- Все в порядке, - сказал полисмен, - приехали.
Ян осторожно поднялся и увидел, что они стоят вдоль ряда маленьких
домов. Когда-то они были привлекательны, но теперь обветшали и обвалились,
стекла были выбиты, и крыши просели. На другой стороне улицы находилась
высокая проволочная изгородь, а за ней пустырь с пятнами выжженной земли и
лишь случайными клочками травы и кустарника. За пустырем, в доброй сотне
метров, стояла другая, похожая изгородь. За ней были здания, дома и
конторские блоки. Ян не мог разглядеть остальные детали, но было ясно, что
эти строения выглядят ветхими.
- Ложись обратно, - велел полисмен. - Вот туда-то ты и пойдешь.
Отсюда они еще не так плохо смотрятся... - он рассмеялся, невесело,
скорее, иронически. - Сейчас пройдешь через пикет. Но все ребята меня там
знают, они тебе только помашут. Я подам им сигнал, они решат, что это
вызов.
Машина рванулась вперед, и взвыла сирена. Они развернулись, погасили
скорость, ткнулись бампером во что-то твердое на дороге, затем поехали
дальше. Вскоре сирена стихла, и их продвижение замедлилось.
- Будь готов, - сказал полисмен. - Я поеду полегоньку, но не
останавливаясь. Когда я скажу, выскакивай. Окажешься рядом с чем-то вроде
тупиковой улочки между дворами. Пойдешь по ней потихоньку-полегоньку, и
тебя встретят.
- Спасибо за помощь.
- Не благодари, пока не увидишь, чем это все кончится. Давай!
Ян нажал на ручку и распахнул дверцу. Он сделал шаг наружу, и тут же
ручку дверцы вырвало из его руки, и внезапный рывок машины заставил дверцу
захлопнуться. Полицейская машина обогнула ближайший угол и исчезла из
вида. Ян взглянул на дырявые деревянные заборы, стоявшие вдоль грязной
загроможденной улочки. Следуя инструкции, он пошел по ней, чувствуя, что
на него смотрят, но никого не видя. В заборе была калитка, и, когда он
проходил мимо, она распахнулась.
- Иди сюда, - произнес грубый голос.
Ян повернулся, чтобы взглянуть на этого человека и на двух, что были
с ним. Все трое держали его под прицелом пистолетов. У всех троих была
угольно-черная кожа.

8
- Ты и впрямь со звездолета, как они говорят? - спросил ближайший к
нему человек. Ян кивнул, и человек махнул пистолетом. - Тогда заходи, раз
ты можешь нам об этом рассказать.
Они столпились вокруг него, втолкнули его в дом и провели по темному
коридору в комнату. Он услышал, как за спиной гремят, закрываясь, запоры.
В комнате были наглухо забитые окна и отсутствовала вентиляция; мебели не
было, кроме круглого деревянного стола, окруженного расхлябанными
стульями. Один из этих людей потянул его за руку, подтащил к стулу, затем
взмахнул перед его лицом своим длинным, видавшим видом пистолетом.
- Ты шпик! - сказал он с яростью, цедя слова сквозь сжатые губы. - Ты
шпик из охранки...
- Ну-ка, отвали, - сказал старший из них, тихонько толкая сердитого в
плечо. Тот непроизвольно отодвинулся, и старший сел рядом с Яном.
- Худо, если тебя легавые сюда подкинули, он этого не любит. А кто
любит? Я Уилли. Тебя зовут Ян, видел твой портрет по телевизору.
Ян кивнул, стараясь разобрать его слова. Он говорил на диалекте,
столь же резком и непонятном, как и глазвергский.
- По телеку сказали, что ты со звезд. Если это правда, ты нам
расскажешь, что там творится.
И еще раз Ян рассказывал об успехах восстания, и человек внимательно
слушал, подавшись вперед, заставляя его повторять отдельные фразы;
очевидно, его акцент был столь же труден для них. Вновь его стала
одолевать усталость, горло пересохло. Когда он попросил воды, Уилли дал
сигнал одному из людей.
- Есть тоже хочешь? - спросил он. Ян кивнул, и Уилли прокричал
указания в открытую дверь.
Пища была незнакомая, но сытная. Какие-то зеленые овощи и кусок
какого-то высококачественного заменителя мяса. Люди смотрели на него, пока
он ел, и возбужденно переговаривались друг с другом.
