Как я буду налаживать контакт именно с ним?
- Это ненадолго. Скоро мы приобщим и остальных. Девяносто третий все продумал в нашей одежде он скрыл микроустройства которые ловили нас, где бы мы ни находились.
Девяносто третий записал какой-то секретный разговор между Хензегом и генералом Крамером. Хензег настоятельно требовал помощи. Генерал обещал. На базу должно прибыть новое лицо обладающее особыми полномочиями. И это лицо введет здесь военное положение. Девяносто третий упорно искал путь к термоядерному самоликвидатору, но пришел к выводу, что и Хензег не знает о его местонахождении.
15
Прибыл новый…
А доктор Зибель исчез.
Как-то утром он не явился на лекцию и мы молчаливо спустились в лабораторию. Я был потрясен. Неужели он бежал? Или просто ночью его убрали, как вообще без шума ночами здесь проворачивали некоторые дела? Или он заболел?
Я с нетерпением ждал следующего дня. Он снова не явился. Мне стало ясно, что Зибеля больше нет среди нас. И никто не счел нужным объяснить нам куда девался человек, которого мы встречали каждый день на протяжении двадцати лет. Мне хотелось выяснить, что с ним случилось. И что угрожает Веге и всем нам. Я несколько раз спрашивал Хензега о Зибеле, но он только улыбался и уклонялся от ответа. Молчал и доктор Андриш. Он выглядел слишком бледным и слишком испуганным. Теперь у меня оставался только кабинет Зибеля, только кабинет Зибеля мог раскрыть истину.
Как только я попал туда я понял, что Зибеля уже нет в живых. Со стены на меня смотрели задумчивые глаза его жены, смотрели прямо и улыбались. Зибель никогда бы не оставил ее портрета. Я снял портрет со стены. У меня было мало времени. Снаружи послышались чьи то медленные равномерные угрожающие шаги. Я облокотился на стол - все выглядело так, словно человек вышел на минуту, пепельница полна окурков, рядом с микроскопом лежала раскрытая папка, ящик письменного стола был слегка выдвинут и из него беспорядочно торчали записи Зибеля. Написанные неразборчивым почерком, они привлекли мое внимание знакомым словом «клонинги».
Предстояла новая встреча с доктором Зибелем. Даже после его смерти.
Новый уже приступил к работе. Его звали Папанелли. Какая-то скованность чувствовалась в его осанке как будто он всю жизнь носил тесную одежду. Он был относительна молод, лет тридцати пяти, был спокойным, непроницаемым, почти не разговаривал. Кабинет доктора Зибеля стал его кабинетом. Когда-то широко раскрытые двери теперь плотно закрывались, и из-под них пробивались полоска света и аромат сигары. После краткой и вдохновенной речи о том, что от нас многого ждут в будущем, он увеличил часы работы в лаборатории, отменив временно лекции, поскольку считалось, что мы и так имеем превосходную подготовку. Стоило нам на минуту покинуть рабочее место, как тут же раздавался сигнал, и перекрывались выходы на верхние этажи. Стоило нам пройти по коридору, как тут же зажигались контрольные лампочки. Лампочки вспыхивали и над дверями наших комнат, как только мы туда входили. Каждый из нас должен был носить свой номер на груди с левой стороны, на месте, точно определенном доктором Андришем, и номер пульсировал. Это вызывало чувство страшной уязвимости. Никто не имел права садиться на чужое место. Никто не имел права ночью покидать свою комнату. Нельзя было запирать ее на ключ. Мы спали теперь при сильном освещении. А если утром мы собирались группой больше троих, об этом тотчас сигнализировали невидимые сирены, и к нам бросался доктор Андриш, а следом Хензег. Изоляция, изоляция…
Когда Папанелли произносил слово «дисциплина», его голос менялся, превращаясь во что-то твердое. Стоило ему спуститься за нами в лабораторию, как он начинал метаться от одного к другому; приказывая поторопиться. Спешка могла привести к катастрофе, как в секторе А. Один из наших попытался было объяснить ему, что наша работа требует последовательности, что она - новая и неизвестная, и через минуту его уже вели к центральному лифту. А оттуда… Кто-то из клонингов спросил, куда повели его коллегу, и в следующий миг повели и его самого. Больше никто ни о чем не спросил. Мы боялись не только Папанелли, мы боялись друг друга, Хензега и всех остальных. Страх стал нашим постоянным состоянием. Но вместе со страхом в нас нарастал и гнев. Мы были людьми. Чем ниже опускались наши головы, тем опаснее становились мы сами. Но господин Папанелли не знал клонингов.
