Стайка ребятишек неслась по дороге навстречу фургону и теперь, догнав его, выкрикивала что-то мистеру Хостеттеру. А те, кто еще не умел бегать, ждали его у края дороги: девочки в пышных юбочках и мальчики – точные копии отцов, во всем домотканом и широкополых коричневых шляпах. Затем процессия двинулась наперерез фургону, который все замедлял и замедлял ход и наконец остановился. Шесть откормленных лошадей трясли мордами и храпели, будто гордились тем, что это они притащили фургон. Мистер Хостеттер суетился и улыбался, какой-то мальчуган вскарабкался к нему и подал полное до краев блюдо земляники.
Лен и Исо оставались на своих местах, на расстоянии наблюдая за происходящим. Лену очень хотелось остаться незамеченным отчасти из-за украденного радио, отчасти ему неловко было осознавать, что они почти друзья, и он знает секрет мистера Хостеттера. Одним словом, встречаться с ним Лену не хотелось.
– Когда ты собираешься сделать это? – спросил Лен.
– Посмотрим.
Исо пристально наблюдал за фургоном. С тех пор, как мальчики нашли подход к радио, Исо странным образом изменился: стал замкнутым, почти избегал Лена, иногда даже не замечал его.
– Я пойду туда, – сказал однажды Исо, имея в виду Барторстаун, и с тех пор терпеливо ждал приезда Хостеттера.
Исо схватил Лена за руку, больно стиснув ее:
– Разве ты не хочешь пойти со мной?
Лен опустил голову. Он постоял с минуту молча, затем сказал:
– Нет, я не могу, – и отстранился от него, – не сейчас.
– Тогда в следующем году. Я расскажу ему о тебе.
– Посмотрим.
Исо хотел сказать что-то еще, но, казалось, не мог подобрать слов. Лен отошел. Он быстро поднимался по крутому берегу, вначале медленно, затем все быстрее и быстрее, почти бегом. По щекам текли горячие слезы, что-то внутри кричало: «Трус, трус, он уйдет в Барторстаун, а ты побоишься и навсегда останешься в этой дыре!» Лен ни разу не оглянулся.
Мистер Хостеттер провел в Пайперс Ране три дня. Это были самые тяжелые и долгие дни в жизни Лена.
«Ты еще не можешь уйти, – настойчиво твердил он себе. – Мать будет плакать, а отец винить себя, я не хочу делать родителей несчастными». Но неотвязная мысль последовать за Исо не покидала Лена.
Обремененный своей тайной, Лен выполнял обычную работу спустя рукава. Он не отходил от дома, лес и поле больше не манили его. Мать принялась лечить его лавровым чаем. А Лен все время с напряжением прислушивался, не раздастся ли цокот копыт по дороге, он ждал, что приедет дядя Дэвид с вестью о пропаже Исо.
На третий день вечером он действительно услышал топот быстро приближающейся лошади. Лен как раз помогал матери мыть посуду. Было еще светло, на западе алел закат. Нервы Лена болезненно напряглись, и тарелки вдруг стали скользкими и непослушными. В воротах показалась тащившая повозку лошадь, затем – еще лошадь, и еще повозка, и еще. Во двор вышел отец, Лен последовал за ним, стараясь унять предательскую дрожь в коленках. Он ожидал одну повозку – дяди Дэвида, но три…
Все в порядке, дядя Дэвид здесь. Он сидел в своей повозке вместе с Исо. Рядом с ним был мистер Харкнис. Во второй повозке сидели мистер Хостеттер, мистер Нордхолт и мистер Клут. В третьей – мистер Фенвэй с мистером Глессером.
Дядя Дэвид слез с повозки и подошел к отцу, который уже спешил навстречу. За ним последовали мистер Хостеттер, мистер Нордхолт и мистер Глессер. Исо не пошевелился и даже не поднял головы. Мистер Харкнис пристально изучал Лена, все еще стоявшего в дверях, и взгляд его был злым и угрожающим. На какое-то мгновение Лен встретился с ним глазами, но тут же потупился. Ему страшно хотелось скрыться, но он знал, что это бесполезно.
