Но Джерри там не было. Джерри не было. Джерри по-прежнему не было. Наконец она немного потанцевала и механически поплелась прочь с улыбкой манекена. Все это было невыносимым и совершенно невозможным. Ей не хватало колдовских чар — вот как возвращаются старые мысли! Но если мужчины нет там, где он по твоим планам должен быть, остается только один выход.
На следующее утро, вместо того чтобы идти на службу, она отправилась прямо по адресу, который дал ей Джерри. Он проснулся, услышав стук в дверь. С трудом разлепив глаза, он добрел до двери и впустил в душную комнату Софи. Она бочком протиснулась в дверь со своими пожитками в хозяйственных сумках. Софи приготовилась извиниться за собственный неряшливый вид, но сразу же передумала, едва оглядела комнату и принюхалась.
— Фу!
Джерри непроизвольно смутился.
— Прошу прощения за бардак. Кроме того, я еще не брился.
— И не брейся.
— Ты хочешь меня со щетиной или без нее?
У него было похмелье. Машинально пытаясь затащить гостью в постель, он потянулся к ней, но она заслонилась сумкой.
— Не сейчас, Джерри. Я пришла насовсем.
— Бог ты мой! Мне нужно в сортир. И побриться. Черт! Сделаешь кофе, ладно?
Она захлопотала в грязном углу над раковиной. Это можно считать квартирой, если закрыть один глаз, и кроме того — это она подумала, освобождая место для кофейника, — если заткнуть нос. Впрочем, говорят, мужчины менее чувствительны к запахам.
Сам Джерри вымылся на удивление тщательно. Когда он не только побрился, но и оделся, Софи села на стул, он — на неприбранную кровать, и они посмотрели друг на друга поверх кофейных кружек. Он был заметно выше ее, но с хрупким и как бы расхлябанным телом. Его голова и лицо при свете дня были… привлекательны — не то слово; красивы — тоже не годится. В общем, в слове ли дело? Ритм — и словно увидев в ее голове, позади отражателей, это слово, Джерри начал монотонно насвистывать: намек на мелодию и постук пальца по кружке. Ритм был для него всем, потому-то…
— Джерри, я безработная.
— Выгнали?
— Сама ушла. Надоело.
Простенькая мелодия оборвалась, сменившись звонким удивленным свистом. Над головой вспыхнула короткая перепалка, пару раз грохнуло, и вернулась относительная тишина.
— Соседи у меня — прелесть! Погоди-ка.
Джерри отставил кофе, достал кассетный магнитофон и включил его. Воздух вздрогнул. Он с облегчением поймал ритм, покачивая головой с закрытыми глазами, поджав сочные губы — губы, которые будут… будут избегать этого слова из шести букв, которым она сама никогда не пользовалась, так что все не сведется к одному только совокуплению, как у уток, правда?
— А с какой это птицей ты вчера развлекался?
— Не с птицей, лапочка. Со знакомым парнем.
Его глаза раскрылись шире — большие, темные, — и лицо вокруг глаз улыбнулось. Какая девушка устоит перед этой улыбкой, глазами, темными волосами торчком?
— Правда?
— Вечерок был что надо.
— И все?
— Слово офицера и джентльмена.
— Так значит ?..
— Вот именно. Показать офицерский патент? Раз ты его получил, он остается у тебя даже после отставки. Младший лейтенант. Представляешь, Ольстер, и в тебя стреляют! Паф!
— В тебя стреляли? Правда?
— Ну, стреляли бы, если бы я остался.
— Мне хочется увидеть тебя в форме.
Он потянул ее на кровать и обнял. Она обняла его в ответ и поцеловала. Его прикосновения стали более интимными.
— Не сейчас, Джерри. Слишком рано. Потом я не смогу ничего делать.
— А потом и не надо будет ничего делать. Пока там не откроется.
Но все-таки он убрал руки.
— Послушай, лапочка. Тебе надо будет написать заявление о пособии. Знаешь, я даже не думал, что ты всерьез воспримешь наше знакомство.
