Следить за ними было проще простого: они поднимали столько шума, что их нельзя было не услышать. Их голоса были резкими и пронзительными, иногда звуки, вырывающиеся из их пастей, были отрывистыми и повторяющимися, как приглушенный гром. Я занял удобную позицию в чаще колючих зарослей, пожертвовав несколькими клочками шерсти со спины.
Двуногие, в руках которых были короткие железные палки, окружили поляну, на которой росла густая трава – прекрасный корм для травоядных. Они указывали палками в лес и пристально всматривались в полумрак, как будто пытаясь кого-нибудь там разглядеть. Другие двуногие, у которых были в руках какие-то странные предметы, напоминавшие длинные железные зубы и когти на длинных палках, стали срезать траву и собирать ее в кучи. Я долго с недоумением пытался понять, зачем они это делают, и вдруг меня осенило: что если они заготавливают траву для своих животных? Но зачем тащить траву к животным, когда проще отправить животных в лес и дать попастись? И почему они тогда не все вместе срезают траву, ведь две трети двуногих ничего не делают, просто стоят или сидят на земле, выставив перед собой железные палки?
Принюхавшись, я учуял, что все двуногие чего-то боятся. Чужаки вокруг боятся больше, но продолжают стоять или сидеть, и смотреть в лес, а другие, те, что режут траву – тоже боятся, но почему-то меньше, чем те, что просто сидят или стоят.
И тут я понял, почему они не пускают в лес своих животных. Я понял, почему двуногие с короткими железными палками держат тех двуногих, которые работают, в плотном кольце.
Они боятся. Они боятся нас, поэтому боятся за своих животных и рабочих сородичей. Они плохо видят, плохо слышат, и нюха у нет, поэтому им кажется, что лес полон сейров, готовых в любой момент напасть. Они не знают, что сейчас из всех сейров племени, владевших землями, на которых стоит эта проклятая Башня, остались только я и Кас.
Я не успел даже напрячься, когда знакомое плечо потерлось о мое плечо и я почуял знакомый с детства запах друга. Кас! Он всегда был лучшим охотником и следопытом, чем я, он мог незаметно подкрасться к жертве, так, чтобы не шевельнулась ни одна травинка.
– Ты задумался? – тихо, на грани слышимости, спросил Кас. – Ты так увлечен своими мыслями, что не замечаешь ничего вокруг.
– Неправда, – ответил я, – я замечаю все, что надо. Я не услышал твоего приближения, это оттого, что я понял, что у пришельцев слабое зрение, слух и обоняние. Я думал, что мне нечего их опасаться до тех пор, пока они не подойдут ко мне вплотную. К тому же, ты всегда передвигаешься незаметнее и легче, чем я.
– Да, друг, – глядя на Каса, можно было подумать, что мои слова доставили ему радость, но это было не так, – так уж повелось.
– Но теперь мне надо, чтобы ты стал шумным, Кас.
– Зачем?
– Я хочу захватить одного из двуногих.
– Чтобы убить?
– Нет, я хочу понять, что и как он думает, и каковы их планы, если они вообще есть.
Я поделился с Касом своими размышлениями по поводу чужаков и он, немного подумав, согласился со мной.
– На юге Пустоши то же самое, что и здесь. Чужаки опутывают все своей паутиной, суетятся, чем-то занимаются, но чем – непонятно.
– Вот именно, а нам надо узнать, чем.
– Что ты предлагаешь, Белый? – спросил меня Кас.
По какому-то капризу природы, полоска шерсти на моем левом плече была абсолютно белой, как снег зимой. Поэтому меня назвали Белым. Моя мать умерла от старости, когда мне было семь лет, ей было уже много лет, она родила многих сейров, моих родичей, старших братьев и сестер, и умерла счастливой и гордой, какой и была всю свою жизнь. Мой отец погиб на охоте четыре зимы назад – он погнался за стаей оленей и в азарте погони выскочил на тонкий лед посреди реки. Лед треснул и отца провалился в холодную воду. Он не смог выплыть: посреди реки было слишком сильное течение.
– Ты должен показаться тем двуногим, что с наветренной стороны. Сделай так, чтобы они пошли за тобой. Я буду сидеть в засаде и ждать удобного момента, чтобы незаметно схватить одного из них…
* * *
– Сэр, у меня есть что-то на термооптике! – закричал солдат на северной стороне поляны.
– Всем – внимание! – скомандовал Майкл, сдергивая с плеча карабин и подбегая к первому взводу.
– Сколько их? – одними губами спросил он, пристально вглядываясь в лес.
