Он просил, чтобы я не забывал ставить это имя в своей подписи, а также поместил его на почтовом ящике, на листах печатных заготовок, в адресном справочнике… Он сообщал, что в основе выбора имени лежал безукоризненный принцип чистой случайности. Имя не содержало в себе ни малейшего намека на мой характер, внешность или прошлое.
В обманчиво-панибратской манере мой президент предлагал мне целый ряд идиотских примеров, как бы я мог проявить заботу о новых искусственных родственниках: а именно, поливать во время их отпуска комнатные растения, присматривать за детьми, чтобы дать возможность немного развлечься, порекомендовать действительно хорошего зубного врача, отправить за них письмо, сопровождать во время пугающего визита к врачу, навещать в тюрьме или больнице, составить компанию для просмотра фильма ужасов.
Так-то вот.
Между прочим, мое новое имя привело меня в неописуемый восторг. Я приказал немедленно перекрасить Овальный зал Белого дома в бледно-желтый цвет. Сделал я это для того, чтобы подчеркнуть свое превращение в Нарцисса.
Да, вот и когда я отдавал своему личному секретарю Гортензии Щука-13 Мак Банда распоряжение о покраске, перед нами как из-под земли вырос мойщик посуды из кухни Белого дома. Было видно, что он явился по очень щепетильному вопросу. Он так сильно волновался, что слова застревали у него в горле.
Когда ему все-таки удалось справиться со своей нерешительностью и членораздельно изложить суть дела, я поспешил заключить его в свои объятия.
Он поднялся из чадных недр, чтобы отважно сообщить мне, что, как и я сам, он получил имя Нарцисс-2.
«Брат мой!» — воскликнул я.
36
Неужели, скажете вы, у новой социальной программы не было ни одного противника? Почему же, конечно, были и противники. И в точности так, как и предсказали когда-то мы с Элизой, мои враги настолько ополчились против создания искусственных разветвленных семей, что сами сплотились в разношерстную искусственную разветвленную семью.
Они нацепили свои отличительные значки и продолжали их носить даже после того, как я официально вступил на пост президента. А надпись на значках была предопределена с роковой неизбежностью. Она гласила: «Одинок, слава Богу!»
Даже когда моя собственная жена, урожденная Софи Ротшильд, нацепила этот значок, я не мог удержаться от смеха.
Так-то вот.
Получив вышеупомянутое письмо от своего президента, которым являлся я сам, Софи пришла в бешенство. В письме сообщалось, что она больше не является одной из представительниц рода Ротшильдов. Она стала полноправным членом семейства Земляной орех-3. Повторяю: мне было очень жаль, но я не мог удержаться от смеха.
Несколько недель Софи медленно закипала. А потом, в один из дней, когда стояло особенно сильное притяжение, она на четвереньках вползла в Овальный зал. Она хотела сообщить, что ненавидит меня. Я не был ни капельки уязвлен.
Я уже неоднократно говорил, что не питал на свой счет никаких иллюзий. Я понимал, что навряд ли представляю из себя подходящий материал, из которого лепятся счастливые браки.
Софи не пришлось задирать голову, чтобы заглянуть мне в глаза. Подобно ей, я распластался на полу, упершись подбородком в подушку. Я читал интересный репортаж о событиях в Урбане, штат Иллинойс. Я не мог посвятить ей все свое внимание, поэтому она спросила: «Что ты там такое нашел, что тебя волнует больше, чем я?»
«Видишь ли, — сказал я, — вот уже много лет я считал, что являюсь единственным американцем, которому за последние годы посчастливилось разговаривать с китайцами. Но это уже не так. Недель около трех тому назад китайская делегация нанесла визит вдове физика из Урбаны».
«Ни за что не позволю себе отнимать твое драгоценное время, — сказала она. — Наверное, тебе китайцы ближе, чем я».
На последнее рождество я подарил ей инвалидное кресло на колесах, чтобы она могла передвигаться в нем по Белому дому в дни с сильным притяжением. Я поинтересовался, почему она не пользуется креслом. «Мне ужасно грустно видеть, как ты ползаешь по земле».
«Но ведь я — Земляной орех, — сказала она. — А Земляным орехам не пристало отрываться от земли. Они и славятся-то низостью своего положения. Дешевле дешевого, ниже самого низкого!»
