Иначе ему придется переправляться через реку. Переправ только две, обе — на запад отсюда. Переправа Ли, — продолжил он и указал место на карте, — находится на северо-западе, и переправа Предков — тоже, но не так далеко. По-моему, он намерен вернуться назад и идти к переправе Предков.
Нейлл собрался было вмешаться, но передумал, наблюдая, как Чесни изучает начерченную на песке карту. В любом случае этот человек ведет их в один из самых глухих районов, но его продвижение ограничивают каньоны рек Колорадо и Сан-Хуан.
— Мы можем выйти ему наперерез, — предложил Шорт.
— В этой местности? — возразил Хардин. — Мы потеряем след, и тогда он пропал для нас навсегда.
— Может быть, и нет, — предположил Нейлл. — Я все думаю о том гребне.
— Гребне?
— Ну, да… Единственное, что он взял из всего того барахла, когда вынужден был бежать. Помните, он взял с собой лишь один забавный гребень. Значит, что где-то его ждет женщина и он собирается встретиться с ней независимо от того, гонимся мы за ним или нет.
Хардин взглянул на Нейлла.
— Да, неплохая мысль. Похоже, ты прав.
Нейлл смутился, но ему было приятно. Чесни все еще разглядывал карту, но теперь его посетила другая идея. Хардин тоже склонился над картой.
— Конечно, если его где-то здесь дожидается женщина, он обязательно отправится к ней. Тогда где лучше всего спрятать женщину? Такую, которая любит красивые гребни?
— Все женщины таковы, Хардин. — Нейлл набрался уверенности, — Каждая любит красивые вещи. Готов спорить, что и этой очень захотелось иметь испанский гребень, или ему захотелось, чтобы у нее был такой гребень.
— Не согласен, — возразил Киммел. — Ни один человек в здравом уме не оставит женщину одну в такой глуши на неделю, а то и больше.
— А что же ему еще оставалось делать?
Тогда все задумались. Каждый знал, какие проблемы возникают из-за женщины на одиноком ранчо. Им это было понятно, но они — другое дело, они помогали друг другу. Если кому-то приходилось покинуть ранчо, то сосед всегда мог заскочить на минутку проверить, все ли идет нормально. Они делили беды и радости, и каждый имел право рассчитывать на помощь друзей. А как же этот человек? Кто был там и мог помочь ему при необходимости?
В конце концов каждый из них стал неохотно склоняться к мысли, что если Ки-Лок живет один, то он необычный человек, точно так же как, если он оставил свою женщину одну, то это — необычная женщина.
— Когда мы настигнем его, — предположил Хардин, — у него может оказаться подмога. Поэтому он так спокойно ведет нас в засаду?
Шорт посмотрел на Хардина не в силах скрыть потрясения. Одна и та же мысль неожиданно пришла всем в голову. Они собирались повесить преступника. А вдруг для всех них затея закончится смертью? Нейлл почувствовал неприятный холодок в животе при мысли о жене, оставшейся на ранчо. Во что он такое ввязался?
Тогда заговорил Чесни:
— Подождите, без паники. Мы хотим, чтобы в нашей стране был закон? Значит, мы должны дать понять, что можем постоять за себя. Если сейчас не сделать этого, никто из нас не протянет и года.
Осознав неизбежность предстоящего, Нейлл перестал размышлять о погоне, и мысль его сама собой свернула на запретную тропу. Он стал думать о фургонах с золотом. Да, получив свою долю, он мог бы построить прекрасный дом, купить отличную мебель. У них на столе всегда были бы сахар и чай. Эмма тосковала по чаю, в ее понимании чай являлся чем-то изысканным. Здешний быт содержал мало чего красивого, не говоря уже об изысканном, и Эмма вечно твердила о том, как было заведено в доме ее бостонских предков.
— Хотел бы я знать, кто этот Ки-Лок? — спросил Нейлл.
