семья…»
«Нет, не могу», – подумала она.
«Спроси у Хайрема»,– с горечью в сердце «проговорила» она прикосновениями пальцев.
«Спрашиваю у тебя».
«Рождение. Твое рождение».
«Спрашиваю тебя. Спрашиваю тебя».
Кейт сделала глубокий вдох.
«Все не так, как ты считаешь. Подумай хорошенько. Хайрем хотел династию. Давид его сильно разочаровал, он ему не повиновался. Мать– большая помеха. Так пусть будет мальчик без матери».
«Не понимаю. У меня есть мать. Хетер– моя мать».
Кейт растерялась.
«Нет, она тебе не мать. Бобби, ты клон».
Давид откинулся на спинку кресла и одел на голову прохладный металлический обруч «Ока разума». Он начал погружаться в виртуальную реальность, и мир вокруг стал темнеть и стихать, и на краткий миг Давид потерял ощущение собственного тела. Он даже перестал чувствовать прикосновение теплых пальцев Мэри, державшей его за руку.
А потом повсюду вокруг них вспыхнули звезды. Мэри ахнула и крепко сжала руку Давида.
Он парил внутри трехмерной звездной диорамы. Звезды раскинулись на бархате небес, их было больше, чем в самую темную ночь над пустыней, и все же в картине звездного неба прослеживалась определенная структура, как через некоторое время сумел рассмотреть Давид. Громадная река света – звезды, так тесно прижавшиеся друг к другу, что они сливались в светящиеся белесые облака, – текла по небесному экватору. Это, конечно же, был Млечный Путь: величественный звездный диск, внутри которого находился Давид.
Он опустил глаза и увидел собственное тело, знакомое и удобное, четко различимое на фоне света, льющегося из множества источников. А он парил посреди света звезд без поддержки, без скафандра.
Рядом с ним парила Мэри, держась за его руку. Ее прикосновение дарило успокоение и уверенность.
«Странно, – подумал Давид. – Мы можем уносить наше сознание больше чем на две тысячи световых лет от Земли, а все-таки должны держаться друг за друга. Память о том, что мы произошли от приматов, всегда недалеко от двери нашей души».
Это чужое небо было населено.
Здесь находились солнце, планета и ее спутник. Они окружали Давида – эта троица небесных тел, всегда доминировавшая в среде обитания человека. Вот только солнце было очень странное – это была не отдельная звезда, как Солнце Земли, а двойная.
Главным был оранжевый гигант – тусклый и холодный. В самой его середине горело желтое ядро, окутанное массой оранжевого газа, на глазах становившегося все более и более разреженным.
На этом зловещем диске можно было разглядеть довольно много деталей: ажурный узор желтовато-белого газа, пляшущего на полюсах, уродливые шрамы серо-черных пятен вдоль экватора.
У гигантской звезды имелась звезда-спутник – маленькая, голубоватая, всего лишь светящаяся точка, вращающаяся так близко от звезды-праматери, что почти попадала в наружные слои атмосферы гиганта. Давид заметил, как от гиганта оторвалась тонкая полоска газа и, светясь, обернулась вокруг звезды-спутника и упала на ее поверхность адским водородным дождем.
Давид посмотрел вниз, на планету, повисшую в пространстве у него под ногами. Это был шар размером словно бы с пляжный мяч, наполовину освещенный смешанным красным и голубым светом двойной звезды. Но по всей вероятности, воздуха на планете не было, ее поверхность представляла собой ассорти кратеров и горных цепей. Вероятно, когда-то здесь имелась атмосфера и даже океаны; а может быть, планета когда-то играла роль каменного или металлического ядра газового гиганта, былого Нептуна или Урана.
«Может быть, – думал Давид, – здесь даже жизнь была».
Если так, то теперь жизнь на этой планете уничтожена или прежние обитатели ее покинули, и все следы жизни вытравило с ее поверхности умирающее солнце.