– Один, сэр, в десяти метрах за деревьями. Он ходит из стороны в сторону, – возбужденно говорил молодой солдат, сжимая в слегка подрагивающих руках монитор термовизора.
– Похож на волка? – заглянул ему через плечо Майкл.
– Да, сэр.
– Второй, третий взвод, что у вас? – Майкл прижал клавишу передачи.
– Второй взвод – по приборам чисто, визуально тоже чисто. Отбой.
– Третий взвод докладывает – у нас то же самое, все чисто. Отбой.
– Всем смотреть внимательно! – скомандовал Майкл. – Всем отступать! В бой не ввязываться. Джексон, сворачивайтесь!
– Связаться с базой? – спросил Томпсон, командир первого взвода.
– Пока нет…
Группа возвращалась назад. Им нужно было пройти около пятидесяти метров. Шли плотной группой, внимательно глядя по сторонам, те, кто шел сзади, прикрывали тыл группы. Впереди шли молодой солдат Алекс Сетин с термовизором и Майкл. Шли медленно, стараясь не шуметь, хотя Майкл подозревал, что для слуха волков их тихая ходьба равносильна грохоту товарного состава на переезде. Желто-горячая фигура на синем фоне темных стволов деревьев медленно уводила их за собой. Майкл опасался засады, поэтому через каждые двадцать шагов он приказывал группе остановиться, а в это время солдаты с термооптикой сканировали местность. Волк был только один, но кто его знает, может, его сородичи притаились где-нибудь за деревьями, где их не «видит» термооптика…
Внезапно фигура на экране остановилась и с большой скоростью направилась прямо по направлению к группе. Майкл едва успел скомандовать:
– Ложись!
Из узкого просвета между деревьями выскочило серое стремительное тело. Солдаты услышали приглушенное дыхание, успели рассмотреть блеск желтых глаз, но ничего больше не успели сделать. Волк в два огромных прыжка проскочил расстояние между людьми и деревьями и исчез так же внезапно, как струйка дыма от сильного порыва ветра.
– Не стрелять! – закричал Майкл. – Где он, Алекс?
– Там! – крикнул солдат, указывая вправо. – Нет, сзади! Нет, там! – солдат указал снова вправо. – Теперь снова впереди! Черт, как он быстро он двигается, сэр!
Все слышали дыхание зверя, иногда видели, как на долю секунды в поле зрения мелькает его тело, показываясь из-за деревьев и тут же исчезая. Он бежал очень быстро, как обычно бегут за газелью гепарды.
– Он пытается нас напугать! – закричал Майкл.
Кто-то из солдат не выдержал и короткая очередь разорвала листву колючих кустов. На землю посыпались листья. Снова и снова раздавались выстрелы и Майкл тоже стрелял. Ему было страшно, потому что он не понимал, чего же добивается этот одинокий волк, зачем этот бег, почему волк бежит беззвучно, а его дыхание слышно за десятки метров.
– Он уходит, сэр! – радостно заорал Сетин, – он уходит, убегает! Все, пропал, его нет на экране!
Те, кто стрелял, прекратили огонь.
– Черт, – нервно рассмеялся Майкл, – что это была за карусель?
– Какого черта ему понадобилось эта хренотень? – почему-то сердито спросил солдат справа от Майкла.
– Не знаю и знать не хочу, – Майкл поднялся с правого колена и перезарядил карабин.
Томпсон крикнул с другого конца группы:
– Что у вас, командир?
– Ничего особенного. Идем домой.
– Сэр, – раздался крик позади.
Майкл обернулся и почувствовал, как у него холодеет внутри.
– Что? – спросил он пересохшими губами.
– Сэр, пропал Докс, он только что стоял в метре от меня, возле того дерева. А теперь его нет, сэр, – сказал солдат, шедший в паре с Доксом, молодым солдатом двадцати двух лет…
* * *
…Я смог незаметно подобраться к группе чужаков, стараясь, чтобы между ними и мной всегда были деревья. Чужаки как-то почуяли Каса, хотя его еще не было видно из-за деревьев, и остановились. Двуногие переговаривались между собой, звуки их речи были отрывистыми и резкими, как крики птиц.
Потом Кас стал загонщиком, его шаги стали неосторожными, дыхание шумным и хриплым. Мы делаем так, когда нас мало и мы хотим запутать и запугать стадо оленей. Один или двое показываются перед стадом, пробегают совсем рядом с перепуганными животными, кружат вблизи стада, все время оставаясь на виду. Олени сбиваются в кучу и следят только за загонщиками. Охотники в это время неслышно подкрадываются с противоположной стороны и стараются схватить самого крайнего оленя. Часто мы проделывали этот трюк так искусно, что стадо даже не замечало потери одного из своих.
