Наши предки испокон веку поступали точно так же — что в Европе, что в Африке. Дальше. Он обсуждает свои дела со старейшинами, а тут приходим мы, забираем его пленных, лупим и сбиваем его с ног прямо там, где он только что бахвалился. Мы его обесчестили, унизили, и он обязан отомстить. Потом мы находим его раненым. Приносим в дом, лечим и возвращаем племени. Тут его главный триумф, потому что он верит в свой амулет. Ему кажется, что амулет оказался для нас непреодолимой преградой, иначе мы бы его просто убили, как он намеревался убить меня. Наши подарки казались ему дешевым подкупом, он думал, что мы его боимся. В его мироздании такая вещь, как благодарность, не предусмотрена. Никто не учил его простой истине, что он должен поступать с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с ним.
Мы въезжали на западный отрог Лечебной горы. Солнце грело, небо было ясное, а перед нами возникло Колесо.
Оно было почти круглое, сделанное из кусков белого известняка. Около семидесяти футов в поперечнике и больше двухсот пятидесяти по кругу. Камни выступали из травы на два-три фута. В центре находилась сложенная из камней пирамида примерно двенадцати футов шириной с отверстием с одной стороны. От этого отверстия по земле разбегались двадцать восемь спиц. И еще там были разбросанные камни, которые когда-то, может быть, составляли еще одну спицу. Некоторые камни были повреждены — возможно, из-за морозов или чего-нибудь еще.
Уступ горы, на котором лежало Колесо, был высоким и голым, местами он растрескался, и некоторые трещины достигали в ширину четырех, а в глубину — ста футов.
Мы подъехали и остановились молча. Ветер дул нам в лицо и трепал волосы Урувиши.
Мы — бледнолицые, мы рассуждали не так, как он, наша кровь текла иначе, нашу память не будоражили древние тайны, которые он хранил в своей плоти и крови. Но, когда мы стояли здесь, рядом с ним, я хотел верить, что наши чувства хоть немного схожи.
Он был не один. Его окружали духи всех тех, кто ушел до него.
— Как много раз! — заговорил он. — Как много раз менялось это место! Как долго разрушали его ветер, снег, лед… Они двигали камни, но камни возвращались. Здесь место, где человек может слиться воедино с Великим Духом. Здесь место, чтоб мечтать, чтобы курить, и место, чтобы умирать. Я здесь! Я, Урувиши, пришел!
Руки старика медленно поднялись к небу. Прерывистым голосом он спел песню смерти, а потом сказал:
— Теперь я пойду к своим отцам, я пойду туда, где нет старости, где цветы не вянут, а рыба сверкает в ручьях серебром. Я пойду туда, куда ушли бизоны, куда мои братья воины ушли прежде меня. Только не думайте, что я печалюсь! Я приехал сюда с мужчинами! Я сбросил шкуру старого вождя и снова был с молодыми и смелыми! Я здесь! Я пришел! Я — Урувиши!
Его руки медленно опустились, старик покачнулся. Мы подбежали и уложили его на землю. Его усталая рука сжала мою руку. Он смотрел мне прямо в глаза.
— Ты сказал — поезжай со мною, и я поехал. Ты не увидел слабого усталого старика. Ты увидел то, что скрывалось под кожей, сморщенной и обветренной годами, ты увидел молодого воина, который живет в моем сердце. Ты видел Урувиши!
И он умер там, под голубым небом, рядом с местом, где люди, которые не знали железа, построили свой храм. Он умер не будучи одиноким, и его оплакали.
Глава 47
Мы оставили Урувиши на горе под бескрайним небом, но не там, где он упал. Хотя, может быть, он хотел именно этого.
Мы не знали похоронного обряда уматиллов, а Коротышка Бык лежал без сознания. Но день был короткий, и нам предстояла тяжелая дорога, да еще нужно было успеть отвезти Коротышку к ручью, где можно было бы полечить его раны.
Мы похоронили Урувиши по обычаям равнинных индейцев, и если нам не все удалось исполнить в точности, то, по крайней мере, мы хоронили его с глубочайшим уважением.
В лесу под горой мы вырезали четыре жердины и вкопали их в землю. На них укрепили площадку из ветвей и положили туда Урувиши, а рядом с ним — его винчестер, патронташ и мешочек с амулетами. Мы накрыли тело одеялом и придавили края камнями.
У него была с собой лучшая одежда, и только когда мы решили его переодеть, то мы увидели огнестрельную рану на левом боку. Она сильно кровоточила, но он остановил кровь мхом, а нам не сказал ничего.
Мы могли оставить его там, где он упал, как порой оставляют погибших в бою, но наше уважение к нему было слишком велико. Мы подняли его, нарядили, а Стейси, который долго жил среди индейцев, спел песню погибших воинов.
Когда мы исполнили все, мы уехали. Но прежде чем скрыться за бугром, я оглянулся.