Все мужчины подошли к повозке дяди Дэвида, который что-то говорил Исо. Тот пристально рассматривал свои руки, не поднимая головы и не проронив ни слова.
– Он не хочет с нами разговаривать, – сказал мистер Нордхолт. – Те слова просто вырвались у него.
Отец обернулся и кивнул Лену:
– Поди-ка сюда.
Лен медленно приблизился. Он не мог заставить себя поднять голову и посмотреть отцу в лицо.
– Лен.
– Да, сэр.
– Это правда, что у вас есть радио?
– Да, сэр.
– Это правда, что вы украли книги и прочитали их? Это правда, что вы не поставили в известность мистера Нордхолта, хотя вас предупреждали? И наконец, ты знал, что собирается делать Исо, но не сказал ни мне, ни дяде Дэвиду?
Лен вздохнул. Устало, как больной, старый, усталый человек, он поднял голову и с трудом выдавил из себя:
– Да, сэр, все это правда.
Лицо отца казалось высеченным из камня.
– Замечательно, – только и смог сказать он.
– Можешь поехать с нами, – обратился к нему Глессер. – Побереги свою упряжку для более важных дел.
– Ладно, – отозвался отец, холодно взглянув на Лена, что означало: «Следуй за мной».
Лен пошел за отцом. Проходя мимо Хостеттера, он увидел печаль и сожаление на его лице, скрытом полями широкой шляпы. Отец и мистер Фенвэй влезли в повозку, а мистер Глессер взял вожжи.
Лен медленно опустился позади отца, он не мог избавиться от болезненной дрожи. Повозка, дернувшись, тронулась со двора, миновала дорогу и покатилась по меже западного поля к лесу.
Все остановились как раз там, где росли маки. Переговариваясь, вылезли из повозок. Затем отец повернулся к Лену со словами:
– Пойдем, покажешь, где это, – и показал на лес.
Лен не пошевелился.
В первый раз за все время заговорил Исо:
– Ну иди, показывай, – голос его дрожал от ненависти, – они все равно отыщут радио, даже если им придется поджечь лес.
Дядя Дэвид развернулся, ударил его по губам и произнес что-то из Библии.
– Ну же, Лен, – повторил отец.
И Лен сдался. Он показал тропинку в лесу. Как будто ничего не изменилось со времени их последнего посещения: тот же лес, та же тропинка, те же деревья, знакомые заросли дурмана. Но сейчас все это выглядело отталкивающим и негостеприимным, и большие сапоги безжалостно втаптывали и ломали ветки папоротника.
Наконец они вышли к месту, где сливались воды ручья и реки. Лен остановился позади дуплистого дерева.
– Здесь, – сказал он, не узнавая собственного голоса. Лучи солнца скользили по нежной зелени травы и деревьев, буроватые воды Пиматанинга отливали медью, где-то в стороне каркали вороны – Лену казалось, что они смеются над ним.
Дядя Дэвид грубо подтолкнул Исо:
– Доставай его.
Исо с минуту поколебался, затем засунул руку в дупло и вытащил завернутые в парусину книги.
Нордхолт развернул их и отошел от дерева, чтобы получше рассмотреть.
– Да, – сказал он, – все в полном порядке.
Исо держал в руках радио, в его глазах блестели слезы. Мужчины застыли в нерешительности.
– Соумс просил передать его личные вещи жене, если что-нибудь случится с ним. Он показал мне ящик, в котором они хранятся. Фанаты на проповеди собирались разнести его фургон, и я поспешил забрать вещи и ящик, не открывая его.
Вперед вышел дядя Дэвид. Он вырвал радио из рук Исо, бросил его в траву и несколько раз наступил тяжелым сапогом. Затем подобрал то, что от него осталось, и швырнул в реку.
– Я ненавижу тебя, – сквозь зубы процедил Исо. Он обвел всех взглядом. – Вы не сможете остановить меня! Я все равно уйду в Барторстаун!
Дядя Дэвид вновь ударил его. Мистер Харкнис обшарил дупло, удостоверившись, что там пусто. Все собрались уходить, и мистер Хостеттер сказал:
– Я требую, чтобы мой фургон обыскали.