Что-то в нас изменилось. Все вдруг стало предельно ясно, как будто вдруг попало в фокус. Я не терял времени. И девяносто третий не терял времени. Мы шли от одного к другому и рассказывали правду. Тихо, на ухо, между прочим. Это действовало.
Мы рассказали другим и о ядерном самоликвидаторе. Кое-кто видел в этом выход - взорвать базу.
- Ни в коем случае! - возражал я. - А другие клонинги? Которые живут бог знает где? Бегство отсюда возможно, хоть это и кажется невероятным. Один из нас или несколько выберутся и расскажут все людям.
Девяносто третий поглядывал на меня. Только мы двое знали о существовании двери, куда отвел Зибель Вегу. Нужно было открыться до конца.
- Мы не будем сидеть здесь сложа руки.
Мы сорвали номера со своей груди и швырнули их к ногам Папанелли. Мы не желали быть только светящимися номерами, слишком долго нам отказывали в индивидуальности. Поздно было превращать нас в безликие номера. Мы выбросили браслеты и разбили контрольные лампы над дверями.
Лицо Папанелли стало пепельным.
- Это же бунт! - испуганно кричал он и искал Хензега, чтобы дать ему распоряжения.
Хензег молчал. И доктор Андриш молчал.
Двадцать лет «база» прожила в мире. Двадцать лет, подчеркивал злобно Хензег, и ему вторил доктор Андриш. А теперь, когда приехали вы…
- Но вы сами меня вызвали! - кричал Папанелли, а мы слушали, прижав уши к микроустройству.
- Никто вас не звал! - резко отсек Хензег. - Никто!
- Меня послал генерал Крамер. Положение было…
- Тихим и спокойным, - засмеялся Хензег своим особым смехом, от которого у меня по телу побежали мурашки.
Похоже, Хензег ожидал получить чего-то большего после смерти Зибеля, но не получил. Подозрение, которое было причиной смерти Зибеля, тенью ложилось и на него, и он это понял с приходом нового. У Папанелли была неограниченная власть, от него ждали скорых результатов и нормализации обстановки. Он ничего не понимал в науке и в психологии, но этого от него и не требовалось. Его единственная задача - подчинять. И науку. И психологию. И клонингов. И тех, кто за них отвечал.
- Ты думаешь Хензег не знает о тайном кабинете Зибеля? - как-то вечером спросил меня девяносто третий.
- Я в этом не уверен - Я вспомнил коридор, где мы встретились с Хензегом его подозрительный взгляд, смерть клонинга. - Хензег знает, не может не знать, но, видимо хранит это в тайне от нового. Хензег его боится. И потому замышляет что-то свое, не ожидая больше помощи сверху. Ведь он больше не просит помощи? А это может помочь нам.
- Почему бы тебе снова не проникнуть в кабинет Зибеля? Чтобы все узнать. Мы тебя прикроем.
И я опять пришел в кабинет Зибеля.