Она влюбленно посмотрела на него, осознав то, что объединяло их с самой первой секунды: полное принятие друг друга такими, какие они есть, или такими, какими они видят друг друга.
— Давай не будем никому говорить, что живем вместе.
— А! Так мы живем вместе, да?
— Математический расчет. Так дешевле.
— И ты всегда сможешь подрабатывать на стороне.
— М-м?
— Красный фонарь в окне.
— Слишком похоже на работу. Я… ну ладно. А ты?
— Мошенничаем помаленьку. Знаешь каких-нибудь богатых старух?
— Нет.
— Раньше их навалом было. Мы как раз вчера вечером об этом толковали. В наши дни остались только бедные старухи. Куда податься молодому офицеру? Некуда, лапочка. Либо пособие, либо пиф-паф!
— Пиф-паф?
— В наемники. Сделают по меньшей мере капитаном, если представить доказательства, что был офицером гвардии этого самого величества. Кучу бабок отвалят.
— Да, тебе хорошо…
— Бог ты мой! Хорошо? Пока не ранят или в плен не возьмут. Было время, когда не ранили и в плен не захватывали. Негритосы имели понятие, кто есть кто. А теперь подстрелят, как последнего ублюдка. Кроме того, у меня есть виды, что-то вроде… Нет, я тебе не скажу, ты ведь, лапочка, небось, болтушка.
Она взяла его за руки и встряхнула.
— Никаких секретов!
— Хочешь от меня избавиться? Тебе без моего пособия не прожить, как и мне — без твоего.
Сотрясаясь от смеха, она рухнула ему на грудь. Изо рта вырвалось:
— Слава Богу, больше мне не нужно притворяться!
Следующие пару дней, посещая биржу труда и пытаясь приспособить квартиру Джерри для совместной жизни, Софи думала о нем, пока его не было рядом. Нет, разумеется, они не пользовались, не должны были пользоваться этим словом из шести букв, при всем его великолепии, но все равно, когда ты молода и говоришь себе, как много в мире чепухи, ты не можешь не задумываться время от времени о том, что с тобой происходит, и не спрашивать у себя: «То ли это?» Ты изучаешь любопытный факт, что этот близнец, новооткрытый близнец, может приводить в бешенство, но не надоедает. Были мгновения, когда на них находило веселье и они валились друг на друга, обнимаясь, хохоча и не нуждаясь в словах; и еще те мгновения, когда улыбка вокруг его больших глаз или упавшая на лоб прядь могли обернуться сладостью в животе — о, каким Джерри был сладким!
И когда она стояла перед окошком, за которым скрывался безликий слуга безработного люда, ее душа сказала вслух: «Какой сладкий!» — только для того, чтобы провалиться вниз, пока лицо вспыхивает изумленной улыбкой и тут же наливается румянцем. Более того, — думала она, передавая заполненный бланк, — более того, я знаю, что он не работает, потому что не может работать, это не для него. Разве может ребенок работать? Вот сейчас у него есть я и мое тело, а он все равно ждет, сам того не понимая, коробку кубиков или железную дорогу…
На четвертую ночь Джерри рассказал ей о своем друге Билле.
— Прикольный тип. В него как-то раз стреляли. Подстрелили его командира, тогда он вылез и уложил полдюжины.
— Он правда стрелял в людей?
— Да, и его за это вышвырнули! Подумать только! На кой черт тогда нужны солдаты?
— Не очень тебя понимаю.
— Он сказал, что это было круто. Обалденно. А что, логично, правда? Все эти миллионы людей — их бы не прикончили, если бы это не было естественно. Господи. Черт, я не шучу!
— Ты не… ну да, да.
— Все это чертовски глупо.
— А этот твой приятель, Билл…
— Знаешь, он парень недалекий. Но солдатам и не нужны мозги, верно? Во всех иных отношениях он, я бы сказал, исключителен. Под конец он служил рядовым в Челси. А его взяли и вышвырнули!
— За что ?
