Накануне один из ее рабов нашел его среди развалин больницы. Микроскоп был так хорошо упакован, что в целости и невредимости пережил все эти годы.
Вера не заметила моего приближения. Как ребенок, она неумело смотрела в аппарат и бессистемно крутила ручки. По-видимому, она ни разу в жизни не видела микроскопа. Я подкрался поближе на цыпочках и вдруг крикнул: «Бу!»
Она в ужасе отшатнулась.
«Привет!» — сказал я.
«Ничего не понимаю», — сказала она, подразумевая микроскоп.
«Малюсенькие агрессоры, подстерегающие нас на каждом шагу, которые мечтают убить и сожрать нас, вот и все, — сказал я. — Ты действительно хочешь на них посмотреть?»
«Я рассматривала опал», — сказала она.
На предметном столике микроскопа красовался браслет с опалами и бриллиантами. В прежние времена коллекция драгоценных камней стоила бы миллионы долларов. А теперь люди отдавали Вере все драгоценности, которые им попадались. Точно так же, как мне отдавали все подсвечники.
Драгоценности потеряли всякую ценность. Обесценены были и подсвечники по той причине, что на Манхэттене не осталось ни одной свечи. Ночью люди освещали свои жилища помещенными в животный жир кусками ткани.
«Наверное, и на опале развелись микробы „зеленой смерти“, — сказал я.
Эти микробы развелись куда ни плюнь. Между прочим, мы сами не умерли от «зеленой смерти», потому что принимали противоядие, которое абсолютно случайно открыли родственники Изадора — члены семейства Малин. Лишались противоядия одиночные нарушители правопорядка, а порой и целые армии нарушителей, и тем самым они быстренько отправлялись на «индюшачью ферму» — в мир иной.
44
Между прочим, среди Малин не было ни одного выдающегося ученого. Противоядие они открыли совершенно случайно. Дело в том, что они не чистили употребляемую в пищу рыбу. Очевидно, противоядие досталось нам в наследство от добрых старых времен, когда произошло полное загрязнение окружающей среды. Противоядие содержалось во внутренностях рыбы, которую употребляли в пищу.
«Вера, — сказал я. — Если тебе все-таки удастся настроить микроскоп, то картина, которая откроется твоему взору, разобьет твое сердце».
«Что может разбить мое сердце?» — спросила она.
«Ты увидишь организмы, которые вызывают „зеленую смерть“, — сказал я.
«Думаешь, я заплачу?» — спросила она.
«Ты женщина совестливая, — сказал я, — а разве ты не понимаешь, что каждый раз, когда мы принимаем противоядие, мы своими руками убиваем триллионы этих бедняг?»
По секрету Вера рассказала, что в начале недели к ней снова заходили Мелодия и Изадор. Они снова просились в рабство.
«Я пыталась объяснить им, что рабство не всем к лицу, — сказала она. — Скажи, что ждет моих рабов, когда я умру?»
«Не думай о завтрашнем дне, — ответил я, — завтрашний день сам о себе позаботится. Думай о хлебе своем насущном. Аминь».
Мы еще поболтали немного, вспоминая Индианаполис былых времен. Я видел его с высоты птичьего полета во время воздушного путешествия в Урбану. В то время Вера работала официанткой, а ее муж барменом в «Тринадцатом клубе». Я полюбопытствовал, как выглядел клуб изнутри.
«О, разве ты не знаешь, — удивилась она, — понатыкали всюду черных котов, головы со светящимися глазами, кинжалами прикрепили к столикам тузы пик и прочую дребедень. Я должна была носить чулки-сеточку, высокие шпильки, маску и тому подобное. Официантам, барменам и вышибалам строго вменялось в обязанность напяливать вампирские клыки».
«Хм».
«Мы называли сосиски „кровопусками“.
«Угу».
«Томатный сок с джином нам приходилось называть „Наслаждение Дракулы“,
— сказала она. — Но мы никогда особенно не преуспевали. В Индианаполисе не в почете была подобная чепуха. Он всегда был городом Нарциссов. И если ты не Нарцисс, гроша ломаного ты не стоишь».
45
Хочу признаться, как на духу, под какую бы личину меня не заносило, то ли мультимиллионера, то ли врача-педиатра, то ли сенатора, то ли президента, меня неизменно баловало провидение.
Однако ничто и близко не может сравниться с той теплотой, с которой меня приняли в роли брата-Нарцисса в Индианаполисе, штат Индиана!
