Или Сеффен. То есть…
– Мне это абсолютно безразлично, – отрезал Лейер. – Разбирайтесь сами. А мне скажете, когда решите.
Гэнси еще раз оглядел своих новых друзей. И сдался.
– Ну ладно. По-моему, это глупо, но раз уж вы так хотите, я согласен. Только яда я принимать не буду.
– Но иначе нельзя, – ласково сказал мистер Чиано. – Это гарантия вашего благополучного возвращения.
– Да зачем? – Гэнси снова прошиб пот при мысли о том, во что он ввязался. – Я же… я же вернулся в тот раз. Прошлое на меня не действует. Я вовсе не желаю там оставаться.
– Ну, все-таки мысль о противоядии может послужить уздой для ваших желаний на случай, если вы, скажем, встретите прекрасную девицу, – мягко заметил мистер Чиано. – Всего лишь невинная предосторожность против искушения. Ради вас самого же. Не вижу, что тут возражать.
– Яда я принимать не стану, – отчеканил Гэнси.
Раздалось неприятное пощелкивание пистолетных курков, и телохранители мистера Чиано приготовились окружить Гэнси дружеским вниманием.
Гэнси медленно вытер ладони о брюки.
– Нет, – пробормотал он еле слышно. – Нет.
Но ему пришлось уступить желанию большинства.
Диск обратной связи был прикреплен к легкому металлическому обручу, который надевался на голову. Тонкие провода вели к сигнальному диску, подвешенному на груди. Еще несколько проводков были подсоединены к браслетам, надетым на ноги. Обряженному так бедняге Гэнси оставалось только войти в камеру переброски пространство-время.
– Огромную роль играет поляризация, – объяснил Лейер. – Частотный дифференциал этих сплавов уникален и неповторим. Пусть эти браслеты не слишком красивы, но они служат идеальным репером для идентификации во времени и в пространстве.
Он взял Гэнси за локоть и пошел с ним в круглую камеру. Лицо Гэнси блестело от пота.
– Вот так, ближе к центру. Ноги вместе. Стойте прямо. Тут важно сохранить определенный минимум расстояния между контактными лентами, – объяснил Лейер слушателям. – Браслеты под коленями, но их можно использовать и как стремена. А обруч на лбу… как лавровый венок, – добавил он с холодной улыбкой. – Расстояние должно быть таким, не больше и не меньше. Ни в коем случае ни при отсылке, ни при возвращении нельзя держать браслеты в руках. А также ни в коем случае нельзя низко нагибаться. Если голова приблизится к ногам, это искривит поле и приведет к катастрофе. Пока никто еще не пробовал провести экспериментальную проверку. Но я не рекомендовал бы ставить подобные опыты. Браслеты и обруч крепче, чем кажутся. Их можно сложить вместе и спрятать в карман. А это, – Лейер указал на маленький диск, – сигнал отзыва. По прибытии на место откройте его и нажмите на кнопку один раз. Это означает, что вы прибыли благополучно. Если момент или место прибытия неудачны, кнопку следует нажать дважды, после чего путешественник тут же перебрасывается в альтернативную временную полосу. Двойным сигналом, кроме того, можно пользоваться для переброски из одной недели в другую. Но за ту же оплату – не более трех раз. Четвертый двойной сигнал без дополнительной оплаты приравнивается к тройному сигналу и означает, что путешественник хочет вернуться.
Лейер критически оглядел Гэнси и убедился, что все в полном беспорядке, кроме его экипировки.
– Решив вернуться, вы нажимаете кнопку три раза. Но прежде убедитесь, что браслеты надеты правильно и что вы приняли стойку «смирно». Этого вполне достаточно, чтобы гарантировать полную безопасность.
Лейер достал небольшую кислородную маску и протянул ее Гэнси, который без всякой радости надел ее на рот и нос.