— Разве я не объяснил? Понимаешь, ему нравится убивать. Он получает от этого удовольствие. Дитя природы. Ему сказали, чтобы он поумерил свой пыл. Говорит: «Они все ждали, что я на хер разрыдаюсь». Прошу прощения.
— Он выражается как дядя Джим. Твой Билл — австралиец?
— Британец до мозга костей.
— Было бы забавно с ним познакомиться.
— Познакомишься. Он не такой красавчик, как я, солнышко, но все-таки не забывай, чья ты сучка.
— Я кусаюсь. И она куснула.
Они встретились с Биллом в пабе. У него было немного денег, как раз хватило на троих, но об их происхождении он говорил весьма неопределенно. Билл был гораздо старше Джерри, но относился к нему с ужасным почтением и даже назвал его один или два раза «сэр», вызвав у Софи улыбку. Сложения он был почти такого же, как Джерри, только лоб пониже да челюсть покрупнее.
— Джерри рассказывал мне о вас. Билл замер. Джерри вмешался:
— Ничего лишнего я не говорил, приятель. И не скажу…
— Ну, вы ведь не против, правда, Билл?
— Сэр… Джерри, она точно — наш человек?
— Билл, на что это похоже?
— Что на что похоже, мисс… Софи?
— Убивать людей.
Наступила долгая пауза. Джерри внезапно передернуло, и он надолго приложился к стакану. Билл с каменным лицом разглядывал Софи.
— Нам выдали патроны…
— Попросту говоря, пули, лапочка. Живые кругляши.
— Я имею в виду — не было ли у вас чувства неизбежности? Будто все подстроено так, что вам в руку ложится камень, готовый для броска — или что-то подобное?
— Нас перед этим инструктировали.
Теперь замолчала Софи. Что я хочу узнать? Я хочу узнать о голышах, о шипении в транзисторе и об упадке, упадке, непрерывном упадке!
— Меня тошнит от всего, что говорят люди. Все они делают вид, будто жизнь не такая, какая она есть. Я хочу… хочу узнать!
— Нечего тут узнавать, лапочка. Пожрать да в койку — вот и вся жизнь.
— Так точно, сэр… Джерри. Нужно глядеть в лицо фактам.
— Так что при этом чувствуешь?
— Билл, я думаю, она имеет в виду — когда кого-нибудь прикончишь.
Снова наступило молчание. Глядя на Билла, Софи увидела, как на его лице проступает слабая улыбка. Его взгляд начал блуждать: скользнул по ее телу, вернулся, снова встретился с ее глазами. Затем Билл отвернулся. Ощутив как по коже поползли едва заметные мурашки, она поняла, что происходит. Она мысленно произнесла слова: «Он втюрился в меня! О, как он в меня втюрился!»
Билл посмотрел на Джерри.
— А, все одно блядство!
Потом опять взглянул на нее, со слабой улыбкой понимания вокруг рта.
— Жмешь на собачку, ясно? Пах! И он шлепается.
— Шлеп на попку, лапочка. И ничего тут такого. Бух-бабах.
— Это больно? И он долго?.. Сильно?..
Улыбка стала шире, отобразив полное понимание.
— Не долго, если выстрел точный, ясно? Один из них дергался. Я еще в него всадил. Готов!
— Софи, дорогуша, это чисто техническая проблема. Не забивай свою головку. Оставь это нам, великолепным самцам, зверям. А почему — не твое дело.
Билл кивал и ухмылялся ей в лицо, словно они понимали друг друга. О, как он в меня втюрился! Но я не для тебя, — повторяла она себе, — попробуй только ко мне притронуться, тупое животное!
Она отвела глаза.
Скоро стало ясно, что мужчины встретились не только ради выпивки. После нескольких уклончивых фраз они приумолкли, и Билл снова посмотрел на нее. Джерри похлопал ее по плечу.
— Моя сладенькая, не сходить ли нам попудрить носик?
— Свой нос попудри, дружочек!
— Хи, — повторил Билл, старательно изображая дебила. — «Свёй нёс пёпюдри!» Простите, мисс… то есть Софи.