Запер изнутри дверь склонился над столом и начал по одной нажимать на разные кнопки. Вспыхнул экран появился доктор Андриш, он сидел в кресле, в своем кабинете и читал книгу. Я нажал на другую кнопку - двое наших воспитателей разговаривали о своих личных делах. Нажал на третью - прямо передо мной появился новый, посмотрел на меня как будто почувствовав мое присутствие, и снова погрузился в работу. Одна за другой сменялись на разных экранах картины появились некоторые из клонингов некоторые из девушек, но я не смог понять кто именно. И только Хензег ни разу не мелькнул ни на одном экране. Темнели пустые лаборатории и библиотеки. Хензега не было. А я нажал почти на все кнопки.
И вдруг…
Я просто подвинул микроскоп которым когда-то ударил Зибеля по голове. Под ним показался едва заметный кружочек даже не выступавший над поверхностью стола. Я дотронулся до него. Послышался легкий шум, и квадрат в полу начал медленно опускаться вниз. В первую нашу встречу с Зибелем я стоял точно на этом месте. И он тогда лихорадочно шарил пальцами по столу. Я вздрогнул. Появилась лестница, ведущая неизвестно куда. Я закрыл выход и бросился в комнату к девяносто третьему.
Мы вернулись втроем. На всякий случай девяносто третий взял одного из наших. Он будет охранять наверху, а мы спустимся по лестнице. Мы шли осторожно и медленно. Лестница была очень узкой. Мы очутились в небольшом помещении где на полках стояли стеклянные колбы. На каждой была этикетка. Я попытался прочитать.
- Ты что-нибудь понимаешь? - несколько раз спросил меня девяносто третий, но я ошеломленный, молчал.
- Понимаю, - наконец выдавил из себя я. - В этих колбах спят будущие клонинги величайших умов мира. Это кусочки кожи, которые прекрасно сохраняются в специальной среде до той поры, пока не возникнет в них необходимость. И сам Зибель…
Да, здесь была колба с надписью Зибель Эрих. Зибель Елена. Зибель никогда не появится снова. Ни при каких обстоятельствах. Девяносто третий схватил меня за руку.
- Слышишь?
Мы прислушались. Звуки шли снизу. Медленно и очень осторожно мы пошли дальше и заметили полуоткрытую дверь, за которой кто-то был. Он стоял к нам спиной, а помещение напоминало лабораторию. Руки в перчатках проникали сквозь обтекаемую материю в глубь параллелепипеда. Может быть, это был доктор Зибель который снова кого-то создавал. Нет не похож на Зибеля. На мгновение он поднял голову, и по одному лишь жесту так хорошо нам знакомому, мы узнали Хензега.
16
- Проще всего взорвать все, - говорил я десятку наших собравшихся в лекционном зале на зеленом этаже. Снаружи мы поставили охрану - И что из того? Никто никогда не узнает какая опасность продолжает угрожать человечеству. Мы растворимся среди обычных людей или погибнем и никто ничего не узнает, а тем временем Хензег или Крамер… Наш долг…
Да, наш долг - предупредить человечество чтобы больше не допускать таких экспериментов, чтобы сделать это мы с усердием взялись за работу, усыпив подозрения Хензега и Папанелли. Хензег был озабочен собственным положением. Отношения между ним и Папанелли обострялись с каждым днем, а доктор Андриш сохранял нейтралитет. Он составлял длинные и скучные тесты в которых не было никакого смысла. Да и никто уже не нуждался в его помощи. Мы ловили новые разговоры Папанелли с «центром». Он докладывал о подозрительном поведении Хензега. Ловили и разговоры Хензега с «центром» он жаловался на подозрительность Папанелли и его непонимание здешних условии работы. Если не будут приняты меры, скоро наступит хаос, терял самообладание Хензег. Если вы не уберете его отсюда, взволнованно сообщал Папанелли, он заварит такую кашу. Папанелли явно не знал о существовании тайного кабинета, не знал и о лаборатории под ним, вероятно, не знал и где находится ядерный самоликвидатор. Умный доктор Зибель все предусмотрел: и тайные выходы, и тайную лабораторию, где можно было проводить свои собственные опыты, и тайный ход к самоликвидатору. И все-таки те, кто так щедро оплачивал его работу и вместе с ним создавал этот страшный комплекс перехитрили его, опередили, раздавили, ведь не напрасно они тратили столько средств. И Зибель должен был понять, что он только орудие в их руках только пешка в игре крупных фигур, которой суждено погибнуть, как только она подумает о себе и пойдет своим путем. Но Хензег пошел по пути Зибеля.