– В момент переброски могут возникнуть перебои дыхания, хотя по меркам субъективного времени – лишь на одну-две секунды. Для предотвращения неприятных ощущений выдается вот эта маска с миниатюрным кислородным баллоном. Но это дополнительная и необязательная предосторожность. Если, например, маска будет потеряна, можете спокойно возвращаться без нее. На случай же каких-либо непредвиденных и абсолютно маловероятных осложнений у меня здесь имеется все необходимое для реанимации. Итак, мистер Гэнси, вы готовы? Превосходно. А теперь, джентльмены, будьте добры отойти от камеры.
Лейер повернулся к пульту управления. Он снял чехол, и открылись внушительные ряды сверкающих кнопок и разноцветных лампочек. Лейер повернул несколько выключателей, и на пульте замигали красные огоньки. Он внимательно вглядывался в освещенную карту графств юго-восточной Англии. Щелк, щелк – его руки действовали быстро, энергично, уверенно. Панель силовой установки скользнула на свое место.
Вззз! Выгнутая дверь камеры закрыла от них взмокшего Гэнси, который стоял вытянувшись, как чугунный столбик. Откуда-то донесся пронзительный вой.
Лейер был поглощен своим делом. Он глядел на циферблаты, нажимал на кнопки, переводил рычажки, поворачивал выключатели. Закрылась вторая панель силовой установки. Лейер задрал голову и принялся оглядывать гирлянды изоляторов и кабелей под потолком помещения. Он увидел искру и включил главный кабель.
Раздался оглушительный грохот, от которого все, кроме Лейера, вздрогнули, и вой перешел в ровное мурлыканье.
Мистер Чиано, уставившийся на индикатор времени, увидел, что цифры дней слились в сплошную полосу, стремительно бежали месяцы, прыгали, сменяя друг друга, годы – 1948, 1947, 1946, 45, 44, 43, 42, 41… Все быстрее и быстрее, а вскоре и они превратились в неразличимое мерцание.
Лейер, поглядывая на карту, вел маленькое яркое пятнышко к северной границе Миддлекса. Потом, не отводя глаз от селектора, он одной рукой повернул рукоятку, а другой опустил рычажок. Его движения по-прежнему были быстрыми и уверенными.
На индикаторе времени вновь можно было различить цифры и слова. Движение барабанов замедлялось все больше и больше. 1683… 1682… декабрь, ноябрь, октябрь, сентябрь, август… 22, 21, 20, 19, 18, 17, 16…
Руки Лейера запорхали над клавиатурой. Медленно проползло «третье августа» и превратилось во «второе августа». Минуты замерли. Лейер перебросил рычажок. Его взгляд скользнул по толстым кольцам антенны за пультом управления. Ее кончик оранжево засветился. Погас. Снова засветился.
– Черт! – Лейер повернул выключатели, изменил настройку, нажал на какие-то кнопки.
Мистер Чиано увидел, как дата меняется: третье августа, четвертое, пятое… и так до десятого. Лейер снова перевел рычажок и поглядел на антенну. Она оранжево засветилась. Один раз.
– Ну, очень хорошо, – облегченно вздохнул Лейер и, наклонившись над панелью, включил автоматический прием.
Вжжж – изогнутая дверь камеры открылась.
Сеффен вошел внутрь и огляделся. На него пахнуло каким-то странным запахом. Гэнси бесследно исчез. Сеффен почувствовал, как у него по коже побежали мурашки. Но он взял себя в руки и вернулся к остальным послушать объяснения, которые мистер Чиано с некоторым трудом выуживал из Лейера.
На башмаки Гэнси налип густой слой грязи. Ноги у него промокли насквозь и даже брюки до колен были мокры. Грязь. Ну, он выпачкается с головы до ног. Гэнси тихо выругался. Яды, противоядия – нет, это не для него. А вдруг что-нибудь случится… Лейеру ведь тоже доверять особенно нельзя. Четыре часа болтаться тут. Да что ему, собственно, делать? И кафтан этот дурацкий режет под мышками. Но все-таки лучше, чем ничего. Так и закоченеть недолго. Он поглядел по сторонам.
А все-таки хорошо жить в таком веке. Неисчерпаемые возможности. Эти люди всему, чему хочешь, поверят. Можно здорово разбогатеть.
