Мужчина, сидевший за этим столом, задумчиво огляделся, бросил карты и забрал с кона свои фишки. Затем, стараясь выглядеть беззаботным, встал и ушел. Тоже разумный человек… достаточно дальновидный, чтобы смыться, пока не разразилась гроза.
Мне не понадобилось больше искать Сэндмена Дайера. Как только я его увидел, то понял, что это он.
Дайер сидел за столиком в небольшой нише: он был меньше среднего роста, с квадратными плечами и угловатым лицом с высокими скулами. С первого взгляда показалось, что его лицо чем-то выделяется, может, даже немного уродливо, но, присмотревшись, я увидел, что все вроде на месте. Просто он производил такое впечатление.
Дайер широко и дружелюбно улыбался. И тут я вспомнил город Шайло и понял, что надо быть очень осторожным: когда этот человек улыбался, он был всего опаснее.
— Ну-ну, Сэкетт, давненько мы не видались. Очень давно. — И протянул мне руку.
Я уже знал, какая это рука: холодная и мягкая, потому что уже однажды пожимал ему руку, и тогда этот жест значил не больше, чем теперь. Он был большой любитель пожимать руки. Я не забыл его штучки, но, зная Дайера, Догадывался, что он приступит к делу не сейчас.
Сэндмен Дайер — тогда мы называли его Сэнди — был не в меру разговорчив. Он обожал звук собственного голоса. Он любил не только говорить, но и демонстрировать свои знания, а Сэнди был на сто процентов уверен, что превосходит в знаниях любого. Эта его широкая улыбка, непринужденный смех скрывали презрение ко всему окружающему.
Сэндмен любил поговорить, но беда в том, что он мог внезапно оборвать разговор, просто остановиться на середине фразы и убить собеседника или приказать, чтобы его убили.
Я видел это собственными глазами, так как там, в Шайло, мы служили вместе. В первый раз, когда я увидел, как он убил безоружного пленного, я подумал, что он свихнулся от грохота орудий и винтовок. Преднамеренная жестокость — редкая вещь на войне. Вообще-то люди считают, что на войне много жестокости, но это совсем не то. Когда убиваешь на войне, то не потому, что тебе захотелось кого-то убить, но если вдруг увидишь, как упал мертвым твой друг, — вот тогда ты бьешь изо всех сил… если можешь.
Во второй раз он убил сдавшегося в плен майора, симпатичного человека лет тридцати пяти, галантного джентльмена, который сложил оружие, попав в окружение. По сути дела, он был моим пленником. Это-то меня и взбесило. Дайер с ним по-дружески заговорил, я не придал этому значения. Но скоро разговор Дайера стал принимать совсем другой оборот. Я его одернул, но Сэнди не обратил внимания.
— У вас есть семья, майор? — очень вежливо спросил Дайер.
— Да, у меня жена и двое детей.
— А дети в армии?
— Они слишком молоды, сэр. Одному шесть, а второму двенадцать.
— А-а. — Невинно, как ребенок, он заглянул майору в глаза и сказал: — Интересно, сколько раз вашу жену насиловали с тех пор, как началась война?
Это прозвучало так неожиданно, что все вздрогнули, а трое или четверо наших хотели вмешаться. Майор побледнел, сделал шаг вперед и занес руку для пощечины, а Дайер отступил и сказал:
— Майор, вам так и не доведется этого узнать.
Ну, я слышал о людях, быстро выхватывающих револьвер, но никогда не видел. В горах мы пользовались в основном винтовками, а многозарядный револьвер изобрели всего лет двадцать назад.
Дайер выхватил револьвер и выстрелил майору в живот.
Я ударом сбил Сэнди с ног.
Он мешком рухнул на землю, а потом, немного помедлив, вскочил и бросился на меня, а я опять свалил его ударом. Собственно говоря, он давно помешался. Позже, когда история получила огласку, мне кое-что рассказали о его выходках.
Разгорелся скандал, Дайера судили и выгнали со службы. Позже я слышал, что он присоединился то ли к банде Коунтрилла, то ли к Кровавому Биллу Андерсону.
И вот он сидит напротив меня, наверняка не забыв нашу последнюю стычку. Я знал, что он опасен, как прижатая к стене гремучая змея, нападающая вслепую, без предупреждения.
Меня прошиб холодный пот, и я испугался. Я думал, что никогда больше его не увижу, а, выходит, попал прямо в осиное гнездо. Но только у меня было преимущество перед теми, кого он убивал: я знал, чего ждать.
И я знал еще одно: прежде чем мы расстанемся, один из нас умрет. По-другому не получится.
— Я думал, ты на Восточном побережье, — сказал я, выдвигая стул и усаживаясь так, чтобы никто не мог подойти сзади. — Не ожидал найти тебя здесь.
