– Смотри, как чисто коровы выщипали всю траву дальше, но не тронули ту, что ближе к ферме. Выглядит так, словно коровы избегают забредать в этот район. Те, которых я спугнул со своей первой позиции, были действительно боязливыми, словно их пригнал туда кто-то, кто находится ниже. Но я не вижу там никого.
Кловис понадобилось несколько секунд, чтобы отдышаться.
– Есть какие-нибудь здравые идеи, как нам отсюда выбраться?
– Продолжать в том же духе, – ответил ДТ.
– Нам нужно выбраться отсюда и сообщить об увиденном, – сказала Кловис и посмотрела на ДТ, однако тот по-прежнему внимательно смотрел назад, на путь, который они проделали только что.
– Мне кажется, ты попала еще в одного из тех, кто нырнул в траву, – сказал ДТ. – Похоже, лишь один из них движется. Готова еще раз пробежаться?
– Всегда готова. Что там с тем, в кого я промахнулась?
– Он все еще ползет, но из травы ему нескоро выбраться. Теперь нам нужно разделиться. Ты забирай влево, пока не выйдешь на дорогу, а потом постарайся двигаться вдоль нее. Я возьму вправо. Ручей где-то там – видишь вон ту линию деревьев в миле отсюда. Мы поставим его перед выбором, какую цель преследовать. Если я смогу добраться до ручья…
ДТ при этом внимательно смотрел в сторону фермы и, не переставая говорить, обратил свой взгляд в ту сторону, куда им нужно будет бежать. Кловис резко повернулась, вздрогнув, когда ДТ внезапно замолчал, и непроизвольно вскрикнула. Плотная цепочка безволосых, обнаженных человеческих фигур закрывала им путь к отступлению. Цепочка находилась в футах пятистах ниже их, начинаясь далеко слева, в дубовой поросли, и уходила далеко вправо, еще дальше тех деревьев, которые отмечали берега ручья, где ДТ предполагал укрыться.
– Господи Иису-ссе!.. – пробормотал ДТ.
«Их, должно быть, десять тысяч!» – подумала Кловис.
– Я не видел столько народу со времен Вьетнама, – прохрипел ДТ. – Господи Иису-ссе!.. Мы словно разворошили муравейник!
Кловис кивнула, подумав: «Вот именно! Все встало на место: Хелльстром служил прикрытием какого-то культа». Кловис обратила внимание на белую кожу. Наверное, они живут под землей. А ферма – просто прикрытие. Она сдержала истерическое хихиканье. Нет, ферма была просто ширмой! Она подняла пистолет, желая захватить с собой на тот свет как можно больше врагов из этой зловещей приближающейся цепочки, но хрустящее гудение за спиной поразило ее тело и сознание. Падая, она услышала один выстрел, но так и поняла, кто из них двоих его сделал.
52
Из дневника Нильса Хелльстрома:
«Концепция колонии, имплантированной непосредственно в толщу существующего человеческого общества, не уникальна.
Даже сегодня цыган можно считать грубым аналогом нашего пути. Нет, мы уникальны не в этом. Впрочем, наш Улей так же далеко отстоит них, как они отстоят от первобытных пещерных людей. Мы напоминаем образовывающие колонии простейших организмов, все мы в Улье крепимся к единому ветвящемуся стволу, и этот ствол зарыт в толще земли под другим обществом, которое верит, что оно достаточно смиренно, чтобы наследовать землю. Смиренно! Это слово первоначально означало «немой и тихий».
Какой-то бестолковый и сумасшедший был этот полет: начался он в аэропорту имени Джона Ф.Кеннеди, потом была часовая задержка в О'Хара, быстрая пересадка на чартерный рейс в Портленде и шум, и прочие неудобства, присущие одномоторному самолету, на всем пути до Колумбии Джордж, а закончился он уже вечером путешествием через весь Орегон в его юго-восточную часть. Мерривейл был не в состоянии что-либо делать, когда самолет доставил его в Лейквью, но внутри он испытывал восторг.
Когда он уже ни на что не надеялся, если говорить откровенно, когда он смирился с унизительным поражением, они его позвали. Они – Совет, о существовании которого он знал – но и только, никого лично, – они выбрали Джозефа Мерривейла, как «нашу лучшую надежду как-нибудь расхлебать эту кашу».
Да и теперь, когда Перуджи и Шеф мертвы, кто у них остался? Это давало ему ощущение собственного могущества, которое в свою очередь подпитывало его гнев. Это ему-то причинять такие неудобства?
