Собственно, исполнительница была одна, давнишняя подружка Бунина, из тех неудачливых актрисок, которые всегда свободны и готовы на все, – и чаще не корысти ради, а так – во имя великого искусства или просто от вселенской тоски, которая неумолимо подталкивала их на скользкие ступени мрачной лестницы, всегда ведущей только вниз. В зловонных ее закоулках терпеливо поджидали очередную жертву творческой и личной невостребованности вечное безденежье, грязные попойки, травка, кокаин; странные, словно в бреду, тусовки, где читают невнятные вирши и предаются свальному греху; неизбежное затем помешательство и скорая смерть. Не вдаваясь в подробности, она с радостью согласилась сыграть роль роковой цыганки и предсказать женщине, на которую укажет Бунин, нечто ужасное, что также сформулирует он, и в финале короткого спектакля грозно бросить ей в лицо: «Отступись!» Бунин очень хорошо подумал и выстроил всю сцену, предусмотрев даже, на всякий случай, присутствие двух крепких ребят поблизости. Получалось, конечно, несколько театрально и сильно напоминало сцену из какой-то известной оперы, но, в конце концов, заказ был именно таким. Дело было за малым: получить одобрение Ангела, определить день представления, его место, время и, разумеется, разжиться еще некоторым количеством денег – в качестве гонорара для актеров. Это был самый неприятный для Бунина момент, но он надеялся, что сумеет преодолеть и его. Теперь он был настоящим ночным охотником, на подобающей машине – препятствия в принципе должны были трусливо расползаться с его дороги.
Так это было или нет, теперь уж не узнает никто, но события того дня вдруг начали складываться как-то неожиданно и даже несколько странно.
Главным было то, что Ангел на встречу, которую сама же, причем весьма настойчиво, назначала, не явилась. Бунин ждал ее около двух часов, не упустив, разумеется, возможности со вкусом пообедать. Он даже позволил себе несколько большее количество коньяка, нежели обычно, но, во-первых, обычаи у истинного ночного охотника, которым он теперь был вправе себя считать с полным на то основанием, и должны быть несколько иными, чем у обыкновенного журналиста, а во-вторых, ожидание оказалось довольно неприятным занятием и требовало некоторой положительной компенсации. Коньяк в этом качестве сгодился вполне. Отправив третье сообщение ей на пейджер и снова не получив ответа, Бунин, допивая пятую рюмку коньяка, вдруг пришел к выводу, что все складывается не так уж плохо. Вариант, при котором Ангел не появится больше никогда, конечно, лишал его надежды на новые материальные поступления, но зато избавлял от необходимости отчитываться за истраченные пять тысяч и вообще впредь иметь дело с опасной сумасшедшей. Это был совсем не плохой вариант, потому что результатом совсем пустячных трудов и мизерных затрат стало приобретение вожделенного чудо-автомобиля. Не исключено было, что через некоторое время Ангел появится вновь и снова начнет приставать со своими идиотскими затеями, более того, Бунин был почти уверен, что так и произойдет в самое ближайшее время. Однако и этот вариант давал ему ряд преимуществ и возможность ставить дополнительные, в том числе материальные, условия. Мало ли кого, к примеру, он приводил сегодня для знакомства с ней! О-о-о! Тут было широчайшее поле для фантазий и упреков. К тому же, вынужденная оправдываться и наверняка унижаться (уж об этом-то он сумеет должным образом позаботиться!), она вряд ли найдет в себе смелость напомнить про злополучные пять тысяч. Все вернется на круги своя, и, хотя в этом случае ему придется-таки общаться с непредсказуемой и явно помешанной особой, щедрое финансирование проекта наверняка будет ею продолжено. Оба варианта показались Бунину весьма симпатичными, и он завершал трапезу в отменном расположении духа. Ко всему прочему, на стоянке ждала его машина, и от одной мысли об этом холодное, заплывшее жирком сердце Левушки Бунина неожиданно проявило прыть и забилось быстрее. Он поспешил к выходу из ресторана, но, едва лишь оказался на автостоянке, напротив, максимально сбавил шаг и двинулся как-то совершенно по-новому – медленно, небрежно, вроде бы не глядя по сторонам и никого вокруг не замечая, но умудряясь тем не менее фиксировать все взгляды, направленные на него и на его машину. Он не спеша отключил сигнализацию, неуклюже взгромоздился на высокое водительское сиденье и, повозившись с замком зажигания, наконец аккуратно тронулся с места, направляясь к выезду со стоянки.
