Я ищу моего брата.
— Он живет в Прескотте?
— Нет, это его последний адрес. Я получила его письмо два года назад.
— Два года? При том, как люди на Западе передвигаются, он может оказаться теперь где угодно. Как его зовут?
— Скотт Бейкер… Его легко узнать. Он высокий, волосы темные и сильно вьются. На скуле — маленький шрам, и еще у него замечательная улыбка. Он любит смеяться… Говорили, что он невоспитанный, но Скотт просто веселый.
— Если он будет проезжать здесь, я скажу ему, — пообещала Эви. — Оставьте мне свой адрес.
Неожиданно она обратила внимание на странное поведение мужчин. Высокий с шерифским значком старательно размешивал кофе, другой упорно глядел в тарелку, но оба внимательно прислушивались к разговору.
Затем шериф поднял глаза и произнес:
— Мисс, если вы остановитесь в Плазе — ближайшем городке на линии, то, мне кажется, встретите, кого ищете. Я не вполне уверен, но там есть один парень по прозвищу Кудрявчик — он вполне соответствует вашему описанию.
Эви поймала взгляд шерифа: он едва заметно покачал головой.
Скотт Бейкер… вьющиеся волосы… Кудрявчик Скотт. Она слышала о нем от Чарли. Он входил в банду Парнелла, его, как и пятерых других крутых парней, разыскивали по обвинению в ограблении дилижансов. Тощий как щепка, с длинным, острым лицом, Смок Парнелл явился на Запад из округа Лысая Голова в Миссури. Он мастерски стрелял из винтовки, и его револьвер тоже бил без промаха. На Территорию он пришел из Невады и подозревался в ограблении дилижанса в Черном Каньоне, к югу от Прескотта. На счету банды числились также нападения на прииски и по меньшей мере одно убийство при ограблении.
— Ваш брат давно здесь? — просил шериф.
— Он уехал три года назад, — ответила Люси Бейкер. — Бросил школу и решил испытать себя на горных работах. У него есть прииск где-то в Моголлонских горах. — Она произнесла это слово с ударением на «голл», в отличие от местного произношения «Магьонские». — Я не знаю, достиг ли он успехов, но, когда от него перестали приходить письма, мы стали тревожиться… и решили с тетушкой сами поехать на Запад.
Эви налила себе чаю и села у стола, а шериф вышел во двор переговорить с Чарли Мак-Клаудом. Эви стосковалась по женскому обществу, ей очень хотелось поболтать с гостьями. Жадно рассматривая их платья, она вдруг ощутила боль в сердце, представив, каким ударом будет для них узнать, что Кудрявчик Скотт стал преступником.
— Я не любила этот край, — сказала она вдруг. — Но теперь мне кажется, что здесь есть нечто, чего нельзя ни увидеть, ни услышать… больше нигде. О, здесь очень тяжело жить! — продолжала она. — Мне так не хватает женского общества, я скучаю по тому, что оставила на Востоке — по концертам, танцам. Я вижу людей только когда приезжает дилижанс, вот как сейчас. Но вы не знаете, что такое музыка, если не слышали шум ветра в кедрах или дальний шепот сосен. Когда-нибудь я сяду на коня и поеду туда… — Она показала рукой на травяное море. — Пока не доберусь до другого края… если он вообще существует.
— А индейцы? Вы их не боитесь? — спросила Люси.
— До сей поры мы ни одного не видали. Только слухи. Апачи вышли на тропу войны южнее нас, но сюда пока не добрались. В свое время нам, конечно, придется столкнуться с ними.
Под конец дамы заговорили о платьях и моде, о театрах, о школах. Долго еще после того, как они уехали, Эви слышались женские голоса. Она часто останавливалась и вглядывалась в степь, которая, темнея, приобретала все оттенки синего и багрового на горизонте; ей хотелось до единого слова припомнить все, что было сказано за чаем.
Она жалела, что не сумела предупредить женщин насчет Кудрявчика. Они остановятся в Плазе, и если он об этом услышит, то непременно явится, чтобы встретиться с ними; и шериф своего не упустит…
На следующий день рано утром Лабан, как всегда, отправился задать корм скотине, Руфь увязалась за ним. Эви вымыла посуду, вытерла руки о фартук и почти автоматически взглянула на холмы — и сразу увидела индейцев. Отряд в двенадцать воинов в боевой раскраске спускался по склону. Женщин среди них не было.
— Лабан! Руфь! — закричала она. — Скорее в дом! Оба! Быстро!
Лабан выпрямился и собрался возразить, но затем схватил Руфь за плечо.
— Пошли, — скомандовал он.
Она стряхнула его руку.
— Не строй из себя начальника! — возмутилась девочка.
— Руфь! — резко приказала Эви. — Домой… быстро!