Мне казалось делом принципиальным не разрешать менять выданные правительством новые имена. На столь раннем этапе это могло погубить все мероприятие. Наверное, все же не стоило мне быть таким буквоедом. Ведь разрешены же сегодня любые замены и на Острове смерти, и в остальных местах. И это не принесло никакого вреда. Но с Софи я обошелся жестоко. «Ты, конечно, хочешь быть Софи Орел или Софи Бриллиант», — сказал я.
«Я хочу остаться Софи Ротшильд», — сказала она.
«Тогда тебе лучше отправиться в Мачу Пикчу, — сказал я. — Туда стянулась почти вся твоя кровная родня».
«Неужели тебе доставляет садистское удовольствие, — сказала она, — видеть, что я породнилась с грязными незнакомцами, которые выползают из зловонных дыр, как клещи, чтобы доказать свою любовь? Выползают, как сороконожки! Как слизни! Как черви!»
«Будет тебе, будет».
«Когда в последний раз ты удосужился посмотреть дальше своего носа? Неужели ты не понимаешь, какой устроил балаган?» — спросила она.
Все обозримое пространство за оградой Белого дома заполонили люди, которые претендовали быть моими искусственными родственниками или искусственными родственниками Софи.
Помню, были там два карлика. Они держали лозунг, на котором было написано: «Расцветаем, как цветы, когда нами правишь ты!»
Была там одна женщина. Она напялила армейскую куртку прямо поверх алого вечернего платья. На голове ее красовался кожаный авиационный шлем устаревшего образца, защитные очки и прочая экипировка.
Женщина раскачивала на шесте табличку с надписью «Ореховое масло».
«Софи, — сказал я, — это еще не вся Америка. И ты ничуть не ошиблась, когда обозвала этих людей сороконожками, клещами и червями. У них за всю жизнь не было ни одного захудалого друга, ни единого родственника. Им оставалось одно: думать, что по ошибке они попали не в ту Вселенную, потому что даже самая последняя тварь не хотела иметь с ними ничего общего».
«Я ненавижу их», — сказала Софи.
«Безобидное занятие, — сказал я. — Ненавидь себе на здоровье. Я счастлив, что сделал то, что мог. И от одной мысли, Софи, что все эти люди собрались за оградой, у меня теплеет на сердце. Словно испуганных муравьев, новые гуманные законы выманили их из зловонных нор. Как слепые, блуждают они в поисках долгожданных братьев и сестер. Их дарит нам президент, дарит прямо из государственных социальных фондов».
«Ты сошел с ума».
«Возможно. Но это не галлюцинация. Я вижу наяву, как за оградой эти несчастные находят друг друга. И на наших глазах после мучительных лет пребывания, как ты изволила заметить, под личиной сороконожек, клещей, слизняков и червей, они превратятся в людей».
Так-то вот.
37
Как и следовало ожидать, не долго думая, Софи развелась со мной и смылась в новое государство, которое образовалось в Мачу Пикчу, в Перу, предусмотрительно захватив с собой драгоценности, меха, картины, золотые слитки и т.п.
Я успел сказать ей напоследок, если мне не изменяет память, следующие слова: «Неужели ты не можешь подождать, пока мы не совершим составление семейных справочников? Вот увидишь, и в твоем семействе окажется много выдающихся женщин и мужчин».
«В моей семье уже есть сколько угодно выдающихся женщин и мужчин, — ответила она. — До свидания».
Чтобы довести до конца издание семейных справочников, нам еще раз пришлось свозить бумаги из Государственного Архива на электростанцию.
Но все равно мы были не в состоянии выдать на руки всем гражданам личные семейные справочники. Зато нам удалось снабдить ими каждое здание законодательного органа штата, каждую ратушу, каждое полицейское управление и каждую публичную библиотеку.
Да, вот и после того, как государство обеспечило граждан справочниками, свободное предпринимательство ухватилось за выпуск семейных газет. Моя газета называлась «Нарциссиум». Газета Софи, которая еще долго продолжала приходить в Белый дом после ее отъезда, называлась «Голос снизу». Как-то на днях Вера рассказывала мне, что у Бурундуков была семейная газета под названием «Хворост». В колонке объявлений помещались объявления родственников, которые предлагали себя в качестве рабочей силы, интересовались, как выгодней поместить капитал, предлагали всякую всячину для продажи. В колонке новостей сообщалось о крупных победах членов семейства, а также помещались предостережения против родственников, которые приставали к несовершеннолетним, мошенничали и т.п. Обязательно имелись списки родственников, которых можно навестить в различных больницах и тюрьмах.