Но она все-таки ушла, потому что это ей ничего не стоило, а она догадывалась, что об их секретах узнает позже.
На следующий день Джерри сказал, что у него назначена встреча. Он был очень возбужден и слегка дрожал. Именно тогда Софи обнаружила, что он сидит на таблетках — крохотных черных штучках, которые можно спрятать под ногтем или потерять в щели между половицами. Он вернулся глубокой ночью, бледный и измученный, и она пошутила, что это, должно быть, из-за птички, птички , с которой он забавлялся. Но она догадалась, что к чему, когда он убрал в ящик стола пистолет — настоящий или игрушечный. Они занялись сексом на своей односпальной кровати, и Джерри уснул, положив голову на ее обнаженную грудь. На следующий день он снова стал самим собой, показал ей пачку денег и заявил, что выиграл их на бегах, очевидно, забыв, что она видела пистолет. Так все вышло наружу. Джерри с Биллом время от времени ходили на дело. На день-другой возвращались в старые добрые времена. Однажды Билл пришел в бар со своей нынешней подружкой — заводной девицей по имени Дэзи, панкушкой на шестидюймовых каблуках и в дешевом брючном костюме, с черными кругами туши вокруг глаз, мертвенно-белым лицом и копной соломенных волос, прилизанных с одной стороны и торчащих с другой. Софи решила, что одной встречи с ней достаточно, но оказалось, что она имеет какое-то отношение к черненьким таблеткам Джерри.
Джерри сводил Софи еще на одну вечеринку, где не было ни Дэзи, ни Билла, но были какие-то очень странные типы. Вечеринка проходила в настоящей многокомнатной квартире; было много музыки, болтовни и выпивки. Они пришли только вдвоем — Джерри сказал, что Билл с его рожей туда не впишется. Он хотел, чтобы она держалась попроще — из-за человека, с которым у него дела, — но все пошло насмарку самым нелепым образом. Когда шум вечеринки перешел в настоящий рев, кто-то из гостей затеял дурацкую игру с чернильной кляксой на листе бумаги. Нужно было сказать, что тебе напоминает клякса, — и некоторые ответы были на удивление циничными и остроумными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
На следующее утро, вместо того чтобы идти на службу, она отправилась прямо по адресу, который дал ей Джерри. Он проснулся, услышав стук в дверь. С трудом разлепив глаза, он добрел до двери и впустил в душную комнату Софи. Она бочком протиснулась в дверь со своими пожитками в хозяйственных сумках. Софи приготовилась извиниться за собственный неряшливый вид, но сразу же передумала, едва оглядела комнату и принюхалась.
— Фу!
Джерри непроизвольно смутился.
— Прошу прощения за бардак. Кроме того, я еще не брился.
— И не брейся.
— Ты хочешь меня со щетиной или без нее?
У него было похмелье. Машинально пытаясь затащить гостью в постель, он потянулся к ней, но она заслонилась сумкой.
— Не сейчас, Джерри. Я пришла насовсем.
— Бог ты мой! Мне нужно в сортир. И побриться. Черт! Сделаешь кофе, ладно?
Она захлопотала в грязном углу над раковиной. Это можно считать квартирой, если закрыть один глаз, и кроме того — это она подумала, освобождая место для кофейника, — если заткнуть нос. Впрочем, говорят, мужчины менее чувствительны к запахам.
Сам Джерри вымылся на удивление тщательно. Когда он не только побрился, но и оделся, Софи села на стул, он — на неприбранную кровать, и они посмотрели друг на друга поверх кофейных кружек. Он был заметно выше ее, но с хрупким и как бы расхлябанным телом. Его голова и лицо при свете дня были… привлекательны — не то слово; красивы — тоже не годится. В общем, в слове ли дело? Ритм — и словно увидев в ее голове, позади отражателей, это слово, Джерри начал монотонно насвистывать: намек на мелодию и постук пальца по кружке. Ритм был для него всем, потому-то…
— Джерри, я безработная.
— Выгнали?