— А я не ожидал, что ты захочешь увидеться со мной, Сэкетт.
— Почему бы и не увидеться? — беззаботно спросил я и добавил: — Я слышал, один из твоих ребят привез из пустыни мое золото. Я ему очень благодарен.
Он улыбнулся, на сей раз от души. Ему явно понравилось, как я это выложил.
— Ты упомянул золото, но, по-моему, его просто нашли в пустыне. Я понятия не имел, что оно твое. — Он продолжал улыбаться. — Надеюсь, ты сможешь опознать его?
Я видел, что Дайер издевается надо мной, полагая, что нельзя отличить одну партию золотого песка от другой, но здесь он ошибался. По правде говоря, я мало что в этом смыслил, только запомнил, что говорили горняки и старатели, но Дайеру это знать необязательно.
— Между прочим, я могу опознать его. Так же как и любой другой из старателей. Процент серебра и других примесей неодинаков в разных месторождениях.
Ему это не понравилось. И не потому, что я мог опознать свое золото, а потому, что он сам этого не знал. Стараясь держаться легко и непринужденно, я лихорадочно думал. Передо мной сидел психически неуравновешенный человек, с отличной реакцией и взрывчатым характером. Поступки нормального человека можно предугадать, но этот мог сделать самый дурацкий шаг — смертельный — только из-за минутной прихоти. Это было все равно, что сидеть на ящике с динамитом с отсыревшим взрывателем — знаешь, что взорвется, но не знаешь когда.
Его окружали бандиты, искатели приключений, бродяги — люди, польстившиеся на легкие деньги или на деньги, казавшиеся легкими. Они шли за Дайером, боясь перечить ему, потому что он обладал смекалкой и смелостью. Дайер перебрался на юг в погоне за деньгами и рискованными приключениями, его подручные безоговорочно шли за ним. Большинство из них хорошо владели оружием, некоторые так и не выбрали свою дорогу в жизни после Гражданской войны, другие были просто уголовниками.
Победить в драке можно, только непрерывно нанося удары, и единственная моя возможность выйти отсюда живым или, по крайней мере, умереть с револьвером в руке, — это отвлечь его разговорами.
— Помнишь нашу встречу с конфедератами на Совином ручье? — спросил я и, взглянув на остальных, продолжал: — Никогда не видел ничего подобного. Нас было шестеро, Дайер — слева, и мы двигались в ранних сумерках вверх по ручью. Стояла такая тишина, что было слышно, как шуршит одежда при ходьбе. У Дайера на поясе два револьвера 36-го калибра, которые он все свободное время начищал, у всех были винтовки. Ну, идем мы себе, как шайка индейцев-мескалеро, и вдруг выходим на поляну, и тут же с другой стороны появляются солдаты конфедератов, по меньшей мере человек двадцать. Они так же остолбенели, как и мы, один Дайер не растерялся: бросил винтовку, выхватил револьверы и пошел палить, словно из пулемета «смит-персиваль» на сорок патронов. Он стрелял сразу двумя руками, и конфедераты побежали. По-моему, никто из нас не успел выстрелить, как Дайер уложил троих, а ранил не знаю сколько.
Люди чувствуют, когда что-то должно случиться: игра почти прекратилась за те несколько минут, как я вошел. Считая того, первого, который сразу скинул карты, ушло уже человек двенадцать.
Но Сэндмену Дайеру нравилось слушать о своих подвигах. Он уселся поудобнее, заказал выпивку и начал вспоминать прошедшие деньки. Я, однако, понимал, что чем больше народу уйдет, тем меньше у меня шансов остаться в живых. Дайер не особенно заботился о свидетелях. Если ему вдруг вздумается убивать, ничто в мире его не остановит. Это было какое-то сумасшествие.
А самое худшее то, что он действительно стреляет быстро и метко.
Мы продолжали разговаривать, пока я не осознал, что пора выпускать быка. То есть, я хочу сказать, что держал быка за хвост и был в безопасности до тех пор, пока не отпустил его, но когда-нибудь его придется отпустить, и лучше сделать это, когда мне удобно самому, а не ждать, когда он вырвется.
Поэтому я сказал:
— Ну, приятно было повидаться с тобой, но мне пора обратно в Аризону. Если отдашь золото, я тотчас уйду.
Выражение его лица чуть-чуть изменилось, веки слегка дрогнули, когда до него дошло, что я сказал. Наш разговор немного успокоил окружающих. Они расселись по залу и болтали между собой за выпивкой в уверенности, что больше ничего не случится. Они не знали Дайера так хорошо, как я.