Дальнейшее напомнило всем, кто имел несчастье наблюдать эту сцену, кадры какого-то известного триллера, вдруг, по мановению жестоких монтажных ножниц, вырезанные из киноленты и вмонтированные в совершенно реальную и привычную многим картину: автостоянка возле крупного выставочного центра, почти свободная в эти дневные часы, пустынная набережная Москвы-реки, чугунное литье парапета, за ним, в глубине, темная, неопределенного оттенка масса плавно струящейся воды, солнечный, но уже как-то особенно, по-осеннему, день. Ничего этого Лев Бунин не замечал, он осторожно, чтобы, не приведи Бог, не поцарапать безупречно глянцевую поверхность машины, выезжал со стоянки и уже почти вырулил на прямую асфальтовую ленту набережной, когда на подножку джипа запрыгнул худенький щуплый парнишка, из тех, которые постоянно атакуют дорогие машины, пытаясь заработать, протирая без того чистые стекла или капоты иномарок. Бунин сделал свирепое лицо и энергично махнул рукой, отгоняя от машины маленького мерзавца с его грязной тряпкой. На доли мгновения ему показалось, что лицо и особенно ярко-зеленые глаза мальчишки, остро блеснувшие из-под низко надвинутого козырька кепочки-бейсболки, ему кого-то неуловимо напоминают. Однако отвлечься на эти размышления сейчас было невозможно, потому что мальчишка совершенно не обращал на него внимания. Более того, откуда ни возьмись, в другой его руке появился допотопный стеклянный флакон с пульверизатором, из тех, что во времена Левушкиного детства использовали в мужских парикмахерских, нещадно опрыскивая клиентов едким приторным одеколоном. Сейчас флакон был наполнен какой-то подозрительной мутной жидкостью. Мальчишка ловко нажал на пухлую резиновую грушу, и из пульверизатора брызнула на идеально прозрачное, сверкающее на солнце лобовое стекло машины мутная струя грязной жидкости и медленно поползла вниз, растекаясь и застилая его отвратительной серой пеленой. Этого Бунин вынести уже не мог: придерживая рулевое колесо одной рукой, другой умудрился довольно быстро нащупать и нажать нужную кнопку – боковое стекло медленно и бесшумно поползло вниз. Рука Бунина была уже в нескольких сантиметрах от плеча наглого малолетки, еще мгновенье – и тот отлетел бы на несколько метров от машины, сброшенный с подножки сильным ударом увесистого пухлого кулака, но этого почему-то не произошло. В лицо Бунину вдруг ударила та же мутная струя, что только что обезобразила лобовое стекло его машины, и внезапно он ощутил жгучую, нестерпимую боль, словно попавшая на кожу и в глаза жидкость в считанные доли секунды разъела ткани и стремительно проникла внутрь, растворяя все на своем пути и обращая кожу, обнажившиеся под ней мышцы и даже кости черепа в сплошное однородное жидкое месиво. Нога Бунина все еще оставалась на педали газа, и, вероятнее всего, уже на подсознательном уровне, приняв последнее в своей жизни решение – спасаться бегством, он все оставшиеся силы вложил в то, чтобы отчаянно, до предела втопить педаль в пол машины.
Наблюдавшие эту дикую сцену стали свидетелями того, как большой черный джип, медленно выезжающий со стоянки, вдруг, страшно взревев могучим двигателем, сорвался с места, одним прыжком преодолел узкую асфальтовую полоску набережной и, страшным ударом протаранив чугунный узор парапета, скрылся в гранитном коридоре, обрамляющем свинцовые воды неторопливой реки. Через несколько секунд раздался глухой тяжелый и какой-то недовольный всплеск, словно бесстрастная водная поверхность поглощала незваного пришельца крайне медленно и неохотно.