Некоторые печатные органы призывали к созданию семейного жизненного страхования, спортивных клубов и т.п.
Я хорошо запомнил одну любопытную статейку, то ли из «Нарциссиума», то ли из «Голоса снизу», точно не припомню. Так вот, в этой статейке сообщалось, что лучшим оплотом закона и порядка являются высокосознательные семьи. Поэтому в скором времени полностью отпадет нужда в полицейских участках.
«Если вам известен родственник, который нарушает закон, — говорилось в заключение, — не спешите обращаться в полицию. Лучше позовите на подмогу еще штук десять честных родственников».
И тому подобное.
Новорожденные семьи углубились в тщательный самоанализ и, конечно, не замедлили всплыть на поверхность статистические просчеты. Например, оказалось, что все без исключения члены семейства Вечнозеленых имеют отношение к музыке. Трое членов этого семейства были дирижерами крупнейших симфонических оркестров. Вдова из Урбаны, которую посещали китайцы, тоже была членом семейства Вечнозеленых. Она давала уроки игры на фортепиано, чем зарабатывала на жизнь.
Оказалось, что все члены семейства Арбузов на килограмм-другой тяжелее, чем члены других семейств.
Три четверти семейства Бабочек составляли женщины.
И так далее и тому подобное.
Что касается моей собственной семьи, то огромное количество Нарциссов осело в районе Индианаполиса. Там же издавалась наша семейная газета, а ее шапка хвастливо гласила: «Напечатано в Нарциссграде, США».
Так-то вот.
Как грибы после дождя, стали появляться семейные клубы. Я собственноручно разрезал ленточку при открытии клуба Нарциссов в Манхэттене, на 43-й Улице, рядом с 5-й Авеню.
38
В тот же приезд я впервые посетил манхэттенский «Тринадцатый клуб». Мне и раньше доводилось слышать, что в Чикаго расплодилось множество низкопробных заведений того же порядка. Вот и Манхэттен заимел свое собственное.
Мы с Элизой не были настолько дальновидны, чтобы предусмотреть, что все люди с цифрой 13 в фамилии поспешат сгрудиться в самую большую семью.
Наконец мне предоставился случай по достоинству оценить родной три-бензо-манерамил.
Я спросил у вахтера, можно ли мне зайти посмотреть, как выглядит манхэттенский «Тринадцатый клуб».
«С должным уважением, мистер Президент, — сказал он мне, — но вы-то сами, сэр, — тринадцатый?» — «Нет, — сказал я. — Вы отлично знаете, что нет» — «В таком случае я вынужден сказать вам, сэр, и это мой долг, с глубоким уважением, сэр, не пойти ли вам подальше? Катитесь-ка вы, сэр, к едрене фе-не-е-е!»
Я был в полном экстазе.
39
И вот в то самое время, когда все шло, как по маслу, и американцы были счастливы, как дети, несмотря на то, что государство обанкротилось и, буквально, расползалось по всем швам, так вот, в это самое время, как назло, людей повсеместно стала косить албанская лихорадка. Она за раз уносила миллионы жизней. На Манхэттене же люди стали умирать от «зеленой смерти».
И тут пришел конец нации. Она развалилась на отдельные семьи.
Так-то вот.
О-хо-хо! Все, кому не лень, полезли претендовать на герцогства, царства и тому подобное барахло. Армии стали образовываться повсеместно, повсюду возводились крепости. Кому это может прийти по душе? Такая же напасть, как плохая погода и изменчивое притяжение. Каким только испытаниям не подвергались несчастные семьи!
Очевидно, в тот же период произошло еще одно печальное событие. Однажды ночью притяжение разгулялось настолько, что подорвало основы государства Мачу Пикчу. И вот все его верховные правители вместе с лавками чудес, банками, золотыми слитками, драгоценностями, произведениями искусства доколумбового периода. Оперным театром и божьими храмами кубарем покатились с вершины Анд и оказались в море.
Я плакал.
Какое-то время по старой привычке в Белый дом еще доставлялись различные извещения. А мы, его обитатели, лицом к лицу столкнулись со смертью и ожиданием смерти.