— Не вижу особой разницы, — отозвался Чесни. — Для меня это человек, заслуживающий, чтобы мы его повесили.
Глава 3
Она вышла из воды и, стоя на краю бассейна, отжала свои длинные светлые волосы. В каждом движении ее чувствовались природные изящество и грация. Она нисколько не стеснялась своей наготы, и ее гибкое белое тело сверкало в холодном утреннем воздухе.
Никогда ей еще не приходилось испытывать состояния такого покоя. Даже водопад, казалось, лишь едва журчал, устремляясь в бассейн и оставляя на поверхности расходящиеся круги.
Больше всего ей не хватало музыки, но та музыка, по которой она тосковала, бесследно исчезла из ее жизни. Все это осталось позади, совсем в ином мире, который теперь находился на другой далекой планете. Музыки больше не будет, если только она не научится слушать так, как он.
— Слушай, Кристина, просто слушай, — говорил он. — Вот музыка ветра.
Лучше всего слушать на высоких плоскогорьях, на Ребристом плато или на Большой горе. У каньонов своя музыка. И откуда бы ни дул ветер, он приносит слабый аромат кедра или сальвии, а иногда зной.
Она чувствовала, что здесь всюду витали воспоминания, но не ее собственные, поскольку в страну застывших и одиноких скал она пришла лишь недавно. Это были и не его воспоминания, прежде он тоже добирался сюда только однажды. Воспоминания принадлежали тем давно ушедшим людям, которые когда-то тут жили и убежищем для которых служили почти неприступные расщелины в стенах каньонов. Она Часто думала о них и почему-то испытывала к ним родственные чувства. Что бы он сказал, если бы узнал об этом?
Какой же надо быть дурой, чтобы уехать с человеком, которого совершенно не знаешь, в эту абсолютно дикую страну? С человеком, который появился из бури и темноты, просто посмотрел на нее и позвал с собой!
— Кто ты? — спросила она той ночью.
Он не отводил глаз под ее взглядом.
— Глупый вопрос, — услыхала она в ответ. — Ты за минуту поняла, кто я и что тебе надо делать.
— И что же мне надо делать?
— Скакать со мной до захода солнца, — ответил он, — и выйти за меня замуж, как только мы найдем священника, заслуживающего уважения.
…Он прошел от нее так близко, что она почувствовала запах дыма, которым пропиталась его куртка — смесь ароматов горящих кедра и сосны, густо приправленная лошадиным потом, пересек комнату и, остановившись у очага, протянул к огню свои сильные загорелые руки. Она увидела, как Нирлэнд окинул его холодным пристальным взглядом, и испугалась. Испугалась не за себя, а за этого незнакомца, который не знал Нирлэнда, точно так же как не знала она сама, когда поехала следом за ним сюда на запад.
Тогда она подошла к Нирлэнду и села возле него, убеждая себя, что он именно тот мужчина, за которого она собралась замуж. И все же ее взгляд то и дело обращался в сторону очага. Не отдавая себе отчета, она внимательно следила за каждым движением незнакомца.
За ее спиной спросили приглушенно:
— Это еще кто?
— Никогда не видал его раньше. На лошади клеймо «Ключ-замок». — А спустя минуту: — Ни разу не слыхал про такое.
Ее опять привлекла картина возле очага. С интересом она наблюдала, как человек, которого звали Ки-Лок, касался руками языков пламени.
Это был высокий мужчина с крепкими плечами. Она родилась в стране сильных людей и знала, как выглядят сильные мужчины, потому что насмотрелась на них за работой или когда они бок о бок с ней взбирались на скалы. Она наблюдала за ним, оценивая его силу. Он выглядел не таким крупным, как Нирлэнд, но определенно был очень силен. Она это поняла, заметив, что его плечи просто распирают кожаную куртку. Как и все здесь, он носил револьвер и длинный охотничий нож. И ножны, и кобура были низко пристегнуты на ремне.
