Загорелся тусклый аварийный свет. Брейк орал не переставая:
- Надеть дыхательные маски! Немедленно! Надо срочно выходить наружу!
- Мой Бог, мы только что сели, разобраны на части, так что и пальцем не
пошевелить... мы просто не в силах!
- А я говорю, надо выходить! Несколько ракет разбилось при посадке! Мы
должны помочь раненым! Надеть маски! Быстро, сукины дети!
Пришлось оставить свои гамаки. Месяцы муштры в Центре подготовки не
прошли даром. Джим Клаймер был уже на ногах, Уолтер пытался распутать ремни
в гамаке подо мной. Кто-то отчаянно ругался в полутьме, и ему вторили
несколько других голосов.
Когда я наконец спрыгнул на пол, мои колени подогнулись. Рядом
приземлился юный Лассен и тут же завалился на бок. Джим было склонился над
ним, но Брейк, стоя у распахнутого люка, орал без передышки:
- Выходите, парни! Выходите, черт бы вас побрал! Мы побежали вниз по
трапу. Зажим маски такдавил мне на нос, что я не мог толком вздохнуть.
Внизу, у спущенного пандуса, стоял офицер и кричал, чтобы мы выходили
наружу и присоединялись к пятому отряду.
Холод. Ледяной холод, и бледное сияние маленького сморщенного Солнца в
медном небе, и волнистая, охряно-красная песчаная равнина до самого
горизонта... Песок скрипел под башмаками, когда наш отряд проследовал за
капитаном Веллом к далекой металлической глыбе, которая лежала, непривычно
наклоненная носом вниз, на склоне высокой дюны.
- Торопитесь, парни! Быстрее!
У груды металла, что когда-то была ракетой-7, нас ожидало кошмарное
зрелище. Корпус был смят в гармошку, словно бумажный. Через трещины
выползали окровавленные люди, взывая о помощи. Из лопнувших топливных баков
доносилось громкое бульканье...
Но нет, все это случилось позже. Сейчас я был еще на борту ракеты-4, и мы
еще не сели на Марс, а только подлетали к загадочной красной планете...
- Внимание, заходим на посадку...
Нет, я не хотел вновь пережить этот проклятый сон! Я орал что было мочи и
отчаянно боролся с ремнями безопасности - и наконец очнулся. Оказалось, я
сижу в кресле самолета и перепуганная стюардесса стоит рядом. Увидев, что я
пришел в себя, она пролепетала:
- Это Омаха, сержант! Мы идем на посадку.
Глаза пассажиров были устремлены на меня, и я понял, что опять кричал во
сне. Спина была мокрой, как каждую ночь в госпитале, когда я просыпался от
собственных воплей.
Я дрожащими руками застегнул ремень. Пассажиры уже смотрели в
иллюминаторы.
Был полдень, и горячее солнце Небраски грело мне спину, когда я достиг
здания аэропорта. Мне повезло - оказалось, что автобус в Куффингтон
отправляется с минуты на минуту.
Рядом со мной сел фермер - крупный парень с короткой стрижкой и мясистым
лицом. Он сразу же предложил сигарету и поведал, что до Куффингтона всего
несколько часов езды.
- Вы живете там? - поинтересовался он, с любопытством разглядывая мою
форму.
- Нет, в Огайо, - ответил я. - Мой друг Клаймер из этих мест.
Фермер не знал его, но вспомнил, что будто бы один из городских ребят на
самом деле был включен в состав Второй экспедиции.
- Да, - кивнул я. - Это и был Джим.
Он ухмыльнулся и задал мне все тот же дурацкий вопрос:
- Ну и как там, в небесах, мистер?
- Сухо, - ответил я. - Чертовски сухо. Ни капли воды.
- Я так и думал, - сказал он. - По правде говоря, у нас тоже нынче засуха
будь здоров. А вот в прошлом году было отлично. В прошлом году...
Куффингтон оказался небольшим городком, окруженным золотистыми полями
пшеницы, тянувшимися до самого горизонта. Центральная улица была заставлена
по обеим сторонам магазинами и лавками, остальные густо заросли кустарником
и больше напоминали аллеи старого парка.
Было жарко, и я не спешил покидать автостанцию. Пролистав тонкий
телефонный справочник, я обнаружил три фамилии Грэхем. Первая же из них
принадлежала мисс Илле Грэхем - той, которую я искал. Узнав, что с ней
разговаривает по телефону друг Джима, она взволнованно воскликнула, что
немедленно приедет и просит подождать.
Я стоял под навесом, смотрел на тенистую улочку, по которой запросто
разгуливали индюки, и думал - вот почему Джим Клаймер был тихим и
спокойным. Точно таким же, как это место.