Люди там большей частью жили бедные. На своих плечах они вынесли столько лишений и смертей! Они находились под постоянной угрозой новых кровопролитий, потому что за стенами города разгорались все новые и новые сражения. Но посмотрели бы вы, какой парад и какой банкет устроили эти несчастные в мою честь и, естественно, в честь Карлоса Нарцисса-2 Виллавиченцо! Своей пышностью они затмили даже видавший виды Древний Рим.
Капитан Бернард Орел-1 О'Хара сказал мне: «Мой бог, мистер президент, если бы я только мог предположить, что такое возможно, я бы попросил, чтобы вы нарекли меня Нарциссом».
Тогда я ему ответил: «Зовись же отныне Нарциссом!»
Наиболее интересным с познавательной точки зрения мероприятием, которое мне удалось посетить в Индианаполисе, была еженедельная семейная сходка Нарциссов.
Да, вот и я, и мой пилот, и Карлос право голоса получили на той сходке. Имели право голоса и женщины, и мужчины, и даже дети старше девяти лет.
Я пробыл в городе без году неделю. Но если бы мне выпала удача, я вполне мог бы стать председателем собрания. Председатель избирался из числа всех собравшихся путем жеребьевки. Счастливый номер в тот вечер вытянула одиннадцатилетняя чернокожая девочка, которую звали Дороти Нарцисс-7 Гарланд.
Она была полностью готова руководить сходкой, впрочем, я думаю, к этому был готов каждый из собравшихся.
Она уверенно подошла к столу, который был почти с нее ростом. Без тени сомнения или излишних извинений моя маленькая кузина ловко взобралась на стул. Она грохнула желтым председательским молотком, чем быстро призвала собравшихся к порядку. И она обратилась со следующими словами к своим уважительно притихшим родственникам: «Сегодня среди нас — президент Соединенных Штатов. Многие об этом уже, конечно, знают. С вашего разрешения я попрошу его сказать нам пару слов после того, как мы закончим свои текущие дела.
Пусть кто-нибудь из собравшихся выдвинет это в форме предложения», — сказала она.
«Выдвигаю предложение обратиться к брату Уилберу с просьбой выступить перед собравшимися, после того, как будут окончены текущие дела», — сказал пожилой человек, который сидел рядом со мной.
Предложение было поддержано и поставлено на открытое голосование. Оно было принято большинством голосов. Но я отчетливо слышал отдельные далеко не шутливые выкрики «нет», которые доносились с разных сторон.
Так-то вот.
Главный вопрос состоял в том, чтобы найти замену четырем Нарциссам, павшим в рядах армии Короля Мичигана, который одновременно воевал и с партиями с Великих Озер, и с Герцогом Оклахомским.
Как сейчас помню, был там один рослый парень, как мне показалось, кузнец. Он встал во весь рост и объявил собранию: «Пошлите меня. Руки чешутся прибить парочку другую суннеров. Тоже мне, посмели быть не Нарциссами!» И тому подобное. К полному моему изумлению, его принялись сурово бранить за столь рьяные милитаристские наклонности. Ему поставили на вид, что воевать — это не в игрушки играть. На повестке дня стояла народная трагедия, и поэтому пусть он, приличия ради, примет скорбный вид. Иначе его придется удалить с собрания.
«Суннерами» называли жителей Оклахомы. В честь них то же прозвище получили и все остальные, кто сражался на стороне Герцога Оклахомского, хотя были в его рядах и «шоу миз» из Миссури, и «джейхокеры» из Канзаса, и «хокейзы» из Айовы, и тому подобное. Кузнецу объяснили, что «суннеры» такие же люди, как и обитавшие в Индиане «хузьеры». А пожилой человек, который выдвинул предложение о моем выступлении, встал и сказал: «Юноша, ты ничем не лучше албанской лихорадки и „зеленой смерти“, раз тебе доставляет удовольствие просто так убивать!»
Эта сцена произвела на меня сильнейшее впечатление. До меня, наконец, дошло, что не в натуре наций воспринимать собственные войны как трагедию. А вот семьи не только могут, но и должны воспринимать войну как трагедию.
Браво! Молодцы!
Но основной причиной, почему кузнеца не отпустили воевать, было все же то, что у него на попечении находилось трое незаконнорожденных детей, нажитых от разных женщин, и двое новых «были на подступах», как заметил кто-то из собравшихся.
Ну где это видано, дать сукину сыну выйти сухим из воды?!