Отчет, переданный Мерривейлу в Портленде, не смягчил его настроения. Перуджи проявил преступную халатность – провести ночь с подобной женщиной! И это при исполнении!
Небольшой самолет приземлился в темноте, и встречал его только серый аэродромный автобус с единственным шофером. То, что шофер представился как Вэверли Гаммел, специальный агент ФБР, оживило тревоги Мерривейла, которые ему удалось запрятать глубоко внутрь себя во время полета, и это тоже подпитывало его гнев.
«Им ничего не стоит бросить меня на съедение волкам», – подумал он, садясь в машину рядом с водителем, предоставив летчику укладывать чемодан в багажник. Эта мысль сжигала его на всем долгом пути из Портленда. Он смотрел вниз на временами попадающиеся мигающие огоньки и с горечью думал, что вот есть же люди, занимающиеся обычными делами: едят, ходят в кино, смотрят телевизор, навещают друзей. Удобная, обычная жизнь, о которой часто фантазировал Мерривейл. Однако обратной стороной этих фантазий являлось понимание того, что безмятежное спокойствие этого мира зависит в какой-то мере и от него. Они там, внизу, не знали, что он делает для них, на какие жертвы идет.
Даже буквальное выполнение приказов ничего не может гарантировать. Это неожиданное повышение не изменило сущности универсального закона: большой поедает маленького, но всегда находился еще больший.
У Гаммела были волосы стального цвета и молодое лицо, резкие черты которого предполагали индейских предков Глаза были глубоко посажены, темные при свете приборной доски. Голос глубокий и с некоторым акцентом. Техасским?
– Введите меня в курс дела, – приказал Мерривейл, когда Гаммел выводил машину с автостоянки аэропорта. Фэбээровец вел машину с уверенной небрежностью, абсолютно не задумываясь над тем, как бы уберечь ее на этой ухабистой дороге. Потом он свернул налево.
– Вы, конечно, знаете, что от посланной вами на ферму команды нет никаких известий, – сказал Гаммел.
– Мне сообщили это в Портленде, – ответил Мерривейл, на мгновение позабыв о своем притворном английском акценте. Затем торопливо добавил: – Проклятье!
На развилке Гаммел свернул налево на более широкую дорогу и, затормозив, пропустил шумный автобус.
– На данный момент мы согласный с вами, что шериф из Фостервилля не заслуживает доверия, и в том, что он, возможно, не единственный как в офисе шерифа, так и в самом городском совете. Поэтому мы не доверяем местным властям.
– Как вы поступили с шерифом?
– Вы знаете, его захватили с собой ваши люди. И о нем тоже нет никаких известий.
– Ваше мнение о местных властях?
– Шпионят.
– Хотят остаться в стороне?
– Не хотят, но осторожность явно преобладает над доблестью. Политические шаги, предпринятые нами на высоком уровне, дали свои результаты – указания сверху на этом уровне принимаются как абсолютные приказы.
– Ясно. Я думаю, вы уже блокировали районы, прилегающие к ферме.
Гаммел на секунду оторвал глаза от дороги. Блокировали? А, то есть заняли ли? Он ответил:
– Мы подключили только одиннадцать человек. Пока вынуждены ограничиться этим. Орегонский дорожный патруль прислал три машины и шестерых человек, но мы их пока держим в резерве. Мы проводим ограниченную операцию на презумпцию правильности оценки ситуации, данной вашим Агентством. Но при малейшем сомнении в этой оценке нас заставят вернуться к федеральному своду законов. Понятно?
«Презумпция правильности», – подумал Мерривейл. Эта формулировка ему понравилась, она была в его духе, и он решил запомнить ее, чтобы в дальнейшем использовать ее в других делах. Но то, что стояло за этой фразой, однако, ему не понравилось, о чем он сразу и заявил.
– Конечно, – продолжил Гаммел, – вы понимаете, что наши действия выходят за рамки закона. Посланная вами команда не имеет никаких юридических прав. Это самые настоящие штурмовики. Вы сами себе устанавливаете законы. Мы же не можем всегда поступать так. Инструкции, данные мне, четко указывают: я должен сделать все, что в моих силах, чтобы помочь вам в организации крыши и (или) обеспечении защиты ваших людей, но – и это очень серьезное «но» – эти инструкции действуют, пока ваша оценка ситуации не подвергается сомнению.
Мерривейл слушал, храня ледяное молчание. Положение выглядело все более и более так, словно Совет вовсе не повышал его, а попросту бросил на съедение волкам. Он был помощником двух человек, теперь мертвых, чью политику уже нельзя было защитить. Совет направил его сюда одного в качестве полевого агента с напутствием: «Вы можете рассчитывать на полное взаимопонимание с ФБР. Если при этом не нарушается закон, вы сможете получить любую требуемую помощь».