— Сама ушла. Надоело.
Простенькая мелодия оборвалась, сменившись звонким удивленным свистом. Над головой вспыхнула короткая перепалка, пару раз грохнуло, и вернулась относительная тишина.
— Соседи у меня — прелесть! Погоди-ка.
Джерри отставил кофе, достал кассетный магнитофон и включил его. Воздух вздрогнул. Он с облегчением поймал ритм, покачивая головой с закрытыми глазами, поджав сочные губы — губы, которые будут… будут избегать этого слова из шести букв, которым она сама никогда не пользовалась, так что все не сведется к одному только совокуплению, как у уток, правда?
— А с какой это птицей ты вчера развлекался?
— Не с птицей, лапочка. Со знакомым парнем.
Его глаза раскрылись шире — большие, темные, — и лицо вокруг глаз улыбнулось. Какая девушка устоит перед этой улыбкой, глазами, темными волосами торчком?
— Правда?
— Вечерок был что надо.
— И все?
— Слово офицера и джентльмена.
— Так значит ?..
— Вот именно. Показать офицерский патент? Раз ты его получил, он остается у тебя даже после отставки. Младший лейтенант. Представляешь, Ольстер, и в тебя стреляют! Паф!
— В тебя стреляли? Правда?
— Ну, стреляли бы, если бы я остался.
— Мне хочется увидеть тебя в форме.
Он потянул ее на кровать и обнял. Она обняла его в ответ и поцеловала. Его прикосновения стали более интимными.
— Не сейчас, Джерри. Слишком рано. Потом я не смогу ничего делать.
— А потом и не надо будет ничего делать. Пока там не откроется.
Но все-таки он убрал руки.
— Послушай, лапочка. Тебе надо будет написать заявление о пособии. Знаешь, я даже не думал, что ты всерьез воспримешь наше знакомство.
Она влюбленно посмотрела на него, осознав то, что объединяло их с самой первой секунды: полное принятие друг друга такими, какие они есть, или такими, какими они видят друг друга.
— Давай не будем никому говорить, что живем вместе.
— А! Так мы живем вместе, да?
— Математический расчет. Так дешевле.
— И ты всегда сможешь подрабатывать на стороне.
— М-м?
— Красный фонарь в окне.
— Слишком похоже на работу. Я… ну ладно. А ты?
— Мошенничаем помаленьку. Знаешь каких-нибудь богатых старух?
— Нет.
— Раньше их навалом было. Мы как раз вчера вечером об этом толковали. В наши дни остались только бедные старухи. Куда податься молодому офицеру? Некуда, лапочка. Либо пособие, либо пиф-паф!
— Пиф-паф?
— В наемники. Сделают по меньшей мере капитаном, если представить доказательства, что был офицером гвардии этого самого величества. Кучу бабок отвалят.
— Да, тебе хорошо…
— Бог ты мой! Хорошо? Пока не ранят или в плен не возьмут. Было время, когда не ранили и в плен не захватывали. Негритосы имели понятие, кто есть кто. А теперь подстрелят, как последнего ублюдка. Кроме того, у меня есть виды, что-то вроде… Нет, я тебе не скажу, ты ведь, лапочка, небось, болтушка.
Она взяла его за руки и встряхнула.
— Никаких секретов!
— Хочешь от меня избавиться? Тебе без моего пособия не прожить, как и мне — без твоего.
Сотрясаясь от смеха, она рухнула ему на грудь. Изо рта вырвалось:
— Слава Богу, больше мне не нужно притворяться!
Следующие пару дней, посещая биржу труда и пытаясь приспособить квартиру Джерри для совместной жизни, Софи думала о нем, пока его не было рядом. Нет, разумеется, они не пользовались, не должны были пользоваться этим словом из шести букв, при всем его великолепии, но все равно, когда ты молода и говоришь себе, как много в мире чепухи, ты не можешь не задумываться время от времени о том, что с тобой происходит, и не спрашивать у себя: «То ли это?» Ты изучаешь любопытный факт, что этот близнец, новооткрытый близнец, может приводить в бешенство, но не надоедает. Были мгновения, когда на них находило веселье и они валились друг на друга, обнимаясь, хохоча и не нуждаясь в словах; и еще те мгновения, когда улыбка вокруг его больших глаз или упавшая на лоб прядь могли обернуться сладостью в животе — о, каким Джерри был сладким!