– Я знаю тебя давно, Эд, – возразил мистер Харк-нис. – Не думаю, что это необходимо.
– Нет, я настаиваю, – повысив голос, сказал Хостеттер. – Я требую, чтобы мой фургон обыскали сверху донизу. От однажды закравшегося подозрения недалеко до убийства, а плохие новости распространяются быстро. Мне совсем не хочется, чтобы другие думали обо мне так же плохо, как о Соумсе.
Лен содрогнулся от внезапной мысли, что Хостеттер пытается оправдаться.
А еще он понял, что Исо совершил роковую ошибку.
Дорога домой казалась бесконечной. На этот раз повозки не заехали во двор, остановились на дороге. Лен и отец вышли, Исо и дядя Дэвид остались в своей повозке. Затем мистер Харкнис сказал:
– Мы хотели бы завтра поговорить с мальчиками, – и в голосе послышались зловещие нотки.
Его повозка тронулась и покатилась в деревню, за ней другая. Дядя Дэвид направил лошадь в противоположную сторону. Исо свесился из повозки и прокричал Лену:
– Не сдавайся! Они не смогут заставить тебя перестать думать! Что бы они ни делали, они не смогут…
Дядя Дэвид резко развернул повозку и въехал во двор.
– Сейчас мы увидим, какой ты герой. Илайджа! Я воспользуюсь твоей конюшней.
Отец нахмурился, но ничего не сказал. Дядя Дэвид прошел к конюшне через весь двор, толкая Исо впереди себя. Из дома выбежала мать.
– Приведи Лена, я хочу, чтобы он видел, – прокричал дядя Дэвид.
Отец еще больше нахмурился и молча кивнул в знак согласия. Затем он взял мать за руку, отвел в сторону и что-то тихонько шепнул ей. Мать повернулась к Лену: «О, нет! Ленни, как ты мог!» и бросилась в дом, приложив к лицу фартук. Лен знал, что она плачет. Отец указал на конюшню. Лену показалось, что он в душе осуждает дядю Дэвида, но не считает себя вправе спорить с ним.
Лен тоже осуждал его. Дядя Дэвид всегда считал, что ребенок имеет не больше прав, чем любое недвижимое имущество на ферме. При мысли о конюшне Лен содрогнулся, но отец снова подал знак, и пришлось подчиниться.
Уже стемнело, и внутри горел фонарь. Дядя Дэвид снял кожаный ремень.
– Становись на колени, – произнес он.
– Нет!
– На колени! – послышался удар.
Исо всхлипнул и опустился на колени.
– Ты никогда больше ничего не украдешь. Ты сделал меня отцом вора. Ты осмелился лгать. Ты сделал меня отцом лжеца, – его рука поднималась и опускалась в такт словам, и каждая пауза была заполнена щелчком толстого кожаного ремня по плечам Исо. – Ты знаешь, что говорит об этом Библия, Исо. Любящие да очистят детей своих от грехов. Тот, кто ненавидит детей своих, отрекается от всего рода.
Исо больше не мог сдерживать крики и рыдания. Лен отвернулся. Через некоторое время дядя Дэвид остановился, тяжело дыша:
– Ты все еще считаешь, что я не могу заставить тебя мыслить по-другому?
– Да! – прохрипел Исо, скорчившись на полу.
– Ты все еще собираешься в Барторстаун?
– Да!
– Ну что ж, посмотрим.
Лен старался не слушать. Казалось, это будет продолжаться бесконечно. Отец не выдержал и сделал шаг вперед:
– Дэвид!
– Присматривай лучше за своим щенком, Илайджа! Я всегда говорил, что ты слишком много ему позволяешь. – Он вновь вернулся к Исо: – Ты еще не передумал?
Исо промычал что-то невнятное, но было ясно, что он сдался.
– Эй, ты, – внезапно обратился к Лену дядя Дэвид, – посмотри на это. Хвастовству и упрямству пришел конец!
Исо пошевелился на полу, в пыли и соломе. Дядя Дэвид пнул его ногой.
– Ты все еще собираешься в Барторстаун?
Исо застонал, закрыв лицо руками. Лен попытался было улизнуть, но дядя Дэвид схватил его тяжелой, влажной от пота рукой.
