Взять да и взорвать какой-нибудь узел? Например, депо. А то ведь она и под город подкопается.
— Сломать нельзя. Это же частная собственность. Правда, сейчас не определить, чья именно, поскольку все ужасно запутано. А потом, не очень-то сломаешь, она ведь сама чинится, ремонтируется. И наконец, кто этим будет заниматься? Вы же не придете сюда со взрывчаткой, и я не приду. Поэтому проще ее забыть или считать как бы природным явлением… Да и вообще ее потеряли. Сейчас только редкие знают, где она. Я расскажу в отделе, что ездила тут, на меня вот такими глазами станут смотреть.
Состав замедлил ход, двери-стены раздернулись. Кисч с девушкой вышли, их сразу обрадовал глуховатый рокот. Безлюдный перронный зал, как и на предыдущей станции, сиял чистотой. С правого конца эскалатор шел наверх, с левого — стекал вниз. Двое ступили на гибкую ступенчатую ленту, их повлекло. Здесь не было ни поручней, ни бортика. Только круглый наклонный туннель со шлифованными стенками, где дно — быстро бегущая кверху лестница. Сначала Ниоль и Кисч стояли, затем сели на ступеньки.
— Вот вы говорите взорвать. — Девушка вернулась к начатому разговору. — Это ведь даже опасно. Куда пойдет огромное количество энергии, если ее не потребит дорога? Тут взорвали, а в Мегаполисе выход из строя каких-нибудь агрегатов или что-то совсем неожиданное вроде валютного кризиса. Один мой приятель считает: технологию вообще уже нельзя трогать — у нее, мол, свои экологические цепи и циклы.
— Мораль, — сказал Кисч, — в том, что технологию можно развивать только до той степени, пока она поддается контролю. Не дальше.
— Факт… Или взять положение специалистов. Большинство работает, представления не имея, чем они, в конце концов, заняты. Человека принимают в фирму и знакомят с непосредственными обязанностями. А объяснять, зачем он будет делать то или иное, слишком долго или вообще нельзя из-за секретности. Мура, одним словом. Как-то это все должно кончиться, потому что каждому опротивело.
Назад и вперед туннель эскалатора сходился в точку. Они ехали уже минут десять, ощущение подъема прекратилось, как только внизу исчез зал. Лишь прикоснувшись к стене, можно было убедиться, что рокочущая лестница не стоит на месте. Да еще по легкому вздрагиванию ступенек.
— В желудке ужасно гложет, — сказала девушка. — В ресторанчик бы сейчас. — Она посмотрела на Кисча. — Да, между прочим, пора бы нам познакомиться. Меня зовут Ниоль.
— Я знаю. — Кисч почему-то покраснел. — Ваш приятель так к вам обращался… То есть это ваше имя. А я Лэх… Вернее, Сетера Кисч.
— Как?.. Сетера ведь…
— Если по-настоящему. Видите ли, дело в том…
— У вас с ним был обмен, да? А родились Сетерой Кисчем именно вы?
— Ага… Впрочем, даже лучше, если вы будете звать меня Лэхом. Больше привык.
— Лэх так Лэх. Очень приятно. Знаете, когда я вас первый раз увидела, вы мне почему-то напомнили Хагенауэра.
— Какого Хагенауэра?
— У Моцартов был друг. Добрый, скромный. Все время им давал в долг деньги. Они никогда не возвращали, а он опять. Это я недавно прочла роман о жизни Вольфганга Моцарта. У меня в голове постоянно мелодия из Тридцать восьмой. Помните?
Диковато прозвучало имя Моцарта в этой обстановке.
— Вы, наверное, не способны долго сердиться? — спросила девушка.
— Пожалуй… А по-вашему, это плохое качество?
— Наоборот, замечательное! Я, впрочем, тоже. Обозлишься на кого-нибудь, а потом думаешь: «Черт с ним!»
Наверху показался наконец потолок верхнего вестибюля. Лэх и Ниоль встали. Устье туннеля ширилось, приближаясь. Ступеньки сглаживались, лестница с урчанием уходила в гребешок приемника.
Двое сделали несколько шагов в большом круглом зале, отделанном под красный мрамор. Осмотрелись.
Из зала не было выхода.
Дверей на противоположной стороне не было, там зал оканчивался стеной желтоватой породы.
Ловушка. Продолжение кошмара.
Девушка нахмурилась.
— Неудачно. — Обернувшись, она посмотрела на бегущую в туннеле лестницу. — Похоже, что спуститься будет нелегко.
И действительно, теперь механика эскалатора выступала против них. Они поднялись, воспользовавшись ею, но спускаться пришлось бы, преодолевая ее бездушную силу. По-сумасшедшему нестись против хода ступенек, зная, что малейшая задержка, несколько секунд отдыха отберут все, что завоевано.