Подъехал двухместный автомобиль, и мисс Грэхем приглашающе открыла
дверцу. Она оказалась миловидной шатенкой, выглядевшей так, словно
перенесла длительную болезнь.
Видимо, я тоже был не в форме, поскольку она сочувственно взглянула на
меня и сказала:
- Наверное, вы очень устали с дороги, мистер Хаддон. Я чувствую угрызения
совести, что не предложила остановиться у меня на день-два.
- Я в полном порядке, мисс Грэхем, - заверил я. - И очень тороплюсь
домой, в Огайо, а мне надо перед этим еще побывать в паре мест...
Когда мы неспешно ехали по улицам города, я спросил, нет ли у Джима здесь
других родственников.
- Увы, нет, - ответила мисс Грэхем. - Его родители погибли в
автомобильной катастрофе несколько лет назад. Джим некоторое время жил с
дядей на ферме в окрестностях Грандвейта, но они не поладили. Тогда Джим
переехал к нам и стал работать на местной электростанции.
Свернув на соседнюю улочку, она добавила:
- Моя мама сдавала Джиму квартиру. Об этом все знают.
- Понимаю, - сказал я.
Грэхемы жили в большом квадратном доме с просторной верандой. Во дворе
росли старые липы. Мы вошли в дом, и девушка предложила мне сесть в
плетеное кресло около окна. Чуть позже она привела свою мать - маленькую,
сгорбленную старушку. Мы немного поговорили, и старая миссис Грэхем
поведала мне, что Джим был для нее словно родной сын. Она настолько
разволновалась, увидев меня, что дочь вскоре увела ее обратно в соседнюю
комнату.
Вернувшись, она уселась в кресле рядом со мной и показала небольшую
связку голубых конвертов.
- Это письма, которые я получила от Джима, - сказала она грустно. - Их
немного, и они такие короткие...
- Нам разрешали посылать только тридцать слов каждые две недели, -
объяснил я. - На Марсе нас было около двух тысяч, и передатчик не мог
работать на нас все время.
- Удивительно, как много вкладывал Джим в эти несколько слов, - сказала
она и протянула мне несколько писем.
Я прочитал парочку. Одно гласило: "Порой я пытаюсь ущипнуть себя, не
веря, что я один из первых землян, ступивших на чужую планету. По ночам я
часто выхожу наружу, смотрю на зеленую звезду Земли и говорю себе - а ведь
я помог осуществить вековую мечту человечества!"
В другом послании Джим писал: "Этот мир угрюмый, пустынный и
таинственный. Мы мало знаем о нем. До сих пор никто не видел здесь ничего
живого, за исключением лишайников, открытых Первой экспедицией, но на Марсе
наверняка есть и другие формы жизни". Мисс Грэхем спросила:
- Вы нашли что-нибудь, кроме лишайников, мистер Хаддон?
- Да, два или три вида растений, напоминающих земные кактусы, - сказал я.
- И еще много, очень много песка и скал. Это все.
Когда я читал эти маленькие письма, я стал лучше понимать Джима. В них
открылось кое-что, о чем я раньше не подозревал. Оказалось, в душе он был
романтиком - этот тихий, медлительный парень, сторонившийся шумных
компаний. Он относился к Марсу и к нашей экспедиции далеко не так
прагматично, как многие другие.
Марс обманул нас. После того, как мы насытились планетой по горло, иначе,
как Дыра, ее никто и не называл. А вот Джима наше поспешное разочарование
огорчило, и он замкнулся в себе, словно улитка, дабы не дай Бог не
проговориться, что он до сих пор без ума от марсианских закатов.
- А вот последнее письмо, которое я получила от Джима, - мисс Грэхем
натянуто улыбнулась и протянула еще один конверт.
Текст гласил: "Я отправляюсь завтра в пустыню с картографической
экспедицией. Мы будем путешествовать по местам, где не ступала нога
человека".
- Я тоже был там, - сказал я. - Мы с ним ехали в одном краулере.
- Джим, наверное, был счастлив до глубины души?
Я задумался. Этот поход оказался сущим адом. Нам предстояло сделать не
так много - провести предварительную топографическую разведку, а также
сделать замеры радиоактивности с целью определения возможных залежей урана.
Все это было чертовски трудно, но вполне терпимо. Но нам не повезло -
вскоре после нашего отъезда из лагеря началась песчаная буря.
Марсианский песок, чтоб ему было неладно, непохож на земной. За миллиарды
лет он превратился в тончайшую пыль, которую ветер гонял взад-вперед над
мертвой, сухой пустыней. Песок с легкостью проникал везде - под дыхательные
маски, защитные очки, в двигатели краулеров, в пищу, в воду и даже в
практически герметичные комбинезоны. В течение трех дней пути вокруг нас не
было ничего, кроме лютого холода, ветра и песка.