— Ну конечно! — Он улыбнулся с гостеприимностью голодного койота. — Я все время собирался вернуть его тебе. — Он обернулся к человеку за стойкой бара. — Джо, открой сейф и принеси сюда тот мешочек с золотом.
И тут я понял.
Он выстрелит, когда я Протяну руку за мешочком… или когда буду открывать дверь. Скорее всего — последнее, потому что ему захочется сыграть на публику. Он может выстрелить мне в спину, но, вероятнее всего, вытащит револьвер, когда я буду уходить, а потом окликнет и выстрелит в грудь.
В уме я подсчитал, сколько шагов до двери. Много… слишком много.
Вдруг я понял кое-что еще. Лучи послеполуденного солнца падали в окно над нами, и, когда я дойду до середины зала и обернусь, солнце будет светить мне прямо в глаза.
Вряд ли Дайер рассчитал это с самого начала, хотя нельзя поручиться и за это. Разговор, который должен был расслабить его и снять напряжение в зале, теперь уже был бесполезен.
Ведь Сэндмен Дайер знал, что я тоже хорошо стреляю.
Дайер говорил негромко, и нас слышали только те, кто находился поблизости. Ленивый разговор на другом конце зала продолжался, и я услышал, как Джо закрыл дверцу сейфа и пошел к нам. Он поставил золото перед Дайером и вернулся за стойку.
Теперь нельзя терять ни минуты. Наклонившись над столом, я сказал:
— Спасибо, Сэнди, — и взял золото… левой рукой.
Он улыбался, в его глазах плясали дьявольские огоньки, которые я так хорошо знал. Я увидел, что он следит за моей левой рукой и правой, лежащей на краю стола.
Я встал.
Все ждали от Дайера одного только слова или жеста, чтобы прикончить меня и набить свинцом так, что мою могилу можно будет застолбить как свинцовую шахту.
Я протянул ему руку и сразу понял, что это ошибка. Я рассчитывал, не выпуская его руки, довести до двери, но тут же понял, что сейчас он будет стрелять. Убить меня, когда я протягивал руку для рукопожатия, доставило бы этому сумасшедшему дьяволу несказанное удовольствие.
Он легко вскочил на ноги, начал было протягивать мне руку, а затем уронил ее на револьвер.
Моя же рука была слишком далеко от оружия, поэтому я попытался толкнуть его в грудь, но Дайер отступил на шаг и наткнулся на свой стул.
В этот момент, когда он на секунду потерял равновесие, я прикрыл лицо левой рукой и через окно выскочил на улицу.
Можете поверить — я сильно рисковал, но мне повезло: я вышиб раму плечом и растянулся в переулке. Падая, я выхватил револьвер и взвел курок.
И тогда Дайер, ярко освещенный полуденным солнцем, появился в окне. Его револьвер полыхнул пламенем, но он рассчитывал увидеть меня на ногах, поэтому прицелился слишком высоко. В то же мгновение я выстрелил, взвел курок и снова выстрелил — все так быстро, что два грохочущих выстрела слились в один.
Дайер согнулся, словно кто-то ударил его под дых, и, когда его палец конвульсивно сжался на спуске, снова грохнул выстрел.
Вскочив на ноги, я выпустил еще две пули в тело Дайера, в то время как оно исчезало за окном. Этого человека я хотел видеть только мертвым.
Изнутри послышался топот бегущих людей, затем их остановил знакомый голос.
— Оставьте его. — Это был Нолан Сэкетт. — Вы, ребята, стойте там, где стоите.
Нагнувшись, я нащупал мешок с золотом, поднял его и подошел к окну. Мертвый Дайер лежал на полу, а до его людей стало доходить, что драться-то уже не за что.
— Кто-нибудь еще хочет вступить в игру? — спросил я. — Свободные места есть!
Кажется, ни у кого из них на руках козырей не было, поэтому все вели себя тихо. Я сказал Нолану:
— Я уезжаю. Поедешь со мной?
— Пошел ты к черту, — вежливо ответил он.
Иногда совершенно непредвиденные поступки могут спасти тебе жизнь.
Когда я собрал и взнуздал лошадей, мне не жаль было уезжать из города. Жаль, что я так и не увидел океана.
Он простирался невдалеке от моей тропы, поэтому, проезжая Нопалеру — обширную местность, поросшую кактусами к северу от дороги, — я внезапно решился. У меня не было никакого желания ночевать на ранчо Бена Мандрина, поэтому я подумал, что лучше всего мне прогуляться к Санта-Монике и океану. Когда я еще смогу побывать в этих краях?
Вот так можно спасти себе жизнь.
Свернув с дороги, я выбрал тропу, ведущую к ручью Сент-Винсент, откуда, как я слышал, берут воду в Санта-Монике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15