В комнате находилось девять мужчин и три женщины, не считая ее. Она знала, что мужчины обращают на нее внимание, и давно к этому привыкла. Выше среднего роста, гибкая и сильная, с очень светлыми волосами, она нигде не оставалась незамеченной. С детства привыкла карабкаться по скалам, съезжать на лыжах с крутых горных склонов в своей родной северной стране. Ей удалось объездить верхом всю Европу, даже скакать на лошадях с лучшими наездниками Венгрии.
Она знала, кем была и что из себя представляла, но даже не догадывалась, куда направляется и кем должна стать. Та прежняя жизнь, из которой она пришла, не имела ничего общего с той, какую ей предстояло вести теперь.
У этих людей была своя гордость, гордость за их свершения, за то, что они выбрали путь на Запад, бросили вызов дикой природе, этой стране, индейцам. В основе ее гордости лежало совсем иное — древность происхождения, подвиги предков. Она была аристократкой… Как глупо это звучало здесь!
Ее отец был дипломатом, человеком известным и уважаемым как за свое происхождение, так и за личные достоинства. Его считали влиятельной фигурой во всех столицах Европы. Недавно он умер. И как поговаривали, на нее падала значительная доля вины за случившееся.
Конечно, тут был замешан мужчина. Она встретила его в Вене, а потом еще раз в Париже и влюбилась. Или ей так казалось. Впрочем, это почти то же самое. Проблема была в том, что ее избранник оказался женат. Тогда она еще ничего не знала. В присутствии отца он как-то позволил себе отозваться о ней неуважительно. Тут же последовал вызов. На дуэли отец погиб.
Ей пришлось покинуть Европу, бросить все, что любила. Семьи больше не существовало, хотя остался дом, земли. Она бежала… но перед тем в последний раз увиделась со своим любовником.
Пронзительно холодной ночью она явилась в его дом, вошла через обычно не запертую дверь и застала его в комнате возле буфета.
— Кристина! — Он удивленно повернулся к ней, держа стакан и бутылку, хотел было заговорить, но она жестом остановила его.
Стоя перед ним с высоко поднятой головой, долго смотрела на него в упор, а потом сказала:
— У моего отца нет сына, который наказал бы вас, как вы того заслуживаете, а мой отец старик, его рука потеряла твердость…
— Кристина! — снова воскликнул он, уставившись на нее.
— Но моя рука не дрогнет, — закончила она и, подняв револьвер, спокойно прицелилась. Раздался выстрел. Швырнув револьвер на пол, Кристина ушла.
Дружески расположенный к ней рыбак, который часто брал ее с собой в море, когда она была еще маленькой девочкой, переправил свою любимицу на датский берег. Из Дании путь лежал в Америку.
И вот она была здесь, в незнакомом месте, на остановке дилижанса, куда приехала, чтобы встретиться с человеком, за которого согласилась выйти замуж. С Оскаром Нирлэндом впервые они повстречались на Востоке, он заговорил с ней на ее родном языке, сразу угадав, кто она такая. Оставшись без денег и поддержки близких, Кристина приняла его предложение. Он сказал, что поедет на Запад первым, ей придется потом присоединиться к нему, тогда и сыграют свадьбу.
Комната, в которой они теперь сидели, была длинной, с низким потолком. В конце ее располагался очаг. Воздух в помещении застоялся. Тут же вдоль стены тянулся грубо сколоченный прилавок. В двух смежных комнатах стояло несколько кроватей. Одна комната предназначалась для женщин, другая для мужчин. За домом находился загон, а в пристройке — конюшня.
Оторвав взгляд от человека, которого звали Ки-Лок, она неожиданно обнаружила, что Нирлэнд внимательно на нее смотрит. Кристина заметила в его глазах то же самое холодное бешенство, которое наблюдала однажды днем, вскоре после приезда, когда он с остервенением лупил лошадь по морде, одной рукой удерживая поводья, а другой, крепко сжатой в кулак, нанося удары.