Наша личная гигиена заметно деградировала. Умываться и чистить зубы стало делом случайным. Мужчины отпустили бороды и отрастили волосы до плеч. В каминах горела ясным пламенем мебель, обшивка стен, картинные рамы и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
В обманчиво-панибратской манере мой президент предлагал мне целый ряд идиотских примеров, как бы я мог проявить заботу о новых искусственных родственниках: а именно, поливать во время их отпуска комнатные растения, присматривать за детьми, чтобы дать возможность немного развлечься, порекомендовать действительно хорошего зубного врача, отправить за них письмо, сопровождать во время пугающего визита к врачу, навещать в тюрьме или больнице, составить компанию для просмотра фильма ужасов.
Так-то вот.
Между прочим, мое новое имя привело меня в неописуемый восторг. Я приказал немедленно перекрасить Овальный зал Белого дома в бледно-желтый цвет. Сделал я это для того, чтобы подчеркнуть свое превращение в Нарцисса.
Да, вот и когда я отдавал своему личному секретарю Гортензии Щука-13 Мак Банда распоряжение о покраске, перед нами как из-под земли вырос мойщик посуды из кухни Белого дома. Было видно, что он явился по очень щепетильному вопросу. Он так сильно волновался, что слова застревали у него в горле.
Когда ему все-таки удалось справиться со своей нерешительностью и членораздельно изложить суть дела, я поспешил заключить его в свои объятия.
Он поднялся из чадных недр, чтобы отважно сообщить мне, что, как и я сам, он получил имя Нарцисс-2.
«Брат мой!» — воскликнул я.
36
Неужели, скажете вы, у новой социальной программы не было ни одного противника? Почему же, конечно, были и противники. И в точности так, как и предсказали когда-то мы с Элизой, мои враги настолько ополчились против создания искусственных разветвленных семей, что сами сплотились в разношерстную искусственную разветвленную семью.
Они нацепили свои отличительные значки и продолжали их носить даже после того, как я официально вступил на пост президента. А надпись на значках была предопределена с роковой неизбежностью. Она гласила: «Одинок, слава Богу!»
Даже когда моя собственная жена, урожденная Софи Ротшильд, нацепила этот значок, я не мог удержаться от смеха.
Так-то вот.
Получив вышеупомянутое письмо от своего президента, которым являлся я сам, Софи пришла в бешенство. В письме сообщалось, что она больше не является одной из представительниц рода Ротшильдов. Она стала полноправным членом семейства Земляной орех-3. Повторяю: мне было очень жаль, но я не мог удержаться от смеха.
Несколько недель Софи медленно закипала. А потом, в один из дней, когда стояло особенно сильное притяжение, она на четвереньках вползла в Овальный зал. Она хотела сообщить, что ненавидит меня. Я не был ни капельки уязвлен.
Я уже неоднократно говорил, что не питал на свой счет никаких иллюзий. Я понимал, что навряд ли представляю из себя подходящий материал, из которого лепятся счастливые браки.
Софи не пришлось задирать голову, чтобы заглянуть мне в глаза. Подобно ей, я распластался на полу, упершись подбородком в подушку. Я читал интересный репортаж о событиях в Урбане, штат Иллинойс. Я не мог посвятить ей все свое внимание, поэтому она спросила: «Что ты там такое нашел, что тебя волнует больше, чем я?»
«Видишь ли, — сказал я, — вот уже много лет я считал, что являюсь единственным американцем, которому за последние годы посчастливилось разговаривать с китайцами. Но это уже не так. Недель около трех тому назад китайская делегация нанесла визит вдове физика из Урбаны».
«Ни за что не позволю себе отнимать твое драгоценное время, — сказала она. — Наверное, тебе китайцы ближе, чем я».
На последнее рождество я подарил ей инвалидное кресло на колесах, чтобы она могла передвигаться в нем по Белому дому в дни с сильным притяжением. Я поинтересовался, почему она не пользуется креслом. «Мне ужасно грустно видеть, как ты ползаешь по земле».
«Но ведь я — Земляной орех, — сказала она. — А Земляным орехам не пристало отрываться от земли. Они и славятся-то низостью своего положения. Дешевле дешевого, ниже самого низкого!»
Мне казалось делом принципиальным не разрешать менять выданные правительством новые имена. На столь раннем этапе это могло погубить все мероприятие. Наверное, все же не стоило мне быть таким буквоедом. Ведь разрешены же сегодня любые замены и на Острове смерти, и в остальных местах. И это не принесло никакого вреда. Но с Софи я обошелся жестоко. «Ты, конечно, хочешь быть Софи Орел или Софи Бриллиант», — сказал я.