– Вот он, твой герой. Вспомни о нем, когда очередь дойдет до тебя.
– Отпустите меня! – прошептал Лен.
Дядя Дэвид зловеще захохотал. От оттолкнул Лена и подал отцу ремень. Затем схватил Исо за шиворот и выволок наружу.
– Повтори громче, чтобы они слышали!
Исо всхлипнул, будто младенец:
– Я больше не буду! Я раскаиваюсь.
– А теперь убирайся! Убирайся и замаливай свои грехи. Доброй ночи, Илайджа, и помни: твой ребенок так же виноват во всем, как и мой.
Они вышли в темноту, и через некоторое время Лен услышал, как тронулась повозка.
Отец вздохнул. Он выглядел печальным и усталым:
– Я доверял тебе, Лен. А ты предал меня.
– Я не хотел этого, отец.
– Но сделал.
– Да.
– Почему, объясни мне, Лен!
– Потому, что хотел учиться, хотел знать!
Отец снял шляпу и закатал рукава:
– Я мог бы прочесть тебе длинную нотацию, но что сделано – того не изменишь, и это будет для тебя пустым звуком. Ты только помни мои слова, Лен.
– Да, отец, – Лен замолчал, скрестив руки.
– Мне очень жаль, – сказал отец, – но я должен… проделать это ради твоей же пользы.
Лен повторял про себя:
– Нет, ты не в силах заставить меня пасть на колени и раскаяться, я никогда не сдамся, никогда не оставлю Барторстаун, и книги, и знания, и все, что существует в мире вне пределов Пайперс Рана!
Но он сдался. На полу конюшни, в пыли и соломе он все-таки сдался. Так закончилось детство Лена.
Часть 7
Лен ненадолго заснул, будто провалился в глубокую пропасть. Проснувшись, он долго и пристально всматривался в темноту и думал. Лен долго ворочался без сна в своей маленькой комнатке. А когда наступил рассвет, волна горя, ярости и стыда захлестнула его. Затем, устав от этих переживаний, он попытался обдумать происшедшее более спокойно.
Лен знал, что он никогда не перестанет думать о Барторстауне – город стал частицей его самого. Он знал, что никому на свете, даже отцу, не позволено прикасаться к самому сокровенному. Хороший или плохой, грешный или праведный, это был он, Лен Колтер, единственный и неповторимый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Лен и Исо оставались на своих местах, на расстоянии наблюдая за происходящим. Лену очень хотелось остаться незамеченным отчасти из-за украденного радио, отчасти ему неловко было осознавать, что они почти друзья, и он знает секрет мистера Хостеттера. Одним словом, встречаться с ним Лену не хотелось.
– Когда ты собираешься сделать это? – спросил Лен.
– Посмотрим.
Исо пристально наблюдал за фургоном. С тех пор, как мальчики нашли подход к радио, Исо странным образом изменился: стал замкнутым, почти избегал Лена, иногда даже не замечал его.
– Я пойду туда, – сказал однажды Исо, имея в виду Барторстаун, и с тех пор терпеливо ждал приезда Хостеттера.
Исо схватил Лена за руку, больно стиснув ее:
– Разве ты не хочешь пойти со мной?
Лен опустил голову. Он постоял с минуту молча, затем сказал:
– Нет, я не могу, – и отстранился от него, – не сейчас.
– Тогда в следующем году. Я расскажу ему о тебе.
– Посмотрим.
Исо хотел сказать что-то еще, но, казалось, не мог подобрать слов. Лен отошел. Он быстро поднимался по крутому берегу, вначале медленно, затем все быстрее и быстрее, почти бегом. По щекам текли горячие слезы, что-то внутри кричало: «Трус, трус, он уйдет в Барторстаун, а ты побоишься и навсегда останешься в этой дыре!» Лен ни разу не оглянулся.
Мистер Хостеттер провел в Пайперс Ране три дня. Это были самые тяжелые и долгие дни в жизни Лена.
«Ты еще не можешь уйти, – настойчиво твердил он себе. – Мать будет плакать, а отец винить себя, я не хочу делать родителей несчастными». Но неотвязная мысль последовать за Исо не покидала Лена.
