Шум моторов, грохот ударов, лязг и скрежет металла, крики людей наполнили улицы, дворы и дома тихого агрогородка, создавая атмосферу напряжённого, яростного труда. Ночью десятки прожекторов, сотни сильных ламп заливали светом всю площадь. Пролетавшие высоко вверху аэропланы почтовых и пассажирских линий за много десятков километров замечали пылающую звезду, которая вскоре разрасталась в гигантское сверкающее озеро света.
27 июля, в двенадцать часов дня, на заседании штаба Цейтлин докладывал, что благодаря героической работе инженеров и рабочих шахта пройдена уже на глубину в шестьдесят два метра. Вдруг его прервал крик, от которого на мгновение окаменели все находившиеся в зале заседания.
– Я слушаю!.. я слушаю!.. говорите!.. – кричал в соседней комнате радист. – Да!.. Да!..
Ещё через мгновение распахнулась дверь, вбежал второй радист. С сияющим лицом и трясущимися губами он произнес:
– Говорит снаряд… Брусков…
Глава 22
Борьба за жизнь
Внутри большого туннеля, диаметром в четыре метра, светло, как в яркий солнечный день. Две сильные электрические лампы заливают все своим мягким, приятным светом. Круглые стены туннеля серы и шероховаты. По всей шестиметровой длине туннеля, на разной высоте, протянулись три мощные стальные колонны. Две из них упираются своими расправленными зонтами в глухой конец туннеля, третья, нижняя, уходит дальше в известняки, в узкую, диаметром в один метр, трубу. В этой трубе часть колонны окружена толстой металлической муфтой, переходящей на обоих своих концах в тонкие шейки, плотно охватывающие ствол колонны. И муфта, и шейки в свою очередь окружены металлическими кольцами, наглухо стянутыми гайками. Сквозь одну из шеек в муфту проходят два толстых провода. На одном из них висит пирометр.
Возле муфты на корточках сидит Мареев, одетый в скафандр, и внимательно смотрит то на стрелку пирометра, то через стёклышко в рукаве скафандра на ручные часы и наконец произносит в микрофон:
– Хватит… Дай, Нина, клещи…
Малевская, одетая, как и Мареев, в скафандр, выбрала из множества лежавших у её ног инструментов клещи, влезла, согнувшись, в трубу и подала их Марееву. За клещами потянулся толстый чёрный провод. Мареев закрепил клещи на одной из гаек, стягивающих шейку муфты, и повернул выключатель на патроне. Плоские челюсти клещей медленно, с усилием, потом всё быстрее и быстрее начали вращаться, отвинчивая гайку.
– Хорошо, если бы вместе с нами кончил работу и Михаил, – сказал после долгого молчания Мареев, следя за работой электроклещей.
– Да, – ответила Малевская. – Я себе представляю, как там, наверху, беспокоятся. Мы уже шесть суток молчим!
– Воображаю, что переживает Илья… Жаль его от души, – говорил Мареев, протискиваясь вместе с клещами в глубину трубы, к другой шейке муфты. – У тебя готов пресс?
– Готов… Как ты думаешь, когда можно будет начать испытание колонны?
– Не раньше чем через сутки. В этом месте искривление колонны незначительное, и самые тяжёлые места уже пройдены. Но пока она остынет, пока очистим, выверим её, пришабруем…
– Как я испугалась, когда колонна отказалась работать! Я думала, что она совсем сломалась…
– Это было бы непоправимым несчастьем… Я не хотел бы ещё раз пережить такие минуты. Ну, готово! Сбрасываю муфту… Подтяни пресс.
Последняя гайка на шейке была отвинчена. Несколькими ударами молотка Мареев сбил ослабленное кольцо с муфты. Муфта распалась по длине на две половины, свалившиеся наземь. На их внутренних стенках видны были белые стержни электродов. Обнажился раскалённый добела ствол колонны.
Малевская подкатила под разогретую часть колонны массивный винтовой пресс на широких низких колёсах.
Мареев быстро натянул асбестовые перчатки и начал прилаживать обе половинки прессовой муфты. Они должны были охватить, зажать и выровнять искривлённую часть колонны. Малевская молча помогала ему. Надо было торопиться, чтобы раскалённый металл не застыл. Через несколько минут муфта вплотную охватила ствол колонны, и мотор пресса начал медленно вращать толстый винт давления.
– Через сутки мы обязательно должны двинуться в путь, – говорил Мареев, пристально следя за тоненькой розовой полоской между сходящимися половинками муфты. – У нас едва-едва хватит кислорода.