Та было открыла рот для защиты своей независимости, но Лабан сгреб ее в охапку и, несмотря на то что она брыкалась и вопила, притащил в хижину.
Когда брат поставил ее на ноги у двери, строптивая девчонка собралась бежать обратно.
— Что случилось, мама? — спросил Лабан.
— Индейцы, — сказала Эви. — Смотрите, они спускаются с горы.
Руфь резко повернулась, увидела незваных гостей и, внезапно побледнев, бросилась домой. Лабан задержался, чтобы набрать охапку хвороста. Войдя в хижину, он подошел к задней стене и закрыл прочные деревянные ставни. В стенах имелись бойницы, через которые можно было вести огонь. Эви поставила дверной брус около двери, но оставила ее приоткрытой.
Сердце ее прыгало, во рту пересохло.
— Лабан, — предупредила она, — они не должны видеть, что мы здесь одни и что испугались их.
— Хорошо, мама.
Он стоял посередине комнаты, оглядываясь вокруг: все ли сделано, что надо.
— Они хотят забрать лошадей, — предположил он.
— Скорей всего. Надо попытаться им помешать.
Индейцы въехали во двор и остановились, увидев Эви в дверном проеме. Лабан притаился за дверью, готовый захлопнуть ее и перекрыть брусом.
— Что вам нужно? — спросила она.
— Еда, — крикнул один из них. — Ты давать нам еду.
— Сожалею, но лишней еды у меня нет.
Руфь подняла винтовку, оставленную им Чарли Мак-Клаудом, и просунула дуло в бойницу.
— Ты давать нам еду, или мы брать лошадей. Мы брать корову.
— Уходите! — приказала Эви. — Уходите немедленно! Мы не хотим ссор, но вам не следует так себя вести. Я не люблю, когда мне угрожают. Прочь отсюда!
Они молча глядели на нее. Расположение лошадей изменилось, один из индейцев медленно поехал вокруг хижины.
Эви стояла совершенно неподвижно, пряча дробовик в складках юбки. Она чувствовала, что они сомневаются. Они видели дуло винтовки в бойнице, и хозяйка держалась слишком уверенно.
Другой индеец тронул коня и направился к загону.
— Велите ему оставить наших лошадей в покое, — приказала она.
И вдруг они ринулись прямо на нее.
Что предупредило ее, она так и не поняла. Возможно, заметила, как напряглись мышцы коней перед прыжком. Индейцы были от нее не дальше сорока футов, когда началась атака.
Эви подняла дробовик и выстрелила от бедра… некогда было поднимать его выше. Затем отступила назад с такой скоростью, «то чуть не упала, а Лабан навалился на дверь и уложил в скобы брус.
Атакующие с разбегу налетели на дверь. Эви открыла бойницу, выпиленную в тяжелой двери, и выпалила из дробовика.
Она услышала вопль, и враги бросились врассыпную. Лабан подскочил к Руфи, перехватил винтовку и выстрелил, почти не целясь.
— Один готов, мам, — сказала Руфь. — Ты одного убила. И еще один здорово ранен, весь в крови.
Лабан не только умел обращаться с винтовкой, но и метко стрелял. Он наблюдал за лошадьми, а Эви и Руфь перебегали от одной бойницы к другой, пытаясь определить замыслы противника.
Но вокруг стало совсем тихо. Один из индейцев лежал в луже крови, распластавшись среди двора. Выстрел из дробовика встретил его не более чем в двадцати футах, когда он бежал к хижине. Заряд крупной дроби разворотил ему грудную клетку.
Вдруг Лабан снова выстрелил.
Загон располагался на открытом месте, и к нему было трудно подобраться незаметно.
— Мама, а ведь скоро прибудет дилижанс, — напомнил Лабан. — Индейцы могут на него напасть.
Дилижанс… она совсем забыла про дилижанс.
— Руфь, — приказала она, — лезь на чердак и следи за дорогой. Как только появится дилижанс, кричи Лабану, пусть стреляет.
— Куда стрелять? — удивился мальчик.
— Какая разница, нужно просто предупредить дилижанс. Стреляй туда, где бы сам прятался, будь ты индейцем.
Подойдя к очагу, она пододвинула горшок с бобами ближе к огню, сварила кофе и нарезала мясо. Возможно, дилижанс проскочит мимо, но если остановится, то пассажирам и охране будут необходимы и горячая еда и кофе — прежде всего, они захотят кофе.
Время от времени Эви выглядывала в бойницы, но никого не видела. Полная тишина, ни дуновения ветерка. Все как всегда — солнце, трава, лошади в загоне, дорога в далекую, Плазу. В хижине сумрачно и тихо, сквозь ставни едва пробивается свет.