Их взгляды на мгновение встретились, и он отвернулся. Теперь Оскар следил за незнакомцем, который подошел к стойке. Ей даже показалось, что Нирлэнд собирается заговорить с ним.
— Он тебе понравился? — спросил он с усмешкой. — Да это ничто. Обычный бродяга, бездомный кочевник.
Она промолчала. Ее молчание еще сильнее его разозлило.
— Когда приедем домой, я выбью из тебя все причуды, — предупредил он, — и сделаю это с большим удовольствием.
— Я могу не поехать.
Он рассмеялся:
— Поедешь. Куда ты денешься? Ты приехала сюда, чтобы выйти за меня замуж, и никто не посмеет встать между нами, даже если очень захочет.
Она посмотрела на него широко раскрытыми голубыми глазами, и спокойно сказала:
— Я сама о себе позабочусь. Мне не нужна помощь.
— Ты? — В его тоне прозвучало презрение.
Она просто продолжала смотреть на него, на ее лице не отразилось никакого чувства. Потом отвернулась и пошла к очагу. Вскочив со скамейки, он бросился за ней, схватил за плечо и круто развернул к себе. Его рука поднялась для удара.
— Оставь ее в покое.
Руна Нирлэнда замерла, и медленно опустилась. Потом он повернулся. Его глаза горели ненавистью. Человек, которого звали Ки-Лок, стоял к нему лицом, но Нирлэнд с удивлением обнаружил, что предупреждение исходило вовсе не от него, а от станционного смотрителя, немолодого мужчины, худого, с лицом, на котором только глаза казались живыми. Одну руку он опустил на дробовик, лежащий поперек стойки.
— Ты мне?
— Тебе. Я сказал, оставь ее в покое. Здесь никто не обидит женщину безнаказанно.
Оскар презрительно пожал плечами.
— Она тут не долго пробудет. Я беру ее с собой.
Не спуская глаз с Нирлэнда, станционный смотритель обратился к ней:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Нейлл собрался было вмешаться, но передумал, наблюдая, как Чесни изучает начерченную на песке карту. В любом случае этот человек ведет их в один из самых глухих районов, но его продвижение ограничивают каньоны рек Колорадо и Сан-Хуан.
— Мы можем выйти ему наперерез, — предложил Шорт.
— В этой местности? — возразил Хардин. — Мы потеряем след, и тогда он пропал для нас навсегда.
— Может быть, и нет, — предположил Нейлл. — Я все думаю о том гребне.
— Гребне?
— Ну, да… Единственное, что он взял из всего того барахла, когда вынужден был бежать. Помните, он взял с собой лишь один забавный гребень. Значит, что где-то его ждет женщина и он собирается встретиться с ней независимо от того, гонимся мы за ним или нет.
Хардин взглянул на Нейлла.
— Да, неплохая мысль. Похоже, ты прав.
Нейлл смутился, но ему было приятно. Чесни все еще разглядывал карту, но теперь его посетила другая идея. Хардин тоже склонился над картой.
— Конечно, если его где-то здесь дожидается женщина, он обязательно отправится к ней. Тогда где лучше всего спрятать женщину? Такую, которая любит красивые гребни?
— Все женщины таковы, Хардин. — Нейлл набрался уверенности, — Каждая любит красивые вещи. Готов спорить, что и этой очень захотелось иметь испанский гребень, или ему захотелось, чтобы у нее был такой гребень.
— Не согласен, — возразил Киммел. — Ни один человек в здравом уме не оставит женщину одну в такой глуши на неделю, а то и больше.
— А что же ему еще оставалось делать?