Прошло еще несколько секунд, пока те, кто наблюдал это страшное шоу, окончательно пришли в себя и бросились к широкому развороченному проему, надеясь на чудо и готовые немедленно прийти на помощь незадачливому водителю. Их благородный порыв был совершенно напрасен, по это стало ясно несколькими часами позже, когда приехавшие на место происшествия спасатели, оперативники и еще многие другие, кому находиться здесь полагалось по службе, извлекли из воды кузов машины, практически не пострадавший. Тогда же стало ясно, что водитель джипа умер за несколько секунд до того, как его словно обезумевшая машина сорвалась с места, вероятнее всего от болевого шока. Лицо несчастного являло собой противоестественное и оттого еще более жуткое зрелище. Одна половина его была совершенно нормальной, лишь в нескольких местах кожу рассекли осколки стекол, но это были совсем незначительные порезы. Другой же – не было вовсе, словно какой-то злодей-волшебник, вдруг расшалившись, стянул с нее, как перчатку, и кожу, и все, что находилось под ней, полностью обнажив кости черепа. Но и их словно бы обглодали потом маленькими острыми клыками неведомые злые существа, превратив некогда гладкую поверхность в странное подобие гребенки с очень короткими и неровными зубцами.
Несколько позже эксперты определят характер столь странного повреждения: в лицо водителю кто-то плеснул концентрированным раствором серной кислоты, практически мгновенно уничтожившей ткани и успевшей добраться даже до костей черепа. Тогда же перед следствием станет вопрос о том, кто смог сотворить подобное варварство, если доподлинно было известно, что в салоне машины потерпевший находился один. Некоторые, немногочисленные, впрочем, свидетели припоминали, что к машине вроде бы подходил мальчик, из тех, что постоянно предлагают помыть машину или протереть стекла на всех крупных московских автострадах. Однако никто не видел, чтобы мальчик садился в машину или даже просто разговаривал с водителем через окно. Свидетелям показалось, что мальчишка чудом успел отпрыгнуть от машины, когда она неожиданно сорвалась с места, но, что с ним стало дальше, никто вспомнить не мог. Впрочем, этого и следовало ожидать: именно с той минуты всеобщее внимание было приковано к «взбесившемуся» джипу. Мальчика некоторое время пытались найти, но безуспешно. Следствие откровенно забуксовало, и не было ни малейшей надежды на то, что в обозримом будущем оно сможет сдвинуться с мертвой точки. В конце концов, это было не таким уж редким явлением современной российской действительности. По Москве, волна за волной, катились все новые громкие и кровавые преступления. Загадочное убийство Льва Бунина – журналиста с очень сомнительной репутацией – имело, таким образом, все основания таковым и остаться.
Сегодня молодая женщина решила отведать японской кухни, и ноги сами собой принесли ее в просторный зал ресторана «Токио», разделенный на довольно большие отсеки-кабинеты стилизованными перегородками. В центре каждого отсека находился П-образный мраморный стол, по внешнему контуру которого рассаживались посетители ресторана. Металлическая поверхность внутреннего контура, моментально накаляясь, превращалась в импровизированную жаровню, на которой ловкие повара творили свои кулинарные шедевры прямо на глазах клиентов, как, собственно, и требовали того древние традиции японской кухни. Ресторан был одним из первых в Москве, предоставившим столичным гурманам возможность насладиться экзотическими яствами далекой страны. Когда же мода на японскую кухню захлестнула столицу, суши-бары стали открываться даже в обыкновенных торговых центрах, а десяток дорогих ресторанов соревновался между собой в кулинарных изысках Страны восходящего солнца, «Токио» умудрился сохранить статус самого дорогого и самого лучшего. Истинные ценители нежнейшего суши и сашими, жареных гребешков, сябу-сябу и муаровых ломтиков «мраморного» мяса по-прежнему приходили только сюда.