Четыре часа. Уже мало остается. Четыре. А с этим Чиано шутки плохи. Да, чего бы лучше, если б можно было туда не возвращаться. Ну, пусть с ними профессор Лейер разбирается, это его дело.
Гэнси пошевелил замерзшими пальцами в тесных башмаках. Скоро пора и назад.
– Вы сами видите, в каком я трудном положении. – Лейер несколько смягчился и поил своих гостей кофе из разношерстной посуды, не слишком отвечавшей строгим правилам гигиены. – Мои первоначальные… э… фонды истощились, когда основная часть работы была уже завершена. Я имею в виду установку. Но последнее время стесненность в средствах связывает меня по рукам и ногам. Надо усовершенствовать аппаратуру, а для этого требуется дорогостоящее оборудование, и, должен признаться, я рад получить наконец какую-то сумму наличными. Ваши предшественники явно считали, что здесь благотворительное учреждение, и кормили меня обещаниями.
– А кто это был? – осведомился мистер Чиано. – Вы не помните, как их звали?
– У меня где-то записано, – сказал Лейер. – Наизусть я, конечно, не помню. Кажется, Уильям Клейфилд и… э… Сидней Уайнбаум. И еще субъект по имени Пистолетчик. Гм. Ах, да, еще беглый каторжник. Как же его звали? Фелч или Велч?
– Сидней Уайнбаум? – с удивлением повторил мистер Чиано. – Так вот, значит, куда он делся!
– Мистер Уайнбаум? Да-да. Я подобрал ему специальный маршрут по Франции семнадцатого века. И получил за это вон те два стульчика в стиле Людовика Четырнадцатого.
– А Уилли Боксер? – спросил Карл. – С ним что?
– Какой еще Уилли?
– Да Клейфилд, Уилли Клейфилд. Он куда отправился?
– Ах, он? Ему требовалось надежное убежище, пока шум не поутихнет, – так он, кажется, выразился.
– А то, что он из банка взял, он с собой захватил или как?
– Какой-то чемоданчик у него с собой был. И в отличие от большинства он кое-что уплатил мне вперед. Клялся, что вернется недели через две и отдаст остальное. Но так и не вернулся.
– А куда он отправился?
– В тысяча триста пятидесятый год. И до сих пор там остается.
– Скажите мне, – начал мистер Чиано, – а почему мы должны ждать столько же времени здесь, сколько человек находится там? Вот, скажем, Гэнси. Почему вы его просто не переведете сюда, вычтя четыре часа из будущего?
– Этого я сам точно не понимаю, – признался Лейер. – Над такими проблемами я, собственно, сейчас и работаю. Конечно, дело очень упростилось бы, но существует жесткая и нерушимая взаимосвязь между ходом субъективного времени того, кто совершает переброску, и того, кто ей подвергается. То есть чтобы пробыть там четыре часа, необходимо, чтобы здесь тоже прошли четыре часа. Этому я и намерен посвятить свои дальнейшие исследования. И еще надо как-то обеспечить абсолютную точность, чтобы сразу попадать не просто в нужный месяц нужного года, но и в точно обозначенную секунду указанного дня. И точно в нужном месте. Возможности неисчерпаемы, мистер Чиано. – Глаза Лейера загорелись фанатическим огнем. – Человек сможет увидеть, как укладывался последний камень Великой Пирамиды, с вершины холма он увидит пожар Рима, увидит кровавый набег гуннов, увидит, как Микеланджело завершает Давида, увидит битву при Ватерлоо. Сколько можно увидеть! Своими глазами, без затраты лишнего времени, в течение всего лишь нескольких минут!
Лейер, раскрасневшись, умолк, и наступила странная тишина.
Он вдруг заметил, что его собеседники смотрят на него подозрительно и тупо. Его оживление сразу угасло, лицо приняло обычное кислое выражение.
Сеффен отхлебнул скверный кофе.
– На этом, пожалуй, можно сделать неплохое дело, – заметил он.