Дилижансу пора было прибыть. Пассажиры устали и окостенели от долгого сидения в тесноте. Чарли или Бен Логан, который сменял его, сидит на облучке. Его отлично видно со всех сторон — превосходная мишень. Эви молила Бога, чтобы среди пассажиров не оказалось женщин.
Она перезарядила дробовик. Ей было страшно, но она прекрасно знала, что надо делать. Сколько индейцев участвовало в нападении? Ей показалось — дюжина. Но их вполне могло быть и в два раза больше. Мертвый по-прежнему лежал перед домом, еще один по меньшей мере ранен — тот, которого видела Руфь. Лабан тоже мог ранить кого-то.
Минуты тянулись бесконечно. Она налила кофе себе и Лабану, который пил его очень редко — только в самые холода.
— Они все еще здесь, — сообщил мальчик. — Я только что видел, как взлетела сорока. Ее что-то напугало. И лошади тоже встревожены.
— Куда же пропал дилижанс?
Наконец раздался крик Руфи:
— Мама! Едут! Дилижанс уже близко!
Лабан спустил курок. Гром выстрела прозвучал оглушительно после долгой тишины. Лабан выстрелил еще раз. И тут они увидели дилижанс.
Упряжка неслась во весь опор, возница сильно откинулся назад: непонятно, каким чудом он держался на кренящемся облучке. Дилижанс подлетел к хижине, и возница сильно натянул вожжи, осаживая лошадей у самой двери.
Эви бегом бросилась открывать дверь. Лошади встали так резко, что карета едва не ударилась об угол дома.
Эви распахнула дверь в тот момент, когда двое мужчин и одна женщина почти вывалились из повозки. Один из мужчин тащил другого волоком. Возница, а это оказался Бен Логан, с трудом поднялся на крыльцо. Весь в крови, он сжимал в руке кольт и успел выстрелить из. него, прежде чем дверь захлопнулась.
— Они перехватили нас в трех милях отсюда, — тяжело дыша, заговорил он, — за мысом. Похоже, парочку мы подстрелили, но нам пришлось тяжко.
Он пошатнулся и почти рухнул на скамью, положив руку с револьвером на стол.
Втащив раненого, мужчины тотчас же припали к бойницам и повели непрерывный огонь. Комната наполнилась пороховым дымом.
— Какая у вас крыша, мэм? — спросил один из них. — Я не успел заметить, когда мы вбежали.
— Из жердей, засыпанных землей.
— Слава Богу, нам повезло! Им не удастся поджечь ее.
Стрельба постепенно стихла.
Невысокий, плотный пассажир с квадратным решительным подбородком повернулся к Логану:
— Бен, нужно отогнать повозку. Они подпалят ее и устроят пожар в хижине.
— Дом каменный, — возразила Эви.
— Какая разница. Они сожгут дверь и будут палить внутрь. А мы к тому времени задохнемся от дыма.
— Лошади запряжены, — отозвался Бен, — но мне не дотянуться до вожжей.
Женщина, встав на колени возле раненого, осторожно расстегивала на нем жилет и рубашку. Эви подошла к ней.
— Может быть, лучше уложить его в кровать…
Незнакомка подняла на нее глаза, и Эви увидела, что перед ней почти девочка с круглым, милым личиком.
— Лучше его не двигать. У него, похоже, кишки продырявлены.
Грубое выражение в нежных устах прозвучало ошеломляюще. Эви начала что-то говорить, но потом догадалась, кто ее гостья, и заторопилась.
— Да, да, конечно. Вот горячая вода, бинты у меня тоже есть. Только я мало что понимаю в ранах.
— Я разбираюсь в них достаточно, — деловито заявила девушка. — Повидала их порядком. В городках, где жила, обожали перестрелки.
Плотный мужчина чуть-чуть приоткрыл дверь и выглянул наружу.
— Одна из лошадей лежит. Придется сначала обрезать постромки.
— Так обрежьте, — согласился Логан и кинул мужчине длинный охотничий нож с тяжелым лезвием и острый как бритва. Тот поколебался одно мгновение и выскользнул наружу. Стоя на коленях, он быстрыми взмахами ножа перерезал ремни упряжи. Схватив кнут, хлестнул ближайшую лошадь, и она помчалась, увлекая за собой остальных. Через секунду, сильно накренясь, дилижанс промчался через двор, сбив по дороге индейца, который неожиданно выскочил из-за кедрового бревна.
Человек, обрезавший постромки, метнулся к двери, но споткнулся, его быстро втащили в дом, когда пули забарабанили по двери и стене. И снова воцарилась тишина.
Девушка перешла от раненого, лежавшего на полу, к Бену Логану. Работая точно и ловко, она промыла и забинтовала его раны.
Снаружи не раздавалось ни звука. День клонился к закату, дневная жара сменилась вечерней прохладой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19