- Что наши хотят знать, - сказал Уилли, - это есть ли на звездах
братья.
- Я не понимаю.
- Черные. Черные люди вроде нас. Или с обеих сторон воют и убивают
только белые?
Это был важный вопрос, и в комнате стало тихо. Ян доел и отодвинул
тарелку.
- Спасибо. Я был очень голоден, - он секунду подумал. - Прежде я сам
хочу задать вопрос. В этом местечке, как его, Нью-Уоттс? Здесь, что, все
черные?
- Можешь этому верить.
- На планетах такого нет. Я хочу сказать, что никогда не видел, чтобы
люди разделялись из-за цвета кожи. На Земле - да, здесь существуют
различные цвета кожи среди туземного населения Африки и Азии. То есть,
существуют различия по расовым признакам на географической основе. Но как
только людей переправляют на планеты, это разделение ломается. Оно не
нужно. И без него достаточно проблем...
- Ты говоришь слишком быстро, - сказал Уилли. - Я правильно уловил,
что там все краски выцветают? Что смешиваются все цвета кожи?
- Да, конечно. Цвет кожи не имеет значения.
- А здесь еще как имеет, - сказал Уилли, и один из людей очень громко
крикнул: "Аминь!". - Да, трудно поверить, что и говорить. Думаю, тебе
стоит потолковать с Проповедником. Он лихо шпарит на твоем языке. Он нам
скажет, что к чему.
Не выпуская из рук оружия, люди вывели Яна из комнаты. Оружие было
старое и изношенное - музейные экспонаты, иначе не скажешь. Они вошли в
другую комнату, в спальню, где на залатанных одеялах спали дети. Дети и
старая седая женщина молчаливо смотрели, как они проходят. Здесь был
выход, дыра с неровными краями, пролом в стене. Она открывала скрытый ход
в соседний дом. Когда они прошли через четыре подобных жилища, Ян понял,
что все здания, должно быть, связываются подобным образом, являя, по сути,
одно обширное здание. Наконец, они подошли к закрытой двери, и Уилли
легонько в нее постучал.
- Входите, - позвал голос. Яна втолкнули в просторную, заставленную
книгами комнату. Отличие от других, виденных им, квартир, было
разительным. Обстановка, казалось, принадлежала некогда студии
университетского корифея - во всяком случае, именно такое создавалось
впечатление. Стол завален бумагами и раскрытыми книгами, на стенах
портреты в рамах и даже карты мира. Мягкие кресла, а за кафедрой удобно
развалился в кресле сам корифей. Чернокожий, как и все остальные.
- Спасибо, Уилли, - сказал он. - Я сам собирался побеседовать здесь с
Яном.
- Вам, конечно, удастся...
- Конечно. Оставь снаружи человека, чтобы я мог крикнуть, если
понадобится.
Когда дверь закрылась, человек встал, чтобы обменяться с Яном
рукопожатиями. Он был средних лет, с густой бородой и длинными волосами.
Одежда на нем была черная и консервативная, с ней хорошо сочетался
церковный собачий ошейник.
- Я преподобный Монтье, мистер Кулозик. Мне чрезвычайно приятно
приветствовать вас здесь.
Ян пожал руку и смог лишь кивком выразить свою благодарность. Акцент
исчез без следа, и преподобный отец говорил легким и культурным голосом.
- Прошу вас, садитесь. Позвольте предложить вам бокал шерри. Это
местное вино, и я надеюсь, что вы найдете его приятным.
Ян отпил шерри - оно было отменным - и оглядел комнату.
- Прошу простить меня, что я все рассматриваю, - сказал он. - Но мне
уже несколько лет не приходилось бывать в подобной комнате. Я восхищен
вашей библиотекой.
- Благодарю вас. Большинству этих томов сотни лет, они чрезвычайно
редкие. Каждая страница сохраняется абсорбционным методом.
- Неужели это книги Вредителей? Можно? Спасибо. - Он поставил бокал
на стол и подошел к полкам. Переплеты были потрепаны и с трудом
восстановлены, большинство заглавий стерлось. Протянув руку, он снял одну
из самых внушительных и осторожно раскрыл ее на титульной странице. Она
была озаглавлена: "Средние века, 395-1500". Он осторожно повернул
страницу, и на обратной стороне прочитал: "Издание 1942 года".