Не стеной, не решеткой, а встречным движением их заперло в мраморном зале, и его мрачный цвет как раз сулил теперь беду, гибель.
На миг у Лэха в глазах мелькнуло видение запыленных коридоров, путаница труб. Только не обратно!.. Кроме того, он ведь сам разрушил там всю систему освещения.
— Ни за что! — Бросился туда, где косо поднималась от пола желтая порода, нагнулся.
— Слушайте! Это же песок! Он сухой и легкий. Надо копать. Наверняка тут рядом двери, выход.
Полез наверх, с каждым движением обрушивая маленькие лавины. Под верхним слоем песка там было влажно. Лэх принялся отбрасывать песок руками. Через минуту стала обнажаться стена, затем показался край притолоки. Лэх рыл с ожесточением собаки, считающей, что именно в этом месте она вчера спрятала кость. Наверху образовалась дырка. Пахнуло свежестью. Отверстие ширилось. Хлынул поток дневного света.
— Сюда! Скорее!
Помогая друг другу, двое выбрались из-под притолоки и оказались на дне песчаного кратера. А над ними вечереющее, но еще светлое, беспредельно глубокое небо.
— Вперед! Да здравствует! — Ниоль обняла Лэха, затем, раскинув руки, упала на спину и тут же скатилась метров на двадцать вниз, обратно в мрачный зал.
Через пять минут они выбрались на обрез кратера. Покуда хватал глаз, перед ними простирались груды щебенки, канавы, поваленные краны, завалы бетонных плит, торчащие из земли трубы — первобытный хаос строительства. Все это уходило к горизонту, и на всем пространстве не было заметно ни кустика, ни деревца, ни единого живого существа.
— Величественно, — сказала Ниоль.
Лэх повернул голову и даже отступил от удивления, чуть не обрушившись в кратер. Всего лишь метрах в ста от них тонкую синеву неба косо прорезала высоченная башня, подпертая сбоку кружевом лесов. Та, что он еще рано утром видел с дороги.
Все окна здания светились электрическим светом.
— Это гостиница. — Ниоль переступила с ноги на ногу. — Честное слово. Мне рассказывали, хотя города нет, но гостиница существует и действует.
У великолепного подъезда — он тоже был несколько набок — стоял молодой мужчина. На приближающихся Лэха с девушкой он смотрел без улыбки. Лицо, загорелое, словно вырезанное из темного камня, обращало на себя внимание неподвижной определенностью черт. Индивидуальность, какая-то упрямая, фанатическая, лезла наружу четко, как на портретах Возрождения, — бери ее рукой, словно огурец.
— Здравствуйте, — сказала Ниоль. — Мы убежали, чтобы не попасть в Схему. Можно у вас передохнуть?
— Конечно. — Мужчина не без восхищенного удивления глянул на Ниоль и скромно отвел взгляд в сторону. Он был странно одет. Нечто вроде рубахи из грубого, жесткого серого материала, такие же штаны, неуклюжая, бесформенная обувь. — Отель к вашим услугам. Я здесь смотритель… и хозяин практически. Откуда вы взялись?
— Из подземки.
— Из подземки? Она что, близко?
— Конечно. Вон там дыра.
Вблизи было видно, что мужчина не так уж пышет здоровьем. Под глазами зияли отчетливые черные круги — знак нервного расстройства или хронического недосыпания.
— Жалко, — сказал он. — Только что в пустыню ушла экспедиция на ее розыски.
— В какую пустыню?
— В эту. — Мужчина кивнул на горизонт. — Три дня копошились здесь со своей аппаратурой, а именно на это место как-то не попали… Ну идемте. Я вас накормлю, вымоетесь, переоденетесь. — Он опять смущенно отвел взгляд от Ниоль.
Вестибюль был огромен, как большой готический собор или ангар для ракеты на Марс. Стены, облицованные алюминиевыми плитами цвета старого золота, колонны рельефного окрашенного кигона, диваны и кресла с гнутыми в старинном стиле ножками. Все горизонтальные и вертикальные плоскости сместились под углом градусов в пятнадцать. Шагать приходилось, подогнув одну ногу. Словно на покатой крыше.
— Отель собирали в лежачем положении, — пояснил смотритель. — Начали поднимать, немного недотянули, когда все кончилось. Но службы работают.
Вошли в косой лифт. Мужчина нажал кнопку.
— Лучше я устрою вас на третьем этаже. У меня только там приготовлены свечи.
— Свечи?
— Что-то перепутано в механике освещения. Днем включено и светит. А когда становится темно, гаснет. — Объясняя, он не смотрел на Ниоль. — Я пытался разобраться, не вышло. Тут автономная система освещения.