Вззз… Дверь камеры закрылась. Одна за другой последовали три оранжевые вспышки. Пять секунд. Раз, два, три. Пять секунд. Раз, два, три…
Лейер подошел к пульту. Замелькали годы. 1690, 1691, 92, 93, 94…
Ровный гул, к которому они уже привыкли, снова начал переходить в пронзительный вой. У них зазвенело в ушах… Но тут же вой перешел в глухой и низкий рев, а потом совсем замер.
Замигала зеленая лампочка. Все взгляды были прикованы к двери камеры.
Лампочка вспыхивала, и они со все возрастающим напряжением ждали, когда же откроется дверь.
Окончилась нестерпимо долгая минута, и началась другая…
– В чем дело? – крикнул мистер Чиано. – Почему она не открывается?
– При отправлении в прошлое не обязательно соблюдать точность до ничтожной доли секунды, – ответил Лейер, – но при возвращении необходима абсолютная точность. Иначе могут возникнуть необратимые разрушения. Вот как лифт замедляет движение, чтобы остановиться на уровне этажа. Ну вот!
Вззз! Дверь открылась.
Гэнси сдернул кислородную маску. На его лице было написано невыразимое облегчение.
– Противоядие! Скорей впрысните мне противоядие! Меня уже мутит!
Ему подставили стульчик Людовика Четырнадцатого, и он сел, а профессор Лейер тем временем невозмутимо наполнял шприц.
Мистер Чиано внимательно оглядывал Гэнси с головы до ног, отмечая про себя темные пятна на коленях, словно бы от сочной травы, странного покроя верхнее одеяние, широкополую шляпу, ниспадающее страусовое перо… Мистер Чиано даже самолично наклонился и провел пальцем по подошве его башмака. Грязь была еще влажной. Собственно говоря, Гэнси был совсем мокрым – поля шляпы набухли от воды. От него пахло дождем… и не только дождем.
– Вы что, пили? – негодующе сказал Лейер. – Идиот. Вы же могли нализаться до бесчувствия.
1 2 3 4 5
– Мне это абсолютно безразлично, – отрезал Лейер. – Разбирайтесь сами. А мне скажете, когда решите.
Гэнси еще раз оглядел своих новых друзей. И сдался.
– Ну ладно. По-моему, это глупо, но раз уж вы так хотите, я согласен. Только яда я принимать не буду.
– Но иначе нельзя, – ласково сказал мистер Чиано. – Это гарантия вашего благополучного возвращения.
– Да зачем? – Гэнси снова прошиб пот при мысли о том, во что он ввязался. – Я же… я же вернулся в тот раз. Прошлое на меня не действует. Я вовсе не желаю там оставаться.
– Ну, все-таки мысль о противоядии может послужить уздой для ваших желаний на случай, если вы, скажем, встретите прекрасную девицу, – мягко заметил мистер Чиано. – Всего лишь невинная предосторожность против искушения. Ради вас самого же. Не вижу, что тут возражать.
– Яда я принимать не стану, – отчеканил Гэнси.
Раздалось неприятное пощелкивание пистолетных курков, и телохранители мистера Чиано приготовились окружить Гэнси дружеским вниманием.
Гэнси медленно вытер ладони о брюки.
– Нет, – пробормотал он еле слышно. – Нет.
Но ему пришлось уступить желанию большинства.
Диск обратной связи был прикреплен к легкому металлическому обручу, который надевался на голову. Тонкие провода вели к сигнальному диску, подвешенному на груди. Еще несколько проводков были подсоединены к браслетам, надетым на ноги. Обряженному так бедняге Гэнси оставалось только войти в камеру переброски пространство-время.
– Огромную роль играет поляризация, – объяснил Лейер. – Частотный дифференциал этих сплавов уникален и неповторим. Пусть эти браслеты не слишком красивы, но они служат идеальным репером для идентификации во времени и в пространстве.
Он взял Гэнси за локоть и пошел с ним в круглую камеру. Лицо Гэнси блестело от пота.