Мы были наготове. В ближайшее время что-то должно произойти.
17
Великие открытия происходят самым неожиданным образом. Я разглядывал лицо Елены Зибель, мне оно казалось самым совершенным человеческим лицом с печалью и надеждой в глазах. Я уронил портрет, и он упал на пол обратной стороной. Я наклонился, чтобы поднять его, и онемел. На обороте был начертан план коридоров нашего лабиринта все входы и выходы. Это было так неожиданно!
Я бросился в комнату к девяносто третьему, разбудил его, и мы вдвоем до утра изучали найденную карту. Мы точно установили, что это план самого нижнего этажа, где находились лаборатории. И линии были голубыми как освещение этого этажа. Мы находились семью этажами выше. Просчитали время, необходимое для того, чтобы спуститься. Дальше уже легче. Мне хотелось еще что-нибудь понять в записях Зибеля, но почерк не поддавался, а у меня не было времени вникать. Мертвая Елена Зибель помогала нам, мертвый доктор Зибель снова ставил препятствия. Этой ночью мы с девяносто третьим разработали план моего бегства, а потом несколько раз проделали нужный путь и уже могли пройти его даже с закрытыми глазами.
Я уговаривал девяносто третьего бежать со мной. Настаивал. Спорил. Он оставался непоколебим. Кто-то из нас должен довести дело до конца здесь. Мне выпадало выбраться отсюда и искать путь к людям.
Тогда я рассказал ему о Беге. Он не возражал, чтобы я взял ее с собой, так даже лучше, похоже на бегство ради любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
- Это ненадолго. Скоро мы приобщим и остальных. Девяносто третий все продумал в нашей одежде он скрыл микроустройства которые ловили нас, где бы мы ни находились.
Девяносто третий записал какой-то секретный разговор между Хензегом и генералом Крамером. Хензег настоятельно требовал помощи. Генерал обещал. На базу должно прибыть новое лицо обладающее особыми полномочиями. И это лицо введет здесь военное положение. Девяносто третий упорно искал путь к термоядерному самоликвидатору, но пришел к выводу, что и Хензег не знает о его местонахождении.
15
Прибыл новый…
А доктор Зибель исчез.
Как-то утром он не явился на лекцию и мы молчаливо спустились в лабораторию. Я был потрясен. Неужели он бежал? Или просто ночью его убрали, как вообще без шума ночами здесь проворачивали некоторые дела? Или он заболел?
Я с нетерпением ждал следующего дня. Он снова не явился. Мне стало ясно, что Зибеля больше нет среди нас. И никто не счел нужным объяснить нам куда девался человек, которого мы встречали каждый день на протяжении двадцати лет. Мне хотелось выяснить, что с ним случилось. И что угрожает Веге и всем нам. Я несколько раз спрашивал Хензега о Зибеле, но он только улыбался и уклонялся от ответа. Молчал и доктор Андриш. Он выглядел слишком бледным и слишком испуганным. Теперь у меня оставался только кабинет Зибеля, только кабинет Зибеля мог раскрыть истину.
Как только я попал туда я понял, что Зибеля уже нет в живых. Со стены на меня смотрели задумчивые глаза его жены, смотрели прямо и улыбались. Зибель никогда бы не оставил ее портрета. Я снял портрет со стены. У меня было мало времени. Снаружи послышались чьи то медленные равномерные угрожающие шаги. Я облокотился на стол - все выглядело так, словно человек вышел на минуту, пепельница полна окурков, рядом с микроскопом лежала раскрытая папка, ящик письменного стола был слегка выдвинут и из него беспорядочно торчали записи Зибеля. Написанные неразборчивым почерком, они привлекли мое внимание знакомым словом «клонинги».