Тогда все задумались. Каждый знал, какие проблемы возникают из-за женщины на одиноком ранчо. Им это было понятно, но они — другое дело, они помогали друг другу. Если кому-то приходилось покинуть ранчо, то сосед всегда мог заскочить на минутку проверить, все ли идет нормально. Они делили беды и радости, и каждый имел право рассчитывать на помощь друзей. А как же этот человек? Кто был там и мог помочь ему при необходимости?
В конце концов каждый из них стал неохотно склоняться к мысли, что если Ки-Лок живет один, то он необычный человек, точно так же как, если он оставил свою женщину одну, то это — необычная женщина.
— Когда мы настигнем его, — предположил Хардин, — у него может оказаться подмога. Поэтому он так спокойно ведет нас в засаду?
Шорт посмотрел на Хардина не в силах скрыть потрясения. Одна и та же мысль неожиданно пришла всем в голову. Они собирались повесить преступника. А вдруг для всех них затея закончится смертью? Нейлл почувствовал неприятный холодок в животе при мысли о жене, оставшейся на ранчо. Во что он такое ввязался?
Тогда заговорил Чесни:
— Подождите, без паники. Мы хотим, чтобы в нашей стране был закон? Значит, мы должны дать понять, что можем постоять за себя. Если сейчас не сделать этого, никто из нас не протянет и года.
Осознав неизбежность предстоящего, Нейлл перестал размышлять о погоне, и мысль его сама собой свернула на запретную тропу. Он стал думать о фургонах с золотом. Да, получив свою долю, он мог бы построить прекрасный дом, купить отличную мебель. У них на столе всегда были бы сахар и чай. Эмма тосковала по чаю, в ее понимании чай являлся чем-то изысканным. Здешний быт содержал мало чего красивого, не говоря уже об изысканном, и Эмма вечно твердила о том, как было заведено в доме ее бостонских предков.
— Хотел бы я знать, кто этот Ки-Лок? — спросил Нейлл.
— Не вижу особой разницы, — отозвался Чесни. — Для меня это человек, заслуживающий, чтобы мы его повесили.
Глава 3
Она вышла из воды и, стоя на краю бассейна, отжала свои длинные светлые волосы. В каждом движении ее чувствовались природные изящество и грация. Она нисколько не стеснялась своей наготы, и ее гибкое белое тело сверкало в холодном утреннем воздухе.
Никогда ей еще не приходилось испытывать состояния такого покоя. Даже водопад, казалось, лишь едва журчал, устремляясь в бассейн и оставляя на поверхности расходящиеся круги.
Больше всего ей не хватало музыки, но та музыка, по которой она тосковала, бесследно исчезла из ее жизни. Все это осталось позади, совсем в ином мире, который теперь находился на другой далекой планете. Музыки больше не будет, если только она не научится слушать так, как он.
— Слушай, Кристина, просто слушай, — говорил он. — Вот музыка ветра.
Лучше всего слушать на высоких плоскогорьях, на Ребристом плато или на Большой горе. У каньонов своя музыка. И откуда бы ни дул ветер, он приносит слабый аромат кедра или сальвии, а иногда зной.
Она чувствовала, что здесь всюду витали воспоминания, но не ее собственные, поскольку в страну застывших и одиноких скал она пришла лишь недавно. Это были и не его воспоминания, прежде он тоже добирался сюда только однажды. Воспоминания принадлежали тем давно ушедшим людям, которые когда-то тут жили и убежищем для которых служили почти неприступные расщелины в стенах каньонов. Она Часто думала о них и почему-то испытывала к ним родственные чувства. Что бы он сказал, если бы узнал об этом?
Какой же надо быть дурой, чтобы уехать с человеком, которого совершенно не знаешь, в эту абсолютно дикую страну? С человеком, который появился из бури и темноты, просто посмотрел на нее и позвал с собой!
— Кто ты? — спросила она той ночью.
Он не отводил глаз под ее взглядом.
— Глупый вопрос, — услыхала она в ответ. — Ты за минуту поняла, кто я и что тебе надо делать.