Молодой женщине это было хорошо известно, как и то, что в промежутке между четырьмя и пятью часами пополудни истинные ценители изысканной кухни уже, как правило, отобедали и в ближайшие три-четыре часа наверняка не озадачатся проблемой ужина.
Когда метрдотель ресторана, высокий брюнет с внешностью французского аристократа или итальянского тенора, торжественно проводил ее к самому отдаленному отсеку, женщина с удовлетворением констатировала про себя, что в очередной раз оказалась права, – в эти часы она была единственной посетительницей.
Свое сегодняшнее меню она продумала еще накануне и теперь неспешно, как хорошо выученный урок, диктовала избранные блюда официантке, одетой в настоящее кимоно и даже с некоторым подобием сложной японской прически на голове:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Так это было или нет, теперь уж не узнает никто, но события того дня вдруг начали складываться как-то неожиданно и даже несколько странно.
Главным было то, что Ангел на встречу, которую сама же, причем весьма настойчиво, назначала, не явилась. Бунин ждал ее около двух часов, не упустив, разумеется, возможности со вкусом пообедать. Он даже позволил себе несколько большее количество коньяка, нежели обычно, но, во-первых, обычаи у истинного ночного охотника, которым он теперь был вправе себя считать с полным на то основанием, и должны быть несколько иными, чем у обыкновенного журналиста, а во-вторых, ожидание оказалось довольно неприятным занятием и требовало некоторой положительной компенсации. Коньяк в этом качестве сгодился вполне. Отправив третье сообщение ей на пейджер и снова не получив ответа, Бунин, допивая пятую рюмку коньяка, вдруг пришел к выводу, что все складывается не так уж плохо. Вариант, при котором Ангел не появится больше никогда, конечно, лишал его надежды на новые материальные поступления, но зато избавлял от необходимости отчитываться за истраченные пять тысяч и вообще впредь иметь дело с опасной сумасшедшей. Это был совсем не плохой вариант, потому что результатом совсем пустячных трудов и мизерных затрат стало приобретение вожделенного чудо-автомобиля. Не исключено было, что через некоторое время Ангел появится вновь и снова начнет приставать со своими идиотскими затеями, более того, Бунин был почти уверен, что так и произойдет в самое ближайшее время. Однако и этот вариант давал ему ряд преимуществ и возможность ставить дополнительные, в том числе материальные, условия. Мало ли кого, к примеру, он приводил сегодня для знакомства с ней! О-о-о! Тут было широчайшее поле для фантазий и упреков. К тому же, вынужденная оправдываться и наверняка унижаться (уж об этом-то он сумеет должным образом позаботиться!), она вряд ли найдет в себе смелость напомнить про злополучные пять тысяч. Все вернется на круги своя, и, хотя в этом случае ему придется-таки общаться с непредсказуемой и явно помешанной особой, щедрое финансирование проекта наверняка будет ею продолжено. Оба варианта показались Бунину весьма симпатичными, и он завершал трапезу в отменном расположении духа. Ко всему прочему, на стоянке ждала его машина, и от одной мысли об этом холодное, заплывшее жирком сердце Левушки Бунина неожиданно проявило прыть и забилось быстрее. Он поспешил к выходу из ресторана, но, едва лишь оказался на автостоянке, напротив, максимально сбавил шаг и двинулся как-то совершенно по-новому – медленно, небрежно, вроде бы не глядя по сторонам и никого вокруг не замечая, но умудряясь тем не менее фиксировать все взгляды, направленные на него и на его машину. Он не спеша отключил сигнализацию, неуклюже взгромоздился на высокое водительское сиденье и, повозившись с замком зажигания, наконец аккуратно тронулся с места, направляясь к выезду со стоянки.