«Я хочу остаться Софи Ротшильд», — сказала она.
«Тогда тебе лучше отправиться в Мачу Пикчу, — сказал я. — Туда стянулась почти вся твоя кровная родня».
«Неужели тебе доставляет садистское удовольствие, — сказала она, — видеть, что я породнилась с грязными незнакомцами, которые выползают из зловонных дыр, как клещи, чтобы доказать свою любовь? Выползают, как сороконожки! Как слизни! Как черви!»
«Будет тебе, будет».
«Когда в последний раз ты удосужился посмотреть дальше своего носа? Неужели ты не понимаешь, какой устроил балаган?» — спросила она.
Все обозримое пространство за оградой Белого дома заполонили люди, которые претендовали быть моими искусственными родственниками или искусственными родственниками Софи.
Помню, были там два карлика. Они держали лозунг, на котором было написано: «Расцветаем, как цветы, когда нами правишь ты!»
Была там одна женщина. Она напялила армейскую куртку прямо поверх алого вечернего платья. На голове ее красовался кожаный авиационный шлем устаревшего образца, защитные очки и прочая экипировка.
Женщина раскачивала на шесте табличку с надписью «Ореховое масло».
«Софи, — сказал я, — это еще не вся Америка. И ты ничуть не ошиблась, когда обозвала этих людей сороконожками, клещами и червями. У них за всю жизнь не было ни одного захудалого друга, ни единого родственника. Им оставалось одно: думать, что по ошибке они попали не в ту Вселенную, потому что даже самая последняя тварь не хотела иметь с ними ничего общего».
«Я ненавижу их», — сказала Софи.
«Безобидное занятие, — сказал я. — Ненавидь себе на здоровье. Я счастлив, что сделал то, что мог. И от одной мысли, Софи, что все эти люди собрались за оградой, у меня теплеет на сердце. Словно испуганных муравьев, новые гуманные законы выманили их из зловонных нор. Как слепые, блуждают они в поисках долгожданных братьев и сестер. Их дарит нам президент, дарит прямо из государственных социальных фондов».
«Ты сошел с ума».
«Возможно. Но это не галлюцинация. Я вижу наяву, как за оградой эти несчастные находят друг друга. И на наших глазах после мучительных лет пребывания, как ты изволила заметить, под личиной сороконожек, клещей, слизняков и червей, они превратятся в людей».
Так-то вот.
37
Как и следовало ожидать, не долго думая, Софи развелась со мной и смылась в новое государство, которое образовалось в Мачу Пикчу, в Перу, предусмотрительно захватив с собой драгоценности, меха, картины, золотые слитки и т.п.
Я успел сказать ей напоследок, если мне не изменяет память, следующие слова: «Неужели ты не можешь подождать, пока мы не совершим составление семейных справочников? Вот увидишь, и в твоем семействе окажется много выдающихся женщин и мужчин».
«В моей семье уже есть сколько угодно выдающихся женщин и мужчин, — ответила она. — До свидания».
Чтобы довести до конца издание семейных справочников, нам еще раз пришлось свозить бумаги из Государственного Архива на электростанцию.
Но все равно мы были не в состоянии выдать на руки всем гражданам личные семейные справочники. Зато нам удалось снабдить ими каждое здание законодательного органа штата, каждую ратушу, каждое полицейское управление и каждую публичную библиотеку.
Да, вот и после того, как государство обеспечило граждан справочниками, свободное предпринимательство ухватилось за выпуск семейных газет. Моя газета называлась «Нарциссиум». Газета Софи, которая еще долго продолжала приходить в Белый дом после ее отъезда, называлась «Голос снизу». Как-то на днях Вера рассказывала мне, что у Бурундуков была семейная газета под названием «Хворост». В колонке объявлений помещались объявления родственников, которые предлагали себя в качестве рабочей силы, интересовались, как выгодней поместить капитал, предлагали всякую всячину для продажи. В колонке новостей сообщалось о крупных победах членов семейства, а также помещались предостережения против родственников, которые приставали к несовершеннолетним, мошенничали и т.п. Обязательно имелись списки родственников, которых можно навестить в различных больницах и тюрьмах.