Когда он заговорил, ему трудно было удержаться от благоговения в
голосе:
- Эта книга... Ей больше пяти столетий. Я и не думал, что на свете
осталось что-либо подобное.
- Они существуют, заверяю вас, и их немало. Но я могу понять ваши
чувства. Вы британец, я угадал?
Ян кивнул.
- Ну конечно. Акцент и этот термин "Вредители". Я знаю, что в вашей
стране он в обиходе. А вы должны понимать, что эти книги я приобрел
благодаря различным возможностям, возникшим в период, называемый
историками "Ретроспективой". В эти времена различные страны и районы
приходили в упадок, но они приспосабливались теми или иными путями,
которые всегда способствовали существованию социальных подразделений.
Великобритания, традиционно классово ориентированное общество,
утилизировала исторически сложившуюся классовую систему для консолидации
жесткой общественной структуры, существующей и ныне. Правящая элита
никогда не находила счастья в том, чтобы давать образование массам. Они
почувствовали только облегчение, когда физические обстоятельства покончили
с этой необходимостью. Но ограничение образования и информации, будучи
начато, не имело конца. Я думаю, что большинство британских граждан
сегодня не имеют представления о подлинной природе истории, либо даже о
мире, в котором они живут. Это правда?
- Во многом. Мое случайное обнаружение этого факта повлекло за собой
цепочку событий, которые привели меня в эту комнату.
- Понимаю. В такой системе, как ваша, конформизм более всего должен
тяготеть над интеллектом. История там идет совершенно иным курсом,
поскольку существует много путей тирании. Америка, не имея классовой
системы, традиционно подразумевала вертикальную мобильность, основанную в
большей части на деньгах. Здесь всегда наличествовала истина, что не
родословная, а банковский счет определяют ваш статус. Конечно, были
исключения для физически видимых меньшинств, ирландского, польского,
еврейского - традиционно подавляемых меньшинств, ассимилировавших спустя
первые несколько поколений, поскольку их расовые признаки не позволяли им
слиться с темнокожими расами, которые, будучи мягко отправлены на дно и
вынуждены оставаться там во власти повторяемых циклов физических и
образовательных лишений. Такова была ситуация до начала Ретроспективы, и
она завершилась обществом, которое вы видите.
Он потянулся за графином с шерри.
- Ваш бокал пуст. Боюсь, что я покажусь плохим хозяином.
- Прошу вас, не очень много. И продолжайте. Я долгие годы жил на
планете, которая в культурном отношении представляла собой пустырь
вселенной. Ваши слова и эта беседа... вы не представляете, что я
испытываю.
- Думаю, представляю. Так же и я чувствовал себя, когда открыл свою
первую книгу. Именно жажда знаний и привела меня в эту комнату, к
положению, которое я занимаю сегодня. Я хотел знать, почему мир стал
таким, каков он есть. У меня есть основательная причина его ненавидеть -
но также я хотел и понимать его. Как я сказал, Ретроспектива еще более
углубила традиционные разделения. Ваше полицейское государство в Британии
прошло через эксцессы доброты, к попытке увидеть, что каждому необходим по
крайней мере минимум для существования, хотя бы пища, чтобы не умереть,
пусть даже ничего больше. Но в случае, когда государство контролирует все
на свете, люди, находящиеся у бразд управления, имеют абсолютную власть.
Они не откажутся от нее так просто - я надеюсь, с этим вы уже разобрались.
Совершенно иной курс наблюдался здесь. Американская традиция декларирует,
что нуждающиеся - на самом деле тунеядцы, и что без работы они по причине
собственной лени. Ретроспектива увидела полную победу национального духа,
что является всего лишь узаконенным эгоизмом, доведенным до максимума. Это
поразительно; нонсенс, в который люди верят из-за личных интересов. На
самом деле они - наследники интеллектуально обанкротившейся теории под
названием монетаризм, которая представляла возможность богатым становиться
еще богаче, а бедным - беднее, водворяя полностью опровергнутую
экономическую теорию на место разума.
Монтье задумчиво вздохнул, затем отпил шерри из своего бокала.
- Так случилось очевидное. Когда начали производиться пища и энергия,
богатые сначала удерживали большую их часть, а затем - все целиком. В
конце концов, в течении многих лет, предшествующих крушению, это и было
национальной политикой - Америка сосредоточила большую часть мировой
нефти, а затем и всю ее, не оставив ничего для нужды других стран.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26