46
В конце концов, путем голосования были выбраны трое рекрутов для армии Короля Мичигана. По чистой случайности оказалось, что все трое были людьми, которых меньше всего было бы жалко потерять. До сих пор, по мнению собравшихся, им жилось легко и беззаботно.
Так-то вот.
Следующим стоял на повестке дня вопрос о предоставлении пищи и права беженцам-Нарциссам, которые стекались в город из охваченных войной северных районов штата.
Собранию пришлось во второй раз охладить пыл очередного энтузиаста. Молодая особа, с виду весьма привлекательная, но какая-то ужасно взлохмаченная и явно охваченная чрезмерным альтруизмом, сказала, что может разместить в своем доме штук двадцать беженцев.
Тогда взял голос следующий оратор и сказал, что эта женщина такая никудышная хозяйка, что даже ее родные дети не выдержали и убежали жить к родственникам.
Следующий выступающий указал на тот факт, что женщина ужасно рассеянна. Если бы не сердобольные соседи, то ее собственная собака давно бы подохла с голоду. А еще она ненарочно целых три раза чуть не сожгла собственный дом.
Не правда ли, звучит так, будто собравшиеся были ужасно жестоки. Но при этом они называли женщину «сестра Грейс», или кузина Грейс», в зависимости от того, кому кем она приходилась. Мне она, естественно, тоже доводилась кузиной. Она носила имя Нарцисс-13.
Более того, она могла представлять опасность лишь для себя самой, поэтому никто особенно не кипятился. Мне рассказали, что ее дети уходили жить в более благополучные дома, едва успев встать на ноги. На мой взгляд, в этом-то и крылась одна из самых привлекательных черт нашего с Элизой изобретения. Представляете, для детей открылись двери несметного количества домов, и, наконец, они получили долгожданное право самим выбирать себе родителей.
Кузина Грейс, со своей стороны, всем своим видом показывала, что она извлечет из этих выпадов нужный урок, хотя они и были для нее, как гром среди ясного неба.
47
Наконец подошло время моего выступления.
«Братья, сестры, кузины и кузены, — начал я, — нации пришел конец. Ваш Президент — это лишь тень его былого величия. Перед вами, склонив голову, стоит ваш непутевый кузен Уилбер».
«Ты был чертовски хорошим президентом, брат Билли!» — кто-то выкрикнул из задних рядов.
«Я хотел дать своей стране мир, так же, как дал ей братство, — продолжал я. — Но с прискорбием должен вам сказать, мира у нас еще нет. Мы обретаем его. Мы теряем его. Мы снова обретаем его. Мы снова теряем его. Благодарение Господу, что хоть не вся техника вышла из строя. Люди выдерживают все. Они сражаются. И еще, скажу я вам, хорошо, что больше нет сражений между чужаками. И мне плевать, кто против кого воюет, потому что у каждого обязательно найдутся собратья по другую сторону баррикад!
А раз мы уже с вами больше не одна нация, а только члены семьи, то что может быть проще, чем добиться милости противника.
Недавно мне довелось собственными глазами увидеть битву, которая происходила далеко — на север отсюда. Было это в районе озера Максинкаки. Я видел, как смешались в одну кучу кони, люди, копья, ножи, пистолеты и парочка пушек. Но видел я и другое. Я видел, как всюду люди братались и обнимались, а многие сдавались в плен и дезертировали. И после того, что я увидел, могу с полной уверенностью заявить: «Это вам не какая-нибудь кровавая резня!»
48
Пока я гостил в Индианаполисе, пришла радиограмма с официальным приглашением от Короля Мичигана. В том, как была составлена радиограмма, проскальзывали явные наполеоновские нотки. В ней сообщалось, что Король будет рад дать аудиенцию президенту Соединенных Штатов в своем Летнем дворце на берегу озера Максинкаки. Также сообщалось, что стража получила приказ беспрепятственно пропустить меня во дворец. Далее говорилось, что битва окончена. «Победа за нами», сообщалось в радиограмме.
Поэтому мы с пилотом поспешили в гости к Королю.
В былые времена мою встречу с Королем Мичигана обязательно окрестили бы «историческим моментом». А сама встреча проходила бы под прицелом многочисленных кинокамер, микрофонов и репортеров. В действительности же, при встрече присутствовала лишь пара стенографистов, которых Король называл: «Мои писатели». И он был абсолютно прав, величая бедняг с бумагой и ручками на старинный забытый манер.
Подавляющее число солдат в его армии вообще едва умели читать и писать.