– Вот так, ближе к центру. Ноги вместе. Стойте прямо. Тут важно сохранить определенный минимум расстояния между контактными лентами, – объяснил Лейер слушателям. – Браслеты под коленями, но их можно использовать и как стремена. А обруч на лбу… как лавровый венок, – добавил он с холодной улыбкой. – Расстояние должно быть таким, не больше и не меньше. Ни в коем случае ни при отсылке, ни при возвращении нельзя держать браслеты в руках. А также ни в коем случае нельзя низко нагибаться. Если голова приблизится к ногам, это искривит поле и приведет к катастрофе. Пока никто еще не пробовал провести экспериментальную проверку. Но я не рекомендовал бы ставить подобные опыты. Браслеты и обруч крепче, чем кажутся. Их можно сложить вместе и спрятать в карман. А это, – Лейер указал на маленький диск, – сигнал отзыва. По прибытии на место откройте его и нажмите на кнопку один раз. Это означает, что вы прибыли благополучно. Если момент или место прибытия неудачны, кнопку следует нажать дважды, после чего путешественник тут же перебрасывается в альтернативную временную полосу. Двойным сигналом, кроме того, можно пользоваться для переброски из одной недели в другую. Но за ту же оплату – не более трех раз. Четвертый двойной сигнал без дополнительной оплаты приравнивается к тройному сигналу и означает, что путешественник хочет вернуться.
Лейер критически оглядел Гэнси и убедился, что все в полном беспорядке, кроме его экипировки.
– Решив вернуться, вы нажимаете кнопку три раза. Но прежде убедитесь, что браслеты надеты правильно и что вы приняли стойку «смирно». Этого вполне достаточно, чтобы гарантировать полную безопасность.
Лейер достал небольшую кислородную маску и протянул ее Гэнси, который без всякой радости надел ее на рот и нос.
– В момент переброски могут возникнуть перебои дыхания, хотя по меркам субъективного времени – лишь на одну-две секунды. Для предотвращения неприятных ощущений выдается вот эта маска с миниатюрным кислородным баллоном. Но это дополнительная и необязательная предосторожность. Если, например, маска будет потеряна, можете спокойно возвращаться без нее. На случай же каких-либо непредвиденных и абсолютно маловероятных осложнений у меня здесь имеется все необходимое для реанимации. Итак, мистер Гэнси, вы готовы? Превосходно. А теперь, джентльмены, будьте добры отойти от камеры.
Лейер повернулся к пульту управления. Он снял чехол, и открылись внушительные ряды сверкающих кнопок и разноцветных лампочек. Лейер повернул несколько выключателей, и на пульте замигали красные огоньки. Он внимательно вглядывался в освещенную карту графств юго-восточной Англии. Щелк, щелк – его руки действовали быстро, энергично, уверенно. Панель силовой установки скользнула на свое место.
Вззз! Выгнутая дверь камеры закрыла от них взмокшего Гэнси, который стоял вытянувшись, как чугунный столбик. Откуда-то донесся пронзительный вой.
Лейер был поглощен своим делом. Он глядел на циферблаты, нажимал на кнопки, переводил рычажки, поворачивал выключатели. Закрылась вторая панель силовой установки. Лейер задрал голову и принялся оглядывать гирлянды изоляторов и кабелей под потолком помещения. Он увидел искру и включил главный кабель.
Раздался оглушительный грохот, от которого все, кроме Лейера, вздрогнули, и вой перешел в ровное мурлыканье.
Мистер Чиано, уставившийся на индикатор времени, увидел, что цифры дней слились в сплошную полосу, стремительно бежали месяцы, прыгали, сменяя друг друга, годы – 1948, 1947, 1946, 45, 44, 43, 42, 41… Все быстрее и быстрее, а вскоре и они превратились в неразличимое мерцание.
Лейер, поглядывая на карту, вел маленькое яркое пятнышко к северной границе Миддлекса. Потом, не отводя глаз от селектора, он одной рукой повернул рукоятку, а другой опустил рычажок. Его движения по-прежнему были быстрыми и уверенными.