— Вы что, один на весь отель?
— Уже восемь лет. Но работы не так много. Уборка автоматизирована, белье и посуда одноразового пользования. — Он вдруг глянул на Лэха и девушку с неожиданным подозрением. — Вам как, в одном номере или в разных?
— В разных, — сказала Ниоль. — Только, знаете, мы совсем без денег. Все вышло как-то случайно.
— Не имеет значения. Я вам говорю, что все службы действуют, хотя никто и не живет. Доставка продуктов и прочее. Даже товары регулярно поступают в универмаг. У меня половина времени уходит на то, чтобы все это закапывать и сжигать. Вообще гостиница принадлежит другой системе, отдельно от строительства, и функционирует нормально, за тем исключением, что нет постояльцев. Собственно, вы первые настоящие гости.
В коридоре стены были украшены сложным белым лепным орнаментом, изображающим рыб и водоросли на голубом фоне.
— Сейчас заканчивает ежегодную проверку комиссия из НОСРГ. Можете поужинать вместе с ними. Но тогда консервированными продуктами. А если хотите настоящих свежих овощей и мяса, я готов приготовить. — Смотритель все-таки посмотрел на Ниоль. — Час подождете, и сделаю. Не больше часа.
Девушка вздохнула.
— Нам бы что скорее.
— Тогда с комиссией. Поставлю еще два прибора в пляжном зале и попрошу их подождать. Это здесь, на этаже.
Номер, куда мужчина впустил Лэха, оказался двойным. Из окна открывался широкий вид на пустыню. У противоположной стены, разделенные туалетным столиком, стояли две кровати — Лэх сообразил, что смотритель поставил их так, чтобы наклон получился как бы килевым, а не бортовым. На столике высился грубо сделанный подсвечник со свечой. Над ним встроенный аквариум, где меланхолично скользили красные рыбки. Обнаружив в ванне несколько купальных полотенец, Лэх зарычал от удовольствия. Правда, из-за уклона резервуар можно было наполнять только на треть. Когда Лэх сел в глубокий угол, то погрузился с головой, а в мелком был вынужден сидеть на обнаженном дне.
Вымывшись и отмякнув, он вернулся в комнату и нашел там синий безразмерный костюм с такими же ботинками. Тут же в дверь постучался смотритель.
— Ну как, подходит?.. Девушку я впустил в универмаг, чтобы сама выбрала. Как ее зовут?
— Ее? Ниоль.
— Хорошая девушка. Меня зовут Грогор.
— Лэх. Рад познакомиться.
Пожав друг другу руки — Лэху при этом показалось, что его пальцы попали в осторожные стальные тиски, — они вышли в голубой коридор. Опускающееся солнце окрасило тритонов и акул на стене в желто-розовый. Было понятно, что убранство этажа сделано в морской тематике.
Прогулялись. Из-за наклонности пола Лэх то и дело натыкался на своего спутника. Тот сказал:
— Если бы все время в одном направлении, перекосило бы позвоночник. Но если куда-нибудь идешь, потом-то все равно обратно.
— Не тоскливо без людей?
— Без людей? — Смотритель вдруг остановился, прислонившись к стене, уткнулся лбом в выступающую голову белого тритона, закрыл глаза. Потом через секунду поднял голову. — Что вы сказали?
— Я спросил, не скучно ли одному?.. Вы нездоровы?
— Почему? Просто заснул. — Грогор тряхнул неровно подстриженными светлыми волосами. — Нет, не скучно. У меня есть занятие. Но главное — свобода. Надо мной ведь никого.
— Часто бываете в городе?
— Ни разу за все время.
— Но дорога тут есть?.. Какая вообще связь с городом?
— Дорога была. Ее как раз начали расширять, когда все остановилось. Теперь там не проехать — загорожено, завалено. Поэтому гостиничная фирма перешла на снабжение по воздуху. Так и будут, пока у компьютера не кончится программа. Но когда это произойдет, неизвестно. Комиссию, кстати, тоже вертолет должен забрать — они на три дня приехали.
Ниоль появилась в красном, переливающемся, как бархат, платье. Вместе с ней пришло облако духов. Глаза сияли.
— Как в сказке. Никогда в жизни не имела такого выбора. Неужели вы все уничтожаете?
— Куда же девать? — Смотритель пожал плечами. — Приходится как-то обеспечивать место для новых партий. За продуктами вот только приходят дикие племена из пустыни. Но вещей не берут.
— Дикие племена?
— Тут их три, по-моему. Оседлое и два кочевых. Оседлые мощно едят. У них, впрочем, и народу больше. Канон они себя называют. Особенно-то я не интересовался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14