Обремененный своей тайной, Лен выполнял обычную работу спустя рукава. Он не отходил от дома, лес и поле больше не манили его. Мать принялась лечить его лавровым чаем. А Лен все время с напряжением прислушивался, не раздастся ли цокот копыт по дороге, он ждал, что приедет дядя Дэвид с вестью о пропаже Исо.
На третий день вечером он действительно услышал топот быстро приближающейся лошади. Лен как раз помогал матери мыть посуду. Было еще светло, на западе алел закат. Нервы Лена болезненно напряглись, и тарелки вдруг стали скользкими и непослушными. В воротах показалась тащившая повозку лошадь, затем – еще лошадь, и еще повозка, и еще. Во двор вышел отец, Лен последовал за ним, стараясь унять предательскую дрожь в коленках. Он ожидал одну повозку – дяди Дэвида, но три…
Все в порядке, дядя Дэвид здесь. Он сидел в своей повозке вместе с Исо. Рядом с ним был мистер Харкнис. Во второй повозке сидели мистер Хостеттер, мистер Нордхолт и мистер Клут. В третьей – мистер Фенвэй с мистером Глессером.
Дядя Дэвид слез с повозки и подошел к отцу, который уже спешил навстречу. За ним последовали мистер Хостеттер, мистер Нордхолт и мистер Глессер. Исо не пошевелился и даже не поднял головы. Мистер Харкнис пристально изучал Лена, все еще стоявшего в дверях, и взгляд его был злым и угрожающим. На какое-то мгновение Лен встретился с ним глазами, но тут же потупился. Ему страшно хотелось скрыться, но он знал, что это бесполезно.
Все мужчины подошли к повозке дяди Дэвида, который что-то говорил Исо. Тот пристально рассматривал свои руки, не поднимая головы и не проронив ни слова.
– Он не хочет с нами разговаривать, – сказал мистер Нордхолт. – Те слова просто вырвались у него.
Отец обернулся и кивнул Лену:
– Поди-ка сюда.
Лен медленно приблизился. Он не мог заставить себя поднять голову и посмотреть отцу в лицо.
– Лен.
– Да, сэр.
– Это правда, что у вас есть радио?
– Да, сэр.
– Это правда, что вы украли книги и прочитали их? Это правда, что вы не поставили в известность мистера Нордхолта, хотя вас предупреждали? И наконец, ты знал, что собирается делать Исо, но не сказал ни мне, ни дяде Дэвиду?
Лен вздохнул. Устало, как больной, старый, усталый человек, он поднял голову и с трудом выдавил из себя:
– Да, сэр, все это правда.
Лицо отца казалось высеченным из камня.
– Замечательно, – только и смог сказать он.
– Можешь поехать с нами, – обратился к нему Глессер. – Побереги свою упряжку для более важных дел.
– Ладно, – отозвался отец, холодно взглянув на Лена, что означало: «Следуй за мной».
Лен пошел за отцом. Проходя мимо Хостеттера, он увидел печаль и сожаление на его лице, скрытом полями широкой шляпы. Отец и мистер Фенвэй влезли в повозку, а мистер Глессер взял вожжи.
Лен медленно опустился позади отца, он не мог избавиться от болезненной дрожи. Повозка, дернувшись, тронулась со двора, миновала дорогу и покатилась по меже западного поля к лесу.
Все остановились как раз там, где росли маки. Переговариваясь, вылезли из повозок. Затем отец повернулся к Лену со словами:
– Пойдем, покажешь, где это, – и показал на лес.
Лен не пошевелился.
В первый раз за все время заговорил Исо:
– Ну иди, показывай, – голос его дрожал от ненависти, – они все равно отыщут радио, даже если им придется поджечь лес.
Дядя Дэвид развернулся, ударил его по губам и произнес что-то из Библии.
– Ну же, Лен, – повторил отец.
И Лен сдался. Он показал тропинку в лесу. Как будто ничего не изменилось со времени их последнего посещения: тот же лес, та же тропинка, те же деревья, знакомые заросли дурмана. Но сейчас все это выглядело отталкивающим и негостеприимным, и большие сапоги безжалостно втаптывали и ломали ветки папоротника.