На индикаторе времени вновь можно было различить цифры и слова. Движение барабанов замедлялось все больше и больше. 1683… 1682… декабрь, ноябрь, октябрь, сентябрь, август… 22, 21, 20, 19, 18, 17, 16…
Руки Лейера запорхали над клавиатурой. Медленно проползло «третье августа» и превратилось во «второе августа». Минуты замерли. Лейер перебросил рычажок. Его взгляд скользнул по толстым кольцам антенны за пультом управления. Ее кончик оранжево засветился. Погас. Снова засветился.
– Черт! – Лейер повернул выключатели, изменил настройку, нажал на какие-то кнопки.
Мистер Чиано увидел, как дата меняется: третье августа, четвертое, пятое… и так до десятого. Лейер снова перевел рычажок и поглядел на антенну. Она оранжево засветилась. Один раз.
– Ну, очень хорошо, – облегченно вздохнул Лейер и, наклонившись над панелью, включил автоматический прием.
Вжжж – изогнутая дверь камеры открылась.
Сеффен вошел внутрь и огляделся. На него пахнуло каким-то странным запахом. Гэнси бесследно исчез. Сеффен почувствовал, как у него по коже побежали мурашки. Но он взял себя в руки и вернулся к остальным послушать объяснения, которые мистер Чиано с некоторым трудом выуживал из Лейера.
На башмаки Гэнси налип густой слой грязи. Ноги у него промокли насквозь и даже брюки до колен были мокры. Грязь. Ну, он выпачкается с головы до ног. Гэнси тихо выругался. Яды, противоядия – нет, это не для него. А вдруг что-нибудь случится… Лейеру ведь тоже доверять особенно нельзя. Четыре часа болтаться тут. Да что ему, собственно, делать? И кафтан этот дурацкий режет под мышками. Но все-таки лучше, чем ничего. Так и закоченеть недолго. Он поглядел по сторонам.
А все-таки хорошо жить в таком веке. Неисчерпаемые возможности. Эти люди всему, чему хочешь, поверят. Можно здорово разбогатеть.
Четыре часа. Уже мало остается. Четыре. А с этим Чиано шутки плохи. Да, чего бы лучше, если б можно было туда не возвращаться. Ну, пусть с ними профессор Лейер разбирается, это его дело.
Гэнси пошевелил замерзшими пальцами в тесных башмаках. Скоро пора и назад.
– Вы сами видите, в каком я трудном положении. – Лейер несколько смягчился и поил своих гостей кофе из разношерстной посуды, не слишком отвечавшей строгим правилам гигиены. – Мои первоначальные… э… фонды истощились, когда основная часть работы была уже завершена. Я имею в виду установку. Но последнее время стесненность в средствах связывает меня по рукам и ногам. Надо усовершенствовать аппаратуру, а для этого требуется дорогостоящее оборудование, и, должен признаться, я рад получить наконец какую-то сумму наличными. Ваши предшественники явно считали, что здесь благотворительное учреждение, и кормили меня обещаниями.
– А кто это был? – осведомился мистер Чиано. – Вы не помните, как их звали?
– У меня где-то записано, – сказал Лейер. – Наизусть я, конечно, не помню. Кажется, Уильям Клейфилд и… э… Сидней Уайнбаум. И еще субъект по имени Пистолетчик. Гм. Ах, да, еще беглый каторжник. Как же его звали? Фелч или Велч?
– Сидней Уайнбаум? – с удивлением повторил мистер Чиано. – Так вот, значит, куда он делся!
– Мистер Уайнбаум? Да-да. Я подобрал ему специальный маршрут по Франции семнадцатого века. И получил за это вон те два стульчика в стиле Людовика Четырнадцатого.
– А Уилли Боксер? – спросил Карл. – С ним что?
– Какой еще Уилли?
– Да Клейфилд, Уилли Клейфилд. Он куда отправился?
– Ах, он? Ему требовалось надежное убежище, пока шум не поутихнет, – так он, кажется, выразился.
– А то, что он из банка взял, он с собой захватил или как?