Помост ясно выделялся на фоне синего неба, ч мне казалось, что я вижу, как волосы старика развеваются на ветру. Я отвернулся, думая, что вот, я оставил еще одного отца, отца, которого знал, увы, слишком мало. Оставил там, где ручьи чисты и холодны, а на небе ярко сияют звезды.
Ночью он проедет по Млечному пути, который крики называют Дорогой Вождей.
А я вернусь в наш город. И немного погодя встречусь с Нинон и с той жизнью, которая ждет меня впереди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Мы въезжали на западный отрог Лечебной горы. Солнце грело, небо было ясное, а перед нами возникло Колесо.
Оно было почти круглое, сделанное из кусков белого известняка. Около семидесяти футов в поперечнике и больше двухсот пятидесяти по кругу. Камни выступали из травы на два-три фута. В центре находилась сложенная из камней пирамида примерно двенадцати футов шириной с отверстием с одной стороны. От этого отверстия по земле разбегались двадцать восемь спиц. И еще там были разбросанные камни, которые когда-то, может быть, составляли еще одну спицу. Некоторые камни были повреждены — возможно, из-за морозов или чего-нибудь еще.
Уступ горы, на котором лежало Колесо, был высоким и голым, местами он растрескался, и некоторые трещины достигали в ширину четырех, а в глубину — ста футов.
Мы подъехали и остановились молча. Ветер дул нам в лицо и трепал волосы Урувиши.
Мы — бледнолицые, мы рассуждали не так, как он, наша кровь текла иначе, нашу память не будоражили древние тайны, которые он хранил в своей плоти и крови. Но, когда мы стояли здесь, рядом с ним, я хотел верить, что наши чувства хоть немного схожи.
Он был не один. Его окружали духи всех тех, кто ушел до него.
— Как много раз! — заговорил он. — Как много раз менялось это место! Как долго разрушали его ветер, снег, лед… Они двигали камни, но камни возвращались. Здесь место, где человек может слиться воедино с Великим Духом. Здесь место, чтоб мечтать, чтобы курить, и место, чтобы умирать. Я здесь! Я, Урувиши, пришел!
Руки старика медленно поднялись к небу. Прерывистым голосом он спел песню смерти, а потом сказал:
— Теперь я пойду к своим отцам, я пойду туда, где нет старости, где цветы не вянут, а рыба сверкает в ручьях серебром. Я пойду туда, куда ушли бизоны, куда мои братья воины ушли прежде меня. Только не думайте, что я печалюсь! Я приехал сюда с мужчинами! Я сбросил шкуру старого вождя и снова был с молодыми и смелыми! Я здесь! Я пришел! Я — Урувиши!
Его руки медленно опустились, старик покачнулся. Мы подбежали и уложили его на землю. Его усталая рука сжала мою руку. Он смотрел мне прямо в глаза.
— Ты сказал — поезжай со мною, и я поехал. Ты не увидел слабого усталого старика. Ты увидел то, что скрывалось под кожей, сморщенной и обветренной годами, ты увидел молодого воина, который живет в моем сердце. Ты видел Урувиши!
И он умер там, под голубым небом, рядом с местом, где люди, которые не знали железа, построили свой храм. Он умер не будучи одиноким, и его оплакали.
Глава 47
Мы оставили Урувиши на горе под бескрайним небом, но не там, где он упал. Хотя, может быть, он хотел именно этого.
Мы не знали похоронного обряда уматиллов, а Коротышка Бык лежал без сознания. Но день был короткий, и нам предстояла тяжелая дорога, да еще нужно было успеть отвезти Коротышку к ручью, где можно было бы полечить его раны.
Мы похоронили Урувиши по обычаям равнинных индейцев, и если нам не все удалось исполнить в точности, то, по крайней мере, мы хоронили его с глубочайшим уважением.
В лесу под горой мы вырезали четыре жердины и вкопали их в землю. На них укрепили площадку из ветвей и положили туда Урувиши, а рядом с ним — его винчестер, патронташ и мешочек с амулетами. Мы накрыли тело одеялом и придавили края камнями.
У него была с собой лучшая одежда, и только когда мы решили его переодеть, то мы увидели огнестрельную рану на левом боку. Она сильно кровоточила, но он остановил кровь мхом, а нам не сказал ничего.
Мы могли оставить его там, где он упал, как порой оставляют погибших в бою, но наше уважение к нему было слишком велико. Мы подняли его, нарядили, а Стейси, который долго жил среди индейцев, спел песню погибших воинов.
Когда мы исполнили все, мы уехали. Но прежде чем скрыться за бугром, я оглянулся.
Помост ясно выделялся на фоне синего неба, ч мне казалось, что я вижу, как волосы старика развеваются на ветру. Я отвернулся, думая, что вот, я оставил еще одного отца, отца, которого знал, увы, слишком мало. Оставил там, где ручьи чисты и холодны, а на небе ярко сияют звезды.
Ночью он проедет по Млечному пути, который крики называют Дорогой Вождей.
А я вернусь в наш город. И немного погодя встречусь с Нинон и с той жизнью, которая ждет меня впереди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42