Наконец они вышли к месту, где сливались воды ручья и реки. Лен остановился позади дуплистого дерева.
– Здесь, – сказал он, не узнавая собственного голоса. Лучи солнца скользили по нежной зелени травы и деревьев, буроватые воды Пиматанинга отливали медью, где-то в стороне каркали вороны – Лену казалось, что они смеются над ним.
Дядя Дэвид грубо подтолкнул Исо:
– Доставай его.
Исо с минуту поколебался, затем засунул руку в дупло и вытащил завернутые в парусину книги.
Нордхолт развернул их и отошел от дерева, чтобы получше рассмотреть.
– Да, – сказал он, – все в полном порядке.
Исо держал в руках радио, в его глазах блестели слезы. Мужчины застыли в нерешительности.
– Соумс просил передать его личные вещи жене, если что-нибудь случится с ним. Он показал мне ящик, в котором они хранятся. Фанаты на проповеди собирались разнести его фургон, и я поспешил забрать вещи и ящик, не открывая его.
Вперед вышел дядя Дэвид. Он вырвал радио из рук Исо, бросил его в траву и несколько раз наступил тяжелым сапогом. Затем подобрал то, что от него осталось, и швырнул в реку.
– Я ненавижу тебя, – сквозь зубы процедил Исо. Он обвел всех взглядом. – Вы не сможете остановить меня! Я все равно уйду в Барторстаун!
Дядя Дэвид вновь ударил его. Мистер Харкнис обшарил дупло, удостоверившись, что там пусто. Все собрались уходить, и мистер Хостеттер сказал:
– Я требую, чтобы мой фургон обыскали.
– Я знаю тебя давно, Эд, – возразил мистер Харк-нис. – Не думаю, что это необходимо.
– Нет, я настаиваю, – повысив голос, сказал Хостеттер. – Я требую, чтобы мой фургон обыскали сверху донизу. От однажды закравшегося подозрения недалеко до убийства, а плохие новости распространяются быстро. Мне совсем не хочется, чтобы другие думали обо мне так же плохо, как о Соумсе.
Лен содрогнулся от внезапной мысли, что Хостеттер пытается оправдаться.
А еще он понял, что Исо совершил роковую ошибку.
Дорога домой казалась бесконечной. На этот раз повозки не заехали во двор, остановились на дороге. Лен и отец вышли, Исо и дядя Дэвид остались в своей повозке. Затем мистер Харкнис сказал:
– Мы хотели бы завтра поговорить с мальчиками, – и в голосе послышались зловещие нотки.
Его повозка тронулась и покатилась в деревню, за ней другая. Дядя Дэвид направил лошадь в противоположную сторону. Исо свесился из повозки и прокричал Лену:
– Не сдавайся! Они не смогут заставить тебя перестать думать! Что бы они ни делали, они не смогут…
Дядя Дэвид резко развернул повозку и въехал во двор.
– Сейчас мы увидим, какой ты герой. Илайджа! Я воспользуюсь твоей конюшней.
Отец нахмурился, но ничего не сказал. Дядя Дэвид прошел к конюшне через весь двор, толкая Исо впереди себя. Из дома выбежала мать.
– Приведи Лена, я хочу, чтобы он видел, – прокричал дядя Дэвид.
Отец еще больше нахмурился и молча кивнул в знак согласия. Затем он взял мать за руку, отвел в сторону и что-то тихонько шепнул ей. Мать повернулась к Лену: «О, нет! Ленни, как ты мог!» и бросилась в дом, приложив к лицу фартук. Лен знал, что она плачет. Отец указал на конюшню. Лену показалось, что он в душе осуждает дядю Дэвида, но не считает себя вправе спорить с ним.
Лен тоже осуждал его. Дядя Дэвид всегда считал, что ребенок имеет не больше прав, чем любое недвижимое имущество на ферме. При мысли о конюшне Лен содрогнулся, но отец снова подал знак, и пришлось подчиниться.
Уже стемнело, и внутри горел фонарь. Дядя Дэвид снял кожаный ремень.