Кас закружился вокруг них, он бежал так быстро, как мог, и старался, чтобы чужаки видели и слышали его. Запах страха двуногих стал почти невыносимым. Раздался железный треск, я увидел, как железо ударилось в деревья, как закружились, падая, листья, и понял, что чужаки снова применили свое колдовское оружие. Маленькие, мерзко пахнущие комочки железа летали повсюду со сводящим с ума свистом, казалось, ими полон весь воздух. Когда железо пролетало надо мной, я трусливо втягивал голову в плечи. Я хотел бороться против этого, но не мог и презирал себя за это.
Кас, пробегая мимо меня, крикнул:
– Приготовься!
Через несколько десятков прыжков он оказался напротив от меня и чужаки направили свои железные палки туда.
Я лежал за деревом и чувствовал запах чужака в одном прыжке от меня. Одним рывком я вскочил и осмотрел всю группу двуногих. Хорошо, все смотрят в другую сторону, даже этот, рядом со мной. Я вижу его спину, по пятнистой шкуре расплываются пятна пота, хотя еще и не жарко. Они боятся нас, они видят только Каса, только одного сейра, а боятся его больше, чем двухнедельный детеныш боится грозы. Одним прыжком я преодолеваю расстояние между мной и ним. В воздухе стоит грохот – оружие чужаков все еще извергает железо и они не смогут услышать меня, даже если бы я завыл во весь голос. Я бью чужака правой лапой по голове, стараясь чтобы когти не причинили ему вреда.
Он падает на землю, как падает камень с обрыва, его оружие валится на землю. Мои зубы хватают чужака за складки его шкуры с задней стороны шеи. Я нередко носил так новорожденных детенышей для переноски и никто, включая их матерей, не боялся, что я могу причинить хотя бы малейший вред. На какой-то миг мне хочется перехватить чужака так, чтобы мои зубы разорвали его шкуру, сжать челюсти так, чтобы хрустнули его позвонки, но сдерживаю себя неимоверным усилием. Без особого труда я поднимаю чужака и волоку его в чащу. Железный треск все еще продолжается – Кас хороший загонщик, он еще попугает их какое-то время, пока я не оттащу свою добычу подальше и не узнаю все, что мне надо.
Чужак не слишком тяжел для меня, я почти бегу, его лапы бессильно волочатся по земле, покрытой ковром перегнивших прошлогодних листьев. Хорошо, что здесь земля не хранит следов; надеюсь, что чужаки – плохие следопыты… уж во всяком случае, они не могут быть лучше нас. Я продолжаю тащить, не особенно заботясь, чтобы запутать след.
Когда я оказываюсь на расстоянии приблизительно пяти десятков прыжков от того места, где я схватил чужака, я затаскиваю его в густые заросли и бросаю на землю…
* * *
Майкл набирает воздуха в грудь и изрыгает самые страшные и грязные ругательства, которые он только знает. Он тратит на это пятнадцать секунд, в течение которых его глаза лихорадочно осматривают то место, где еще минуту назад стоял Докс, Майкл не помнил, как его зовут, он помнит только фамилию.
– Первое отделение – за мной. Я и Сетин – впереди. Томпсон! – кричит Майкл.
– Да, сэр.
– Верни всех людей домой, – Майкл уже видит черную землю выжженного круга, они в десяти метрах от кромки леса, – доложи на базу, что у нас пропал солдат. Скажи, что я не вернусь, пока не верну его назад! Понял?
– Так точно, сэр!
– Вперед! – крикнул Майкл и побежал вперед, пытаясь определить направление, по которому двигался тот, кто похитил Докса.
Одиннадцать молодых солдат с трудом поспевали за ним. Майклу хотелось одного – умереть или вернуть пропавшего домой целым и невредимым…
* * *
…Я вонзил ему в плечо когти правой лапы и его глаза открылись. Увидев меня, он издал ртом несколько жалких звуков и его зрачки расширились. Я наклонился к нему настолько, что увидел в его глазах свое отражение. Оцепенение сковало двуногого, он не шевелился. Я придавил его к земле и настроился на волну его восприятия, довольно бедную по выразительности, полную примитивных эмоций – в основном, страха и злобы. Отметая слабые попытки к сопротивлению и жалкие мысленные преграды, я проникал все глубже и глубже в его сознание. Вскоре я достиг дна, но полного мысленного контакта не получилось: двуногий был слишком напуган и невежественен. После небольшого мысленного усилия я выяснил все, что мне было надо, но немного перестарался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43