– Это при условии, если снаряд будет идти с прежней скоростью?! – полувопросительно сказала Малевская.
– Да, – коротко ответил Мареев.
– А вода?
– Мы будем теперь очень экономить её… Очень…
Наступило молчание. Глухо гудел прессовый мотор. Розовая полоска металла почти совсем скрылась. Мареев внимательно следил за ней. Ещё через две минуты он выключил мотор. Всё так же молча они раскрыли пресс и принялись за закалку колонны. Каждый думал об одном и том же, и оба знали его. Кислород на исходе… Что будет дальше? Успеет ли снаряд добраться до поверхности вовремя?
Точно отгоняя эти мрачные мысли, Малевская тряхнула головой и спросила:
– Нога у тебя перестала болеть?
– Да, почти совсем уже не чувствуется боли.
– Какой был ужасный удар! У меня мелькнула только одна мысль: конец! И всё-таки снаряд выдержал.
– Не выдержал. Далеко не выдержал.
– Ты говоришь о каюте?
– Да. Кардан-то ведь сломался, и каюта потеряла способность вращения. Не говоря о колонне.
– Ты не думаешь исправлять кардан?
– Нет. Не хватит времени, да и нет надобности. У нас уже не будет поворотов – путь прямой, в одним направлении.
Они продолжали усиленно работать.
– У Володи, вероятно, на всю жизнь останется шрам на щеке, – сказала Малевская.
– Да, вероятно… И всё-таки мы счастливо отделались!
Кончив работу по закалке, Мареев облегчённо вздохнул.
– Ну, пойдём, Нина… Ты, наверное, из сил выбилась.
Они выбрались из трубы в главный туннель и попытались выпрямиться. Это удалось сделать с большим трудом. Всё тело затекло, одеревенело. Проделав несколько гимнастических упражнений, Мареев и Малевская направились к закрытому входному люку. Они не успели приблизиться к нему, как его крышка стала отделяться от днища и поворачиваться на петле. Показалась голова Володи в шлеме. Он громко кричал в микрофон:
– Никита Евсеевич! Нина! Идите скорее! Михаил говорит с поверхностью!
Мареев и Малевская бросились по лестнице в открывшийся люк.
– Уже готов аппарат? Так быстро? – взволнованно спрашивал на ходу Мареев.
– Вот молодцы! – радовалась Малевская.
Они закрыли за собой люк, пробрались через герметическую оболочку, наполовину заполненную породой, в нижнюю камеру и, сбрасывая на ходу шлемы, быстро поднялись по лестнице в шаровую каюту.
В каюте неистовствовал Цейтлин. Его голос гремел из репродуктора. Захлёбываясь, смеясь и всхлипывая, перебивая себя и Брускова, он забрасывал его вопросами, сообщал, как все на поверхности беспокоились о судьбе экспедиции, восхищался и даже благодарил Брускова за восстановление связи, как будто Брусков оказал этим личную услугу ему, Цейтлину.
Голос Мареева вызвал у Цейтлина ещё больший восторг. Но Мареев, коротко и задушевно поздоровавшись с ним, немедленно перешёл к делу:
– Принимай рапорт, Илья. У нас много работы сейчас, и нельзя терять времени.
– Хорошо, Никитушка, хорошо! – заторопился Цейтлин и обратился к радисту: – Присоедините диктофон… Говори, Никита.
– Довожу до сведения Правительственного комитета, – начал официальным тоном Мареев, – что двадцатого июля, в девятнадцать часов, на глубине восьмисот шестидесяти метров снаряд экспедиции потерпел аварию вследствие обвального землетрясения, происшедшего в районе нахождения снаряда и вызвавшего передвижку, а также, очевидно, небольшой местный сброс окружающих пластов. В результате огромного сотрясения и удара сломались стержни кардана шаровой каюты, вследствие чего последняя потеряла способность вращения. Через образовавшиеся в её оболочке трещины почти вся наша вода ушла в землю. Большая часть лабораторного оборудования приведена в негодность, главная радиостанция и телевизорная установка совершенно разбиты. Однако ток из подземной электростанции поступает непрерывно и без перебоев. Члены экспедиции здоровы. Лишь начальник экспедиции Мареев, сброшенный толчком с лестницы, получил незначительные ушибы и у члена экспедиции Владимира Колесникова при падении от толчка была глубоко рассечена щека; рана уже заживает. Немедленно весь состав экспедиции приступил к ликвидации хаоса, который внесло землетрясение во все помещения снаряда. В то же время производилась проверка состояния главных механизмов снаряда. Вследствие полного разрушения радиостанции установить связь с поверхностью не было возможности. Моторы оказались в исправности, аппараты климатизации не пострадали, носовой и один боковой киноаппараты смяты и приведены в негодность. Главнейшие приборы вождения остались в целости. Большинство приборов автоматического исследования породы испорчено. На следующий день, двадцать первого июля, в двенадцать часов, была сделана попытка сдвинуть снаряд с места. Оказалось, что колонна давления номер один не работает, хотя диск вращения этой колонны в исправности.