— И что же мне надо делать?
— Скакать со мной до захода солнца, — ответил он, — и выйти за меня замуж, как только мы найдем священника, заслуживающего уважения.
…Он прошел от нее так близко, что она почувствовала запах дыма, которым пропиталась его куртка — смесь ароматов горящих кедра и сосны, густо приправленная лошадиным потом, пересек комнату и, остановившись у очага, протянул к огню свои сильные загорелые руки. Она увидела, как Нирлэнд окинул его холодным пристальным взглядом, и испугалась. Испугалась не за себя, а за этого незнакомца, который не знал Нирлэнда, точно так же как не знала она сама, когда поехала следом за ним сюда на запад.
Тогда она подошла к Нирлэнду и села возле него, убеждая себя, что он именно тот мужчина, за которого она собралась замуж. И все же ее взгляд то и дело обращался в сторону очага. Не отдавая себе отчета, она внимательно следила за каждым движением незнакомца.
За ее спиной спросили приглушенно:
— Это еще кто?
— Никогда не видал его раньше. На лошади клеймо «Ключ-замок». — А спустя минуту: — Ни разу не слыхал про такое.
Ее опять привлекла картина возле очага. С интересом она наблюдала, как человек, которого звали Ки-Лок, касался руками языков пламени.
Это был высокий мужчина с крепкими плечами. Она родилась в стране сильных людей и знала, как выглядят сильные мужчины, потому что насмотрелась на них за работой или когда они бок о бок с ней взбирались на скалы. Она наблюдала за ним, оценивая его силу. Он выглядел не таким крупным, как Нирлэнд, но определенно был очень силен. Она это поняла, заметив, что его плечи просто распирают кожаную куртку. Как и все здесь, он носил револьвер и длинный охотничий нож. И ножны, и кобура были низко пристегнуты на ремне.
В комнате находилось девять мужчин и три женщины, не считая ее. Она знала, что мужчины обращают на нее внимание, и давно к этому привыкла. Выше среднего роста, гибкая и сильная, с очень светлыми волосами, она нигде не оставалась незамеченной. С детства привыкла карабкаться по скалам, съезжать на лыжах с крутых горных склонов в своей родной северной стране. Ей удалось объездить верхом всю Европу, даже скакать на лошадях с лучшими наездниками Венгрии.
Она знала, кем была и что из себя представляла, но даже не догадывалась, куда направляется и кем должна стать. Та прежняя жизнь, из которой она пришла, не имела ничего общего с той, какую ей предстояло вести теперь.
У этих людей была своя гордость, гордость за их свершения, за то, что они выбрали путь на Запад, бросили вызов дикой природе, этой стране, индейцам. В основе ее гордости лежало совсем иное — древность происхождения, подвиги предков. Она была аристократкой… Как глупо это звучало здесь!
Ее отец был дипломатом, человеком известным и уважаемым как за свое происхождение, так и за личные достоинства. Его считали влиятельной фигурой во всех столицах Европы. Недавно он умер. И как поговаривали, на нее падала значительная доля вины за случившееся.
Конечно, тут был замешан мужчина. Она встретила его в Вене, а потом еще раз в Париже и влюбилась. Или ей так казалось. Впрочем, это почти то же самое. Проблема была в том, что ее избранник оказался женат. Тогда она еще ничего не знала. В присутствии отца он как-то позволил себе отозваться о ней неуважительно. Тут же последовал вызов. На дуэли отец погиб.
Ей пришлось покинуть Европу, бросить все, что любила. Семьи больше не существовало, хотя остался дом, земли. Она бежала… но перед тем в последний раз увиделась со своим любовником.
Пронзительно холодной ночью она явилась в его дом, вошла через обычно не запертую дверь и застала его в комнате возле буфета.
— Кристина! — Он удивленно повернулся к ней, держа стакан и бутылку, хотел было заговорить, но она жестом остановила его.