Дальнейшее напомнило всем, кто имел несчастье наблюдать эту сцену, кадры какого-то известного триллера, вдруг, по мановению жестоких монтажных ножниц, вырезанные из киноленты и вмонтированные в совершенно реальную и привычную многим картину: автостоянка возле крупного выставочного центра, почти свободная в эти дневные часы, пустынная набережная Москвы-реки, чугунное литье парапета, за ним, в глубине, темная, неопределенного оттенка масса плавно струящейся воды, солнечный, но уже как-то особенно, по-осеннему, день. Ничего этого Лев Бунин не замечал, он осторожно, чтобы, не приведи Бог, не поцарапать безупречно глянцевую поверхность машины, выезжал со стоянки и уже почти вырулил на прямую асфальтовую ленту набережной, когда на подножку джипа запрыгнул худенький щуплый парнишка, из тех, которые постоянно атакуют дорогие машины, пытаясь заработать, протирая без того чистые стекла или капоты иномарок. Бунин сделал свирепое лицо и энергично махнул рукой, отгоняя от машины маленького мерзавца с его грязной тряпкой. На доли мгновения ему показалось, что лицо и особенно ярко-зеленые глаза мальчишки, остро блеснувшие из-под низко надвинутого козырька кепочки-бейсболки, ему кого-то неуловимо напоминают. Однако отвлечься на эти размышления сейчас было невозможно, потому что мальчишка совершенно не обращал на него внимания. Более того, откуда ни возьмись, в другой его руке появился допотопный стеклянный флакон с пульверизатором, из тех, что во времена Левушкиного детства использовали в мужских парикмахерских, нещадно опрыскивая клиентов едким приторным одеколоном. Сейчас флакон был наполнен какой-то подозрительной мутной жидкостью. Мальчишка ловко нажал на пухлую резиновую грушу, и из пульверизатора брызнула на идеально прозрачное, сверкающее на солнце лобовое стекло машины мутная струя грязной жидкости и медленно поползла вниз, растекаясь и застилая его отвратительной серой пеленой. Этого Бунин вынести уже не мог: придерживая рулевое колесо одной рукой, другой умудрился довольно быстро нащупать и нажать нужную кнопку – боковое стекло медленно и бесшумно поползло вниз. Рука Бунина была уже в нескольких сантиметрах от плеча наглого малолетки, еще мгновенье – и тот отлетел бы на несколько метров от машины, сброшенный с подножки сильным ударом увесистого пухлого кулака, но этого почему-то не произошло. В лицо Бунину вдруг ударила та же мутная струя, что только что обезобразила лобовое стекло его машины, и внезапно он ощутил жгучую, нестерпимую боль, словно попавшая на кожу и в глаза жидкость в считанные доли секунды разъела ткани и стремительно проникла внутрь, растворяя все на своем пути и обращая кожу, обнажившиеся под ней мышцы и даже кости черепа в сплошное однородное жидкое месиво. Нога Бунина все еще оставалась на педали газа, и, вероятнее всего, уже на подсознательном уровне, приняв последнее в своей жизни решение – спасаться бегством, он все оставшиеся силы вложил в то, чтобы отчаянно, до предела втопить педаль в пол машины.
Наблюдавшие эту дикую сцену стали свидетелями того, как большой черный джип, медленно выезжающий со стоянки, вдруг, страшно взревев могучим двигателем, сорвался с места, одним прыжком преодолел узкую асфальтовую полоску набережной и, страшным ударом протаранив чугунный узор парапета, скрылся в гранитном коридоре, обрамляющем свинцовые воды неторопливой реки. Через несколько секунд раздался глухой тяжелый и какой-то недовольный всплеск, словно бесстрастная водная поверхность поглощала незваного пришельца крайне медленно и неохотно.