Предстояла новая встреча с доктором Зибелем. Даже после его смерти.
Новый уже приступил к работе. Его звали Папанелли. Какая-то скованность чувствовалась в его осанке как будто он всю жизнь носил тесную одежду. Он был относительна молод, лет тридцати пяти, был спокойным, непроницаемым, почти не разговаривал. Кабинет доктора Зибеля стал его кабинетом. Когда-то широко раскрытые двери теперь плотно закрывались, и из-под них пробивались полоска света и аромат сигары. После краткой и вдохновенной речи о том, что от нас многого ждут в будущем, он увеличил часы работы в лаборатории, отменив временно лекции, поскольку считалось, что мы и так имеем превосходную подготовку. Стоило нам на минуту покинуть рабочее место, как тут же раздавался сигнал, и перекрывались выходы на верхние этажи. Стоило нам пройти по коридору, как тут же зажигались контрольные лампочки. Лампочки вспыхивали и над дверями наших комнат, как только мы туда входили. Каждый из нас должен был носить свой номер на груди с левой стороны, на месте, точно определенном доктором Андришем, и номер пульсировал. Это вызывало чувство страшной уязвимости. Никто не имел права садиться на чужое место. Никто не имел права ночью покидать свою комнату. Нельзя было запирать ее на ключ. Мы спали теперь при сильном освещении. А если утром мы собирались группой больше троих, об этом тотчас сигнализировали невидимые сирены, и к нам бросался доктор Андриш, а следом Хензег. Изоляция, изоляция…
Когда Папанелли произносил слово «дисциплина», его голос менялся, превращаясь во что-то твердое. Стоило ему спуститься за нами в лабораторию, как он начинал метаться от одного к другому; приказывая поторопиться. Спешка могла привести к катастрофе, как в секторе А. Один из наших попытался было объяснить ему, что наша работа требует последовательности, что она - новая и неизвестная, и через минуту его уже вели к центральному лифту. А оттуда… Кто-то из клонингов спросил, куда повели его коллегу, и в следующий миг повели и его самого. Больше никто ни о чем не спросил. Мы боялись не только Папанелли, мы боялись друг друга, Хензега и всех остальных. Страх стал нашим постоянным состоянием. Но вместе со страхом в нас нарастал и гнев. Мы были людьми. Чем ниже опускались наши головы, тем опаснее становились мы сами. Но господин Папанелли не знал клонингов.
Что-то в нас изменилось. Все вдруг стало предельно ясно, как будто вдруг попало в фокус. Я не терял времени. И девяносто третий не терял времени. Мы шли от одного к другому и рассказывали правду. Тихо, на ухо, между прочим. Это действовало.
Мы рассказали другим и о ядерном самоликвидаторе. Кое-кто видел в этом выход - взорвать базу.
- Ни в коем случае! - возражал я. - А другие клонинги? Которые живут бог знает где? Бегство отсюда возможно, хоть это и кажется невероятным. Один из нас или несколько выберутся и расскажут все людям.
Девяносто третий поглядывал на меня. Только мы двое знали о существовании двери, куда отвел Зибель Вегу. Нужно было открыться до конца.
- Мы не будем сидеть здесь сложа руки.
Мы сорвали номера со своей груди и швырнули их к ногам Папанелли. Мы не желали быть только светящимися номерами, слишком долго нам отказывали в индивидуальности. Поздно было превращать нас в безликие номера. Мы выбросили браслеты и разбили контрольные лампы над дверями.
Лицо Папанелли стало пепельным.
- Это же бунт! - испуганно кричал он и искал Хензега, чтобы дать ему распоряжения.
Хензег молчал. И доктор Андриш молчал.