Но у этой мертвой, выжженной планеты до сих пор была своя луна. Будучи значительно меньше планеты размерами, луна светилась более ярко, она отражала больше смешанного света двойной звезды. На первый взгляд поверхность спутника планеты казалась совершенно гладкой. Маленький планетоид выглядел как бильярдный шар, выточенный на гигантском токарном станке. Однако когда Давид пригляделся получше, он различил сетку тонких трещин и гребней, раскинувшуюся по всей поверхности. Некоторые трещины и хребты тянулись на несколько сотен километров.
«Эта луна, – мелькнула мысль у Давида, – больше похожа на яйцо, сваренное вкрутую. Сварили, а потом долго били по скорлупе ложкой».
Эта луна представляла собой ледяной шар. Гладкость поверхности говорила о том, что сравнительно недавно здесь произошло глобальное таяние, вызванное, по всей вероятности, нелепым расширением большой звезды, а гребни были швами в тех местах, где столкнулись ледяные глыбы. И наверное, как на спутнике Юпитера Европе, где-то под ледяной поверхностью этой луны таилась незамерзшая вода – древний океан, и теперь способный служить колыбелью возрождения жизни…
Давид вздохнул. Никто этого не знал. А именно сейчас ни у кого не было ни времени, ни средств для того, чтобы попытаться это выяснить. Просто было слишком много дел, нужно было посетить слишком много мест.
Но не каменистая планета, не ее ледяной спутник и даже не странная двойная звезда, а нечто более грандиозное, лежащее за пределами этой маленькой звездной системы, привлекло сюда Давида.
Он повернулся и посмотрел вдаль.
Туманность раскинулась по небу.
Это было смешение цветов – от яркого бело-голубого в середине, за которым следовали зеленый и оранжевый, до торжественных фиолетового и красного на периферии. Это походило на гигантский рисунок акварелью. Цвета так плавно перетекали один в другой. Давид различал в этом облаке слои – текстуру, полосы теней, из-за которых туманность выглядела на удивление объемно. А в ее середине лежала еще более тонкая структура.
Самым поразительным в наружной конструкции была картина, сотканная темными пылевыми тучами. Эти тучи лежали на фоне светящейся массы в виде громадной буквы V. Казалось, будто гигантская птица раскинула черные крылья над пламенем. А под силуэтом птицы, будто искры из горящего костра, рассыпались тонкой вуалью звездочки, они отделяли черный силуэт от светящегося облака. Величественная река света – галактика – обтекала туманность и продолжала путь.
Давид поворачивал голову вправо и влево и никак не мог окинуть взглядом космическую структуру. То она казалась такой близкой, что как будто протяни руку и прикоснешься. Что-то наподобие гигантского барельефа-модуля, в который можно войти и походить внутри его. То отступала и уходила словно бы в бесконечность. Давид понимал, что его воображения, привыкшего к тысячекилометровой шкале земной перспективы, недостаточно для того, чтобы постичь такие грандиозные расстояния.
Если бы можно было перенести Солнце в центр этой туманности, то люди смогли бы создать межзвездную империю и не нужно было бы пытаться долететь до ближнего края звездного облака.
Давида охватило неожиданное ощущение чуда. «Мне повезло, – подумал он, – что я живу в такое время. Настанет день – и какой-то обладатель червокамеры проникнет под ледяную корку этой луны и узнает о том, что у нее в середине; а может быть, целые бригады исследователей примутся за изучение поверхности этой планеты и найдут там какие-то реликвии прошлого».
Он завидовал глубине познаний этих ученых из будущего. И все же он знал, что они наверняка будут завидовать его поколению. Летя вперед вместе с расширяющейся границей действия червокамеры, Давид находился здесь первым,а таким больше никто в истории похвастаться не мог.
«Давно. Японская лаборатория. Там, где он клонировал тигров для разных знахарей. Хетер была всего лишь суррогатной матерью. Давид все просмотрел с помощью червокамеры. А потом начался этот контроль над твоим разумом. Хайрему не нужны были больше ошибки…»
«Хетер. Я не почувствовал родства. Теперь понятно почему. Как грустно».