Был ли Джим счастлив при виде этой красной преисподней? Еще недавно я
только посмеялся бы над столь нелепым предположением, но сейчас уже не был
так уверен. Кто его знает. Джим был очень вынослив и терпелив, даже больше,
чем я. Может быть, он и на самом деле воспринимал этот кошмар как самое
восхитительное и увлекательное приключение.
- Да, конечно же, он был счастлив, - сказал я, честными глазами глядя на
мисс Грэхем. - Все мы были в восторге. Да и любой на нашем месте испытывал
бы те же самые чувства. Мисс Грэхем слегка улыбнулась и забрала письма
Джима.
- Вы тоже переболели марсианской лихорадкой, мистер Хаддон? - спросила
она.
Я сказал, что да, но в более легкой форме, чем Джим. И продолжил:
- Врачи так и не разобрались, вызывают ли ее какие-то вирусы, или это
просто реакция на непривычные условия. Сорок процентов наших ребят
переболело этой лихорадкой. Обычно она протекала не так уж и тяжело,
неприятны были только жар и дурнота.
- Надеюсь, за Джимом ухаживали как следует? - спросила девушка. Ее губы
немного дрожали.
- Конечно, за ним хорошо ухаживали, - заверил я. - Для него сделали все,
что только было в наших силах.
Все, что было в наших силах? Это звучало смешно. Первая помощь, может, и
была оказана. Никто не ожидал, что так много людей заболеет. Мест в нашем
госпитале не хватало, и большинство больных оставалось на своих койках. Все
наши врачи, кроме одного, тоже заболели, а двое даже скончались.
Эпидемия обрушилась на нас месяцев через шесть после прибытия. От тоски
мы начинали уже потихоньку сходить с ума. Все ракеты, кроме четырех, уже
вернулись на Землю. В нашем лагере, окруженном скалами и песчаным морем,
под осточертевшим медным тазом неба оставалось всего несколько сот
человек...
Первый энтузиазм давно исчез. Мы устали и тосковали по дому, по зеленой
траве, восходу Солнца - настоящего Солнца, а не того бледного пятна, от
которого просто тошнило. Мы жаждали вновь увидеть лица женщин, услышать
плеск волн - но все это было недоступно, пока нам на смену не прилетит
Третья экспедиция. Все насытились Марсом по горло. И тогда нагрянула
лихорадка.
- Уверяю вас, мисс Грэхем, мы сделали для Джима все возможное, - повторил
я.
Конечно, так оно и было. Я вспомнил, как мы с Уолтером топали через
ледяную ночь к госпиталю, чтобы позвать на помощь врача. Брейк остался
дежурить рядом с Джимом. Но мы не нашли никого.
Когда мы плелись обратно, Уолтер поднял голову к небу и погрозил кулаком
зеленой звезде Земли.
- Ты только подумай, Фрэнк, пока мы здесь помираем, там парни танцуют с
девчонками, пьют пиво с друзьями и ржут, как мустанги!
Почему мы должны здесь дохнуть, как мухи? Чтобы найти уран для их
драгоценных атомных станций?
- Брось, - устало возразил я. - Джим не умрет. И другие тоже. "Сделали
все возможное"? Да. Все, что мы могли, - это вымыть Джиму лицо, дать ему
успокоительные таблетки и беспомощно наблюдать, как он умирает.
- Никто не смог бы сделать больше на нашем месте, - уверил я мисс Грэхем,
на этот раз вполне искренне.
- Рада слышать это... - прошептала девушка. Ее губы дрожали. Казалось,
она вот-вот разрыдается.
Когда я собрался уходить, мисс Грэхем неожиданно спросила, не хочу ли я
взглянуть на комнату Джима. Она с матерью сохранили ее такой, как до его
отъезда в Центр подготовки. '
Я не хотел задерживаться, но как признаешься? Изобразив на лице горячий
интерес, поплелся за девушкой. Комната была тесной и скудно обставленной,
впрочем, иного я и не ожидал. Мисс Грэхем открыла шкаф, до половины
заставленный аккуратными рядами старых журналов.
- Здесь собраны все научно-фантастические журналы, которые Джим читал еще
мальчишкой, - с трогательной улыбкой сказала девушка. - Он хранил их,
словно сокровища.
Я взял один в руки. На яркой обложке был изображен космический корабль,
совершенно непохожий на наши угловатые сигары, а за ним - сияющие кольца
Сатурна. Рядом не хватало только зеленокожей, едва одетой красавицы с
бластером в руке. Но все равно это выглядело очень романтично.
Полистав пожелтевшие страницы, я поставил журнал на место.
1 2 3 4