И когда она стояла перед окошком, за которым скрывался безликий слуга безработного люда, ее душа сказала вслух: «Какой сладкий!» — только для того, чтобы провалиться вниз, пока лицо вспыхивает изумленной улыбкой и тут же наливается румянцем. Более того, — думала она, передавая заполненный бланк, — более того, я знаю, что он не работает, потому что не может работать, это не для него. Разве может ребенок работать? Вот сейчас у него есть я и мое тело, а он все равно ждет, сам того не понимая, коробку кубиков или железную дорогу…
На четвертую ночь Джерри рассказал ей о своем друге Билле.
— Прикольный тип. В него как-то раз стреляли. Подстрелили его командира, тогда он вылез и уложил полдюжины.
— Он правда стрелял в людей?
— Да, и его за это вышвырнули! Подумать только! На кой черт тогда нужны солдаты?
— Не очень тебя понимаю.
— Он сказал, что это было круто. Обалденно. А что, логично, правда? Все эти миллионы людей — их бы не прикончили, если бы это не было естественно. Господи. Черт, я не шучу!
— Ты не… ну да, да.
— Все это чертовски глупо.
— А этот твой приятель, Билл…
— Знаешь, он парень недалекий. Но солдатам и не нужны мозги, верно? Во всех иных отношениях он, я бы сказал, исключителен. Под конец он служил рядовым в Челси. А его взяли и вышвырнули!
— За что ?
— Разве я не объяснил? Понимаешь, ему нравится убивать. Он получает от этого удовольствие. Дитя природы. Ему сказали, чтобы он поумерил свой пыл. Говорит: «Они все ждали, что я на хер разрыдаюсь». Прошу прощения.
— Он выражается как дядя Джим. Твой Билл — австралиец?
— Британец до мозга костей.
— Было бы забавно с ним познакомиться.
— Познакомишься. Он не такой красавчик, как я, солнышко, но все-таки не забывай, чья ты сучка.
— Я кусаюсь. И она куснула.
Они встретились с Биллом в пабе. У него было немного денег, как раз хватило на троих, но об их происхождении он говорил весьма неопределенно. Билл был гораздо старше Джерри, но относился к нему с ужасным почтением и даже назвал его один или два раза «сэр», вызвав у Софи улыбку. Сложения он был почти такого же, как Джерри, только лоб пониже да челюсть покрупнее.
— Джерри рассказывал мне о вас. Билл замер. Джерри вмешался:
— Ничего лишнего я не говорил, приятель. И не скажу…
— Ну, вы ведь не против, правда, Билл?
— Сэр… Джерри, она точно — наш человек?
— Билл, на что это похоже?
— Что на что похоже, мисс… Софи?
— Убивать людей.
Наступила долгая пауза. Джерри внезапно передернуло, и он надолго приложился к стакану. Билл с каменным лицом разглядывал Софи.
— Нам выдали патроны…
— Попросту говоря, пули, лапочка. Живые кругляши.
— Я имею в виду — не было ли у вас чувства неизбежности? Будто все подстроено так, что вам в руку ложится камень, готовый для броска — или что-то подобное?
— Нас перед этим инструктировали.
Теперь замолчала Софи. Что я хочу узнать? Я хочу узнать о голышах, о шипении в транзисторе и об упадке, упадке, непрерывном упадке!
— Меня тошнит от всего, что говорят люди. Все они делают вид, будто жизнь не такая, какая она есть. Я хочу… хочу узнать!
— Нечего тут узнавать, лапочка. Пожрать да в койку — вот и вся жизнь.
— Так точно, сэр… Джерри. Нужно глядеть в лицо фактам.
— Так что при этом чувствуешь?