Прошло еще несколько секунд, пока те, кто наблюдал это страшное шоу, окончательно пришли в себя и бросились к широкому развороченному проему, надеясь на чудо и готовые немедленно прийти на помощь незадачливому водителю. Их благородный порыв был совершенно напрасен, по это стало ясно несколькими часами позже, когда приехавшие на место происшествия спасатели, оперативники и еще многие другие, кому находиться здесь полагалось по службе, извлекли из воды кузов машины, практически не пострадавший. Тогда же стало ясно, что водитель джипа умер за несколько секунд до того, как его словно обезумевшая машина сорвалась с места, вероятнее всего от болевого шока. Лицо несчастного являло собой противоестественное и оттого еще более жуткое зрелище. Одна половина его была совершенно нормальной, лишь в нескольких местах кожу рассекли осколки стекол, но это были совсем незначительные порезы. Другой же – не было вовсе, словно какой-то злодей-волшебник, вдруг расшалившись, стянул с нее, как перчатку, и кожу, и все, что находилось под ней, полностью обнажив кости черепа. Но и их словно бы обглодали потом маленькими острыми клыками неведомые злые существа, превратив некогда гладкую поверхность в странное подобие гребенки с очень короткими и неровными зубцами.
Несколько позже эксперты определят характер столь странного повреждения: в лицо водителю кто-то плеснул концентрированным раствором серной кислоты, практически мгновенно уничтожившей ткани и успевшей добраться даже до костей черепа. Тогда же перед следствием станет вопрос о том, кто смог сотворить подобное варварство, если доподлинно было известно, что в салоне машины потерпевший находился один. Некоторые, немногочисленные, впрочем, свидетели припоминали, что к машине вроде бы подходил мальчик, из тех, что постоянно предлагают помыть машину или протереть стекла на всех крупных московских автострадах. Однако никто не видел, чтобы мальчик садился в машину или даже просто разговаривал с водителем через окно. Свидетелям показалось, что мальчишка чудом успел отпрыгнуть от машины, когда она неожиданно сорвалась с места, но, что с ним стало дальше, никто вспомнить не мог. Впрочем, этого и следовало ожидать: именно с той минуты всеобщее внимание было приковано к «взбесившемуся» джипу. Мальчика некоторое время пытались найти, но безуспешно. Следствие откровенно забуксовало, и не было ни малейшей надежды на то, что в обозримом будущем оно сможет сдвинуться с мертвой точки. В конце концов, это было не таким уж редким явлением современной российской действительности. По Москве, волна за волной, катились все новые громкие и кровавые преступления. Загадочное убийство Льва Бунина – журналиста с очень сомнительной репутацией – имело, таким образом, все основания таковым и остаться.
Сегодня молодая женщина решила отведать японской кухни, и ноги сами собой принесли ее в просторный зал ресторана «Токио», разделенный на довольно большие отсеки-кабинеты стилизованными перегородками. В центре каждого отсека находился П-образный мраморный стол, по внешнему контуру которого рассаживались посетители ресторана. Металлическая поверхность внутреннего контура, моментально накаляясь, превращалась в импровизированную жаровню, на которой ловкие повара творили свои кулинарные шедевры прямо на глазах клиентов, как, собственно, и требовали того древние традиции японской кухни. Ресторан был одним из первых в Москве, предоставившим столичным гурманам возможность насладиться экзотическими яствами далекой страны. Когда же мода на японскую кухню захлестнула столицу, суши-бары стали открываться даже в обыкновенных торговых центрах, а десяток дорогих ресторанов соревновался между собой в кулинарных изысках Страны восходящего солнца, «Токио» умудрился сохранить статус самого дорогого и самого лучшего. Истинные ценители нежнейшего суши и сашими, жареных гребешков, сябу-сябу и муаровых ломтиков «мраморного» мяса по-прежнему приходили только сюда.
Молодой женщине это было хорошо известно, как и то, что в промежутке между четырьмя и пятью часами пополудни истинные ценители изысканной кухни уже, как правило, отобедали и в ближайшие три-четыре часа наверняка не озадачатся проблемой ужина.
Когда метрдотель ресторана, высокий брюнет с внешностью французского аристократа или итальянского тенора, торжественно проводил ее к самому отдаленному отсеку, женщина с удовлетворением констатировала про себя, что в очередной раз оказалась права, – в эти часы она была единственной посетительницей.
Свое сегодняшнее меню она продумала еще накануне и теперь неспешно, как хорошо выученный урок, диктовала избранные блюда официантке, одетой в настоящее кимоно и даже с некоторым подобием сложной японской прически на голове:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42