В тайные апартаменты Короля допустили меня одного. Апартаменты имели спартанский вид. Это была огромная комната, по всей видимости, раньше в ней устраивали танцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Вера не заметила моего приближения. Как ребенок, она неумело смотрела в аппарат и бессистемно крутила ручки. По-видимому, она ни разу в жизни не видела микроскопа. Я подкрался поближе на цыпочках и вдруг крикнул: «Бу!»
Она в ужасе отшатнулась.
«Привет!» — сказал я.
«Ничего не понимаю», — сказала она, подразумевая микроскоп.
«Малюсенькие агрессоры, подстерегающие нас на каждом шагу, которые мечтают убить и сожрать нас, вот и все, — сказал я. — Ты действительно хочешь на них посмотреть?»
«Я рассматривала опал», — сказала она.
На предметном столике микроскопа красовался браслет с опалами и бриллиантами. В прежние времена коллекция драгоценных камней стоила бы миллионы долларов. А теперь люди отдавали Вере все драгоценности, которые им попадались. Точно так же, как мне отдавали все подсвечники.
Драгоценности потеряли всякую ценность. Обесценены были и подсвечники по той причине, что на Манхэттене не осталось ни одной свечи. Ночью люди освещали свои жилища помещенными в животный жир кусками ткани.
«Наверное, и на опале развелись микробы „зеленой смерти“, — сказал я.
Эти микробы развелись куда ни плюнь. Между прочим, мы сами не умерли от «зеленой смерти», потому что принимали противоядие, которое абсолютно случайно открыли родственники Изадора — члены семейства Малин. Лишались противоядия одиночные нарушители правопорядка, а порой и целые армии нарушителей, и тем самым они быстренько отправлялись на «индюшачью ферму» — в мир иной.
44
Между прочим, среди Малин не было ни одного выдающегося ученого. Противоядие они открыли совершенно случайно. Дело в том, что они не чистили употребляемую в пищу рыбу. Очевидно, противоядие досталось нам в наследство от добрых старых времен, когда произошло полное загрязнение окружающей среды. Противоядие содержалось во внутренностях рыбы, которую употребляли в пищу.
«Вера, — сказал я. — Если тебе все-таки удастся настроить микроскоп, то картина, которая откроется твоему взору, разобьет твое сердце».
«Что может разбить мое сердце?» — спросила она.
«Ты увидишь организмы, которые вызывают „зеленую смерть“, — сказал я.
«Думаешь, я заплачу?» — спросила она.
«Ты женщина совестливая, — сказал я, — а разве ты не понимаешь, что каждый раз, когда мы принимаем противоядие, мы своими руками убиваем триллионы этих бедняг?»
По секрету Вера рассказала, что в начале недели к ней снова заходили Мелодия и Изадор. Они снова просились в рабство.
«Я пыталась объяснить им, что рабство не всем к лицу, — сказала она. — Скажи, что ждет моих рабов, когда я умру?»
«Не думай о завтрашнем дне, — ответил я, — завтрашний день сам о себе позаботится. Думай о хлебе своем насущном. Аминь».
Мы еще поболтали немного, вспоминая Индианаполис былых времен. Я видел его с высоты птичьего полета во время воздушного путешествия в Урбану. В то время Вера работала официанткой, а ее муж барменом в «Тринадцатом клубе». Я полюбопытствовал, как выглядел клуб изнутри.
«О, разве ты не знаешь, — удивилась она, — понатыкали всюду черных котов, головы со светящимися глазами, кинжалами прикрепили к столикам тузы пик и прочую дребедень. Я должна была носить чулки-сеточку, высокие шпильки, маску и тому подобное. Официантам, барменам и вышибалам строго вменялось в обязанность напяливать вампирские клыки».
«Хм».
«Мы называли сосиски „кровопусками“.
«Угу».
«Томатный сок с джином нам приходилось называть „Наслаждение Дракулы“,
— сказала она. — Но мы никогда особенно не преуспевали. В Индианаполисе не в почете была подобная чепуха. Он всегда был городом Нарциссов. И если ты не Нарцисс, гроша ломаного ты не стоишь».
45
Хочу признаться, как на духу, под какую бы личину меня не заносило, то ли мультимиллионера, то ли врача-педиатра, то ли сенатора, то ли президента, меня неизменно баловало провидение.
Однако ничто и близко не может сравниться с той теплотой, с которой меня приняли в роли брата-Нарцисса в Индианаполисе, штат Индиана!