— Билл, я думаю, она имеет в виду — когда кого-нибудь прикончишь.
Снова наступило молчание. Глядя на Билла, Софи увидела, как на его лице проступает слабая улыбка. Его взгляд начал блуждать: скользнул по ее телу, вернулся, снова встретился с ее глазами. Затем Билл отвернулся. Ощутив как по коже поползли едва заметные мурашки, она поняла, что происходит. Она мысленно произнесла слова: «Он втюрился в меня! О, как он в меня втюрился!»
Билл посмотрел на Джерри.
— А, все одно блядство!
Потом опять взглянул на нее, со слабой улыбкой понимания вокруг рта.
— Жмешь на собачку, ясно? Пах! И он шлепается.
— Шлеп на попку, лапочка. И ничего тут такого. Бух-бабах.
— Это больно? И он долго?.. Сильно?..
Улыбка стала шире, отобразив полное понимание.
— Не долго, если выстрел точный, ясно? Один из них дергался. Я еще в него всадил. Готов!
— Софи, дорогуша, это чисто техническая проблема. Не забивай свою головку. Оставь это нам, великолепным самцам, зверям. А почему — не твое дело.
Билл кивал и ухмылялся ей в лицо, словно они понимали друг друга. О, как он в меня втюрился! Но я не для тебя, — повторяла она себе, — попробуй только ко мне притронуться, тупое животное!
Она отвела глаза.
Скоро стало ясно, что мужчины встретились не только ради выпивки. После нескольких уклончивых фраз они приумолкли, и Билл снова посмотрел на нее. Джерри похлопал ее по плечу.
— Моя сладенькая, не сходить ли нам попудрить носик?
— Свой нос попудри, дружочек!
— Хи, — повторил Билл, старательно изображая дебила. — «Свёй нёс пёпюдри!» Простите, мисс… то есть Софи.
Но она все-таки ушла, потому что это ей ничего не стоило, а она догадывалась, что об их секретах узнает позже.
На следующий день Джерри сказал, что у него назначена встреча. Он был очень возбужден и слегка дрожал. Именно тогда Софи обнаружила, что он сидит на таблетках — крохотных черных штучках, которые можно спрятать под ногтем или потерять в щели между половицами. Он вернулся глубокой ночью, бледный и измученный, и она пошутила, что это, должно быть, из-за птички, птички , с которой он забавлялся. Но она догадалась, что к чему, когда он убрал в ящик стола пистолет — настоящий или игрушечный. Они занялись сексом на своей односпальной кровати, и Джерри уснул, положив голову на ее обнаженную грудь. На следующий день он снова стал самим собой, показал ей пачку денег и заявил, что выиграл их на бегах, очевидно, забыв, что она видела пистолет. Так все вышло наружу. Джерри с Биллом время от времени ходили на дело. На день-другой возвращались в старые добрые времена. Однажды Билл пришел в бар со своей нынешней подружкой — заводной девицей по имени Дэзи, панкушкой на шестидюймовых каблуках и в дешевом брючном костюме, с черными кругами туши вокруг глаз, мертвенно-белым лицом и копной соломенных волос, прилизанных с одной стороны и торчащих с другой. Софи решила, что одной встречи с ней достаточно, но оказалось, что она имеет какое-то отношение к черненьким таблеткам Джерри.
Джерри сводил Софи еще на одну вечеринку, где не было ни Дэзи, ни Билла, но были какие-то очень странные типы. Вечеринка проходила в настоящей многокомнатной квартире; было много музыки, болтовни и выпивки. Они пришли только вдвоем — Джерри сказал, что Билл с его рожей туда не впишется. Он хотел, чтобы она держалась попроще — из-за человека, с которым у него дела, — но все пошло насмарку самым нелепым образом. Когда шум вечеринки перешел в настоящий рев, кто-то из гостей затеял дурацкую игру с чернильной кляксой на листе бумаги. Нужно было сказать, что тебе напоминает клякса, — и некоторые ответы были на удивление циничными и остроумными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41