Двадцать лет «база» прожила в мире. Двадцать лет, подчеркивал злобно Хензег, и ему вторил доктор Андриш. А теперь, когда приехали вы…
- Но вы сами меня вызвали! - кричал Папанелли, а мы слушали, прижав уши к микроустройству.
- Никто вас не звал! - резко отсек Хензег. - Никто!
- Меня послал генерал Крамер. Положение было…
- Тихим и спокойным, - засмеялся Хензег своим особым смехом, от которого у меня по телу побежали мурашки.
Похоже, Хензег ожидал получить чего-то большего после смерти Зибеля, но не получил. Подозрение, которое было причиной смерти Зибеля, тенью ложилось и на него, и он это понял с приходом нового. У Папанелли была неограниченная власть, от него ждали скорых результатов и нормализации обстановки. Он ничего не понимал в науке и в психологии, но этого от него и не требовалось. Его единственная задача - подчинять. И науку. И психологию. И клонингов. И тех, кто за них отвечал.
- Ты думаешь Хензег не знает о тайном кабинете Зибеля? - как-то вечером спросил меня девяносто третий.
- Я в этом не уверен - Я вспомнил коридор, где мы встретились с Хензегом его подозрительный взгляд, смерть клонинга. - Хензег знает, не может не знать, но, видимо хранит это в тайне от нового. Хензег его боится. И потому замышляет что-то свое, не ожидая больше помощи сверху. Ведь он больше не просит помощи? А это может помочь нам.
- Почему бы тебе снова не проникнуть в кабинет Зибеля? Чтобы все узнать. Мы тебя прикроем.
И я опять пришел в кабинет Зибеля.
Запер изнутри дверь склонился над столом и начал по одной нажимать на разные кнопки. Вспыхнул экран появился доктор Андриш, он сидел в кресле, в своем кабинете и читал книгу. Я нажал на другую кнопку - двое наших воспитателей разговаривали о своих личных делах. Нажал на третью - прямо передо мной появился новый, посмотрел на меня как будто почувствовав мое присутствие, и снова погрузился в работу. Одна за другой сменялись на разных экранах картины появились некоторые из клонингов некоторые из девушек, но я не смог понять кто именно. И только Хензег ни разу не мелькнул ни на одном экране. Темнели пустые лаборатории и библиотеки. Хензега не было. А я нажал почти на все кнопки.
И вдруг…
Я просто подвинул микроскоп которым когда-то ударил Зибеля по голове. Под ним показался едва заметный кружочек даже не выступавший над поверхностью стола. Я дотронулся до него. Послышался легкий шум, и квадрат в полу начал медленно опускаться вниз. В первую нашу встречу с Зибелем я стоял точно на этом месте. И он тогда лихорадочно шарил пальцами по столу. Я вздрогнул. Появилась лестница, ведущая неизвестно куда. Я закрыл выход и бросился в комнату к девяносто третьему.
Мы вернулись втроем. На всякий случай девяносто третий взял одного из наших. Он будет охранять наверху, а мы спустимся по лестнице. Мы шли осторожно и медленно. Лестница была очень узкой. Мы очутились в небольшом помещении где на полках стояли стеклянные колбы. На каждой была этикетка. Я попытался прочитать.
- Ты что-нибудь понимаешь? - несколько раз спросил меня девяносто третий, но я ошеломленный, молчал.
- Понимаю, - наконец выдавил из себя я. - В этих колбах спят будущие клонинги величайших умов мира. Это кусочки кожи, которые прекрасно сохраняются в специальной среде до той поры, пока не возникнет в них необходимость. И сам Зибель…
Да, здесь была колба с надписью Зибель Эрих. Зибель Елена. Зибель никогда не появится снова. Ни при каких обстоятельствах. Девяносто третий схватил меня за руку.
- Слышишь?