– Становись на колени, – произнес он.
– Нет!
– На колени! – послышался удар.
Исо всхлипнул и опустился на колени.
– Ты никогда больше ничего не украдешь. Ты сделал меня отцом вора. Ты осмелился лгать. Ты сделал меня отцом лжеца, – его рука поднималась и опускалась в такт словам, и каждая пауза была заполнена щелчком толстого кожаного ремня по плечам Исо. – Ты знаешь, что говорит об этом Библия, Исо. Любящие да очистят детей своих от грехов. Тот, кто ненавидит детей своих, отрекается от всего рода.
Исо больше не мог сдерживать крики и рыдания. Лен отвернулся. Через некоторое время дядя Дэвид остановился, тяжело дыша:
– Ты все еще считаешь, что я не могу заставить тебя мыслить по-другому?
– Да! – прохрипел Исо, скорчившись на полу.
– Ты все еще собираешься в Барторстаун?
– Да!
– Ну что ж, посмотрим.
Лен старался не слушать. Казалось, это будет продолжаться бесконечно. Отец не выдержал и сделал шаг вперед:
– Дэвид!
– Присматривай лучше за своим щенком, Илайджа! Я всегда говорил, что ты слишком много ему позволяешь. – Он вновь вернулся к Исо: – Ты еще не передумал?
Исо промычал что-то невнятное, но было ясно, что он сдался.
– Эй, ты, – внезапно обратился к Лену дядя Дэвид, – посмотри на это. Хвастовству и упрямству пришел конец!
Исо пошевелился на полу, в пыли и соломе. Дядя Дэвид пнул его ногой.
– Ты все еще собираешься в Барторстаун?
Исо застонал, закрыв лицо руками. Лен попытался было улизнуть, но дядя Дэвид схватил его тяжелой, влажной от пота рукой.
– Вот он, твой герой. Вспомни о нем, когда очередь дойдет до тебя.
– Отпустите меня! – прошептал Лен.
Дядя Дэвид зловеще захохотал. От оттолкнул Лена и подал отцу ремень. Затем схватил Исо за шиворот и выволок наружу.
– Повтори громче, чтобы они слышали!
Исо всхлипнул, будто младенец:
– Я больше не буду! Я раскаиваюсь.
– А теперь убирайся! Убирайся и замаливай свои грехи. Доброй ночи, Илайджа, и помни: твой ребенок так же виноват во всем, как и мой.
Они вышли в темноту, и через некоторое время Лен услышал, как тронулась повозка.
Отец вздохнул. Он выглядел печальным и усталым:
– Я доверял тебе, Лен. А ты предал меня.
– Я не хотел этого, отец.
– Но сделал.
– Да.
– Почему, объясни мне, Лен!
– Потому, что хотел учиться, хотел знать!
Отец снял шляпу и закатал рукава:
– Я мог бы прочесть тебе длинную нотацию, но что сделано – того не изменишь, и это будет для тебя пустым звуком. Ты только помни мои слова, Лен.
– Да, отец, – Лен замолчал, скрестив руки.
– Мне очень жаль, – сказал отец, – но я должен… проделать это ради твоей же пользы.
Лен повторял про себя:
– Нет, ты не в силах заставить меня пасть на колени и раскаяться, я никогда не сдамся, никогда не оставлю Барторстаун, и книги, и знания, и все, что существует в мире вне пределов Пайперс Рана!
Но он сдался. На полу конюшни, в пыли и соломе он все-таки сдался. Так закончилось детство Лена.
Часть 7
Лен ненадолго заснул, будто провалился в глубокую пропасть. Проснувшись, он долго и пристально всматривался в темноту и думал. Лен долго ворочался без сна в своей маленькой комнатке. А когда наступил рассвет, волна горя, ярости и стыда захлестнула его. Затем, устав от этих переживаний, он попытался обдумать происшедшее более спокойно.
Лен знал, что он никогда не перестанет думать о Барторстауне – город стал частицей его самого. Он знал, что никому на свете, даже отцу, не позволено прикасаться к самому сокровенному. Хороший или плохой, грешный или праведный, это был он, Лен Колтер, единственный и неповторимый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28