Люди там большей частью жили бедные. На своих плечах они вынесли столько лишений и смертей! Они находились под постоянной угрозой новых кровопролитий, потому что за стенами города разгорались все новые и новые сражения. Но посмотрели бы вы, какой парад и какой банкет устроили эти несчастные в мою честь и, естественно, в честь Карлоса Нарцисса-2 Виллавиченцо! Своей пышностью они затмили даже видавший виды Древний Рим.
Капитан Бернард Орел-1 О'Хара сказал мне: «Мой бог, мистер президент, если бы я только мог предположить, что такое возможно, я бы попросил, чтобы вы нарекли меня Нарциссом».
Тогда я ему ответил: «Зовись же отныне Нарциссом!»
Наиболее интересным с познавательной точки зрения мероприятием, которое мне удалось посетить в Индианаполисе, была еженедельная семейная сходка Нарциссов.
Да, вот и я, и мой пилот, и Карлос право голоса получили на той сходке. Имели право голоса и женщины, и мужчины, и даже дети старше девяти лет.
Я пробыл в городе без году неделю. Но если бы мне выпала удача, я вполне мог бы стать председателем собрания. Председатель избирался из числа всех собравшихся путем жеребьевки. Счастливый номер в тот вечер вытянула одиннадцатилетняя чернокожая девочка, которую звали Дороти Нарцисс-7 Гарланд.
Она была полностью готова руководить сходкой, впрочем, я думаю, к этому был готов каждый из собравшихся.
Она уверенно подошла к столу, который был почти с нее ростом. Без тени сомнения или излишних извинений моя маленькая кузина ловко взобралась на стул. Она грохнула желтым председательским молотком, чем быстро призвала собравшихся к порядку. И она обратилась со следующими словами к своим уважительно притихшим родственникам: «Сегодня среди нас — президент Соединенных Штатов. Многие об этом уже, конечно, знают. С вашего разрешения я попрошу его сказать нам пару слов после того, как мы закончим свои текущие дела.
Пусть кто-нибудь из собравшихся выдвинет это в форме предложения», — сказала она.
«Выдвигаю предложение обратиться к брату Уилберу с просьбой выступить перед собравшимися, после того, как будут окончены текущие дела», — сказал пожилой человек, который сидел рядом со мной.
Предложение было поддержано и поставлено на открытое голосование. Оно было принято большинством голосов. Но я отчетливо слышал отдельные далеко не шутливые выкрики «нет», которые доносились с разных сторон.
Так-то вот.
Главный вопрос состоял в том, чтобы найти замену четырем Нарциссам, павшим в рядах армии Короля Мичигана, который одновременно воевал и с партиями с Великих Озер, и с Герцогом Оклахомским.
Как сейчас помню, был там один рослый парень, как мне показалось, кузнец. Он встал во весь рост и объявил собранию: «Пошлите меня. Руки чешутся прибить парочку другую суннеров. Тоже мне, посмели быть не Нарциссами!» И тому подобное. К полному моему изумлению, его принялись сурово бранить за столь рьяные милитаристские наклонности. Ему поставили на вид, что воевать — это не в игрушки играть. На повестке дня стояла народная трагедия, и поэтому пусть он, приличия ради, примет скорбный вид. Иначе его придется удалить с собрания.
«Суннерами» называли жителей Оклахомы. В честь них то же прозвище получили и все остальные, кто сражался на стороне Герцога Оклахомского, хотя были в его рядах и «шоу миз» из Миссури, и «джейхокеры» из Канзаса, и «хокейзы» из Айовы, и тому подобное. Кузнецу объяснили, что «суннеры» такие же люди, как и обитавшие в Индиане «хузьеры». А пожилой человек, который выдвинул предложение о моем выступлении, встал и сказал: «Юноша, ты ничем не лучше албанской лихорадки и „зеленой смерти“, раз тебе доставляет удовольствие просто так убивать!»
Эта сцена произвела на меня сильнейшее впечатление. До меня, наконец, дошло, что не в натуре наций воспринимать собственные войны как трагедию. А вот семьи не только могут, но и должны воспринимать войну как трагедию.
Браво! Молодцы!
Но основной причиной, почему кузнеца не отпустили воевать, было все же то, что у него на попечении находилось трое незаконнорожденных детей, нажитых от разных женщин, и двое новых «были на подступах», как заметил кто-то из собравшихся.
Ну где это видано, дать сукину сыну выйти сухим из воды?!
46
В конце концов, путем голосования были выбраны трое рекрутов для армии Короля Мичигана. По чистой случайности оказалось, что все трое были людьми, которых меньше всего было бы жалко потерять. До сих пор, по мнению собравшихся, им жилось легко и беззаботно.