Кейт казалось, что она ощущает пульс в невидимой руке, прикасающейся к ее ладони.
«Да, грустно. Очень грустно».
И тут вдруг со стуком распахнулась настежь дверь.
Вошла Мэй Уилсон с пистолетом. Не раздумывая, она выстрелила два раза – по обе стороны от Кейт. Пистолет был с глушителем, выстрелы прозвучали негромкими хлопками.
Послышался вскрик, в воздухе повисло пятно крови, а второе пятно было похоже на маленький взрыв – в том месте, где пуля вылетела из тела Бобби.
Кейт попыталась встать. Но в затылок ей уперлось дуло пистолета Уилсон.
– Даже не думай об этом.
Плащ-невидимка Бобби рассеивался. Вокруг его ран образовались большие концентрические круги искажения пространства и теней. Кейт видела, что он пытается добраться до двери. Но там его поджидали охранники из службы безопасности Хайрема, он при всем желании не мог уйти.
Но вот появился и Хайрем собственной персоной. Его лицо было искривлено гримасой, за которой стояли непонятно какие чувства. Он зыркнул на Кейт, на лежавшего на полу Бобби.
– Я знал, что ты не удержишься. Я поймал тебя, маленький кусок дерьма.
Кейт не выводили из кубика-одиночки… сколько же времени ее не выводили? Тридцать, сорок дней? Теперь она ужасно непривычно, беззащитно чувствовала себя в похожих на пещеры, тускло освещенных помещениях «Червятника».
Выстрелом Бобби пробило плечо, разорвало мышцы, раздробило кость, но – по чистой случайности – он остался жив. Медики, обслуживавшие персонал «Червятника», хотели сделать Бобби общий наркоз, когда обрабатывали его рану, но он, глядя на Хайрема в упор, от наркоза отказался и перенес боль, оставаясь в полном сознании.
Хайрем первым шествовал по безлюдному проходу мимо безмолвного громоздкого оборудования. Уилсон и прочие охранники шли, взяв Кейт и Бобби в кольцо. Некоторые шли позади и наблюдали за пленниками. Они словно бы давали понять, что о побеге и думать нечего.
Хайрем, погрузившийся в размышления о том, что задумал, вид имел опасливый, по-крысиному загнанный. Он сопровождал ходьбу странными, то и дело повторяющимися движениями. Это был человек, который слишком много времени проводил в одиночестве.
«Он сам – субъект эксперимента, – невесело думала Кейт, – человек, лишенный компании, боящийся темноты, подверженный постоянным, наполненным разной мерой враждебности взглядам населения всей планеты».
Его словно бы со всех сторон окружали их невидимые глаза. Его упорно разрушала машина, которую он и представить себе не мог. Он, наверное, даже теперь не понимал, каковы все последствия этого изобретения. Кейт стало даже немного жаль его: она осознала, что во всей истории человечества еще не было человека, который имел больше прав на паранойю.
Но она ни за что не смогла бы простить его за то, что он сделал с ней – и с Бобби. И еще она понимала, что у нее нет ни малейшего представления о том, как Хайрем намеревался с ними поступить теперь, завладев сыном.
Бобби крепко держал Кейт за руку. Он как будто не хотел терять контакт с ее телом, хотел, чтобы они были неразделимы. При этом, словно бы обороняя ее, он слегка опирался на ее руку, но так, что другие этого заметить не могли, и черпал силы, которые она с радостью дарила ему.
Они попали в часть «Червятника», где Кейт никогда прежде не бывала. Тут было сооружено нечто вроде бункера – массивный куб, наполовину утопленный под пол. Внутри он был ярко освещен. Сбоку в куб вела дверь, оснащенная тяжелым штурвалом, как люк в переборке на подводной лодке.
Бобби осторожно сделал шаг вперед, крепко держа Кейт за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53