Мы прислушались. Звуки шли снизу. Медленно и очень осторожно мы пошли дальше и заметили полуоткрытую дверь, за которой кто-то был. Он стоял к нам спиной, а помещение напоминало лабораторию. Руки в перчатках проникали сквозь обтекаемую материю в глубь параллелепипеда. Может быть, это был доктор Зибель который снова кого-то создавал. Нет не похож на Зибеля. На мгновение он поднял голову, и по одному лишь жесту так хорошо нам знакомому, мы узнали Хензега.
16
- Проще всего взорвать все, - говорил я десятку наших собравшихся в лекционном зале на зеленом этаже. Снаружи мы поставили охрану - И что из того? Никто никогда не узнает какая опасность продолжает угрожать человечеству. Мы растворимся среди обычных людей или погибнем и никто ничего не узнает, а тем временем Хензег или Крамер… Наш долг…
Да, наш долг - предупредить человечество чтобы больше не допускать таких экспериментов, чтобы сделать это мы с усердием взялись за работу, усыпив подозрения Хензега и Папанелли. Хензег был озабочен собственным положением. Отношения между ним и Папанелли обострялись с каждым днем, а доктор Андриш сохранял нейтралитет. Он составлял длинные и скучные тесты в которых не было никакого смысла. Да и никто уже не нуждался в его помощи. Мы ловили новые разговоры Папанелли с «центром». Он докладывал о подозрительном поведении Хензега. Ловили и разговоры Хензега с «центром» он жаловался на подозрительность Папанелли и его непонимание здешних условии работы. Если не будут приняты меры, скоро наступит хаос, терял самообладание Хензег. Если вы не уберете его отсюда, взволнованно сообщал Папанелли, он заварит такую кашу. Папанелли явно не знал о существовании тайного кабинета, не знал и о лаборатории под ним, вероятно, не знал и где находится ядерный самоликвидатор. Умный доктор Зибель все предусмотрел: и тайные выходы, и тайную лабораторию, где можно было проводить свои собственные опыты, и тайный ход к самоликвидатору. И все-таки те, кто так щедро оплачивал его работу и вместе с ним создавал этот страшный комплекс перехитрили его, опередили, раздавили, ведь не напрасно они тратили столько средств. И Зибель должен был понять, что он только орудие в их руках только пешка в игре крупных фигур, которой суждено погибнуть, как только она подумает о себе и пойдет своим путем. Но Хензег пошел по пути Зибеля.
Мы были наготове. В ближайшее время что-то должно произойти.
17
Великие открытия происходят самым неожиданным образом. Я разглядывал лицо Елены Зибель, мне оно казалось самым совершенным человеческим лицом с печалью и надеждой в глазах. Я уронил портрет, и он упал на пол обратной стороной. Я наклонился, чтобы поднять его, и онемел. На обороте был начертан план коридоров нашего лабиринта все входы и выходы. Это было так неожиданно!
Я бросился в комнату к девяносто третьему, разбудил его, и мы вдвоем до утра изучали найденную карту. Мы точно установили, что это план самого нижнего этажа, где находились лаборатории. И линии были голубыми как освещение этого этажа. Мы находились семью этажами выше. Просчитали время, необходимое для того, чтобы спуститься. Дальше уже легче. Мне хотелось еще что-нибудь понять в записях Зибеля, но почерк не поддавался, а у меня не было времени вникать. Мертвая Елена Зибель помогала нам, мертвый доктор Зибель снова ставил препятствия. Этой ночью мы с девяносто третьим разработали план моего бегства, а потом несколько раз проделали нужный путь и уже могли пройти его даже с закрытыми глазами.
Я уговаривал девяносто третьего бежать со мной. Настаивал. Спорил. Он оставался непоколебим. Кто-то из нас должен довести дело до конца здесь. Мне выпадало выбраться отсюда и искать путь к людям.
Тогда я рассказал ему о Беге. Он не возражал, чтобы я взял ее с собой, так даже лучше, похоже на бегство ради любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12