– Ох! – вздохнул Цейтлин. – Этого я больше всего боялся!
– При помощи инфракрасного киноаппарата, – продолжал Мареев, – было установлено, что колонна огромной силой движения подземных масс заметно изогнута на всём своём протяжении, так как землетрясение захватило снаряд в момент максимального выдвижения колонн. Немедленно экспедиция принялась за ремонт и выпрямление колонн. Необходимо было торопиться, так как запасы кислорода были уже на исходе…
– Как! – вскричал Цейтлин, потряёенный этим неожиданным сообщением. – Кислород на исходе? Почему?
– Предыдущие вынужденные остановки из-за аварий, затянувшаяся постройка подземной станции, огромная утечка кислорода из поврежденного баллона и наконец непредвиденное… м-м-м… непредвиденное увеличение состава экспедиции истощили резервные запасы кислорода. На настоящее время кислорода имеется лишь на пять-шесть суток, то есть как раз на столько, сколько нужно для остальной части пути до поверхности, если снаряд через сутки тронется с места и будет идти с прежней скоростью…
В радиоаппаратной все окаменели. У Цейтлина лицо вдруг пожелтело, как воск, щёки затряслись, и, схватившись рукой за сердце, он грузно опустился на стул. Посиневшие толстые губы то бесплодно пытались что-то сказать, то жадно ловили воздух.
– Учитывая это обстоятельство, – продолжал своим размеренным, суховатым голосом Мареев, – экспедиция с напряжением всех сил, маневрируя двумя уцелевшими колоннами, очистила место вокруг третьей, повреждённой. Затем Мареев и Малевская приступили к выпрямлению колонны, а Брусков и Колесников – к устройству новой радиостанции из обломков старой и запасных частей. Обе работы выполнены одновременно: радиосвязь восстановлена, и только что закончено выпрямление колонны. Остаётся её зачистить, пригнать и выверить. Думаем, что завтра можно будет пустить в ход все три колонны. От имени экспедиции шлю горячий коммунистический привет всей стране, партии, правительству. Мы заверяем, что приложим все усилия, чтобы благополучно довести снаряд до поверхности…
В тот же день штабом помощи экспедиции было опубликовано сообщение о восстановлении связи со снарядом. По всей стране разлилась радость.
"Они живы!.. Они живы!.." И во все концы огромной, распростершейся на двух материках страны неслись по эфиру незримые волны, огибая горные хребты, спускаясь в долины, заполняя бесчисленные города и посёлки. "Они живы! Они живы!" – звенели телеграфные провода, кричали флаги, которыми внезапно украсились улицы, дома, арки, колонны.
Страна ликовала. "Они живы!" – поздравляли друг друга незнакомые люди.
* * *
На глубине восьмисот шестидесяти пяти метров, в круглом сером туннеле, ослепительно светят электрические лампы. С лихорадочной торопливостью, в полном молчании, четыре человека в скафандрах работают над неподвижной стальной колонной. По временам, когда Малевская устало, для минутного отдыха, разгибает спину, ей кажется, что какие-то странные создания, как горные гномы старинных сказок, собрались здесь и усердно стараются возвратить к жизни бесконечно дорогое им существо. Среди молчания изредка слышатся короткие приказания Мареева, и тогда Брусков поспешно скрывается в чёрной пасти снаряда, и через минуту колонна начинает медленное осторожное движение. С каждым разом всё глубже уходит колонна внутрь снаряда, всё мягче и плавнее возвращается обратно. Словно раненый гигант, после долгой неподвижности, пробует двинуть онемевшей, парализованной ногой. И после каждой пробы всё радостнее дышат четыре человека в скафандрах.
Далеко наверху, над землёй, показалось солнце, когда из герметической оболочки перед люком была вынесена вся земля, выбранная раньше из узкой трубы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42