Стоя перед ним с высоко поднятой головой, долго смотрела на него в упор, а потом сказала:
— У моего отца нет сына, который наказал бы вас, как вы того заслуживаете, а мой отец старик, его рука потеряла твердость…
— Кристина! — снова воскликнул он, уставившись на нее.
— Но моя рука не дрогнет, — закончила она и, подняв револьвер, спокойно прицелилась. Раздался выстрел. Швырнув револьвер на пол, Кристина ушла.
Дружески расположенный к ней рыбак, который часто брал ее с собой в море, когда она была еще маленькой девочкой, переправил свою любимицу на датский берег. Из Дании путь лежал в Америку.
И вот она была здесь, в незнакомом месте, на остановке дилижанса, куда приехала, чтобы встретиться с человеком, за которого согласилась выйти замуж. С Оскаром Нирлэндом впервые они повстречались на Востоке, он заговорил с ней на ее родном языке, сразу угадав, кто она такая. Оставшись без денег и поддержки близких, Кристина приняла его предложение. Он сказал, что поедет на Запад первым, ей придется потом присоединиться к нему, тогда и сыграют свадьбу.
Комната, в которой они теперь сидели, была длинной, с низким потолком. В конце ее располагался очаг. Воздух в помещении застоялся. Тут же вдоль стены тянулся грубо сколоченный прилавок. В двух смежных комнатах стояло несколько кроватей. Одна комната предназначалась для женщин, другая для мужчин. За домом находился загон, а в пристройке — конюшня.
Оторвав взгляд от человека, которого звали Ки-Лок, она неожиданно обнаружила, что Нирлэнд внимательно на нее смотрит. Кристина заметила в его глазах то же самое холодное бешенство, которое наблюдала однажды днем, вскоре после приезда, когда он с остервенением лупил лошадь по морде, одной рукой удерживая поводья, а другой, крепко сжатой в кулак, нанося удары.
Их взгляды на мгновение встретились, и он отвернулся. Теперь Оскар следил за незнакомцем, который подошел к стойке. Ей даже показалось, что Нирлэнд собирается заговорить с ним.
— Он тебе понравился? — спросил он с усмешкой. — Да это ничто. Обычный бродяга, бездомный кочевник.
Она промолчала. Ее молчание еще сильнее его разозлило.
— Когда приедем домой, я выбью из тебя все причуды, — предупредил он, — и сделаю это с большим удовольствием.
— Я могу не поехать.
Он рассмеялся:
— Поедешь. Куда ты денешься? Ты приехала сюда, чтобы выйти за меня замуж, и никто не посмеет встать между нами, даже если очень захочет.
Она посмотрела на него широко раскрытыми голубыми глазами, и спокойно сказала:
— Я сама о себе позабочусь. Мне не нужна помощь.
— Ты? — В его тоне прозвучало презрение.
Она просто продолжала смотреть на него, на ее лице не отразилось никакого чувства. Потом отвернулась и пошла к очагу. Вскочив со скамейки, он бросился за ней, схватил за плечо и круто развернул к себе. Его рука поднялась для удара.
— Оставь ее в покое.
Руна Нирлэнда замерла, и медленно опустилась. Потом он повернулся. Его глаза горели ненавистью. Человек, которого звали Ки-Лок, стоял к нему лицом, но Нирлэнд с удивлением обнаружил, что предупреждение исходило вовсе не от него, а от станционного смотрителя, немолодого мужчины, худого, с лицом, на котором только глаза казались живыми. Одну руку он опустил на дробовик, лежащий поперек стойки.
— Ты мне?
— Тебе. Я сказал, оставь ее в покое. Здесь никто не обидит женщину безнаказанно.
Оскар презрительно пожал плечами.
— Она тут не долго пробудет. Я беру ее с собой.
Не спуская глаз с Нирлэнда, станционный смотритель обратился к ней:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18