Некоторые печатные органы призывали к созданию семейного жизненного страхования, спортивных клубов и т.п.
Я хорошо запомнил одну любопытную статейку, то ли из «Нарциссиума», то ли из «Голоса снизу», точно не припомню. Так вот, в этой статейке сообщалось, что лучшим оплотом закона и порядка являются высокосознательные семьи. Поэтому в скором времени полностью отпадет нужда в полицейских участках.
«Если вам известен родственник, который нарушает закон, — говорилось в заключение, — не спешите обращаться в полицию. Лучше позовите на подмогу еще штук десять честных родственников».
И тому подобное.
Новорожденные семьи углубились в тщательный самоанализ и, конечно, не замедлили всплыть на поверхность статистические просчеты. Например, оказалось, что все без исключения члены семейства Вечнозеленых имеют отношение к музыке. Трое членов этого семейства были дирижерами крупнейших симфонических оркестров. Вдова из Урбаны, которую посещали китайцы, тоже была членом семейства Вечнозеленых. Она давала уроки игры на фортепиано, чем зарабатывала на жизнь.
Оказалось, что все члены семейства Арбузов на килограмм-другой тяжелее, чем члены других семейств.
Три четверти семейства Бабочек составляли женщины.
И так далее и тому подобное.
Что касается моей собственной семьи, то огромное количество Нарциссов осело в районе Индианаполиса. Там же издавалась наша семейная газета, а ее шапка хвастливо гласила: «Напечатано в Нарциссграде, США».
Так-то вот.
Как грибы после дождя, стали появляться семейные клубы. Я собственноручно разрезал ленточку при открытии клуба Нарциссов в Манхэттене, на 43-й Улице, рядом с 5-й Авеню.
38
В тот же приезд я впервые посетил манхэттенский «Тринадцатый клуб». Мне и раньше доводилось слышать, что в Чикаго расплодилось множество низкопробных заведений того же порядка. Вот и Манхэттен заимел свое собственное.
Мы с Элизой не были настолько дальновидны, чтобы предусмотреть, что все люди с цифрой 13 в фамилии поспешат сгрудиться в самую большую семью.
Наконец мне предоставился случай по достоинству оценить родной три-бензо-манерамил.
Я спросил у вахтера, можно ли мне зайти посмотреть, как выглядит манхэттенский «Тринадцатый клуб».
«С должным уважением, мистер Президент, — сказал он мне, — но вы-то сами, сэр, — тринадцатый?» — «Нет, — сказал я. — Вы отлично знаете, что нет» — «В таком случае я вынужден сказать вам, сэр, и это мой долг, с глубоким уважением, сэр, не пойти ли вам подальше? Катитесь-ка вы, сэр, к едрене фе-не-е-е!»
Я был в полном экстазе.
39
И вот в то самое время, когда все шло, как по маслу, и американцы были счастливы, как дети, несмотря на то, что государство обанкротилось и, буквально, расползалось по всем швам, так вот, в это самое время, как назло, людей повсеместно стала косить албанская лихорадка. Она за раз уносила миллионы жизней. На Манхэттене же люди стали умирать от «зеленой смерти».
И тут пришел конец нации. Она развалилась на отдельные семьи.
Так-то вот.
О-хо-хо! Все, кому не лень, полезли претендовать на герцогства, царства и тому подобное барахло. Армии стали образовываться повсеместно, повсюду возводились крепости. Кому это может прийти по душе? Такая же напасть, как плохая погода и изменчивое притяжение. Каким только испытаниям не подвергались несчастные семьи!
Очевидно, в тот же период произошло еще одно печальное событие. Однажды ночью притяжение разгулялось настолько, что подорвало основы государства Мачу Пикчу. И вот все его верховные правители вместе с лавками чудес, банками, золотыми слитками, драгоценностями, произведениями искусства доколумбового периода. Оперным театром и божьими храмами кубарем покатились с вершины Анд и оказались в море.
Я плакал.
Какое-то время по старой привычке в Белый дом еще доставлялись различные извещения. А мы, его обитатели, лицом к лицу столкнулись со смертью и ожиданием смерти.
Наша личная гигиена заметно деградировала. Умываться и чистить зубы стало делом случайным. Мужчины отпустили бороды и отрастили волосы до плеч. В каминах горела ясным пламенем мебель, обшивка стен, картинные рамы и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15