Сволочи!
Его сделают козлом отпущения, если все пойдет не так, как ожидается. Как будто все и так не идет наперекосяк. Он слышал, как со скрипом власти дают обратный ход в Балтиморе и Вашингтоне: «Что ж, вы знали, во что ввязывались, Мерривейл». С профессиональным сожалением прозвучит их стандартная фраза: «В нашем деле каждый сам несет свой крест, если того требуют обстоятельства».
Так было и сейчас. Никаких сомнений. Если эту ситуацию еще можно исправить, то он сделает это, но сперва нужно позаботиться о себе. «Дьявольщина!» – выругался он в сердцах.
– Вернемся к делу. Что вам удалось узнать о моих людях?.
– Ничего.
– Ничего? – возмущенно воскликнул Мерривейл. Повернувшись, он пристально посмотрел в лицо Гаммела при свете фар приближающегося автомобиля. Лицо фэбээровца сохраняло невозмутимость – камень, который не выказывал никаких эмоций.
– Мне бы хотелось получить разъяснение этого «ничего», если, конечно, этому вообще можно найти объяснение, – язвительно произнес Мерривейл.
– В соответствии с полученными инструкциями, – сказал Гаммел, – мы дожидались вас.
«Просто подчиняются приказам», – подумал Мерривейл.
Он понимал, что скрывается за этой фразой. Лишь то, что был один-единственный козел отпущения. И это тоже было в инструкциях, полученных Гаммелом. Можно не сомневаться. Черт возьми, никаких сомнений!
– Я нахожу это невероятным, – заметил Мерривейл и, повернувшись, посмотрел из окна в темноту, смутно проносящуюся мимо них, когда они подъезжали к Фостервиллю. Можно было разобрать лишь то, что дорога шла по открытой местности, слегка поднимаясь, и где-то вдали едва вырисовывались очертания пологих холмов при слабом сиянии звезд. По дороге мчалось еще несколько автомашин. Окружавшая их темнота навевала ощущение одиночества, усиливающее у Мерривейла чувство покинутости.
– Давайте определимся, – сказал Гаммел. – Я специально приехал один, чтобы поговорить с вами откровенно с глазу на глаз. – Гаммел посмотрел на Мерривейла. «Бедняга, попал же он в положеньице, уж точно. Неужто только теперь до него стало это доходить?»
– Так почему вы не говорите откровенно? – спросил Мерривейл.
«Он более агрессивен, чем того требует ситуация, – подумал Гаммел. – Значит ли это, что он обладает информацией, могущей ослабить позиции его Агентства? Интересно…»
– Я делаю все, что в моих силах, в рамках полученных инструкций, – произнес Гаммел. – Я не пробыл и часа в Фостервилле, когда мне сообщили, что вы прилетаете в Лейквью. Мне пришлось мчаться на всех парах, чтобы поспеть. Мне сказали, что вы прилетаете в Лейквью потому, что там находится самая ближайшая полоса с посадочными огнями. Это так, или дело в чем-то другом?
– Что вы имеете в виду?
– Я все еще помню о наших потерях – в Систерс.
– Ах да… конечно. Это было в отчете, полученном мною в Портленде. Но все равно, рано еще делать выводы – будь по-другому, я бы сообщил вам их. Пожар уничтожил все следы. Могла быть и молния или взрыв горючего. Сообщается, что пилот должен был лететь через Колумбию Джордж, однако он решил выгадать время и полетел напрямик.
– Диверсия не исключается?
– Да. Даже весьма вероятна, по моему мнению. Удивительно странное совпадение, не находите?
– Мы действуем, исходя из этого допущения, – заметил Гаммел.
– Как вы распорядились вашими одиннадцатью людьми и патрулем? – спросил Мерривейл.
– Я отправил три машины – в каждой по два человека. Одна из машин Орегонской дорожной службы с тремя офицерами была отправлена на юг. Это займет немного времени. Во время этого путешествия они будут вне пределов радиосвязи.
– Но какую задачу они выполняют?
– В мотеле Фостервилля мы устроили коммуникационную базу. Автомашины выходят на связь с этой базой через определенные промежутки времени. Автомобили моих людей распределены между Фостервиллем и фермой, и они…
– То есть две машины между городом и фермой?
– Нет, три. Плюс машина ОДП – четвертая. Мои три машины охватывают широкий район: одна – на востоке, на дороге Лесной службы, а две другие – на дороге, ведущей к ферме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47