– Какой-то чемоданчик у него с собой был. И в отличие от большинства он кое-что уплатил мне вперед. Клялся, что вернется недели через две и отдаст остальное. Но так и не вернулся.
– А куда он отправился?
– В тысяча триста пятидесятый год. И до сих пор там остается.
– Скажите мне, – начал мистер Чиано, – а почему мы должны ждать столько же времени здесь, сколько человек находится там? Вот, скажем, Гэнси. Почему вы его просто не переведете сюда, вычтя четыре часа из будущего?
– Этого я сам точно не понимаю, – признался Лейер. – Над такими проблемами я, собственно, сейчас и работаю. Конечно, дело очень упростилось бы, но существует жесткая и нерушимая взаимосвязь между ходом субъективного времени того, кто совершает переброску, и того, кто ей подвергается. То есть чтобы пробыть там четыре часа, необходимо, чтобы здесь тоже прошли четыре часа. Этому я и намерен посвятить свои дальнейшие исследования. И еще надо как-то обеспечить абсолютную точность, чтобы сразу попадать не просто в нужный месяц нужного года, но и в точно обозначенную секунду указанного дня. И точно в нужном месте. Возможности неисчерпаемы, мистер Чиано. – Глаза Лейера загорелись фанатическим огнем. – Человек сможет увидеть, как укладывался последний камень Великой Пирамиды, с вершины холма он увидит пожар Рима, увидит кровавый набег гуннов, увидит, как Микеланджело завершает Давида, увидит битву при Ватерлоо. Сколько можно увидеть! Своими глазами, без затраты лишнего времени, в течение всего лишь нескольких минут!
Лейер, раскрасневшись, умолк, и наступила странная тишина.
Он вдруг заметил, что его собеседники смотрят на него подозрительно и тупо. Его оживление сразу угасло, лицо приняло обычное кислое выражение.
Сеффен отхлебнул скверный кофе.
– На этом, пожалуй, можно сделать неплохое дело, – заметил он.
Вззз… Дверь камеры закрылась. Одна за другой последовали три оранжевые вспышки. Пять секунд. Раз, два, три. Пять секунд. Раз, два, три…
Лейер подошел к пульту. Замелькали годы. 1690, 1691, 92, 93, 94…
Ровный гул, к которому они уже привыкли, снова начал переходить в пронзительный вой. У них зазвенело в ушах… Но тут же вой перешел в глухой и низкий рев, а потом совсем замер.
Замигала зеленая лампочка. Все взгляды были прикованы к двери камеры.
Лампочка вспыхивала, и они со все возрастающим напряжением ждали, когда же откроется дверь.
Окончилась нестерпимо долгая минута, и началась другая…
– В чем дело? – крикнул мистер Чиано. – Почему она не открывается?
– При отправлении в прошлое не обязательно соблюдать точность до ничтожной доли секунды, – ответил Лейер, – но при возвращении необходима абсолютная точность. Иначе могут возникнуть необратимые разрушения. Вот как лифт замедляет движение, чтобы остановиться на уровне этажа. Ну вот!
Вззз! Дверь открылась.
Гэнси сдернул кислородную маску. На его лице было написано невыразимое облегчение.
– Противоядие! Скорей впрысните мне противоядие! Меня уже мутит!
Ему подставили стульчик Людовика Четырнадцатого, и он сел, а профессор Лейер тем временем невозмутимо наполнял шприц.
Мистер Чиано внимательно оглядывал Гэнси с головы до ног, отмечая про себя темные пятна на коленях, словно бы от сочной травы, странного покроя верхнее одеяние, широкополую шляпу, ниспадающее страусовое перо… Мистер Чиано даже самолично наклонился и провел пальцем по подошве его башмака. Грязь была еще влажной. Собственно говоря, Гэнси был совсем мокрым – поля шляпы набухли от воды. От него пахло дождем… и не только дождем.
– Вы что, пили? – негодующе сказал Лейер. – Идиот. Вы же могли нализаться до бесчувствия.
1 2 3 4 5