Так-то вот.
Следующим стоял на повестке дня вопрос о предоставлении пищи и права беженцам-Нарциссам, которые стекались в город из охваченных войной северных районов штата.
Собранию пришлось во второй раз охладить пыл очередного энтузиаста. Молодая особа, с виду весьма привлекательная, но какая-то ужасно взлохмаченная и явно охваченная чрезмерным альтруизмом, сказала, что может разместить в своем доме штук двадцать беженцев.
Тогда взял голос следующий оратор и сказал, что эта женщина такая никудышная хозяйка, что даже ее родные дети не выдержали и убежали жить к родственникам.
Следующий выступающий указал на тот факт, что женщина ужасно рассеянна. Если бы не сердобольные соседи, то ее собственная собака давно бы подохла с голоду. А еще она ненарочно целых три раза чуть не сожгла собственный дом.
Не правда ли, звучит так, будто собравшиеся были ужасно жестоки. Но при этом они называли женщину «сестра Грейс», или кузина Грейс», в зависимости от того, кому кем она приходилась. Мне она, естественно, тоже доводилась кузиной. Она носила имя Нарцисс-13.
Более того, она могла представлять опасность лишь для себя самой, поэтому никто особенно не кипятился. Мне рассказали, что ее дети уходили жить в более благополучные дома, едва успев встать на ноги. На мой взгляд, в этом-то и крылась одна из самых привлекательных черт нашего с Элизой изобретения. Представляете, для детей открылись двери несметного количества домов, и, наконец, они получили долгожданное право самим выбирать себе родителей.
Кузина Грейс, со своей стороны, всем своим видом показывала, что она извлечет из этих выпадов нужный урок, хотя они и были для нее, как гром среди ясного неба.
47
Наконец подошло время моего выступления.
«Братья, сестры, кузины и кузены, — начал я, — нации пришел конец. Ваш Президент — это лишь тень его былого величия. Перед вами, склонив голову, стоит ваш непутевый кузен Уилбер».
«Ты был чертовски хорошим президентом, брат Билли!» — кто-то выкрикнул из задних рядов.
«Я хотел дать своей стране мир, так же, как дал ей братство, — продолжал я. — Но с прискорбием должен вам сказать, мира у нас еще нет. Мы обретаем его. Мы теряем его. Мы снова обретаем его. Мы снова теряем его. Благодарение Господу, что хоть не вся техника вышла из строя. Люди выдерживают все. Они сражаются. И еще, скажу я вам, хорошо, что больше нет сражений между чужаками. И мне плевать, кто против кого воюет, потому что у каждого обязательно найдутся собратья по другую сторону баррикад!
А раз мы уже с вами больше не одна нация, а только члены семьи, то что может быть проще, чем добиться милости противника.
Недавно мне довелось собственными глазами увидеть битву, которая происходила далеко — на север отсюда. Было это в районе озера Максинкаки. Я видел, как смешались в одну кучу кони, люди, копья, ножи, пистолеты и парочка пушек. Но видел я и другое. Я видел, как всюду люди братались и обнимались, а многие сдавались в плен и дезертировали. И после того, что я увидел, могу с полной уверенностью заявить: «Это вам не какая-нибудь кровавая резня!»
48
Пока я гостил в Индианаполисе, пришла радиограмма с официальным приглашением от Короля Мичигана. В том, как была составлена радиограмма, проскальзывали явные наполеоновские нотки. В ней сообщалось, что Король будет рад дать аудиенцию президенту Соединенных Штатов в своем Летнем дворце на берегу озера Максинкаки. Также сообщалось, что стража получила приказ беспрепятственно пропустить меня во дворец. Далее говорилось, что битва окончена. «Победа за нами», сообщалось в радиограмме.
Поэтому мы с пилотом поспешили в гости к Королю.
В былые времена мою встречу с Королем Мичигана обязательно окрестили бы «историческим моментом». А сама встреча проходила бы под прицелом многочисленных кинокамер, микрофонов и репортеров. В действительности же, при встрече присутствовала лишь пара стенографистов, которых Король называл: «Мои писатели». И он был абсолютно прав, величая бедняг с бумагой и ручками на старинный забытый манер.
Подавляющее число солдат в его армии вообще едва умели читать и писать.
В тайные апартаменты Короля допустили меня одного. Апартаменты имели спартанский вид. Это была огромная комната, по всей видимости, раньше в ней устраивали танцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15